☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
— Юнхо? — Сан поворачивается к сгорбившемуся омеге и за подбородок поднимает его голову, вынуждая смотреть на себя. Все альфы молчат, даже омеги, резвящиеся в саду, умолкают в одночасье. Сан внимательно смотрит в лицо Юнхо, пытаясь отыскать ответы в мимике и малейших изменениях глаз, напоминающих звёзды, но с ними взглядом встретиться не удаётся. Сан уточняет, что именно хочет услышать: — Ты благородного происхождения? Юнхо не спешит поднимать глаза и кусает губы, бледнея так, что вся смуглость исчезает, превращая кожу в светлый пергамент. Он делается белее, чем совсем недавно был Сонхва, и дрожит весь, словно осина на несуществующем ветру. Ответа можно и не ждать, и Сан догадывается, почему Юнхо никак не может озвучить правду. Ему стыдно и страшно. А Сану больно, он обнимает Юнхо, притягивая к себе за пояс и, не стесняясь никого, целует. Поцелуй мало что может изменить в прошлом, никогда не сотрёт ужасов, которые пережил Юнхо, и не сделает его счастливым в одночасье. Но внутри у Сана такая буря эмоций, что поцелуй — это лучший способ не наговорить лишнего. Омега медленно расслабляется в его руках, и когда Сан чувствует осторожный ответ, он отстраняется и тянет Юнхо на себя, скользя влажными губами к уху и едва слышно произнося: — Ты понимаешь, что всё это значит? — Юнхо дёргается в его руках и отвечает «нет». — Я не имею права больше тебя удерживать, из казны я возмещу утерянное и земли, верну тебе доброе имя. И… Ты сможешь стать законным мужем, Юнхо. Мужем султана. Если захочешь, конечно. Юнхо смотрит на него долгие несколько секунд, а потом впервые теряется, отводит взгляд с трепещущими ресницами и делается будто вдвое меньше. Он дрожит всё отчётливее, но хотя бы не делает попытки сбежать, вместо этого утыкается лбом Сану в плечо, дышит надсадно и хрипло, словно задыхается. Сан крепче сжимает его в своих объятиях, чувствуя, как горячие слёзы впитываются в ткань одежд. — Все вон, — тихо, но чётко произносит Сан, и всех буквально сдувает в одно мгновение. Не только и без того притихших омег, но и суровых альф. Даже Чонхо, который кивком головы убирает стражников из помещения. Они остаются с той стороны дверей, но они за гранью, за чертой, и Юнхо прорывает, содрагаясь, он плачет на плече Сана, задушенно всхлипывая, пока Сан осторожно гладит его по спине. — Ну что ты? — Повелитель, я… я не мог… — Я всё понимаю, Юнхо, — Сан целует припухшие веки, стирает дорожки слёз большими пальцами, касается губами щёк и скул, с ресниц срываются новые и новые слёзы, оседая болезненной солью на губах. Сан осторожно гладит лицо Юнхо, удерживая в ладонях на мгновения, чтобы коснуться плечей, пальцев, поясницы, снова лица в тщетной попытке успокоить. — Но всё ведь разрешилось и бояться теперь нечего. Даже… даже если ты решишь вернуться домой, а не остаться со мной. — Не хочу. — Я не стану держать, — голос Сана срывается, болью отзываясь за грудиной. Юнхо прижимается к нему, всё ещё не делая попытки отстраниться и сбежать. Каждый всхлип раздирает Сана изнутри, острыми когтями полосуя бешено стучащее сердце. Но понимания в нём ни на грош, скорее, лишь зародающееся отчаяние, потому Сан не сразу понимает сказанное сиплым от слёз голосом: — Надо… — Что надо? — Держать, держать надо, — Юнхо с трудом отлипает от плеча альфы и поднимает на него припухшие глаза с тонкой сеточкой налившихся красным сосудов. Синие глаза в обрамлении чёрных ресниц с дрожащими на них каплями слёз так похожи на звёздное небо в россыпи