Зона нейтралитета

Ему кажется, это идеальный повод для убийства по неосторожности. — Это не займет много времени. Саске понятия не имеет, почему он сидит на деревянном полу крытой веранды, почему их глаза — на одной высоте, а его тело — в двигательной прострации. Он, кажется, подписался на что-то вчера — что-то, подразумевающее временную утрату личного пространства и телесной неприкосновенности. — Сантиметра три? — На твое усмотрение. Саске сгибает ногу в колене в поисках удобоваримой позы. Хината делает опорные наброски: предварительный эскиз складывается штрих за штрихом, проявляя конечный замысел. Она тянется к нему левой рукой, в правой — блеск бритвенных полотен, скрепленных резным винтом. — Только не увлекайся, — он обхватывает противоположный конец лезвий, чувствуя жар ее ладони, стекающий по металлу. Дело в температуре ее рук или удивительной теплопроводности сплава? — Это обычная стрижка, Саске-сан. — Учитывая твое предпочтение в мужчинах и длину волос Наруто, не жду ничего хорошего, — его губы растягиваются в уничижительной ухмылке. — Стриги на свое усмотрение, но на мой вкус. Хината вырывает ножницы во вспыхнувшем импульсе, возможно, не рассчитав силы. Саске осматривает внутреннюю сторону ладони: розоватый след проходит диагональю встревоженных капилляров, вплетаясь в линии сгибов. В его мыслях мелькает сожаление о том, что ножницы не направлены острыми лезвиями наружу: было бы значительно глубже и гораздо эффектнее. — Полегче, милая. Что-то в ней изменилось. Или просто находит выход? — Саске, просто дай мне продолжить. Он убирает руку, разведя ее в примирительном жесте, мол, пожалуйста. Хинату тяготит жизнь в постоянных экстремумах: соприкасаясь, они словно увеличивают размашистость амплитуд. В контрольной точке настоящего он может упрямо игнорировать, минуты через три — вбить колкость, а час спустя выразить предпочтения по поводу блюд на предстоящий ужин. Когда их отношения успели сменить курс с северной определенности на южную туманность? И почему она не пресекла этот момент еще на корню? Хината собирает разрозненное внимание на острие ножниц и меняет положение пальцев, ныряя большим и указательным в металлические брусья колец. Саске наблюдает за ее моторикой с каким-то маниакальным интересом. Она не знает, виной ли тому близость холодного оружия у лица или же дело в черном глянце его радужки, скрывающем игру зрачка, — не прочесть. Хината чуть задумывается, проходя взглядом по его волосам: перехват ножниц на манеру куная лезвиями вниз, толчок безымянным пальцем по направлению вращения — инструмент совершает полный круг по часовой. Движение выверенное, но абсолютно неосмысленное. — Неизжитые привычки, да, Хината? Она растерянно замирает, остановившись. Пропускает колкость мимо ушей, но та встает поперек горла — хочется откашляться. — С ножом на кухне ты орудуешь также технично? — Саске смотрит вызывающе, почти развязно. — Никто не жаловался, — Хьюга перебирается к нему за спину, разрывая зрительный контакт и облегченно расслабляя плечи. — О, не сомневаюсь. Лимит слов был превышен еще на первых минутах: сегодня он на удивление сговорчив. Только вот сговорчивость эта направлена исключительно на выведение ее из душевного баланса. Она не знает, чем руководствуется Учиха: жгучей ненавистью, ярым отвращением или банальной скукой — однако он вновь и вновь нарушает договоренности, нарушая неприкосновенность границ. А у нее так не вовремя иссякают резервы всепрощающего терпения. Хината делает глубокий вдох. Всепроникающе. Вязко. После — медленно запускает ладонь в его волосы, чуть оттягивая отросшие пряди на себя. Весь процесс отдает какой-то вульгарной эстетикой. — Неудачная