Ты здесь?

23 января 1916 года. Япония, остров Миядзима, окраина города Хицукаити в префектуре Хиросима. Мужчина медленно, с тяжелым, хриплым, но тихим стоном, с трудом открывает глаза. Понадобилось немного времени, чтобы сфокусировать зрение и хотя бы разглядеть, где он находится. Понять было не трудно, это явно не рай и даже не ад. Комнатка в японском доме слишком плоха для того, чтобы быть раем, но слишком хороша, чтобы оказаться адом. Пошевелиться так трудно никогда не было, а слух будто бы самой острой в мире катаной рассекают раз за разом с каждым новым словом, которое выкрикивает маленькая девчушка-японка. Найдя в себе силы поднять хотя бы одну руку и прижать ее к уху, Мин теперь смотрит на собственную окровавленную, дрожащую ладонь. К горлу подступает тошнота, а комната начинает ходить кругом, поэтому, когда высокий мужчина заходит в комнату вместе с той девчушкой, он находит виконта с зажмуренными глазами. Последние два-два с половиной часа они того и ждали, пока незнакомец, которого они нашли на берегу без сознания и чудом не замерзшего на смерть, очнется. По нему, а точнее по его форме и погонам старшего лейтенанта, было четко видно, что он из морских войск и, судя по всему, его корабль принял поражение в очередном бою. Этот парень оказался везунчиком, потому что мало того, что он отделался лишь легкой контузией, судя по симптомам, так еще и был найден в таком состоянии дочкой местного врача, которая решила прогуляться по берегу вечерком. — Г-где я? — все так же хрипло и с трудом, заикаясь и глотая слова начинает Мин и приподнимает тяжелые веки. — Как я з-здесь оказ-зался? — Господин, — на ломаном английском начинает мужчина, принявшись аккуратно вытирать кровь с ушей и висков военного, — Не утруждайтесь, вам сейчас слишком тяжело говорить. Это скоро пройдет, — он говорит медленно, негромко и старается звучать как можно внятнее, чтобы даже контуженный человек, который оказался ну слишком нетерпеливым и любопытным, понял его. — Вы в городе Хицукаити, в моем доме. Мое имя Ичимару Нойтора, я местный врач, поэтому вам не о чем беспокоиться. Так паршиво Юнги еще никогда себя не чувствовал, поэтому выдавив из себя тихое «Хорошо, спасибо», он снова прикрыл глаза. Все тело виконта неимоверно ломит, голова мало того, что постоянно кружится, еще и трещит от жуткой и резкой долговременной боли. Этот ком в горле, противная тошнота, вкупе с невозможностью нормально мыслить, двигаться и говорить, дико бесят его. Ему не легчает даже спустя время, даже наоборот. Теперь он не может говорить вовсе, ни единого слова, и вдобавок ко всему, его полощет, будто он выпил целую дюжину самого крепкого алкоголя. На миг Юнги даже задумался о том, что лучше бы он и правда погиб тогда от взрыва, чем сейчас вот так мучиться от этой злосчастной контузии. Однако, осознание того, что он все-таки выжил, не могло не радовать. Вся команда, все несколько десятков человек, включая адмирала Чона, оставили свои жизни где-то там, в глубинах моря. Большинство из них были молодыми, не намного старше, а то и младше самого виконта, но в живых остался он один, и то чудом. Это как родиться во второй раз и получить новую жизнь, которая пока что совсем его не радует, но это дело времени. Спустя пару дней жуткой лихорадки, с кровотечениями из носа, с регулярной рвотой и общей заторможенностью, Мин все-таки пришел в себя, и состояние его стало стабильным, все благодаря Нойторе и его семье, которая чуть ли не сутки напролет выхаживала пострадавшего моряка. Однако, хоть Юнги и не хотел больше доставлять неудобств семье, которая и так сделала для него много, его не отпустили. Пришлось еще около недели жить под одной крышей с самой обычной японской семьей, члены которой стали виконту очень хорошими и надежными друзьями. Сидеть долгое время на одном месте брюнету вовсе не хотелось. Естественно, на поле боя он вовсе больше не рвался, даже не думал об этом, он лишь хотел скорее вернуться в Англию, в свой город, к своей семье, к своей любви, которая даже и не знает, что случилось с Юнги и что он все еще жив. Мин и не сомневался, что его запишут в погибшие, как и всю команду, и поэтому лишь больше переживал за своего Чимина. Сердце не на месте от мысли о том, что только с ним может случиться, узнай он о гибели виконта. Однако, вернуться на родину у Юнги не получается уже несколько месяцев. У него нет абсолютно ничего здесь. Это совершенно чужие земли, на которых он даже никогда и не бывал раньше. Здесь у него нет ни знакомых, кроме той семьи, что спасла его, ни связей, ни даже, можно сказать, имени. К тому же, во всем мире идет война, которая тоже отбирает у брюнета большинство возможностей. Его