звёзд. Но Юнхо отклоняется от поцелуя, заглядывая в глаза султана. Омега закусывает губу и севшим голосом произносит: — Если я нужен такой… какой я… Не смотри на меня, повелитель, я выгляжу ужасно. — Чушь, ты выглядишь великолепно, — Сан берёт руку Юнхо и легко касается губами костяшек, отчего Юнхо краснеет, будто альфа проявил внимание к нему впервые в жизни. — Ты согласен стать моим мужем? — ответом служит пронзительная тишина, если не считать сбившегося дыхания Юнхо, который лихорадочно блестящими глазами смотрит на султана, не моргая. Молчание затягивается, а у Сана вместо сердца дыра размером с половину мира. — Если ты этого хочешь, государь. — А чего хочешь ты, Юнхо? — Юнхо снова замирает, делая протяжные вдохи, словно воздух раскалён, и дышать им очень непросто. Сан терпеливо ждёт. Он ждал гораздо больше, чем эти волнующие минуты, но раскрывать все карты так и не спешит. Не должно знание привязывать омегу к нему, сейчас выбор должен принадлежать одному Юнхо. — Я хочу стать твоим супругом, повелитель. — Тогда нам предстоит продумать тройную свадьбу, — усмехается Сан и тянется за поцелуем, мягко лаская солоноватые от слёз губы. Нацеловавшись всласть, добавляет: — Если только выжеребка у Южной Звезды не начнётся раньше срока. — Или роды у Ёсана, — тихо говорит Юнхо, краснея от этих слов как маков цвет. Сан качает головой, юный омега не устаёт его удивлять. — Как думаешь, кто больше будет нервничать? Сумрак, который поломает нам стойло, пытаясь выбраться, или Чонхо? — Чонхо по нраву мало чем отличается от твоих норовистых жеребцов, мой повелитель. Достанется всем... Когда папа рожал меня, отец дом едва не разнёс, так нервничал. Так отец у меня тихий... был. А Чонхо хоть и выглядит скалой, но кипит в нём такое варево, что врагу не пожелаю. — Сколько ещё загадок в тебе, мой Юнхо? — в губы омеге шепчет султан. — Долго ещё будешь разгадывать, государь, — улыбается Юнхо и счастливо щурится, когда альфа трётся носом о его губы и лишь потом целует. Сладко, до подкашивающихся ног и горячего клубка внизу живота.***
Приготовления к тройной свадьбе идут полным ходом, без ненужной спешки, но так быстро, как только можно. У Сана и без того под кожей пульсирующая лава, не дающая спокойно сидеть за бумагами, а от мыслей о том, что Юнхо станет мужем, он и вовсе не может усидеть на месте, но не теряя ни концентрации, ни внимания. И не упускает в донесениях или письмах ни одного намёка на подозрительные факты. Выжеребка Южной Звезды и роды Ёсана приходятся на один день, и дворец содрогается от отчаянных переживаний двух альф. Сумрак ломает стойло в тщетной попытке вырваться из пут, которыми стреножили его ещё на рассвете по приказу султана. Сан до последнего был рядом, шептал коню нужные слова, но когда к нему подлетел взмыленный слуга с клочком бумаги с нервным почерком Ёсана, султан покидает конюшни, спеша на помощь советнику. Конь пронзительно ржёт всё время, пока его наконец не отпускают, и тогда он тычется мордой в шею уставшего жеребца-омеги, который вылизывает непрочно стоящего на ногах жеребёнка. Чонхо же мечется под дверью собственных покоев, откуда его властной рукой выдворил Ёсан, когда понял, что процесс пошёл. Чонхо мерит шагами плиты коридора, слева от двери в одном из принесённых кресел сидит бледный от вскриков за дверью Уён, напротив у окна, облокотившись на подоконник, стоит Сан. Оба в случае чего готовы кинуться и сдерживать рвущегося внутрь Чонхо. Оба обещали Ёсану не допустить Чонхо, если омега пожелает разрешиться от бремени без