Семейные ценности эстерната

– Раздумали жениться, мон шер? – Не знаю… – Эраст не смотрел на шефа, он лежал на роскошной кровати и разглядывал потолок, откуда свисали сосульки. Длинные, острые и тяжелые, они несколько нервировали. Если такая упадет, да в голову… да и не только в голову… – Вы же вроде как против. Они находились в «ледяном дворце» Бриллинга, как его называл Анвар, но тайное место в Сибири в действительности больше походило на маленькое поместье, нежели на роскошный замок. Иван Францевич показал своему гостю все – точнее, все, что тот согласился посмотреть. В отличие от Синей Бороды, Бриллинг сам пригласил Эраста в зал, полный его ледяных статуй, но юноша не рискнул заходить туда. От одной мысли, что все скульптуры были людьми, причем некоторые из них – неудачными любовниками шефа, кожа Фандорина покрывалась мурашками. Все остальные помещения мало отличались от обычных комнат – разве что очень современных и очень холодных, многие стены покрывал иней. Кроме того, нигде не было окон. Теплоту сохраняла лишь комната, отведенная Эрасту – там постоянно пылал большой камин, и потрескивание огня создавало уютную атмосферу. Если Бриллинг замечал, что его гость мерзнет, температура поднималась, но часть шефа, относящаяся к иному миру, не дремала – а значит, он не ощущал холода. Иван Францевич по-прежнему навещал своего протеже, чему тот несказанно радовался. Но еще больше Фандорину нравилось приходить в гости к шефу, поскольку это значило, что можно не следить за временем и не беспокоиться, что он не успеет выспаться перед работой. Долго у себя Бриллинг оставаться не разрешал, ссылаясь на сложности со временем, но Эраст всегда с нетерпением ждал приглашения. – Неправда. Фандорин от удивления сел на кровати и укоризненно посмотрел на шефа. – Зачем вы обманываете? Вы так сердились, когда я заговорил о свадьбе. И когда говорили о Варваре Андреевне, вы ворчали и ревновали. – Мон шер, я ревновал не к людям, а к информации, – Иван Францевич засмеялся. Эраст уселся поудобнее, обхватив колени, и любовался красивым профилем шефа, его тонкими губами с приподнятыми уголками, безупречным носом и заиндевевшими ресницами. – Вы ни слова не сказали о своей невесте – это раз. Вы игнорировали мои вопросы про мадемуазель Варвару – это два. И заметьте, я ни слова не сказал про Зурова – это три! Хотя как раз к графу ревновать стоило бы. Вы к нему как? Он хорош. Шарль в полном восторге. Фандорин густо покраснел. В таком ключе об Ипполите он никогда и помыслить не мог. – Мы просто друзья. – Что ж, это всегда можно исправить, – Бриллинг откровенно забавлялся, смущая юношу. Он подался вперед, кончиками пальцев касаясь пылающих щек и наслаждаясь их теплом. – Если Семья одобрит вашу избранницу, то ваш брак будет одним из самых крепких и благословенных в мире. – Ну да, ну да, только сначала вы в Лизу будете стрелять, топить ее или еще что… ну уж нет! – Фандорин насупился и получил щелчок по носу. Фыркнул и помотал головой, уворачиваясь от очередного щелчка. Длинные пальцы шефа обзавелись ледяными когтями, которые легонько пощекотали шею юноши. Теперь Эраст не удержался от смеха. – Ладно, вы еще подумайте. Не прячьте от нас свою избранницу, мы хорошие. – Ага, любой из вашей ледяной коллекции подтвердит это. Иван Францевич весело кивнул и улегся рядом с сидящим Эрастом. От шефа ощутимо веяло холодом, но юноше хотелось не отстраниться, а напротив, обнять его и согреть. Отдать все свое тепло, до капли. Он придвинулся и начал бережно водить по припорошенным снегом волосам. Пальцы