Ты здесь?

Июнь 1913. Лондон. 20:53. Мелкий дождь моросит вот уже третий час без остановки и неприятно бьет прохожих по лицу холодными каплями. Асфальт промок, с козырьков баров и магазинчиков тонкими струйками стекает дождевая вода, а дворники на лобовых автомобилей неустанно скрипят о стекло. Новенький Форд Т остановился около здания, и в салоне теперь отчетливо слышно, как капли воды стучат по крыше. Фары погасли, открылась дверь, и из автомобиля вышел статный высокий молодой виконт, тут же раскрывая зонт и поднимая его над головой своего отца, — уважаемого графа Мина. Двери распахиваются, и по глазам, отвыкшим за время поездки по темному вечернему Лондону, неприятно и резко бьет свет, заставляя слегка зажмуриться. Теперь взор раздражает пестрое разнообразие ярких цветов дорогих тканей, в которые в этот вечер обличили себя гости этого мероприятия, какими были и Юнги с его отцом. Перед глазами то и дело мелькают дамские шляпки, слышатся их кокетливые хихиканья, а после появления графа Мина в сопровождении его сына — перешептывания и тихие восторженные вздохи. Виконт Мин всегда был в центре девичьего, и не только, внимания не просто так. Мин Юнги — молодой человек красивого, хоть и не самого крупного телосложения, высокий, с сильным характером, хорошим вкусом и мозгами. Его черные, как смола, волосы от природы немного завиваются и легкими волнами спадают на лицо, кошачья форма глаз придавала ему грации и изящности, а их глубокий темно-коричневый цвет — выразительности и величественности. Мягкие и приятные черты лица, аккуратный, круглый нос и очаровательная, хоть и неискренняя улыбка — все это влюбляет девушек, действуя лучше любого приворотного зелья, а если бы эти девицы хоть раз в жизни увидели настоящую, нефальшивую, широкую улыбку виконта, они рисковали бы сойти с ума от влюбленности в молодого пэра. Одевался Мин исключительно сам и никогда не позволял кому-то лезть в это. Именно поэтому сейчас, когда все в зале одеты в последние модные тенденции и выглядят, хоть и ярко, но однообразно, Юнги выглядит иначе: просто, насколько это позволяет титул виконта, и со вкусом, без всяких пестрых деталей, которые Мин, по правде говоря, считал безвкусными. Черные брюки со стрелками, подпоясанные широким, черным ремнем с блестящей серебряной пряжкой, и благородного темно-синего цвета хлопковая рубашка, украшенная вышивкой из золотых галунов и запонок, с расстегнутой верхней пуговицей — это все. Юнги любит минимализм. Молодой сын графа всегда вызывал у светских девиц восторг, но они не имеют ни единого шанса покорить сердце виконта и прекрасно знают об этом.  — Кто этот юноша? — аккуратно помахивая веером, спросила юная графиня у одной из своих спутниц. — Впервые вижу его здесь. Он симпатичный… даже очень. — Сын милорда Мина — виконт Мин Юнги, а что? — лицо девушки коснулась неоднозначная улыбка, явно намекающая на невозможность подобных действий. — Решила пофлиртовать? Ничего у тебя не получится, Милая. — Что? Почему это? — она вскинула бровями, смотря на приятельницу, а потом слегка нахмурилась, продолжая с явным недовольством в голосе. — Хочешь сказать, я недостаточно хороша для него? — Нет, вовсе нет, Дорогуша, — успокаивает ее подруга и все так же улыбается, ведь и сама когда-то была на месте графини. — Он не заинтересован в девушках. — Не… заинтересован? — девушка хлопает своими небесно-голубыми глазами и поднимает их на виконта, что стоял поодаль, встречаясь с ним взглядом и тут же заливаясь краской. Шум, звон бокалов, звонкий смех девушек, низкие басистые голоса мужчин, ненавязчивая музыка фоном — кого не спроси, все мечтают побывать на подобном мероприятии, но только не Юнги. Он с самого детства жил в свете, мечтая когда-нибудь просто уйти в тень, остаться нетронутым взорами чужих людей, которых Мин так не любит, но вынужден улыбаться им такой же фальшивой улыбкой, как и те ему, только для того, чтобы не разочаровывать своего отца, ведь он так полагается на него, так им гордится, нужно соответствовать. Он всегда предпочитал остаться наедине с самим собой, нежели пребывать в подобном месте среди шума, разговоров и выпивки, потому что открыто презирал все это общество за их лукавость и грязь, которые, как ни старайся, не получится скрыть, ни лестными речами, ни фальшивыми улыбками, дружелюбными и чистыми на первый взгляд, ни даже высоким