присутствия мужа. По традиции альфы ждут результатов вне стен, где происходит родоразрешение. Но Чонхо словно мечущийся гепард не находит себе места. Кресло он игнорирует с самого начала, Сан же устал сидеть, краем глаза он наблюдает за тем, как под сенью раскидистых деревьев с омегами, что вот-вот станут мужьями, работают подгоняющие одежды омеги. Оттого он едва не пропускает момент, когда Чонхо рвётся к двери. Уён дремлет в кресле, свесив голову на грудь, Сан же заступает Чонхо дорогу. — Повелитель, пусти. — Нет, Чонхо, ты же знаешь своего мужа. Если он решил, то... — Прости, повелитель, — Чонхо бьёт без замаха, и у Сана перед внутренним взором расцветает вселенная. Он хватает ртом воздух, а Чонхо ужом проскальзывает в свои покои. Сан отдалённо, словно свозь плотный слой воды, слышит визг омег. Рядом начинает шевелиться приходящий в себя, постанывающий и держащийся за голову Уён. — Ну и фрукт наш Чонхо, — стонет Уён, потирая висок. — Вырубил меня так внезапно, что я даже не понял. — Угу, — совиным уханьем соглашается Сан, делая очередную попытку разогнуться и наконец-то вдохнуть полноценно. Из-за двери не слышно ругани или возмущений, а когда Сан выпрямляется, придерживая рукой саднящее солнечное сплетение, из комнаты слышится громкий детский крик, а следом счастливый выкрик Чонхо: — ОМЕГА! Ёсан, ты подарил мне ещё одно сокровище! — Боги, наш Чонхо ещё опаснее, чем мне казалось прежде, — нервно смеётся Уён, потирая виски, когда из покоев вылетает сияющий Чонхо, который подхватывает Сана на руки и кружит вокруг своей оси. — Поставь султана, где взял, негодник. — Прости, повелитель... — склоняет с повинной голову Чонхо. — И за удар, и за это... но мужа пока покружить не могу, ему нужно отдыхать, а энергию деть куда-то надо. — Предлагаю направить в более мирное русло, — Сан строго смотрит на Чонхо, а потом не выдерживает и улыбается. — У нас совет через час, если ты не забыл, а пока поздравляю с рождением малыша и предлагаю это отметить. — А я требую сатисфакции, — фыркает Уён, но попытки напасть на Чонхо не предпринимает, лишь утирает пот, на мгновение представляя, как бы поступил он, и понимая, что так же от криков Сонхва, рванул бы сквозь все преграды. — Отыграешься на мне, когда твой рожать будет, — примирительно поднимая руки, смеётся Чонхо. Уён на секунду подвисает, потому что Чонхо смеётся. С м е ё т с я. — Ловлю на слове. Накануне свадьбы Сан долгое время стоит в сокровищнице, глядя на резной ларец своего папы. Он не сомневается, нет, просто ощущает себя юнцом с шумно колотящимся сердцем, готовым прыгать от переполняющих чувств. Султан заглядывает в ларец и расплывается в улыбке, потом смотрит в потолок сокровищницы, но видит лишь глубокое звёздное небо с редкими облаками, с которых наверняка на него смотрит папа. — Я нашёл того, кто достоин, папа. Он был отличным претендентом даже тогда, когда я отдал ему своё сердце, не зная, что он сможет стать моим мужем или просто полюбить в ответ. Но сейчас он трижды достоин. Он считает, что комплект будто изначально был создан для лучших в его жизни омег. Когда-то он принадлежал папе, теперь будет принадлежать синеглазому омеге, покорившему его сердце. Сан надолго замирает у дверей сапфирового двора, который вскоре навсегда опустеет, и смотрит на резной ларец в своих руках, за чем его и застаёт возвращающийся из библиотеки Сонхва. — Повелитель... я рад, что встретил тебя сегодня. — Волнуешься? — Скорее, да, чем нет. Но не от страха, что выхожу не за того, а от неизвестности. — Какой же неизвестности