покалывало, как на морозе, но вскоре это прошло, хотя Фандорин все еще не потерял чувствительность от холода. Бриллинг умиротворенно прикрыл глаза. Сейчас они еще немного так посидят, а потом Эраст возьмется за дело, которое шеф умыкнул из архива. А потом они пойдут и немного постреляют по ледяным мишеням – Иван Францевич настаивал на регулярных тренировках. Потом Эраст вернется домой, потом к нему явится Каннингем с очередным древним и слегка запретным фолиантом… – А как вы все познакомились между собой? Ну, мистер Каннингем, вы, эфенди, Амалия Казимировна… – вспомнил Фандорин один из своих вопросов. – Я понимаю, что вы все воспитывались в эстернате, но… вы вместе учились? Вас познакомила леди Эстер? Вы же вроде как все из разных стран… Бриллинг приоткрыл один глаз. – С Шарлем мы какое-то время вместе воспитывались, с Амели встречались на общих праздниках и репетициях – миледи нравилось, как мы вместе танцуем. А Джерри был моим воспитателем. – Он настолько старше? – Я не знаю, сколько точно Джерри лет. Но таким он стал уже взрослым. Эраст без пояснений понял, что имелось в виду. Шеф говорил, что Миледи воспитывала Каннингема лично и очень ценила. Она не могла его потерять из-за какого-то пожара – тем более, он был прирожденным воспитателем и учителем. И дети очень любили Джеральда. Как оказалось, Иван Францевич, в те времена еще юный Эван, тоже. – Джерри знал все на свете. И всегда был весел, – Бриллинг усмехнулся и вновь сел. – Весел, улыбчив, ласков. Строг с шалунами, но справедлив. Всегда готов помочь. Да, мы его обожали. Поэтому, когда я узнал про оргии, я твердо решил, что начну с него. – Что? – Фандорин ушам своим не поверил. Иван Францевич с удовольствием изучал заливавший щеки румянец. – Хорошо, давайте по порядку. *** Хтонические сущности очень просты. Они желают власти, поклонения. Они желают обожания. Желают внушать страх и восхищение. Желают жертв. Желают удовольствия – в том числе, от секса. В общем, всего того, что на инстинктах. Маленький Ваня сполна упивался властью, легко становясь заводилой среди детей, даже если они были старше. Он ловил восхищенные взгляды и преуспевал в науках и языках. Он пугал друзей, рассказывая леденящие душу страшилки. Он честно пытался не замораживать тех, кто выводил его из себя. А вот мысли о сексе его светлую голову даже не посещали в силу юного возраста. Миледи умело усыпляла скрытую сущность детей, да и та особо не стремилась развлекаться в неокрепшем теле. Однако Ваня был развит не по годам и умел раздобыть нужную информацию. Например, подслушать разные интересные вещи. Например, про оргии. Было ему тогда четырнадцать, и о чем идет речь, он уже прекрасно понял. – Ну да, Эван, – Каннингем не стал отрицать, как не стал и откручивать ухо, за которое поймал любопытного мальчишку, – да, иногда мы устраиваем шабаши, оргии, сборища, вакханалии, называть можно как угодно. – И я там буду? – Бриллинг поморщился, но пробудиться, как в детстве, не выходило. Миледи рассказывала про этапы взросления и слияния, что его сущность не будет проявляться постоянно, как прежде. Ваня все понимал, но считал, что это нечестно. Он привык, что от его дыхания замерзает вода. Но что поделать – его тело приняло преображение, и сущность успокоилась, уснула, больше не боясь быть отторгнутой человеческим телом. – Будешь, – кивнул Джеральд и, подумав, отпустил его ухо. Бриллинг тут же принялся его растирать. – Но сначала пройдешь обряд инициации, станешь взрослым. И вот в эту ночь… – А я могу с вами? – Ваня поднял голову и пристально посмотрел