Любовь Питера Пэна — кошмар Венди Дарлинг

      Пэн не знал, как это произошло. Он даже не знал о ее существовании, когда подносил флейту к губам в Зачарованном лесу, пытаясь выманить своего внука назло своему сыну. И, о! Пэн выманил мальчика, как и планировал, а заодно с десяток идиотов, подчинившихся волшебной мелодии и сходящих с ума вокруг костра. Дети: их неокрепшей волей всегда было так легко управлять!.. Но вместе с Бэйлфаером пришла она. Венди.       Она не была потерянной. Она не страдала от недостатка любви. Она не слышала музыку.       Она взволнованно взирала на развернувшуюся на лесной поляне бесноватую вакханалию своими широко раскрытыми, как у лани, глазами и дергала брата за рукав, пытаясь понять, что происходит.       Дочь. Пэн хищно оскабился, отнимая флейту от губ. У Румпеля была еще и дочь.       Как интересно…       Пэн видел восхищение, вспыхнувшее в ее глазах, когда он встал на ее пути, ослепительно улыбнувшись и спросив: «Что среди этих диких мальчишек делает юная леди?» Это был фарс. Очередная игра, которая пришла ему на ум в ту же секунду, когда он увидел Венди, сверкающую в ночи своей отвратительно девственно-белой сорочкой. Красная тряпка для быка. «Раздавить. Сломать. Уничтожить», — вот, что он хотел сделать с девчонкой. Пэн был уверен: Румпелю бы это понравилось.       И она повелась. Кто бы не повелся: он был одет как принц! О, Пэн чудом сдерживал смех, когда она присела в реверансе со своими алеющими щеками и бегающими глазами. Венди Мойра Анжела — в каком пьяном угаре Румпель давал ей имя? — комкала белую ткань у своих бедер и храбро пыталась выяснить: кто он такой? почему эти мальчики (и ее брат, в частности) танцуют вокруг костра, как в припадке? и почему, когда он играл, она не-слышала музыки?       Она говорила-спрашивала слишком много. Слишком. Поэтому Пэн таинственно усмехнулся и предложил ей узнать самой. Это будет куда более интересной игрой, чем если он выскажет все сразу, не правда ли?..       Она смущалась, когда он протянул ей руку и предложил потанцевать с ним. Это было неудивительно: в конце концов, она была голой. Под тонкой сорочкой не было ничего.       Венди колебалась. Ее рука дернулась в ту же секунду, как он произнес свое предложение, но вкладывать свою ладонь в его Венди не спешила. Она закусила губу и с осторожностью овечки смотрела на улыбающегося волка в маске невинности. Пэн ждал. Терпеливо. Спугнуть малышку сейчас было бы большим упущением.       В итоге она сделала именно так, как он и хотел: скромно растянула уголки губ и приняла его руку.       После она делала это всегда.       Ее первые годы в Неверлэнде были наполнены злым смехом, жестокими играми, издевками и кровью. Она плакала. О! Она так упоительно плакала, рыдала, царапала ногтями землю у его ног и просила, умоляла вернуть ее домой. Он с глумливой усмешкой обещал, что подумает, если она будет вести себя хорошо. И она вела себя хорошо. Даже слишком. Но он никогда не давал ей положительного ответа. Это было местью. Не ей — но ее отцу. Его сыну. И Румпель бесился. Пытался спрятать своего сынишку, чтобы не потерять, как дочь, но провалился, как делал это всегда. Слишком трусливый, неудачливый Темный.       А потом что-то пошло не так. Пэн не помнит, через сколько лет с ее первого дня на острове это случилось, но она поцеловала его. Она. Поцеловала. Его. Его внучка.       Это был один из тех редких дней, когда он не играл с ней в мучителя, а принимал на себя роль короля, заботящегося о своих подданных. С ее стороны это было единственной возможностью получить унцию любви и тепла: Потерянным мальчикам строго настрого было запрещено проявлять к ней дружелюбие и хоть как-то к ней прикасаться. Птица-Венди была игрушкой. Но играть с ней было позволено лишь ему.       Она понятия не имела, кого на самом деле она целовала.       В свою очередь он должен был испытать отвращение. Но… ему понравилось. Конечно, потом он жестко отпихнул ее и смеялся черным злым смехом над жалкими попытками его задобрить, добиться его расположения. И она плакала, она выглядела униженной. Еще более униженной и раздавленной, чем раньше, когда он пинками запихивал ее в клетку. Пэн был зверем в шкуре обаятельного мальчика — вот так Венди и дошла до того, что имела. До участи пленницы на волшебном острове с судьбой оставаться вечно шестнадцатилетней девочкой.       После этого инцидента Пэн стал искать ее внимания. Вопреки всем логичным доводам, Птица-Венди стала ему интересна. И не просто интересна — интересна как сексуальный объект. О! Он по-настоящему хотел ее. Он ловил ее в лесу, придавливал к дереву, оставляя красные отметины на запястьях и нагло крал ее поцелуи. Он пугал ее. И это было совершенно новой весьма интересной игрой. Тень смотрела на это все с подозрением. Ей не очень-то нравились вот такие «родственные» отношения короля Неверлэнда и его домашней зверушки. Это вызывало у Пэна лишь смех.       Примерно тогда, когда вечно-девочке перевалило за пятьдесят, он построил ей домик на дереве. Правда, ее он был недолго. Ровно до той ночи, когда Пэн взял Венди на так любимых ей белых простынях, напоминая, кому принадлежит на этом острове все. И она в том числе. Не то чтобы Венди была против…       Тень и Феликс предупреждали его, что, возможно, Пэн заигрался. Возможно, пришло время сбавить обороты, и… Вместо того, чтобы внять своим правой и тайной руке он сделал Венди своей королевой. Он научил ее сражаться, научил ее лгать. Не так искусно, как он, но все же. Она с хитростью лисицы обводила вокруг пальца Крюка, строя из себя мученицу, и выведывала все пиратские секреты. Капитан обещал сделать все возможное, чтобы помочь ей сбежать от Пэна. Это было смешно.       Птица-Венди не была настолько дурой, чтобы по своей воле лишиться титула королевы. Она знала, что это произойдет лишь посмертно. И лишь от рук ее короля. Именно поэтому она сделала все, чтобы Генри (о! знала бы ты, кого обманываешь, дорогая!) поверил в Питера Пэна. Королева Неверлэнда была великолепной актрисой.       Венди была влюблена. Она была так безумно влюблена в него детской наивной любовью, что сейчас, когда ее жизнь, все, что она знала и во что верила, рушилось на глазах, рассыпаясь на мириады осколков, Пэну было даже немного ее жаль. Бедная, бедная маленькая глупая девочка.       Ее отец, Темный, был шокирован настолько, что, кажется, проглотил язык. Последние вести уже-не-проклятого-Сторибрука! Твой отец спит с твоей все-еще-маленькой дочерью!       Ее брат, Бэйлфаер, или Нил, как он теперь себя называл, был в шаге от того, чтобы не вывернуться наизнанку. О да, милый мальчик, твой дед, что почти-убил твоего сына, очень «тесно» знаком с твоей любимой сестренкой. Кстати, она совершенно добровольно помогала обдурить твоего мальца.       Пэн смотрел на всю эту сцену трепетного семейного воссоединения и раскрытия грязных тайн и не чувствовал ни унции стыда. Его заполнило лишь одно единственное чувство, заставляющее кончики пальцев приятно подрагивать. Наслаждение. Пэну было до ужаса умопомрачительно смешно.