ты страшишься? У тебя есть титул, а будет муж, за которым как за каменной стеной. Что ещё нужно? — Ты прав, мой господин. Я просто никогда не мог представить, что будучи безродным, смогу получить всё то, что имею. И в этом не последняя заслуга принадлежит тебе, государь. Спасибо тебе за всё. — Это тебе спасибо за всё, Сонхва. Ты спас мне жизнь, я в долгу перед тобой. Без тебя многое сложилось бы иначе. — Как и без тебя, мой повелитель, — Сонхва подходит к султану и целомудренно целует его в щёку, отстраняется и заглядывает в глаза. — Ты подарил мне целый мир, и этим оплатил свой долг давным-давно. — Но я принёс и боль. — Жизнь приносит боль, но от этого я не стану её меньше любить, — спокойно говорит Сонхва и перекладывает книгу в другую руку. По крыше стучат капли внезапно начавшегося дождя. Пахнет влажной землёй и остывающими камнями, а ещё остро-остро пахнет небесной водой, омывающей мир. — Только не говори, что... — Не говорить, что я люблю тебя, повелитель? Но это так. Любовь к тебе изменилась, она уже не та, что была прежде, но окрепла и стала лишь всеобъятнее. — Сияющий... — Повелитель, позволь закончить свою мысль... Сан хочет возразить, но всё же кивает с тяжёлым вздохом, позволяя Сонхва договорить. Где-то на задворках сознания скребётся странное ощущение, которому он не позволяет оформиться. Прохлада крадётся под своды дворца, трогает холодными пальцами обнажённую кожу, пытается коснуться горящий огоньков в светильниках, но ничего не выходит, и прохлада устремляется во все щели. Сонхва сглатывает и продолжает: — Ты не изменился, мой господин, изменился я вместе с моими чувствами, ты всё тот же государь и потрясающий альфа, но уже не тот, кто нужен мне. Я люблю тебя, и никто не сможет мне запретить любить тебя. Ты стал чем-то большим, чем хозяин или просто альфа, мой государь. Ты стал родным, а всё случившееся лишь укрепило меня в этом чувстве. — Сонхва, ты рассуждаешь как мудрец. — Без тебя, повелитель, я бы не стал тем, кем я есть сейчас. И за этот подарок я никогда не смогу расплатиться. — Сможешь, Сонхва, сможешь. Просто будь счастлив. — И ты будь счастлив, мой повелитель.***
Омегам подбирают лучшие наряды, которые только можно придумать, омеги из свиты, гарема и мужья вельмож могут лишь завистливо вздыхать, когда в церемониальный зал входит Минки под руку с Хонджуном, облачённые в белые одежды, с тонким рубинового цвета шитьём. Украшения легко позвякивают при малейшем движении, а Хонджун лишь сильнее сжимает пальцы Минки при каждом шаге. Следом входят Уён и Сонхва, в их одежде поблёскивают зелёные нити, которые ещё больше подчёркивают смуглость и красоту омеги. Украшением служит тот самый комплект, который Сан подарил омеге в благодарность за спасение. Сонхва великолепен, и Уён выглядит не просто счастливым, а даже гордым за то, с кем его обвенчает султан. Сонхва бросает короткий взгляд на Сана и едва заметно кивает, улыбаясь подрагивающими губами и крепче стискивая переплетённые с Уёном пальцы. Сонхва оглядывается и улыбается шире, когда в зал входит Юнхо. Юнхо одет в белоснежные одежды с золотым богатым шитьём. На нём красуется комплект, некогда принадлежавший папе Сана. Крупные сапфиры в золоте подчёркивают красоту буквально плывущего по залу омеги. Толпа шушукается, но не позволяет себе лишнего, больше восхищаясь, чем обсуждая. Сан видит только Юнхо и его сверкающие ярче сапфиров глаза. Тонкая вуаль скрывает лицо, немного опускаясь ниже подбородка, колеблется от дыхания, но Сан угадывает черты губ, которые так хочется