на Каннингема. Его кристально честный взгляд ясно давал понять, что лучше согласиться, иначе подросток добьется своего интригами. Джеральд тепло улыбнулся ему. – Поговорим об этом в день твоего совершеннолетия. Точнее, в ночь. – А если… – Нет, – отрезал Каннингем и прижал палец к его губам. – Дарлинг, никаких «а если». Я не человек, поэтому это будет опасно. Когда ты станешь взрослым, это тоже будет опасно, но и чертовски весело. Бриллингу это понравилось. Особенно когда Джеральд подробнее рассказал об обряде. Тогда Ваня впервые узнал о Дикой Охоте, и это понравилось ему, наверное, еще больше, чем возможная близость с Каннингемом. Бриллинг, как и все дети, очень любил Джеральда. Но, в отличие от них, он считал, что еще и хочет его. Желает. Испытывает влечение. В дальнейшем он определил, что заблуждался – в основном потому, что узнал, как можно желать Джеральда на самом деле. *** В ту ночь Иван впервые за долгое время пробудился. Обряд был долгим, изнурительным и трудным, но в то же время проходил совершенно естественно, и юноша упивался каждой минутой бесконечной Ночи. Там была погоня, там был бой, там было все, кроме близости, а желание нарастало и требовало удовлетворения. Когда казалось, что Ночь никогда не кончится, Бриллинг все-таки нашел Джеральда, чтобы тот выполнил обещание – юный Иван не желал никого другого, упрямый и умеющий добиться своего. Это тоже было частью обряда, еще одни догонялки, и он победил, отыскав Каннингема. Тот поражал воображение своими пылающими волосами. В глубине его глаз метался огненный вихрь, а веснушки сияющими искрами усыпали лицо и плечи. Из раны, оставленной ледяными когтями Бриллинга еще во время прошлого боя, вырывались язычки пламени. Джеральд стоял рядом, весело скалясь. – Ты же понимаешь, что это будет больно? – его голос потрескивал как костер, в котором медленно горели английские слова. Иван фыркнул. Его кожу покрывали мурашки и иней. Ему было холодно. Ему часто бывало холодно, но сейчас – особенно. Но то был не обычный холод, который люди испытывают морозной ночью – как раз о нем юноша забыл давно. Нет, холод Бриллинга шел изнутри, от сердца разливаясь по всему телу и передаваясь воздуху вокруг. Он мог лежать под теплым одеялом или в снегу, но холодная пустота в груди сопровождала его постоянно, выплескиваясь в мир. В детстве он почти не замечал этого холода, а если и замечал, то не придавал значения. С возрастом сосущее чувство холодной пустоты напоминало о себе все чаще, и вот сейчас Иван осознал, что может его согреть. – Конечно, понимаю. Это же первый раз, – он тоже говорил на английском, хотя знал, что сейчас они поймут друг друга на любом языке. – Я не о том. Каннингем покачал головой и взял юношу за руки. Тот широко распахнутыми глазами наблюдал, как от его кожи повалил пар. Уши явственно различали тихое шипение, и Иван непроизвольно отдернул руки, внимательно их изучая. На коже остались следы пальцев – красные овальные полосы, которые быстро синели и заполнялись влагой. Бледная кожа по краям покрылась изморозью, словно стремясь остудить ожоги. Но в то же время… в то же время Бриллингу отчаянно хотелось еще. Он ощутил не боль, а жар, ее перекрывший. Возможно, ему даже не было больно, возможно, кожа на миг потеряла чувствительность, чтобы впитать тепло… но ему нужно еще! Иван взглянул на Джеральда. Тот с интересом смотрел на свои пальцы, с которых медленно стекала вода. Нет, не стекала – она испарялась с тихим, едва уловимым шипением. – Ты уверен, что хочешь продолжить? – Боишься, что я тебя затушу? – Иван