Любовь Питера Пэна — кошмар Венди Дарлинг

      Джилл с глухим хлопком упирается потной ладонью в стекло пикапа. В салоне автомобиля тесно, голова с каждым скачком норовит больно удариться о железную крышу. Пассажирское сидение отодвинуто назад до упора, но одно колено широко расставленных ног Итона все равно упираются в дверцу. Не то чтобы он сильно жаловался, подстраиваясь под заданный оседлавшей его девушкой ритм.              В салоне пикапа жарко. Джилл и Итон задыхаются. Они оба все еще в одежде: ее школьная юбка дерзко задрана кверху, блузка смята и висит на локтях, а бюстгальтер небрежно сдвинут вниз резким торопливым движением; его джинсы приспущены, рубашка расстегнута. Они свалили с одного из уроков, им нужно вернуться к следующему, и у них чертовски мало времени.              Отец посадит Итона под домашний арест, если узнает, что сын снова прогуливает школу из-за мисс Хук. Отец Джилл убьет ее, если станет известно, что она снова ошивалась возле отродья Голда. Боже. Какой инфаркт хватит стариков, когда откроется, что их дети уже давно трахаются.              В салоне пикапа мокро. Пот стекает по шеям вниз. По спине, тормозя у поясницы. По ключицам, груди, животу. Джилл чувствует, как ее смазка течет по ногам, пачкая сдвинутое в сторону белье, боксеры и черные джинсы Итона. Она стонет в его рот, не переставая двигаться и получать колоссальное удовольствие. Их языки пошло сплетаются, губы больно врезаются друг в друга, воздуха не хватает, а внизу все с каждым учащающимся толчком Итона взрывается и горит, заставляя Джилл извиваться. Она сильнее сжимает его плечо, впиваясь ногтями в кожу. Какого черта он даже в такой позе лезет на пьедестал первенства?!              Она чувствует, как его губы на ее дергаются. Джилл знает, что это та самая торжествующая мерзотная ухмылка, которая одновременно так бесит и так заводит, пугая. Джилл без ума от опасности. Без ума от Итона Голда. Какая ирония, что она находит свой адреналин в, казалось бы, самом правильном и замкнутом мальчике? Которой под «правильной» маской оказывается ни черта не правильным.              Итон без ума от нарушения правил. Без ума от Джилл. Джилл Хук — одно сплошное нарушение всего. Девочка из неблагополучной семьи, девочка со средними оценками, девочка, отвлекающая от учебы, от поступления в элитный колледж, в который так хочет, чтобы поступил сын, отец. Не сам Итон, нет. Итону вообще-то абсолютно плевать на колледж. Его в последнее время больше интересует невероятно соблазнительное тело на нем и куда чаще — под ним.              Итон чувствует, как Джилл вокруг него учащенно пульсирует: совсем немного до долгожданной разрядки. Его судорожная хватка на ягодице усиливается. Он скатывается еще больше вниз по сидению, игнорируя тупую боль в колене, и увеличивает темп. Рука плотнее обхватывает и так сжатую до приятной боли грудь. Джил хныкает ему в рот от слишком сильных ощущений и обрывает поцелуй со звонким причмокиванием.              Именно в этот момент проклятие Злой Королевы рассеивается.              Венди замирает, оглушенная нахлынувшим потоком воспоминаний. Лондон двадцатого века, настоящие родители, братья, Бэй, Тень, Неверлэнд, Потерянные, сто лет заключения в клетке, побег в Зачарованный Лес на корабле Крюка. И тот, кто в итоге настиг их. Король проклятого острова.              Пэн.              Венди прошибает озноб: зеленые глаза все так же неотрывно вперены в ее. В жалких считанных дюймах. Грудная клетка напротив часто поднимается и опускается, а горячее дыхание бьет по губам. Ее собственное — смешивается с ударившей в голову паникой от осознания их положения.              О боже, нет!.. Нет! Нет-нет-нет! НЕТ!              К горлу подходит истерика, и Венди хочется разреветься. Она собирает в кулак одеревеневшие пальцы, еще пару секунд назад комкающие чужую рубашку от экстаза, и внутренне вся сжимается. Вся.              Пэн невольно стонет и наконец выходит из собственного ступора. Расслабившиеся пальцы впиваются в кожу с новой силой, ядовитая зелень в глазах ожесточается, а лицо разрезает острая как бритва ухмылка. Насмешливая. Пошлая. Собственническая. Триумфальная.              — Вен… — хриплая издевка прерывается отточенным за время проклятия ударом кулака в нос.              Венди Дарлинг ненавидела насилие. Поэтому во время проклятия отец Джилл учил дочь рукопашной борьбе.              