поцеловать, не дожидаясь клятв. Глаза омеги пленяют, утаскивают на дно бездонного космоса с мириадами звёзд. Плавные движения завораживают, словно Юнхо прямо сейчас танцует, подчиняясь воле мелодии. Юнхо ведёт Чонхо, который отходит за спину султану, занимая своё исконное место за левым плечом. Обряд проходит как-то мимо, Сан венчает советника и наместника с их мужьями, он говорит слова, но вряд ли понимает их, смотрит только на Юнхо и никак не может насмотреться. Будто видит впервые такое великолепие перед собой. Юнхо смущённо улыбается, это видно даже сквозь вуаль. Они обмениваются кольцами, глядя друг другу в глаза, и не отрываясь даже на моменте, когда Уён связывает их руки золотым шнуром, окончательно закрепляя союз двух сердец. Сан неспешно отстёгивает вуаль и сначала целует глаза омеги, лишь потом неспешно раскрывает губы омеги своими под гул музыкальных инструментов и толпы. Праздник проходит так же мимо, потому что рядом Юнхо, которого он так долго добивался и оттого ещё больше омега проник в его сердце, не намереваясь его покидать. Сан поднимает кубок за молодых, но делает из него лишь глоток, глядя на Юнхо. Ему будто мёдом намазано и никак не оторвать глаз. Юнхо — единственный, кому мог отдать украшения покойного папы. Даже если бы он никогда не стал его мужем, Сан отдал бы ларец из слоновой кости, зная, что не ошибся. Юнхо не смотрит по сторонам, смотрит только на Сана, и от этого искрящегося взора душа Сана становится невесомой, наполняется чистого света далёких звёзд. Ради Юнхо Сан готов на невозможное. Он впустил в сердце омегу до того, как понял, что он чувствует. И его терпение, и ласка сотворили чудо — Юнхо ожил и стал улыбаться, хотя всё ещё вздрагивал по ночам, утыкаясь лбом в плечо или носом в шею, ища защиты и поддержки. И Сан давал ему необходимое, и готов давать и впредь. Юнхо улыбается лучезарно, сверкает глазами, смотрит только на Сана, и мир вокруг растворяется. Не существует свиты, богато украшенного зала, музыкантов и стражников, нет никого. Только они вдвоём. Сердце захлёбывается радостью, но всё же выработанный годами инстинкт не позволяет расслабиться полностью, и краем глаза Сан видит, как выводят перебравших гостей, как сменяются блюда и слуги. Это ничуть не омрачает настроения и не отвлекает его незамутнённого счастья, когда Юнхо смеётся, щуря глаза, когда Сан предлагает покормить новоиспечённого мужа фруктами. Юнхо подсаживается ещё ближе, подцепляет пальцами кусочек яблока и с хитрым выражением подносит к приоткрытому рту альфы, проводит по губам сочной мякотью и быстрым движение кладёт его себе в рот. Сан медленно облизывает губы, глядя, как Юнхо смеётся и одновременно пытается прожевать яблоко. А потом бросает ладонь омеге на шею и притягивает к себе для поцелуя, слизывая кисло-сладкий сок с чужих губ. В глубине души Сан поражён произошедшими изменениями, которые без сомнения вызвал в Юнхо сам. И до поры до времени не замечал, как меняется сам, медленно, но верно, упрочаясь в растущих чувствах, в то время, как сам вселял в Юнхо жизнь. Сан переплетает пальцы и отстраняется, заглядывая в глаза. Сан тянет Юнхо за собой, и они окунаются в сумрачный воздух подступающей ночи. Когда они ступают на траву, слуги выпускают в небо бумажные фонарики с горящими внутри свечами. Фонарики поднимаются всё выше, превращаясь в сияющие точки. Юнхо прижимается к его плечу щекой и почти не дышит. Некоторые огоньки затухают, кое-какие фонарики резко обрываются вниз под потоком воздуха и уже потом меркнут, напоминая