прищурился, давая понять, что не отступится. Он заслужил награду, с честью пройдя все испытания – и ранение Джеральда тому свидетельство. Это был красивый бой, больше похожий на танец. Яростный, стремительный, страстный. Бриллинга пьянила Ночь, ему хотелось бежать вместе с Дикой охотой и упиваться кровью. Но прежде следовало одолеть своего учителя. Они кружили, глядя друг другу в глаза и ожидая, кто нападет первым. Они следили за каждым движением. Иван пристально всматривался в высокую, пылающую фигуру, выискивая уязвимые места, но притом не мог не любоваться Каннингемом. Статный, окутанный огненным плащом, он скалил в дружелюбной улыбке острые клыки, как бы говоря: «дарлинг, я очень тебя люблю, но если ты не докажешь, что превзошел меня, то лучше я убью тебя лично». Эти слова явственно звучали в ушах, Бриллинг слышал вкрадчивый голос Джеральда, который всегда успокаивал расшалившихся детей. Так и сейчас голос потрескивающим костром нашептывал Ивану, предлагая сдаться. Тот улыбнулся. Это было бы слишком просто и слишком позорно. Они сходились и расходились так много раз, что Бриллинг сбился со счета. Он помнил жар противника, от которого хотелось отшатнуться – и к которому хотелось прижаться. В какой-то момент он перестал понимать, что должен сделать – пронзить Джеральда когтями или забыться в его объятиях, и это замешательство чуть не стоило ему жизни. Куда бы ни ступил Иван, земля под его ногами леденела. Но Каннингема это не волновало – он не скользил, поскольку растапливал лед, даже не замечая этого. И земля, замерзая и тая, вскоре превратилась в грязное месиво, которое не успело высохнуть. И вот на нем Джеральду удержаться было сложнее. Этим следовало воспользоваться. Пылающий плащ Каннингема взметнулся, перетягивая внимание на себя, но Бриллинг не позволил себя отвлечь – даже за огненной тканью он заметил бросившуюся вперед тень и потому успел уклониться, когтями попутно распоров плащ. Тот окутал хозяина, точно крылья обернули летучую мышь, смешался с волосами в единый поток огня. Разумеется, ледяные когти не причинили ему ни малейших повреждений, но еще порция воды напитала землю. Главное – не уворачиваться слишком быстро, иначе Джеральд заподозрит, что противник что-то задумал. Шаг, еще шаг, выпад, обжигающий жар. Десятки глаз наблюдали за ними, ожидая исхода боя. Таких, как Иван, сегодня трое, у каждого свой учитель. Амалия уже с честью прошла испытание, и сейчас ее серебристые, похожие на ртуть глаза насмешливо смотрели на Бриллинга. Бланк ожидал своей очереди, потрескивая в стороне. Анвар, победивший Каннингема в прошлом году, жадно следил за боем. Ивану недостаточно победить – он должен сделать это красиво. Он должен заслужить похвалу Джеральда. Пожалуй, пора заканчивать. Иван закружил вокруг противника, делая вид, что выискивает уязвимое место. Каннингем весело щурился, не нападая – ждал, как поступит его ученик. Бриллинг сделал несколько выпадов, чтобы не разочаровать его, чуть не попал под удар, но вовремя увернулся. Один раз ледяные когти со скрежетом ударились о выставленные вперед когти Джеральда, и у Ивана по руке пробежала дрожь, появилось неодолимое желание проткнуть когтями чужую плоть. Иван отскочил, а затем его движения ускорились – удар слева, прыжок, удар справа, поворот, опять слева… Каннингем без труда уворачивался и пытался дотянуться в ответ. Иван, уходя от очередного удара, прокатился по земле, замораживая ее, и ударил Джеральда по колену. Тот замахал руками, пытаясь удержать равновесие, поскольку босые ступни, растапливая