Венди резко слезает с Пэна и дергает ручку двери под болезненное чертыхание. Бежать! Как во времена больных игр короля Неверлэнда, когда он загонял ее как дичь во времена скуки. Спасаться. Плевать на стянутую одежду: в лесу, где они остановились, Венди никто не увидит. Бежать! И поскорее! Единственная мысль, пульсирующая в сознании. Но рефлексы Пэна оказываются быстрее.              Венди вываливается из пикапа, расшибая ладони и колено в кровь, удерживаемая за лодыжку. На глазах проступают слезы, а из горла вырывается вскрик, когда ее тянут обратно в машину.              — Куда это ты собралась, Птичка? — саркастично справляется Пэн. — Мы еще не закончили!              Ее бьет мелкой дрожью. В течение ста лет Венди Дарлинг была жертвой и игрушкой садиста. Но Джилл Хук, напротив, независимой девушкой, готовой всегда дать отпор обидчику по научению своего отца. Венди не хотела, да у нее и не было времени думать, каким образом это все приключилось: Сторибрук, Итон, Джилл, «папа»-Джеймс-Киллиан.              Она переворачивается, игнорируя боль в конечностях, и со всей силы пинает Пэна в колено. Он издает очередное болезненное шипение и на пару секунд — спасительных секунд — ослабевает хватку. Дерущаяся с ним Птичка — концепция совершенно новая и слегка ставящая в тупик. Но — Пэн скалится — это чертовски заводит.              Венди удается удрать лишь на несколько шагов, как ее с громким хлопком придавливают к кузову, выворачивая руки. Голые грудь и живот неприятно сводит от контакта с холодным стеклом и железом, а от чувства разгоряченного тела на ней и абсолютной беспомощности сдают последние нервы. Губы касаются ушной раковины, и леденящий до самых потаенных уголков души шепот обдает ухо:              — Это было больно знаешь ли.              О, жаль только, что недостаточно! Это крошечная малость того, что ей хотелось бы с ним сделать!              Пэн бесстыже пробирается своей лапой ей под инстинктивно втянувшийся живот и спускается вниз, резко притягивая к себе за бедро. Венди в шоке округляет глаза и дергается в остервенелой попытке вырваться, когда чувствует голой ягодицей до сих пор не опавший стояк. С губ слетает истерическое:              — Не трогай меня!              — Но буквально минуту назад тебе даже очень нравилось, как я тебя трогал!              Пэн глухо смеется ей в ухо, и Венди улавливает знакомую хрипотцу. Больной ублюдок! Она ненавидит его. Прямо в эту секунду особенно сильно. Он разрушил всю ее жизнь, разлучил с братьями, держал в качестве домашней зверушки в клетке, заставляя жить в страхе и чувстве собственной никчемности. Украл сто лет ее жизни, ее взросление. А в этом чертовом мире забрал ее девственность.              Не то чтобы Джилл была против. Джилл любила Итона. Такого своенравного и дерзкого, затюканного отцовскими ожиданиями и возлагаемыми надеждами всех вокруг как лучшего ученика школы. Но Джилл — не Венди, а Итон — не Пэн. Это совершенно противоположные личности, у которых нет ничего общего. Венди будет повторять себе это снова и снова.              Как будто это действительно спасет ее от того, что она на самом деле теперь к нему чувствует.              Как будто это спасет самого Пэна.              Он сдавливает ее бедро, впиваясь пальцами до кроткого хныканья. Синяки точно останутся: слишком чувствительная кожа, проверено еще Неверлэндом. Повторно проверено Итоном Голдом в треклятом Сторибруке во время ужимок под трибунами школьного стадиона и быстрого секса в салоне пикапа.              Внутри вновь вспыхивает гнев, подогревая невыносимо-растущее возбуждение. Пэн врезается в изгиб подставленной шеи намеренно болезненным поцелуем с раздраженным рычанием.              Пэн ненавидит все вокруг, а особенно ее прямо в это мгновение. Из-за ее строптивого побега, из-за этого жалостливого идиота Киллиана он оказался заперт в теле настоящего подростка, на черт знает сколько времени отрезанный от Неверлэнда, от своих Потерянных. Со всеми «изюминками» этого мира: школой, строгими правилами, бушующими гормонами и вечным стояком по утрам. О, и вишенка на торте, у него был отец. Его выродок, что устроил чертов Ад из всего того, что Пэн так отчаянно ненавидел. Строгих рамок, жесткой дисциплины, ответственности. Все вокруг заставляли Питера Пэна строить планы на будущее, думать о времени, когда он будет взрослым. Одна мысль об этом заставляет все внутри переворачиваться и срабатывать рвотный рефлекс.              