статусом. Но больше всего Юнги воротит именно от здешних девиц, которые то и делают, что бегают глазками по залу и выискивают очередного богатого пэра, чтобы поразвлечься с ним в свою выгоду и разбавить скучные будни звоном чужих монет. Корысть, ложь, личная выгода, жажда урвать побольше денег — именно то, что есть те самые четыре слона, на которых стоит черепаха британской аристократии, и именно то, что молодой виконт так ненавидит. Надо признать, что хотя бы место, в котором проходила встреча, было приятным Мину. Ему нравилось разглядывать узоры на стенах и потолке куда больше, чем людей вокруг себя. Приятный кремово-белый цвет располагал к себе и хорошо сочетался с теплым светом свечей и огромной хрустальной люстрой в самом центре зала, прямо под которой на невысоком подиуме стоит большой, черный, лакированный рояль. На нем играли в основном специально приглашенные музыканты, но бывало и такое, что они уступали места тем, кто хотел исполнить какую-нибудь композицию сам: все-таки среди британской знати полно талантливых музыкантов и художников. Юнги не был исключением. С самого детства графиня Мин, его обожаемая мать, учила своего сына играть на фортепиано и органе. Юнги правда полюбил музыку и фортепиано, благодаря своей матери, но он уже давно, с самого момента ее смерти от чахотки, не садился за инструменты, хотя раньше ни дня не мог прожить без музыки, ни разу не прикоснувшись к белоснежным клавишам рояля, что стоит в их семейном поместье и очень похож на тот, на котором сейчас женщина в роскошном платье с тугим корсетом исполняет этюд Шопена ля минор. Юнги сидит в одном из кресел с бокалом игристого в руках, наблюдая за всей этой картиной, которая не меняется вот уже почти двадцать лет в его глазах. Не меняется точно так же, как и вопли отца о том, что его сын в свои двадцать пять с хвостиком добился уже всего, но до сих пор холост и даже не задумывается о том, чтобы начать с кем-то отношения. И если с юнгиевой ориентацией отец смирился, причем только совсем недавно, то с его одиночеством — нет. Он буквально каждый такой вечер пытается уговорить сына, чтобы он хотя бы посмотрел в чью бы то ни было сторону. Граф всегда был настойчив, и Юнги порой и правда приходилось делать вид, что ему интересно общаться с какими-то глупыми юнцами из богатых семей, которые даже не в его вкусе, опять же, только для того, чтобы не расстраивать своего отца. Однако, сегодня, что удивительно, граф Мин лишь единожды напомнил сыну о том, что он до сих пор одинок, и больше ни слова не сказал. Это показалось Юнги странным, но в то же время он облегчённо выдохнул, потому что отец, кажется, наконец-то успокоился, хотя на него это и не похоже. К тому же, он и сам пришел к мысли, что сегодня ему стоит найти кого-то, но только потому что его вечера уже долгое время некому скрасить. И сейчас, закинув ногу на ногу, Юнги сидит в кресле и слегка крутит бокал в руке, создавая в нем водоворот из пузырящегося напитка и оценивающим взглядом выискивая в толпе того, с кем он пожелал бы разделить постель сегодняшней дождливой ночью. Дождь за окном лишь усиливался, а стрелки напольных часов, стоящие у стены в большом холле, почти сходились на десяти вечера. Юнги здесь всего лишь час, а ему кажется, что уже прошла целая вечность. В один момент шум в зале резко стихает, и мгновением позже слышатся тихие шушуканья о том, что на вечер наконец-то с немалым опозданием прибыла семья Пак: виконт, его виконтесса и их молодой сын — юный барон Пак Чимин, который буквально пару часов назад вернулся в Лондон, накануне окончив учебу за рубежом в Университете Барселоны, что в Испании, и став непосредственной причиной столь позднего визита семьи виконтов на сегодняшнее мероприятие. С семьей Пак Юнги был знаком вот уже несколько лет, но ни разу не наблюдал милорда и его супругу в компании их сына, который сейчас с глуповатой улыбкой на лице стряхивает капли дождя с дорогого пиджака. Бокал Юнги стоит на подлокотнике уже пустого кресла — Мин слишком заинтересован. Он никогда не любил заводить новые знакомства и запоминать новые лица и имена, но сейчас понимает, что это лицо ему запоминать труда не составит. Низковатый рост, который юноша пытается скрыть с помощью каблуков на туфлях; худые, стройные ноги в узких брюках, тонкая талия, подчеркнутая ремнем и слегка приталенным велюровым