лед, разъезжались по грязи. Он отвлекся всего на секунду, но Ивану хватило этого, чтобы нырнуть вперед и вонзить когти в грудь. Они почти сразу растаяли, а Бриллинг по инерции упал, неловко увлекая за собой противника. До чего же горячая кожа! Волосы Джеральда огнем лизнули обнаженные плечи Ивана, выбив у него из горла судорожный вздох. Пламя в глубине глаз Каннингема весело потрескивало. – Неплохо. Встань. Иван торопливо вскочил, отряхиваясь от грязи. Следом поднялся Джеральд, грязь на котором засыхала и осыпалась. Бриллинг тоже спохватился, и на землю опали заледеневшие комья земли. Он выпрямился, посмотрел на Каннингема, и тот, пристально глядя ему в глаза, с достоинством поклонился. – Ты победил. Да будут все присутствующие свидетелями твоей победы. Иван, тело которого перестало слушаться от волнения, все же взял себя в руки и поклонился в ответ, после чего повернулся к леди Эстер и опустился на одно колено. Она царственно поднялась с кресла, в котором сидела, приблизилась и положила ладони на плечи своего подопечного. – Твой учитель признал тебя достойным. Поздравляю, мой мальчик, ты стал взрослым. Сказав это, миледи наклонилась и мягко поцеловала Бриллинга в макушку. Тот, едва сдерживая крик счастья, почтительно коснулся ледяными губами тыльной стороны ладони миледи. Потом был бой Бланка, а потом Иван отправился на поиски Джеральда. И вот нашел. А тот еще пытается увильнуть! Каннингем белозубо улыбнулся и подошел вплотную к уже бывшему ученику, которого тут же обдало сухим жаром. Иван решительно схватил его за руку, чувствуя, как по пальцам заструилась вода. Часть падала на землю, часть с тихим шипением испарялась. – Боишься? – повторил Бриллинг. Джеральд немного подумал и покачал головой, улыбнувшись еще шире. – Нет. Ни тебя, ни за тебя. Сегодня твой праздник, и тебе полагается подарок, – он потянулся навстречу и осторожно коснулся губами губ Ивана. У того закружилась голова. Поцелуй был горячим, обжигающе горячим, и жар пролился по горлу в легкие, распространился по всему телу. Ивану казалось, что он дышит Джеральдом, который обволакивал юношу огненным плащом. Горячие руки обняли его, привлекли к пылающему телу, и только тогда Бриллинг понял, каким наивным и детским было его желание переспать с Каннингемом. Потому что сейчас он желал Джеральда по-настоящему – страстно, до дрожи, всей своей человеческой и нечеловеческой сущностью. Он хотел касаться горячей кожи Джеральда, чувствовать наполняющее его тепло. О нет, это не больно – это возбуждающе. Иван не заметил, когда Каннингем отстранился, лишь понял вдруг, что обжигающие поцелуи осыпают его шею, отчего все вокруг застилает пар. Он не видел Джеральда, видел лишь огненные всполохи, ласково касавшиеся его кожи, обжигающие на миг, а затем согревающие. Бриллинг осознал, что не только пар мешает видеть – в глазах стоят слезы, они градом катятся по щекам. Все тело покрывала испарина, и в груди Ивана впервые зашевелился страх – нет, Джерри его не сожжет, но… может ли он истаять, целиком и полностью? Капля за каплей, слеза за слезой… – Не бойся, мой мальчик… – Каннингем мягко прикусил ухо бывшего ученика, – сегодня ты стал взрослым, и теперь тебе нечего бояться. Напротив, все будут бояться тебя. – Я не боюсь, – дерзко проговорил Бриллинг, ледяными когтями вцепляясь в плечи Джеральда и чувствуя, как они превращаются в талую воду, стекающую по горячей коже и испаряющуюся, не успев пролиться на землю. – Даже если я истаю без остатка, перед этим я успею сполна насладиться тобой. – Ну-ну, этого не