миссия, Саске-сан? Он отгоняет дымку наваждения на грани с томной эйфорией; нервные окончания продолжают нещадно вибрировать. — Скорее, неудачная жизнь. Хината словно видит его слова физически: они вырываются вместе с горячим дыханием и виснут в декабрьском воздухе плотным паром. Сегодня, кажется, предупреждали о небольшом минусе и высокой влажности. Саске ее не видит — лишь чувствует. Сейчас она, кажется, склоняется чуть ниже, подравнивания срез, а ее дыхание проходит теплым бризом по пикам шейных позвонков. Учиха инстинктивно вздрагивает, Хината искренне недоумевает: замерз? — Терпеть не могу... — она задерживается ножницами в воздухе, сползая взглядом до района лопаток и ожидая продолжения, — ... дипломатические вылазки. Концовка немного сбивает с привычной колеи: готовая к колкости, она вдруг оказывается втянутой в отвлеченную беседу. Хината чуть давит на его затылок, увеличивая угол наклона: пальцы путаются в волосах, стимулируя тригерные точки. Саске накрывает волной примитивных реакций на физико-химическом уровне: чертова физиология. — Твоя последняя миссия из разряда переговорных? — третье правило делового этикета: при отсутствии знаний по теме выражайте свою заинтересованность уточняющими вопросами. Что насчет первого и второго пунктов — она их нарушила еще вначале, игнорируя большинство из его реплик. — Я либо говорю откровенно, либо не говорю ничего. Чаще всего — второе, — ее ладонь идет от основания шеи к вискам, стимулируя рецепторы. — Ни одна из альтернатив не устроила местную администрацию Долины Птиц. — Вот оно как, — она отвечает чуть ли не междометием, задумавшись: Долина Птиц — это где-то в слепых географических зонах? — Дипломатичные разговоры по поводу срываемых поставок, невыполнения обязательств и изгнания наследниц — это ведь не ко мне, а, скорее, к клану Хьюга? Понятно, очередная подводка к дуэльной схватке. Он вдруг подается назад, опрокидывая голову и практически ложась затылком на ее грудь. Смотрит на ее перевернутое изображение мучительно долго, буквально удушающе, и улыбается чему-то своему. Саске не видит выражения ее лица в полной мере — лишь линию подбородка да дрожание ресниц. Вязкая истома стекает по внутренним стенкам напряженного пресса. Вновь и вновь, снова и снова — это переходит в бесконечный цикл. Она чувствует тяжесть его тела на своей груди, угольные волосы, проходящие наждачной бумагой по коже шеи и ключиц, — Учиха жжется и будто выедает. Если в его кровотоках — повышенный уровень окситоцина, то в ее, судя по всему, — гормоны стресса. В какой-то момент Хината понимает, что секундный интервал хода часов растягивается в мини-бесконечность. Она ретируется назад, упираясь поясницей в древесину опорной балки и собственное замешательство. Саске продолжает давить на нее, но если раньше только морально, то сейчас — уже физически, перекладывая на нее вес своего тела. Учиха поворачивает голову в сторону бликующих лезвий и буквально припадает ухом к ее сердцу: удивительно стабильный сердечный ритм и ровная динамика вдохо-выдохов. Поразительно. — Мешаешь, Саске-сан. Его имя впервые сочится повышенной кислотностью. Хината не говорит в ответ ничего определенного, говорят лишь ее движения: она, вцепившись в воротник, возвращает его в исходное положение резким толчком вперед, вдруг забыв про этикет и прелюдии. Он, кажется, слышит, как трещит ткань на вороте рубашки, что продолжает держать форму ее пальцев. Учиха вновь принимает сидячее положение, слегка качнувшись, и флегматично пожимает плечами. Что, если отсутствие внешней агрессии компенсируется неисчерпаемыми запасами агрессии скрытой? Саске прощупывает ее в поисках пробоин с интересом научного работника. — Прости, я