пиджаком; покатые плечи, тонкая нежная шея, на которой так хорошо смотрится этот широкий черный чокер, а острые ключицы маняще виднеются из-под глубокого выреза сатиновой майки — мода явно не английская, и это бросается в глаза, вызывая только интерес. Юнги всегда в первую очередь смотрел людям в лицо, но в этот раз он поднял на него глаза только тогда, когда миниатюрная рука юного барона, украшенная кольцами на коротеньких и пухлых пальчиках, потянулась к пепельно-серой челке, зачесывая ее назад и открывая лоб. Лица молодого виконта коснулась заинтересованная ухмылка, а его взор неотрывно направлен на юношу, чьи глаза буквально светились и блестели. У него притягательные янтарно-карие глаза, аккуратный, маленький, слегка плоский нос, милые пухлые щеки, которые чуть покраснели, когда добрая толпа девиц буквально окружила Пака, и такие сладкие на вид пухлые губы, что у Юнги в голове просто красная лампочка загорается, будто предупреждая его о риске стояка. Чимин с самого первого мгновения его появления в зале был окружен вниманием, причем преимущественно женским, но судя по тому, как широко и явно искренне он улыбается, ему это по нраву и никак не напрягает. Только вот Юнги это напрягает еще как. Не успел он приметить себе цель, как на нее тут же стаей слетается куча наивных девиц, которые из-за пышных юбок все никак не могут подобраться к парнишке поближе, а в чиминовых глазах уже мелькают растерянность и безвыходность. Юнги не был бы собой, если бы не вообразил себя у себя же в голове славным героем, который просто обязан спасти юношу из грязных лап светских женщин и получить в награду поцелуй, ну или в случае Мина — горячий секс на одну ночь. Молодому виконту не пришлось даже и слова проронить, как все девушки, окружавшие Чимина и воодушевленно щебетавшие ему, что только в голову взбредет, в миг замолкли и даже расступились перед ним. Слишком просто. Юную жертву женской болтовни уводят подальше, а сами девушки начинают перешептываться, мол, неужели барон Пак тоже из тех самых. — Я должен поблагодарить Вас, — с неловким смешком и легкой улыбкой на лице мягким голосом начинает Чимин и поднимает глаза на незнакомца. — Вы буквально спасли меня. — Не стоит благодарности, милорд. Хотя… — виконт слегка улыбается младшему в ответ и чуть отходит от него, скоро возвращаясь с двумя бокалами ликера в руках. — Вы могли бы выпить со мной в знак благодарности, — он отдает один из бокалов Чимину и продолжает с увлечением разглядывать его. Вблизи он оказался еще красивее. — Ах, простите мне мое невежество. Позвольте представиться. Виконт Мин Юнги, старший сын графа Мина. — Да, милорд, с превеликим удовольствием, — снова эта мягкая улыбка и легкий кивок, и Чимин с удовольствием принимает бокал из рук старшего, не забыв чокнуться. — Что Вы, ничего страшного. Очень приятно познакомиться. Барон Пак Чимин, младший сын виконта Пака. — Я рад знакомству. — Юнги, снова одарив нового знакомого дружелюбной улыбкой, подносит бокал к губам и отпивает немного ликера, намереваясь продолжить беседу. Разговор между Мином и Паком завязался так легко и быстро, что Юнги даже расслабился в компании своего нового приятеля, а такое бывает редко, тем более при первой встрече. Этот мальчишка и правда удивляет своей открытостью, светлостью и искренностью. Такие люди и нравятся Юнги, но, к превеликому сожалению, таких среди дворян слишком мало, и Чимин — единственный, которого за все эти годы удалось повстречать молодому виконту, именно поэтому он смело может считать его дорогой находкой и даже завести дружбу. Одна тема для разговора вытекает из предыдущей, из нее — следующая, и так раз за разом, пока их разговор не посмели прервать. К креслам, на коих два молодых пэра вальяжно рассиживали и болтали обо всем на свете, подошел отец Мина и отозвал своего сына поговорить. Пришлось извиниться и на время оставить своего собеседника, пообещав обязательно вернуться и попросив немного терпения. — Сын, не хочешь сыграть нам что-нибудь? — мужчина кивает в сторону рояля в центре зала и снова переводит взгляд на Юнги, смотря на него с легкой строгостью. — Я ненароком взболтнул уважаемым пэрам о том, что мой сын талантливый музыкант, и я горжусь тем, что он пошел этим в свою маму. — Отец, ты хоть понимаешь, как давно я не играл? Уже больше трех лет я ни разу не прикасался к клавишам, — Юнги