английский титул виконта здесь не значит ровным счетом ничего, и из-за этого ему приходится трудно, но он все равно не прекращает попытки, не прекращает поиски пути, который приведет его в Англию, где его не то что не ждут, считают погибшим в бою героем. Конечно здорово, что он заимел такую честь, но насколько же будет эффектно появиться в родном городе и стать буквально воскресшим мертвецом. Эта мысль немало позабавила его. Теперь Юнги, который с детства имел все, что ему было нужно, и все подавалось ему готовым на блюдечке, знает, каково жить обычному человеку, тем более в другой стране. Были даже случаи, когда его, даже не выслушав, выгоняли, узнав только, что он иностранец. Решив, что так дело не пойдет, а трудностей слишком уж много, Юнги что только не делал и в итоге завел для себя очень выгодное знакомство, причем совершенно случайно, заступившись на улице за девушку, которая оказалась единственной дочерью большого человека в этих землях. Он, по правде, уже не так сильно надеялся на то, что кто-то сможет помочь ему выбраться из этого дурацкого места, но ему снова безумно повезло, уже третий раз в жизни. Теперь виконт сидит в одной из кают теплохода, предвкушая свое возвращение. Все это время он не имел возможности даже написать Чимину, не мог сообщить ему, что он все еще жив, но это сделает их встречу еще более особенной. Главное, чтобы Пак не отреагировал слишком резко, а он может. Юнги думает об этом, и на его лице невольно появляется такая довольная и счастливая улыбка. Война уже давно закончилась, еще в прошлом году, и теперь им точно ничего не помешает, осталось только преодолеть эти километры — единственное, что их разделяет теперь. Только вот Мина сильно беспокоит, что могло произойти с Чимином за эти пару лет, что он отчаянно пытался вернуться в свою страну. В голову забирались самые различные мысли и варианты того, где сейчас барон и как он вообще. Это настолько волновало виконта, что он едва смог уснуть. Дорога заняла почти неделю, но теперь Мин неторопливо идет по одной из улочек Лондона, а его душу греет такое теплое, приятное и трепетное чувство. Он наконец-то вернулся, наконец-то видит родной город, ходит по его улицам, смотрит на здания, подмечая, что столица Британии за время его отсутствия ну совсем не изменилась. Лондон по-прежнему имел свою особенную атмосферу, от которой Юнги уже давно отвык, и вернуться в нее — огромное счастье для виконта. Как бы радостно ни было на душе молодого пэра, его все еще гложет мысль о том, где Чимин и что с ним. Что с ним стало? Остался ли он в Лондоне или уехал? А что, если он уже нашел себе кого-то вместо Юнги? Что если у него уже совсем другая семья, другая жизнь? На все эти вопросы ответ нашелся слишком быстро. Взгляд Мина бегло прошелся по одной из стен, и виконт мгновенно замер, заметив на бумаге до боли знакомые и такие родные черты лица. Постер содержал немного информации, но каково было удивление брюнета, когда он узнал, что его возлюбленный дает музыкальные концерты. Планы на сегодняшний вечер и на то, как появиться перед Чимином появились сами собой, но ему пришлось потрудиться, чтобы достать билеты. Юнги совсем не ожидал, что ему нужно будет постараться ради того, чтобы попасть на концерт, как оказалось, новой лондонской звезды, который популярен не только в родном городе, но и во всей Англии. Парня взяла такая гордость, и он был так рад за своего любимого, что и словами не передать. Виконт теперь с нетерпением ждет сегодняшнего вечернего концерта барона, но перед этим у него есть еще одно неотложное дело. Все те же резные железные ворота, все тот же двор и двухэтажное поместье. Казалось, что прошла целая вечность с того момента, когда темноволосый в последний раз бывал здесь. Он почему-то долго не решается войти, издалека наблюдая за тем, как в окнах суетливо бегает домашняя прислуга, приводя дом в порядок. Здесь все как всегда, все как раньше, не изменилось ровным счетом ничего. Посмеявшись от собственных мыслей и сравнив себя с каким-то стариком, Юнги все-таки перешагнул порог родного дома, стараясь не напугать тех, кто уже давно считает его мертвым. — Здравствуй, — стоя в дверях большой, просторной гостиной, и смотря на спину своего отца, с улыбкой говорит Мин. — Давно не виделись. Сердце графа пропустило удар, когда слуха коснулся такой знакомый и такой родной голос его сына. Он даже подумал, что уже окончательно сошел с ума или в конец спился, что теперь ему мерещится его сын, прямо как несколько лет назад, но стоило ему только обернуться и увидеть живого, совсем не воображаемого, самого настоящего Юнги, Мин, кажется, начал верить в чудеса, ибо как это