звёзды, срывающиеся с небес. А когда огоньки потухают один за одним, остаётся лишь бескрайнее небо, щедро усыпанное звёздами. Серебряные росчерки полосуют небо. — Падающие звёзды, — шепчет Юнхо, судорожно выдыхая. — Ты выбрал ночь падающих звёзд. Сан улыбается, когда Юнхо сам тянется за поцелуем. За суетой и подготовкой к празднеству, Юнхо немного потерялся во времени. Если до этого день был неважен, то после всплывшей правды всё изменилось. Сан специально подгадывал дату, чтобы их союз освятили ещё и звёзды, под которыми они и возлягут на брачное ложе. Шатёр с горящими свечами, освещающими ложе, похож на волшебство. Прозрачная ткань шатра не скрывает красоты ночи, и Юнхо немного неловко, что их могут увидеть. Но поцелуи отвлекают, распаляют, и омега следует за султаном к их постели. Из-за всполохов танцующего пламени свечей в глазах Юнхо живёт огонь, крошащийся на мелкие искры и всполохи зарождающегося соблазна. Сан столько времени мечтал об этом, что сейчас торопиться не хочется совсем. Юнхо одет в одежду более плотную с богатым шитьём, непрозрачную, но Сан видит все прелести, будто просвечивающие сквозь ткань. Упругие бёдра, округлые ягодицы, сильные икры и тонкие щиколотки встают перед глазами так же, как манящий разлёт ключиц, крепкие руки, плоский живот и грудь с некрупными сосками, которых хочется коснуться, но спешить ни к чему. Теперь некуда и незачем спешить. Никогда толком не осознавая, что же он ищет, приложив массу усилий для приручения ещё одного дикого, раненого и не доверяющего никому зверя, Сан получил желаемое. И пусть ещё настои и зелья Ёсана не до конца избавили Юнхо от тяжёлой гиперфазы, теперь рядом с ним будет внимательный и нежный альфа, который сделает всё, чтобы облегчить эти дни. Сан за подбородок приподнимает голову Юнхо, заглядывая в глаза, магические глаза, которые околдовали его с первой встречи, пленили его сердце и тронули душу. Тягучее и вязкое, приятное и сладкое чувство разливается под кожей с каждым взмахом ресниц. Больше нет тени страха или отпечатка ужаса. На дне глаз таится желание и что-то похожее на покорность, но это вряд ли она, это не раболепие, не слепое обожание и не принудительное согласие, Сан не уверен в том, что видит. Но в голове приходит одно слово — любовь. Сан обводит пальцами контур губ омеги и ведёт ниже, к скрытой одеждой острой ключице, ещё ниже, чуть задевая ногтями затвердевший от желания сосок, и склоняет голову к плечу, улыбаясь происходящему и всё ещё не веря. Перехватив довольный и счастливый блеск глаз, Сан медленно облизывает губы и расстёгивает рубашку, стягивая через голову и отбрасывая куда-то на пол. Юнхо следит блестящими глазами за тем, как Сан расшнуровывает брюки, бросая их не глядя на пол. Сан слышит чужое учащённое сердцебиение, которому вторит ритм собственного сердца. Наготы альфа не стеснялся никогда, но Юнхо словно впервые видит его, таким жадным взглядом провожает каждое его движение. Омега тяжело сглатывает, оглаживая взглядом открывшиеся глазам многочисленные шрамы. Треугольная фигура альфы великолепна: жилистый, крепкий, перетянутый мышцами, даже на вид сильными и крепкими, словно повторяющий рельефы тела пластинчатый доспех южан. Юнхо опускается на колени перед сидящим на ложе Саном. — Позволь мне, повелитель? — горячим шёпотом между бёдер. Сан не отвечает, просто касается бархатистой щеки омеги и тонет, тонет и тонет на дне лучистых глаз. Он гладит щёку, переходя на шею, трогает замысловатую вязь на плече, скрывающую хитрую застёжку, подцепляет её пальцами, оголяя