Наша победа - смерть для врага

— Неспроста он приехал, ой, неспроста… Расстреляют нас завтра-послезавтра, глядишь, сёдня! — Да ну тебя, старый! — отмахнулся Санька, зашивая изношенную форму. Где только нитки с иголкой сумел достать? — Чего?! Нашёл старого, мне всего-то сорок восемь, — проворчал Валентин Петрович с ясной обидой. — Извини, отец, не знал, — Санька похлопал старика по плечу. Тяжёлая им досталась доля, но это ничего, терпимо. В четвёртом бараке, вон, крысы человека загрызли, даже двоих, слухи до сих пор ходили, подкованные умопомрачительными подробностями. — Нашёл чего бояться, — прогремел голос от входа, откуда сразу повеяло холодом. — В четвёртом бараке, вон, фрицы нашего… голыми руками… — он попытался изобразить руками расправу над соотечественником. — Как собаки загрызли! А ты расстрела боишься? — Я уже ничего не боюсь, — прокряхтел Валентин Петрович, утирая слёзы. Санька кивнул — самое страшное давно случилось, страхом смерти тут уже никого не напугать, разве что новоприбывших. Совсем молодые парни, им бы в школе учиться, а не в окопах сутками сидеть, да под пулями ползать. — Вован, ты где был? Почему обед пропустил? — Женька накинулся на Вишнёва с вопросами. Санька отложил шитьё и подошёл поздороваться. Товарища Вишнёва со вчерашнего утра никто не видел. Думали кокнули, поторопились хоронить. Но вон он, жив, здоров, а по виду будто из могилы вылез. Рожа бледная, весь взъерошенный, помятый и несло от него псиной. Видно, фрицы снова заставили собачьи вольеры чистить. — Ты в курсе? Нас теперь раз в день кормят. Не успел — ходи голодный. Женька вытащил из кармана краюшку хлеба и протянул Вовке. Тот сомневался, не хотел объедать товарища, но всё же взял. Сунув чёрствый грязноватый кусок в рот, он принялся быстро жевать, избегая ответа. Вовка боялся, боялся поведать товарищам правду о том, как его вызвал к себе штандартенфюрер и «накормил» тарелкой восхитительный каши. По сравнению с тем, что они ели в местной столовой, фрицская каша приравнивалась к деликатесу. — Тебя, вроде, главный к себе вызывал? — поинтересовался товарищ Александр. — Да, — Вова машинально кивнул. — И что сказал? — не унимался Санька. — Пади почётную должность слуги предложил, — хмыкнул Женька. Новости здесь разлетались быстро, а, впрочем, это и не новость. Военнопленных немцы за людей не считали. Каждый пленный здесь — своего рода полезный и весьма затратный ресурс, инструмент, которым умело и по назначению пользовались. Уборка снега, льда, некоторых заставляли убирать склады и мыть полы в главном корпусе. После уборки от прислуги сразу же избавлялись. Одноразовые инструменты быстро ломались. В начале зимы по всему лагерю разлетелся слух о случае, когда командиры решили повеселиться, развлечь себя и солдатню. Загрузили полный грузовик военнопленных, одели тех в старую немецкую форму и огласили: — Лес заминирован партизанами. В той стороне русская застава. Если доберётесь до неё, то вас застрелят свои, — вот же гады, по больному били. Для советского человека принципиально чья рука подарила бы билет в один конец. Вопрос чести. Уж лучше от своих пасть, чем от кровожадных нацистких псов. — С каких пор фашисты стали нам, — Санька сделал заметный акцент на последнем слове, — предлагать работу? — Ну мало ли, и чего ты к словам придираешься? — фыркнул Евгений. — Слопал в столовке чужую порцию и всё равно чем-то недоволен? — Не лопал я чужое! Ничейную взял… Владимир искренне порадовался, что его порция ушла в желудок товарища, а не в ведро. — Иваныча утром застрелили. Заболел он, — горько прокряхтел Валентин Петрович, сидя в углу в молитвенной позе. Похоже, Сашка стрескал порцию Иваныча вместо Вовкиной. Почтив минутой молчания ушедшего товарища, Евгений вернулся к первоначальной теме: куда пропал товарищ Вишнёв? — Колись, предложили освободившуюся должность денщика занять? — подключился к беседе Санька. Вовка покачал головой, но ответ разнился с действием. — У-угадал, даже тарелку каши авансом дали. — О, — протянул Женька. — Так ты у нас сытый? Хлеб верни. Вовка подавился, дожевывая остатки хлебной мякушки. — Шучу! — шутник со смехом хлопнул Вову по спине. — Что мы, звери какие, еду из горла вырывать?! Санька вернулся к шитью, смех смехом, а портки сами себя не залатают. — Ты чего? — подсел к нему Женька. — Борща захотелось. Вот что ты со мной делаешь? — А я бы сейчас и от горячей похлёбки не отказался. — Я бы тоже съел что-нибудь горяченькое. Твари, кормят нас одним и тем же и всегда холодным! — возмутился Санька. — Сегодня, вроде, тёплое было. — Вот именно, что тёплое! А я хочу такое, чтоб горло обожгло, чтоб в рот невозможно было взять, чтоб прям до кишков прожгло! — Опять кишки! — отмахнулся от него Евгений. — У тебя все разговоры только о кишках и еде, иногда про молодость вспоминаешь. — Про какую ещё молодость? — Александр нахмурился, наставив на шутника острый конец иголки. — Прошедшую, — Женька засмеялся. — Ну я тебе сейчас!.. Схватив того за голову, Санька стал быстро-быстро водить кулаком по волосам, ероша их. Смотря на ребят, Вовка чувствовал душевное родство, точно не было никакой войны, концлагерей, расстрелов и тарелки с кашей. Были только он, лавочка и компания друзей, что вечно подшучивали друг над другом. — Молодость у меня прошла… — ворчал Сашка. — Я тебе дам! Она у меня ещё не начиналась! — Пусти! — пыхтел шутник, закрывая голову руками. Стряхнув с щек налипшие крошки, Владимир отошёл к кроватям. Сзади к нему подошёл Старшина, дружелюбно похлопал по спине и пригласил покурить. Так и сказал: — Пойдём, покурим? Вовку перекосило, Старшина никогда не курил.