назвать, если не чудо? — Ты так смотришь на меня, будто мертвеца увидел, — с легкой ухмылкой на лице, тихо и кротко посмеявшись, язвит Мин и делает несколько шагов навстречу отцу. — Я вернулся, пап. Это был первый раз, когда Юнги видел слезы собственного отца, и это были слезы безудержной радости. Сказать честно, сам виконт тоже не сдержался, но он и не пытался даже. Он не может описать словами то, насколько сильно соскучился по своим близким, которые думали, что он отдал свою жизнь на войне. Граф же ни на день не терял веры в то, что его сын жив, ведь он не мог просто так взять и погибнуть. Где-то там, в глубине отцовской души оставалась надежда на то, что когда-то настанет день, который наконец-то настал. Юнги и правда воскрес, он просто взял и восстал из мертвых, хотя никогда таковым и не был. Такое случается далеко не с каждым, и судя по всему, судьба слишком добра к виконту, который теперь сидит за одним столом со своим отцом и слушает его, пока тот рассказывает обо всем, что случилось за все это время и с ним самим и в городе в целом. Граф прекрасно знал, что интересует его сына больше всего, поэтому все, что знал о Чимине, он рассказал. К концу рассказа брюнет испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он дико рад за барона, а самое главное за то, что он все еще любит его, но в то же время дико сожалел за все то, что ему пришлось пережить. Пусть Мин старший знал не так много, но слушать его рассказ о том, что Пак пережил ужасное время и даже едва не распрощался с жизнью, было трудно, невыносимо тяжело. Эта война доставила слишком много боли людям. Всем людям без единого исключения. Она унесла столько жизней, она стольких людей лишила счастья, только всего разрушила, буквально разгромила, что так просто все восстановить не получится, и если разрушенные города будут со временем восстановлены, эта война останется жирным болючим клеймом на сердцах абсолютно всех людей, которые застали эти тяжелые и страшные времена. Такого волнения, как сегодня вечером, Юнги не чувствовал очень давно. Это так странно, ощущать то, чего так давно не ощущал. На его лице появляется странная улыбка, полная предвкушения и нетерпения. Концерт уже через час, и Мин все никак не может осознать, что совсем скоро он снова увидит своего Чимина, который в его отсутствие стал широко известным музыкантом. Виконт так долго ждал этого дня, так стремился к этому, так желал, чтобы этот момент настал, и теперь, когда он уже сидит в зале, битком набитом людьми, что пришли послушать музыку в исполнении барона, его сердце едва ли не вырывается из груди. Он не способен контролировать и сдерживать собственные эмоции и так широко улыбается, смотря на все еще пустую сцену и ожидая того самого заветного мига, когда он сможет собственными глазами увидеть Пака. Еще немного и на сцене появляется звезда сегодняшнего вечера, которая неизменно светит ярче любого небесного светила. Юнги замирает, как только слышит такой знакомый стук маленьких каблучков по сцене. Чимин появляется перед зрителями, и виконт просто не может оторвать от него глаз, хотя бы потому что он не хочет этого. Барон с годами стал лишь краше, но в то же время остался таким, каким брюнет его помнил. Все такой же очаровательный, светлый и яркий взгляд янтарно-карих глаз, пухлые розовые губы, которые медленно растягиваются в такой нежной, теплой улыбке, пленительные румяные щечки — то, чего виконту так долго не хватало. Чимин выглядит все так же прекрасно, но Мин даже затаил дыхание, как только младший уселся за инструмент, ведь за ним он выглядел еще краше. Он будто бы создан, чтобы вот так сидеть за роялем, держа идеальную осанку и заставляя восторженно вздыхать всех здесь присутствующих. Юнги не может ни насмотреться на своего Чимина, ни наслушаться музыки, которую он играет уже больше часа. Он стал и правда великолепным музыкантом, и совсем не удивительно, что он обрел такую популярность, ведь по нему видно, что он чертов гений, он слишком хорош в этом. Мелодии такие красивые, нежные, они заставляют мурашки неустанно бегать по телам слушателей, они буквально пленяют, завлекают настолько, что хочется слушать еще и еще до бесконечности, просто наслаждаясь великолепной музыкой, которая имеет свою манеру, свой характер, отражающий характер самого музыканта — такой утонченный, нежный и такой хрупкий, но в то же время безумно сильный и стойкий. Композиции хотелось слушать залпом одну за другой, но куда приятнее было слушать все такой же сладкий и нежный голос Пака, который иногда прерывался на короткие разговоры с пришедшими, рассказывал о смыслах тех или иных произведений и просто благодарил за то, что его слушают. В