Грех Томасин

Греховные мысли одолевают Томасин, когда, покончив с утомительной работой по хозяйству, она под предлогом простирнуть загрязнившийся за день передник отправляется на реку, чтобы побыть наконец в одиночестве. Как всякая богобоязненная христианка Томасин прекрасно понимает, что мысли эти не доведут ее до добра, но даже геенна огненная не пугает, когда она представляет, как отец ласкает ее там, где ему не положено. В библии не сказано "не возжелай отца своего", зато там упомянута история Хама, чей род был проклят Господом за то, что он узрел наготу отца своего, Ноя. Голым отца Томасин не видела никогда – только раздетым по пояс во время колки дров. Даже в ее фантазиях он не полностью обнажен, хотя причина этого вовсе не в ее стыдливости и страхах, а в том, что Томасин не знает, как выглядит самая мужская суть. Конечно, она видела голыми братьев, пока те были малы, но тело ребенка отличается от тела взрослого мужчины. Томасин предается фантазиям, только убедившись, что никто из младших не подглядывает за ней. Не дай бог, кто-то из них расскажет родителям, чем она тут занимается! А занимается она тем, что, задрав подол платья, совершает постыдные действия в самом грязном у женщины месте. Она энергично водит пальцами вверх-вниз, представляя, что ее пальцы – это пальцы ее отца. Ей кажется, что если бы он и в самом деле ласкал ее, то делал бы это именно так. Томасин каждый раз воображает одно и то же. Они с отцом отправляются в лес за добычей, и где-то на середине пути он внезапно сбивает ее с ног, после чего наваливается сверху и подминает ее под себя. Томасин истошно вопит, зовя на помощь, но никто кроме отца не слышит ее. Он рвет на ней в клочья платье, стремясь добраться до желанного тела, а она безуспешно пытается отбиться, молотя его руками. В конце концов Томасин сдается и принимает грубую ласку отца. Проведя ладонью от шеи до самого низа ее живота, отец разводит ее ноги в стороны и приступает к тому же действу, что совершает реальная Томасин. Параллельно с этим он прихватывает губами сосок на ее груди и, как младенец, начинает его сосать, вызывая у Томасин немного болезненные, но в то же время приятные ощущения. Желая почувствовать что-то похожее, реальная Томасин просовывает руку в вырез платья и сдавливает сосок пальцами. Она понимает, что это совсем не то же самое, что действия ртом, а потому приподнимает грудь ладонью и, подтянув к ней голову, впивается губами в сосок так же, как и отец в ее фантазиях. Томасин уже не может терпеть. Желая растянуть удовольствие на подольше, она ненадолго прерывается, и теперь представляет, как отец снимает с себя рубаху и, снова припав к Томасин, притягивает ее руки к своему оголенному торсу. Томасин поначалу смущается, но под напором отца принимается гладить его твердые на ощупь живот и грудь. На лице отца выражение наивысшего блаженства, но ему недостаточно этой ласки. Он хватает Томасин за запястье и засовывает ее руку к себе в штаны, вынуждая тереть его плоть ладонью. Пока она будто бы нехотя выполняет требование отца, его руки, а вместе с тем и руки реальной Томасин, снова пробираются к ней между ног. Томасин на пределе, на пределе и ее отец. Не способный больше сдерживаться, он опять наваливается на Томасин, закидывает ее ноги к себе на плечи и, приспустив немного штаны, резко в нее входит. Томасин кричит от удовольствия. Ей нравится чувствовать в себе отца. Нравится, как он смотрит на нее: с вожделением и в то же время с любовью. Потеряв всякий стыд, она притягивает его к себе за шею, и, оказавшись лицом к лицу, они сливаются в поцелуе. В этот моменте обе Томасин кончают. Реальная падает на землю, раскинув в стороны руки, воображаемая слушает признания в вечной любви, которые ей шепчет на ухо отец. Она бы душу продала, чтобы услышать их в живую! Но отец никогда не скажет ничего подобного, хоть и любит ее отцовской любовью. Томасин остается лишь мечтать о нем, развращая душу грехом и обрекая ее на вечные муки.