crossfire

ты родилась мёртвой, как оно и должно было быть: мир наконец ощетинился, отверг тебя, и в гробовой тишине операционной я единственный улыбался. в моей груди искрилось счастье, до боли от широкой улыбки; никто из них даже представить не мог, сколько ты пережила. вечность осыпалась прахом, словно александрийская библиотека. вот только тебя вернули. вытянули, вырвали у меня прямо из рук — дешёвый человеческий трюк, я почти взвыл от тоски; помнишь ту историю, как акушер спас младенца? он выдохнул ему сигаретный дым в лицо. ты была вторым пикассо. за такое мало пересчитать позвонки. твой первый вздох был похож на предсмертный хрип, и надежд ты подавала не больше, чем слепой котёнок. я подумал свернуть тебе шею — только не захотел повторяться и встал с кислой миной над люлькой. дрянные люминесцентные лампы рисовали мне нимб над головой. здесь было слишком мало места, чтобы расправить крылья. твоя мать назвала тебя так же, как и в сотне жизней до этой — я приложился губами к холодному кольцу. самому тошно от сентиментальностей; эта — традиция. кирелл. знаешь, я видел каждый твой шаг, слышал каждое твоё слово и любил все твои стихи; видел твой первый поцелуй и то, как ты стонала под другим мужчиной, не чувствуя на самом деле ничего. кирелл, ты счастлива? без меня? я спрашивал у запотевшего зеркала и остывшего кофе на твоём столе, но ты не отвечала. ты продолжала писать свои нескладные песни, хотя не научилась играть на гитаре; слова, вырванные из прошлого, как сквозные раны от пуль — я помнил их все наизусть. ты шептала, нащупывала — я подпевал, зная всё наперёд. тебя тянуло обратно ко мне. я ждал тысячу лет, кирелл. мне одиноко. потому что мы были там, в горящих помпеях и задолго до них — под сливовыми деревьями у ручья в наш первый день. я ждал, воспаленный жарой, — влюблённый не знал, что ты забыла и будешь забывать ещё тысячу лет. но кольцо было со мной даже тогда, когда ты стала смотреть прямо сквозь. когда наши пальцы больше не переплетались, со мной осталось обещание, серебряная клятва, данная мёртвым богам в конце пути, — чтобы однажды встретиться вновь. и как-то раз ты увидела меня в зеркале. всего секунда — думала, что показалось, но я улыбнулся, и что-то в тебе ёкнуло. страх. конечно тебе стало страшно: целое мироздание пыталось разделить нас, но я был прямо там, и вопреки воле новых богов был ближе, чем когда-либо, иначе ты не отводила бы глаз. узнавание на подсознательном уровне. твоя смерть дышала тебе прямо изгиб шеи, ледяными пальцами до дрожи вдоль позвонков. ты чувствовала нутром, что скоро это случится. ты стала находить сизые перья. когда-то они тебе нравились, не закатывай глаза. я помню, как ласково и задумчиво ты перебирала их, но теперь шарахалась, выкидывала, избавлялась; инстинктивно стремилась выжечь себя, и я хохотал в голос. даже спустя столько лет идея свернуть тебе шею меня умиляла. ты пробовала курить, хамить и отращивать ногти — как запрыгнуть в последний поезд, потому что наверняка жалеешь. я не мешал. однажды ты всё равно закашлялась до слёз и бросила это дело. из тебя никудышный бунтарь, кирелл, но и я на ангела-хранителя мало похож. с моими-то рогами.