самом конце каждого своего концерта барон неизменно играет одно и то же произведение — самое первое, написанное им, то самое, что дало ему все то, что он имеет сейчас. Либо граф Мин не знал о смысле этого произведения, либо просто забыл рассказать ему, но виконт понял все сам еще на середине композиции. Это история в нотах. Это история их любви, которая, как прекрасная мелодия, прошла через время, обретая самые разные тона, самые разные мотивы. Юнги мало что могло тронуть настолько глубоко, чтобы он не смог сдержаться, и никто до этого момента еще не доводил виконта до такого, как бы ни старался. Такое странное, но приятное чувство переполняет его, течет вместе с кровью по венам и вместе с ней же омывает сердце, которое так сильно, так часто бьется сейчас. Так хочется просто закричать, встать и пойти к нему, но виконт лишь сидит и не контролирует собственных слез, которые одна за другой скатываются по его щекам. Брюнет никогда не испытывал ничего подобного, и сейчас он просто вне себя от того, что происходит. Он так горд за Чимина, так тронут его работой, что просто не может найти никаких слов. В его голове теперь мысли только о том, как бы поскорее увидеться с любимым лично, чтобы наконец-то сказать, что вот он жив, здоров, что он теперь рядом и больше никогда не оставит его одного. После концерта Юнги так и не смог пробраться в его гримерку, как хотел изначально, поэтому пришлось ждать на улице, но даже так он успехов не поимел. Остался лишь один выход. — Здравствуйте, — стоя на пороге поместья Паков с легкой улыбкой приветствует виконт, смотря на застывшую на месте Элизабет, которая отказывается верить своим глазам. — Как поживаете? Так забавно было наблюдать за реакцией людей, которые все это время думали, что Юнги давно мертв. Кто-то пугался, горничная в его доме даже упала в обморок, увидев его. Виконтесса, да и сам виконт Пак не стали исключением. Мину даже понадобилось время, чтобы убедить родителей любимого в том, что он правда жив и стоит тут самый настоящий. После недолгого разговора, большую часть которого брюнет рассказывал, что с ним вообще случилось и почему он не прибыл сюда раньше, Элизабет провела молодого пэра к дверям комнаты ее сына, который снова уединился у себя в комнате, чтобы поговорить с любимым и рассказать ему о том, как прошел концерт. Юнги знал о том, какое спасение для себя нашел Чимин, поэтому постарался войти максимально тихо, чтобы не отвлечь его. Барон сидел на полу спиной к двери среди зажженных свечей и с улыбкой смотрел на то, как деревянный указатель давал ему ответ буковка за буковкой. Юнги остановился прямо в дверях, решив сначала немного понаблюдать за младшим. На его лице появилась такая мягкая, такая теплая улыбка, когда он слушал о том, как Чимин рассказывал ему, как много людей сегодня пришло посмотреть на него, как он перепутал пару нот от волнения, как разговаривал с поклонниками. Он делает несколько тихих шагов и садится над полом напротив Чимина, положив свои руки поверх его и видя, как тот расплывается в широкой улыбке, смотря на руки любимого. Это сильно удивило Мина. Паку и раньше виделся Юнги, он часто видел его рядом с собой, поэтому считал, что даже сейчас это всего лишь плод его фантазии, несмотря на то, что все слишком реально. Он чувствует теплоту рук виконта и, кажется, даже слышит, как он дышит, чувствует, как он смотрит на него все с той же теплотой, с той же нежностью, как раньше. Сердце Пака трепещет, а на глазах наворачиваются слезы, пока он смотрит, как указатель под их руками по буквам собирает короткую, но такую важную фразу «Я здесь». Чимин поднимает глаза и видит Юнги; самого настоящего, такого живого Юнги и не верит собственным глазам, из которых до сих пор без устали льются соленые слезы, срываясь с его острого подбородка и разбиваясь о дорогой ковер. Виконт все с той же улыбкой бережно вытирает чиминовы щеки и, заглянув ему в глаза, льнет к барону, вовлекая его в нежный, чувственный и трепетный поцелуй. Он так давно всем своим нутром желал этого, так долго желал прикоснуться к Чимину, поцеловать его, заключить в крепкие объятия и больше никогда не покидать его ни на единую минутку. Поцелуй получился неловким вначале, потому что напуганный Пак пытался отстраниться, но скоро, почувствовав, что это все-таки его Юнги, он сам обвил шею виконта руками, целуя ответно с той же нежностью и любовью, которую он питал к старшему все это время. — Я ведь обещал, что обязательно поцелую тебя снова, мой ангел, — прислонившись лбом ко лбу барона, на улыбке говорит виконт, и поглаживает Чимина по спине, успокаивая его. — Прекрати плакать, любимый. Я здесь, я теперь навсегда с тобой.