случится, – усмехнулся Джеральд, тесно прижимаясь к нему и увлекая в жаркий танец, которому не было названия. В нем страсть мешалась с желанием, а каждое неверное движение грозило смертью. Но они чувствовали друг друга, им даже не требовалась мелодия – она витала в воздухе. – К сожалению, нет такого огня, который смог бы растопить лед твоего сердца. Но мне удастся ненадолго тебя согреть, дарлинг. Бриллинг шумно вздохнул и припал к его губам, выпивая огонь. Он ощущал, как плавится в руках Джеральда – смеющегося и искрящегося, как ласковый костер в лесу. Они самозабвенно целовались, пока Иван, дрожа от возбуждения, не толкнул Джеральда на землю, в остервенении кусая его губы и шею – у него не было сил ждать, ему хотелось близости немедленно, сейчас – пусть он и не знал еще, что это и каково это, но та его часть, которая была древнее и алчнее, требовала жертв. И такая вполне сгодится, потому что она ближе, чем Дикая Охота. На которую еще надо успеть. – Ночь длинна. Сегодня самая длинная ночь в году, мой мальчик, и миледи позаботилась, чтобы она была почти бесконечна… – успокоил его Каннингем и ловко перекатился, подмяв под себя Ивана и усаживаясь верхом. Его тело пылало в полумраке, по бледной коже искрами рассыпались веснушки. Джеральд лег на покрытое изморозью тело Бриллинга, чувствуя, как снег тает и почти сразу испаряется. Он не был человеком, Иван тоже, особенно сейчас – поэтому к чему условности? И Джеральд вошел в Бриллинга, ловя губами его первый стон. Иван забился, шипя и рыча, поскольку его сущность требовала подчинять, а не подчиняться, брать, а не отдавать, но Каннингем умел быть убедительным. Он был кротким и нежным, чтобы успокоить Ивана и показать уважение к его силе, но в то же время он не давал никакой возможности перехватить инициативу. У Бриллинга перехватывало дыхание от подобного обращения, он совсем потерялся от нахлынувших эмоций – недоумение, неудобство, даже обида – не такого он ожидал! Но Джеральд начал двигаться, и Ивана пронзило вспышкой удовольствия. Он царапал плечи Каннингема тающими когтями, кусался, прижимался ближе к желанному телу – в общем, сполна наслаждался происходящим. Джеральд был снисходителен, поскольку действия Бриллинга совершенно не причиняли ему вреда, только забавляли и разжигали дикую, древнюю страсть. Они не могли сказать, как долго их тела сплетались, как сражающиеся змеи. Им хотелось еще и еще, они переживали пик и разрядку раз за разом, поскольку их потусторонние сущности были ненасытны. Но в какой-то момент Каннингем, запрокинувший голову в очередном порыве удовольствия, услышал далекий рев. – Пора, дарлинг. Дикая Охота собирается в путь. Иван распахнул глаза и залюбовался прекрасным огненным телом на фоне ночного неба. Джеральд наклонился и в последний раз поцеловал его – коротко, прощаясь. Затем встал и, закутавшись в огненный плащ, помог подняться Бриллингу. Тот тоже завернулся в плащ, больше похожий на вьюгу, и глубоко вдохнул. – Это ведь был не последний раз? – Как ты пожелаешь, – Каннингем улыбнулся. – Все будет так, как ты пожелаешь, дарлинг. Нам пора. А потом была погоня. Ночь, скорость и страсть совершенно иного рода. Иван помнил, как ледяные когти вонзаются в плоть, как горячая кровь стекает по пальцам и губам… *** – Вы охотились на животных или на людей? – чуть слышно шепнул Фандорин, слушавший, затаив дыхание. Бриллинг улыбнулся и не ответил, поглаживая смущенного Эраста по щеке костяшкой указательного пальца. Вместо этого он произнес: – Вы так очаровательно краснели, Фандорин. – Потому что вы рассказывали