Румпель. И к провидицам не ходи, без собственного ублюдка тут явно не обошлось. Итон не замечал, но Пэн наконец-то понял, что означали эти надменные улыбки при единичных контакта. Румпель этим наслаждался, Румпель злорадствовал. Что ж, не стоило бросать папочке столь откровенный вызов, придется в итоге сводить счеты. Но не ему одному. Чертова Реджина. Чертова Злая Королева!              Пэн вырывается из поглотившей его злобы, только когда Венди жалостливо скулит под ним, прижатая к машине слишком сильно. Он тут же без задней мысли слегка отстраняется и мягко целует ее в плечо, тут же стопорясь, потому что… Какого хрена он делает?!              Нет! Не может быть, чтобы чувства Итона к Джилл так сильно на него повлияли! Он Питер Пэн, он не может!..              Пэн с остервенелым рычанием отпускает зажатые одной рукой запястья и разворачивает вскрикнувшую Венди к себе лицом. Глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, а грудь часто поднимается и опускается, привлекая внимание соблазнительно очерченными сосками.              Венди задерживает дыхание. Джилл шутила над Итоном, что порой он дикий, но черта с два. Кто из них дикий, так это Пэн. С полностью черными глазами, жестко сжатыми челюстями и чрезмерно напряженным телом хищника, готового броситься в атаку. С его магией.              Пэн резко выдыхает через нос и поднимает болезненно-острый взгляд прямо на ее глаза. Венди хочется плакать, Венди хочется убраться отсюда подальше. Особенно, когда он дергано облизывает губу и медленно выплевывает ей в лицо с обвинением:              — Это все твоя вина!              А затем порывисто нападает на ее губы.              Венди мычит в протесте, давит ладонями на вновь навалившееся тело и царапает ногтями открытые рубашкой плечи. Но все это бесполезно. В особенности потому, что когда его язык нагло раздвигает ее губы, а руки вновь ложатся на бедро и грудь, Венди сладко стонет и податливо выгибается навстречу, зарываясь пальцами в короткие волосы.              Джилл Хук была слишком сильно очарована Итоном Голдом. Итон Голд был слишком очарован Джилл Хук. Они любили друг друга. И как бы противно и отвратительно не было Венди Дарлинг и Питеру Пэну, но теперь и они любили друг друга тоже. Не то чтобы они признались в этом друг другу или хотя бы себе в ближайшее время. Итон и Джилл занимались сексом, когда воспоминания вернулись. Вполне логично, что Пэна и Венди повело по накатанной, да?              Пэн обрывает поцелуй, тут же спускаясь губами на область под скулой. Никто из них не хочет смотреть друг другу в глаза, никто не хочет показывать собственную слабость. Особенно Пэн. Ее дыхание тяжелое, его тоже. Он запрокидывает ее бедро себе на талию и входит плавным глубоким толчком. Венди ахает, впиваясь ногтями ему в предплечья, а Пэну приходится прикусить ее кожу, удерживая рвущийся стон. Потому что, черт возьми, да. Он снова в ней. Наконец-то!              После дикого всплеска адреналина, злости и страха Пэну и Венди хватает пары минут для задержавшейся разрядки. Венди остается с дрожащими ногами почти висеть на его руках, полностью разомленная и удовлетворенная. Немного ненавидящая себя, но все же. Пэн остается удерживать ее, прижимаясь к взмокшему лбу. Их обоих одолевают абсолютно противоречивые мысли, которых каждый бы желал, чтобы никогда не было.              — И... — Венди едва слышно подает голос, заставляя Пэна напрячься. Ей по-человечески и по-женски страшно, но она должна спросить: — что теперь?..              Пэн отстраняется, чтобы с острым прищуром заглянуть ей в лицо и облизнуть губы.              — А теперь ты снова будешь послушной Пташкой, Венди, — он командует: — Полезай в машину! И сиди там до тех пор, пока я не вернусь, — и угрожает, конечно же: — И только попробуй куда-нибудь улизнуть. Снова!              — Что ты собираешься делать? — осторожно интересуется она, и он с усмешкой вскидывает брови.              — Это допрос, дорогая? Не припомню, чтобы мы стали настолько близки.              Венди хмурится, отворачиваясь, и прикусывает губу, чтобы не высказать ничего лишнего. Ублюдок.              — Но так и быть, я скажу тебе, — обдает ее ухо лукавый шепот. И прежде, чем Пэн исчезнет по своему обыкновению, до Венди доносится жестокое и кровавое: — Я убью своего сына и Злую Королеву. Ты знаешь их как отца Итона и Реджину Миллс.