забыл, что в список запретных входят темы касательно твоего клана и Наруто Узумаки. Хьюга сжимает челюсть до скрипа в костях и одубевших мыслях: ну что вы, он не забыл. — Аналогично с тобой. — Позволю не согласиться, я при упоминании нынешнего Хокаге не впадаю в безудержную истерику. Хруст наточенных лезвий проносится над его ухом подобно электрозарядам; Хината проходит по контрольной линии затылочной зоны, чувствуя атрофирующий спазм в сухожилиях: кажется, она сжимает ножницы и его пряди сильнее положенного. Срезы волос кружат в воздухе и приземляются у их ног смольными хлопьями. Саске сидит покорно, выстраивая альтернативные сюжеты: возможно, сейчас она вцепится в его волосы, заведя голову назад уже насильственно. Быть может, выскребет все внутренности своим Бьякуганом. Не исключено, что полоснет лезвием по сонной артерии без особых раздумий и с минимум привязанностей. — Скоро начнет темнеть, — сталь дрожит в ее голосе, проступает в жестах и взгляде. — Надо заканчивать. Заканчивать? Забавно, наверное, быть убитым женой и попасть на первую полосу новостных хроник. Зарезанный канцелярскими ножницами: конечно, ведь не достоин он быть причастным к ее клановым техникам даже под предлогом смерти. — Мы ведь никуда не торопимся. Или у тебя нарисовались планы на сегодняшний вечер, дорогая? Саске знает: Хината не убьет — по крайней, не получив лицензии на убийство от вышестоящего руководства. Заверенное, безусловно, печатью лидера деревни. Может, поместить ее в свое душное гендзюцу, дав возможность расквитаться с ним хотя бы иллюзорно? В качестве подарка на годовщину? Она бы оценила. Учиха вновь поворачивает голову, готовый озвучить выгодное предложение, но Хината считывает движение и обрывает его подобно гильотине. Направляет его голову строго по прямой, не позволяя обернуться, — уже насильственно, словно вторя его мыслям. — Саске, пожалуйста, — блок по обе стороны: движения головы ограничены шорами из ее ладоней. Не шевельнуться. — Не отвлекайся, — Хината чувствует легкую пульсацию в его висках. — Я сама смиренность, Хината-химе, — Саске говорит, но с трудом контролирует разбросанные мысли. Все они вдруг плавятся под жаром ее ладоней, сливаясь в бесшовную однородность. Хьюга чувствует острую необходимость во входных данных: почему холодная неприступность вдруг трансформировалась в обжигающее противостояние? Почему тонкие намеки на причастность к ее жизни сменились регулярной провокацией? И почему, черт возьми, он начал вплетаться в ее жизнь настолько болезненно? Хината садится уже перед ним, глаза в глаза; отводит прядь перпендикулярно вверх, срезая точно под углом в сорок пять; игнорирует холодную надменность риннегана, обычно скрытого под завесой челки. Саске удивлен: Хината реагирует чрезмерно спокойно, словно перед ней не величайший из трех додзюцу, а все тот же Бьякуган, но с более высокой насыщенностью лилового и рядом центрических окружностей. Хьюга делает завершающие штрихи и вдруг замирает взглядом исключительно на нем: не сквозь, не через, не рядом и не возле. Прямо на нем. Учиха видит, как падает контрастность цветов: тусклый день плавно переходит в серый вечер. На часах без десяти минут шесть. — Саске, — их чакра сталкивается, деформируя материи и перетекая одна в другую. — Что ты хочешь от меня? Выпад наугад с надеждой на лучшее. Они смотрят друг на друга выжидающе долго, словно на измор. В его глазах — пустоты черных дыр и ужас бесконечности, в ее — небесные тела северных созвездий. Вместе – чуть ли не целая Вселенная. Саске выдерживает долгую паузу, смакуя заготовки фраз и восседая на останках ее выдержки. После — разрывает тишину с присущей непредсказуемостью. — Чего я