весьма п-подробно, – тот опустил взгляд, словно стараясь отгородиться от шефа ресницами. – Я очень старался, мон шер, – Иван потянулся навстречу и нежно коснулся губами скулы своего протеже, впитывая жар смущения. – Значит, вы… вы любите мистера Каннингема? – спросил Эраст, чуть слышно вздыхая от укола прохлады. Бриллинг отстранился, весело разглядывая его. – Я так долго объяснял про хтонические порождения, и теперь вы спрашиваете, любит ли одно из них? Фандорин поднял голову и упрямо посмотрел на него. – Да. Я понял, что вы все-таки человек. Хоть немного. Значит, вы умеете любить. Может, вы не называете, не хотите называть это любовью – но вы можете испытывать подобное чувство. Вы любите мистера Каннингема? Иван склонил голову к плечу, внимательно его слушая. На губах его блуждала привычная отстраненная улыбка, даже больше насмешка над собеседником, собой и всем миром. – Я же понимаю, мон шер, каков будет ваш следующий вопрос. Вы хотите убедиться, что я люблю вас. И желательно – больше, чем люблю Джерри. Ведь так? Фандорин густо покраснел, подтянул к груди колени и уселся, обнимая их. Бриллинг придвинулся к нему и прижался к плечу, отчего Эрасту вдруг стало уютно и спокойно. Шеф походил на большого кота, который свернулся под боком, греясь. – Словом «любовь» я привык описывать свои чувства к Семье. Я люблю миледи, Шарля и Амели. Даже это электрическое недоразумение профессора Бланка. Я люблю свою Семью, я предан ей и пойду ради них на все. Джерри – часть Семьи. Конечно, я его люблю, – Иван помолчал, прикрыл глаза и прижался к Фандорину ближе. Тот, неловко высвободив одну руку, приобнял шефа за плечи. – К людям я обычно испытываю страсть, влечение… к вам тоже. Но кроме того… – Бриллинг развернулся и заглянул Эрасту в глаза, – в то же время вы для меня – как часть Семьи. Поэтому да, я люблю вас. В своей системе координат. В вашей… в вашей вам должно быть виднее. Я уже говорил – вы меня согреваете. – Я верю, что вы меня любите… – Фандорин застенчиво опустил взгляд, но прохладные пальцы поймали его подбородок и подняли лицо. Шеф смотрел непривычно мягко и ласково. – Не нужно сравнивать себя с Джерри. Вы никогда не станете им, а он никогда не станет вами. Джерри тоже любит вас и расстроится, если узнает, что вы ревнуете. Все будет проще, если принять вас в Семью… – Вот так, как вы описали? – ужаснулся Эраст. Бриллинг засмеялся и, отпустив его лицо, легонько щелкнул по носу. – Ну что вы. Семья примет вас как человека. Вы уже показали себя достойным, осталось только провести красивый ритуал. Вам понравится… – С чего бы мне нравились оргии? – пробормотал Фандорин, в очередной раз заливаясь краской. Иван усмехнулся и припал губами к его шее, и Эрасту казалось, что от каждого поцелуя на его коже расцветали морозные узоры. – Я не… в смысле… то, что я с мистером Каннингемом и эфенди… шеф, я правда не… – Шшш, мон шер, успокойтесь. Джерри весьма педантичен в некоторых вопросах, поэтому он вас не тронет, пока вы не попросите. Ну и если, конечно, вы не будете играть с огнем. А Шарль… он попытается, но использовать свою сущность – неспортивно. Хотя, если у него появится способ обдурить вас, он обязательно воспользуется! Поэтому будьте осторожны. Эраст поежился, вспоминая длинную ночь в гареме, но тут же вновь смутился, хотя Бриллинг, договорив, опять принялся осыпать его шею поцелуями. Это совершенно сбивало с мысли, однако Фандорин попытался донести свои беспокойства до шефа опять, пусть дыхание и постоянно сбивалось: – Нет, я о другом… я понимаю, но… когда эфенди… и