участок кожи, склоняется и касается губами. Юнхо на мгновение замирает, но вплетает пальцы в его волосы на затылке, прижимая к себе, и протяжно выдыхает. Сан отстраняется, напоследок касаясь другой застёжки, и расшитая рубашка Юнхо падает двумя шелестящими полотнищами к ногам, щекотно задевая кожу, которая тут же покрывается мурашками. Юнхо передёргивает плечами, а Сан с трудом удерживает свои руки, чтобы не коснуться напряжённых сосков хотя бы пальцами, но ему интересно, что будет дальше, и он не шевелится, глядя, как Юнхо, облизнув губы, касается мягкими влажными губами его груди, пока он наблюдает за ним из-под полуприкрытых век. Юнхо покрывает поцелуями живот, медленно спускаясь всё ниже, пока шелковистой словно персик кожи щеки не касается возбуждённая плоть. Длинные пальцы пробегаются по всей длине вверх-вниз, Сан не шевелится, отдаваясь ощущениям, но шипит, прогибаясь в спине, когда головки касаются влажные полные губы, о которых он грезил не одну ночь. В паху сводит желанием, и Сану стоит усилий не запутаться пальцами в волосах, чтобы не спугнуть. Он сжимает в пальцах отчётливо потрескивающие от нажима простыни и безотрывно смотрит. Никогда прежде ему не хотелось так смотреть, пожирая глазами каждое движение языка и губ, сомкнувшихся на его члене. Может, Юнхо и не обладал мастерством Сонхва, но желания доставить удовольствие ему было не занимать, как и знаний, где и как потрогать, чтобы огонь страсти разжечь сильнее. Сан на мгновение прикрывает глаза, понимая, что без наставлений Сонхва не обошлось. Преданного, послушного, идеального и отзывчивого Сонхва. Сожаления о том, что он мог причинить Сонхва боль, сам того не желая, отходят на второй план, когда Юнхо поднимает на него глаза. В мозгу взрывается фейерверк, и Сан, прорычав какое-то витиеватое проклятие, обхватывает ладонями Юнхо за смущённо горящие щёки и тянет к себе, вынуждая выпустить изо рта член. Непонимание Юнхо тает в глубоком поцелуе, и он сдавленно стонет от горячих ладоней накрывающих его пах. Он не замечает, как приземляется голыми лопатками на шёлк простыней, внезапно ощущая, что полностью обнажён, и стыдливо прикрывает лицо, но Сан отводит руки, целуя ладони и запястья. И пусть они не преодолели ещё все препятсвия, но вырвались сквозь тернии к звёздам. Сан ведёт дорожку поцелуев от виска к губам, отстраняется, облизнувшись, целует подбородок и кадык.Пальцем обводит контур губ, скулы, проходится по бровям, снова и снова утопая в распахнутых глазах омеги. Спускается к челюсти, ведёт подушечкой до уха и слегка поворачивает голову едва дышащего в его руках Юнхо. Юнхо трепетно касается каждого шрама Сана, задерживаясь губами на тех, что альфа получил, когда Юнхо уже принадлежал сапфировому двору. Они ещё свежие, багряно-фиолетовые рубцы, которые хочется стереть поцелуями, как поцелуями Сан стирает его боль и слёзы. Сан научил его любви ещё до того, как Юнхо впервые познал страсть султана. Он оградил его от боли и прошлого, стёр с лица земли всех, кто убил отца Юнхо и стёр с лица земли на долгое время доброе имя омеги. Султан же и вернул его имя, взяв в мужья. Благодарность и болезненно-сладкое чувство переполняют его, и он целует сам, позволяя целовать себя и раскрываясь навстречу страсти. Над ними переливаются звёзды, их черты чуть смазаны прозрачным покровом шатра. Сан откидывается на подушки и блаженно выдыхает. Рядом лежит Юнхо, кончиками пальцами стирает капельки пота с тела своего супруга и задумчиво улыбается. Встречаясь взглядами, они не могут удержаться от