пытается уговорить отца передумать, но сразу понимает, что эта затея бессмысленна. — Это правда так важно? — Да, Милый, они хотят послушать, как ты играешь, они любят музыку, — граф кивает и кладет руку на плечо сына, заглядывая в его глаза. — Ты же не хочешь разочаровать отца? — Конечно, отец, я сейчас подойду к вам, — Мин слегка поклонился родителю и, чуть поджав губы, возвращается к Чимину. — Прошу простить. Я по предложению отца собираюсь пойти сыграть пару композиций, не хотите присоединиться и послушать? — Не стоит извиняться, милорд, — с улыбкой говорит младший, а его глаза загораются, как только Юнги упомянул игру на рояле. — Вы музыкант?! Конечно, я с удовольствием составлю Вам компанию! Бокалы остались стоять около кресел, а Юнги, ведомый желанием показать свои умения, неосознанно взял Чимина за руку, подводя ближе к роялю. С одной стороны он слегка боялся оплошать на глазах у всех и все-таки разочаровать отца, но в то же время ему очень хочется показать себя, но не перед толпой пэров и их женщин, а перед единственным юным бароном, ведь он заметил, как засветились его янтарно-карие глаза, стоило только Мину упомянуть рояль, и не может это не использовать. Музыкант уступает место молодому пэру, и теперь все взгляды прикованы только к нему. Это, на самом деле, волнительно. Он и не думал, что когда-нибудь снова сядет за рояль и будет играть, но его руки, по правде говоря, давно скучали по холодным и гладким белым клавишам, а уши — по мелодии, ласкающей слух. Долго думать, что же сыграть, виконт не стал и сразу попросил ноты, хоть и знает все произведение наизусть от самой первой нотки до последней. Любимая соната графини Мин была любимой сонатой и у Юнги. Мин очень давно не играл, и его руки сейчас даже слегка подрагивают от волнения, но стоило только пальцам коснуться клавиш и почувствовать их такой родной холод, вся дрожь утихла, а в груди разливалось такое приятное и теплое чувство чего-то родного, чего-то, чего Юнги очень давно не хватало. Десять тонких пальцев ловко перебирают клавиши, плавно переходя от одного такта сонаты к другому, а окружающим становится ясно, насколько Юнги хорош в этом, ведь он играет, закрыв глаза, и ноты на стане стоят просто для вида и потому что так надо. Когда Мин играет, он всегда уходит в себя, и сейчас на его лице появилась неосознанная улыбка, такая расслабленная и мягкая. Воспоминания накрыли его с головой, и он даже не заметил, как доиграл всю сонату до самого конца, спустившись с небес на землю только после того, как вместо приятной мелодии слуха коснулись восторженное «Браво!» и звонкие аплодисменты. Теперь Юнги уступает свое место музыканту и, поклонившись, уходит с подиума, первым делом выискивая в толпе того, для кого он играл на самом деле. — Это было великолепно! Вы что играли с закрытыми глазами?! Без нот?! Бетховена и без нот играть, вы правда нечто! — восторженно восклицает юный барон, смотря на старшего сверкающими ярче любой звезды глазами. — Где вы научились этому? — Вы смущаете меня, милорд, — тихо смеется Юнги и не может оторвать взгляда от этих горящих восторгом и вдохновением глаз. — Спасибо, мне приятно слышать, что Вам понравилось, — дойдя обратно до кресел, Мин опускается на него и снова обращает взор на младшего. — Меня учила мама. Лунная соната — это ее любимое произведение и мое тоже. — Знаете, я где только не пробовал себя: и искусство, и наука, и живопись. Мне многое удается, но я почему-то до сих пор не почувствовал, что это мое, — Чимин закинул ногу на ногу и потупил взгляд в пол. — Я пытаюсь найти то, что мне по душе, и уже достаточно давно я грезил о том, чтобы когда-то овладеть игрой на фортепиано, потому что я всегда искренне восхищался людьми, которые могут сыграть что душе угодно… — он поднимает все такие же блестящие восторгом глаза на старшего и с улыбкой добавляет: — такими людьми, как вы. — Барон, вы правда смущаете меня, — снова смеется Мин и делает очередной глоток ликера. — Я уверен, что у вас все будет замечательно получаться и буду искренне радоваться за вас, если это и правда то, что вам нужно. — Юнги неотрывно смотрит в чужие глаза, полные желания и восхищения и понимает, что сегодняшняя ночь не будет такой, как он планировал. Он не может просто так отпустить этого мальчишку, разок с ним переспав. — А знаете что? Не хотите, чтобы я стал обучать вас?