дым… благовония… – Ах, непоседливое вы создание, – шутливо заворчал Иван, деловито расстегивая его рубашку. – Афродизиаки – это спортивно, поэтому присматривайте за Шарлем и следите за языком, когда изучаете призывы. Пожалуй, пусть Джерри еще раз прочитает вам пару лекций… и не переживайте, повторюсь, вы не могли противостоять, когда кто-либо из нас… – Да послушайте! – Эраст перехватил его запястья, чувствуя, как пальцы покалывает от холода, и лихорадочно уставился на шефа. – Меня волнует не то, как все случилось! А то, что мне… п-п… понравилось. – Ах, это… – Бриллинг снисходительно улыбнулся и наклонился, целуя коченеющие пальцы своего протеже и забирая лишний холод. – Конечно, вам понравилось. Ведь вас не хотели убить. – А мне кажется, ваша Семья только тем и занимается, – фыркнул Эраст, отпуская руки Ивана и степенно застегивая пуговицы обратно. Бриллинг разочарованно вздохнул и подул в лицо Фандорина морозным воздухом. – Есть большая разница, когда с вами играют и когда вас действительно хотят убить. В первом случае у вас есть шанс выжить, а во втором – ни единого. Нам нравится играть с вами. Если убить вас, то игра закончится. Эраст растерянно крутил запонку на манжете, глядя куда-то в сторону. Бриллинг предпринял еще одну попытку, вкрадчиво, как кот лапкой, коснувшись воротника Фандорина. – Вы обижены? Вам не по душе наши игры? – Я не… я не знаю. Иван оставил его рубашку в покое и просто обнял юношу, уткнувшись носом в теплую шею. – Я не дам вас в обиду. И миледи благоволит вам. А все остальное – в ваших руках. Вы отлично справляетесь. На вашей стороне удача, острый ум, наблюдательность и природное очарование. Фандорин развернулся в объятиях и обхватил шефа за шею, доверчиво заглядывая в глаза. – Вы не ревнуете? – Ну что вы! – Бриллинг засмеялся и аккуратно поцеловал его в переносицу, обдав морозной свежестью. – Ревновать к Семье глупо, а к кому-то со стороны – еще глупее. Ведь я точно знаю, что вы принадлежите мне, – он бережно коснулся седых висков Эраста. – Помните? Я везде вас найду. Я чувствую ваш запах… – Иван глубоко вздохнул и прикрыл глаза, мечтательно улыбаясь. – Хоть бегите, хоть женитесь… вам не спрятаться от меня. – Звучит угрожающе, – пробормотал Фандорин, завороженно наблюдая за его лицом. Бриллинг открыл глаза и усмехнулся. – Это и есть угроза. Уж так проявляется моя привязанность к вам. Бойтесь, Фандорин. Эраст засмеялся. Когда шеф начинал пугать, становилось ни капли не страшно. Бриллинг заворчал, ледяным ногтем водя по горлу вредного мальчишки. – Ну вот, опять не боитесь. А я все-таки потусторонняя сущность, мрачное порождение иных миров! – Вы – шеф, – упрямо возразил Фандорин. – И я вам доверяю. – Зря, мон шер. Помните? Никому нельзя… – Бриллинг замолчал, потому что Эраст, вывернувшись из объятий, скользнул к изголовью кровати и медленно расстегнул несколько пуговиц рубашки. Бросил лукавый взгляд из-под ресниц. Иван, хмыкнув, потянул его воротник в сторону и вниз, оголяя плечо, и запечатлел там морозный поцелуй, от которого по коже Эраста побежали мурашки. – Вы могли выбрать Шарля, который бы угощал вас восточными сладостями, нежил на подушках и не выпускал бы из своего гарема. Вы могли выбрать Джерри, который бы заботился о вас, сжигал страстью и постоянно поучал. Но вы выбрали меня. Не жалуйтесь теперь, мон шер. – Я не жалуюсь… – Фандорин обхватил Бриллинга одной рукой за шею и притянул к себе, тихо шепнув, прежде чем впиться поцелуем в губы. – И ничуть не жалею. Иван не стал отвечать. Сейчас его куда больше увлекал процесс.