поцелуев. Сан указывает в небо и шёпотом произносит: — Небеса меркнут перед твоими глазами. — Что ты такое говоришь, повелитель? — Юнхо закусывает губу и почти не дышит, ощущая проворные пальцы альфы на шее и плечах. — Правду. Я утонул в твоих глазах с первого взгляда. Омега застывает в его руках, когда Сан накрывает влажными губами татуировку в виде солнца на его шее, которой так стесняется Юнхо, мечтая стереть её или скрыть. Он даже у Ёсана узнавал о ядовитом соке, разъедающем кожу, чтобы убрать проклятый рисунок. Но именно татуировка стала причиной всего, что происходит сейчас, и Сан верит, что однажды Юнхо совсем перестанет думать о ней, что ласка и нежность если не сотрут былое, то хотя бы перечеркнут его. Он целует каждый луч, касаясь кончиком языка центра, а потом тихо шепчет: — Я люблю тебя, Юнхо. — И я люблю тебя… Сан… Всё, что происходит на ложе похоже на таинство. Жарко и тягуче непривычно. Отдаёт колдовством и необъяснимой чарующей магией. Неспешно и медлительно. Словно впервые альфа познаёт омегу в первозданном мире. Сладко и томно. Глаза в глаза, взглядом обжигая друг друга, жмурятся, касаются губами, прикрывая глаза и будто падая с обрыва, чтобы уйти с головой в глубокую воду страсти и неги. Тепло, с которым делится с ним Сан — необыкновенное, безграничное и вечное. Оно разливается по венам, оттесняет прошлое. Забота, искреннее беспокойство и желание защитить всё это переплавляется в тепло в солнечном сплетении. Любовь альфы просачивается сквозь кожу, достигая сердца. И все переживания отходят на задний план. Альфа вряд ли сам полностью понимает, что он сделал для Юнхо. Как разбудил его от кошмара, как обходительность и осторожность сделали невозможное. Хотя Юнхо даже не представляет, как альфа переодолевал природные инстинкты и правила поведения, чтобы всё случилось именно так, как произошло. И за эту победу над самим собой Юнхо уважает своего супруга ещё больше. Никто в жизни не делал для него так много, как нежеланный хозяин и имеющий на него все права альфа в лице султана. Никто, кроме покойных родителей, не любил его так трепетно и нежно. Юнхо знает, что ради него Сан перевернёт мир. Сан гладит супруга, нежащегося в его объятиях и смотрит на сверкающие над ними звёзды. От Юнхо ненавязчиво пахнет разгорячённым телом с тонкой поволокой усилившегося запаха, тянет теплом, которое хочется собирать губами. Свечи давно сгорели, оплавившись в бесформенные лужи, и шатёр освещает лишь свет луны и звёзд. Сан любил небо с детства, прошло время, и он получил небо в свои ладони. Альфу всегда успокаивало ночное небо, даруя невесомость и лёгкость, словно всё мирское блекло перед необозримым космосом. В детстве хотелось вернуть упавшие звёзды обратно на небосвод, чтобы они продолжали сиять, но потом узнал, что сорвавшиеся с небес искры иногда тонут в чужих глазах. На тепло в груди Сан подсел слишком прочно. Юнхо согревает его сердце и нужен рядом постоянно. И раньше был нужен, но альфа старался держать себя в руках, потому отгораживался. Сейчас же можно не сдерживать себя. Потому в Юнхо он нуждается очень сильно. Ему нужен Юнхо и звёздное небо в его глазах. Сану нужен именно такой: умный и гордый. Высокий и гибкий, как лоза. Со спутанными волосами, отпечатком подушки на щеке, размазанной под глазами сурьмой и сладкой улыбкой на губах. Не побеждённый, но сдавшийся. Без оков и принуждения открывший своё сердце. Предсказанный ему звёздами и уготованный ему самой судьбой. Прекрасный. Любимый. Неидеальный. Со звёздами на дне глаз цвета ночи.