хочу, значит... — он встает, запуская руку в волосы и восстанавливая ассиметрию: риннеган вновь скрывается под косой челкой, — Хината, милая, онигири с темпурой на ужин мне будет вполне достаточно. На что она, впрочем, надеялась, играя в открытую? С ним — только скрытыми манипуляциями и наглой спекуляцией. Саске бросает взгляд из-за плеча, замечая, как мягкая покатость ее плеч вдруг ломается напряженностью шейной дуги и натянутостью предплечий. Хината, определенно, не привыкла к спазматическим разговорам и грызущему раздражению: диаметрально противоположный спектр привычных ей эмоций. Ощущение такое, что по телу разливается нечто чужеродное и отталкиваемое всем ее естеством. Проклятие ненависти — оно что, передается при контакте с носителем? Учиха уходит, поблагодарив на прощание и оставляя Хинату наедине с терпкой горечью и жизненной неопределенностью. Она разрезает воздух, смыкая лезвия ножниц в унисон с удаляющимися шагами Саске. Проматывает пленку, пуская реверсом: Долина Птиц? Клан Хьюга? Онигири на ужин? Голову разрывает от невнятной обтекаемости воспоминаний. Зимние сумерки проступают тусклым свечением звезд на натянутом глянце неба. Учиха становится все более невыносим.

***

Саске не может уснуть второй час. Прожитый день напоминает о себе легкой пульсацией в ладони, волосами, что короче на три сантиметра, и соленым привкусом онигири на ужин — восприняла его колкость всерьез или издевательски высмеяла? Спросил бы напрямую, если бы соизволила разделить с ним ужин, а не заперлась в комнате, предусмотрительно накрыв на стол. Ночь накрывает поместье практически незаметно. Учиха считает количество гвоздей на потолке, сбиваясь на тридцатом. Саске, наверное, выставит себя последней сволочью, сказав, что сегодняшний вечер позволил ему выпустить пар и восстановить силы. Возможно, эгоистично, зато крайне действенно. Лишенный жизненной цели, он восполняет внутреннюю пустоту чужими переживаниями — он бы, возможно, и брал в рассрочку, да вот кредитная история не позволяет. Остается лишь вытягивать без остатка, оставляя ранее наполненное порожним. Быть может, на этой почве он и сошелся с Узумаки? Энергетические пустоты одного прекрасно коррелируются неисчерпаемостью чакры другого. А Хината — Хинате просто не повезло. Знатно нагрешила, наверное, в прошлой жизни, переродившись в конкретно данной фазе. Учиха вытягивает ноги, чувствуя, как объемные ромбы на ватном футоне мягко упираются в спину, словно выталкивая. Он растворяется в уплотнившейся атмосфере комнаты, вслушивается в отзвуки внешнего мира и засекает интервалы между выдохами — раз в три секунды. Усталость накатывает волнами, склеивая мысли и сковывая движения. Саске медленно давит на рычаг, усмиряя циркуляцию чакры, и натянутая собранность перетекает в смиренное принятие. Почти пересекший грань реальности, он скатывается в вязкую бессознательность. Наверное, он бы забылся затяжным сном. Наверное, зарылся бы лицом в подушку, а мыслями — в рыхлую апатию. Наверное, но явно не сегодня: глухой удар под аккомпанемент стеклянного звона вдруг путает все карты и вынуждает судорожно глотнуть воздух. Эхо дробится на десятки запаздывающих повторений, следующих друг за другом рядом волн. Их дом всегда отличался удивительной акустикой? Учиха выныривает из сонливого небытия, встряхивая все органы чувств сразу, — отточенный навык мгновенной мобилизации в полевых условиях. Приподнимается на локтях, натягиваясь тугой струной: случайное падение посуды на кухне? Неудачное приземление кота на пол? Воспаленная галлюцинация? Он встает, реконструируя звуковые волны в поисках источника и убеждаясь в отсутствии посторонних в доме. Хьюга — ее комната в южной части?