«Памятью сердца — венком незабудок Я окружила твой милый портрет. Днем утоляет и лечит рассудок, Вечером — нет. Бродят шаги в опечаленной зале, Бродят и ждут, не идут ли в ответ. «Всё заживает», мне люди сказали… Вечером — нет.» М. Цветаева
Небо было невероятно серым. Пропитанным серостью, терпкой грустью и всем невыразимым, всем, что заставляет задёрнуть шторы, лишь бы не пускать это небо в комнату и не позволять ему открывать твои душевные раны, безжалостно подставляя их ветру. «Неужели есть такой закон природы, по которому каждое воскресенье хуже предыдущего?» Изабелла поднялась с постели. Посмотрела в окно и вгляделась в это серое небо, пробиравшее до мурашек, заставила себя глядеть в него, вбирать его в себя. Она не боялась, что небо проберётся во внутрь и заскрипит, завоет в стенах её сердца. Это серое небо уже давно там поселилось. И Изабелла даже была не против. Всё лучше, чем пустота. Заваривая горький кофе, она наконец ответила себе — дурацкая привычка доводить всё до конца, доставшаяся ей ещё со школьной скамьи, взяла своё: «Да, Изабелла, небо по воскресеньям всегда такое. Но дело здесь ни в дне недели, ни в магнитных бурях. Всё из-за того, что в воскресенье у тебя выходной. Выходной, в который ты не можешь заглушить эту пустоту работой, не можешь отодвинуть её на второй план при помощи проблем.» Изабелла честно пыталась работать и по воскресеньям. Но физическая усталость брала своё, и работоспособность падала настолько, что однажды пациент ушёл от неё более покалеченным, чем здоровым. После этого инцидента начальник больницы, в которой она работала, зашла к ней в кабинет по окончании смены и попросила взять выходной, а ещё лучше отпуск. На это Изабелла лишь криво улыбнулась и, не попав кружкой с кофе по столу, опрокинула её вдребезги на пол. Больше она по воскресеньям не работала. И тогда пришлось научиться отдаваться этой пустоте полностью, позволяя ей сжирать себя саму. Изабелла не могла точно сказать, когда пустота появилась. Казалось, она родилась с ней и с каждым годом только всё больше развивалась, тихонько ноя внутри, пока была маленькой, и отдаваясь гулким эхом, когда Изабелла закончила институт. Осознала и приняла её Изабелла только после смерти матери, потому что тогда не осталось больше никого, кто мешал бы ей уходить в себя и зарываться там. Тогда, смотря на бескровное лицо, до тошноты красивое и недостижимое, она поняла, что осталась одна. Одна в этом холодном мире. Друзья у Изабеллы были. Только они все остались в детстве. Их было даже много и она любила проводить с ними время. Но постепенно весь её смысл жизни стал крутиться вокруг одного мальчишки с рыжими волосами, и всё свободное время она стала проводить во дворе по соседству. Она отдавала ему себя всю, безраздельно. Проводила с ним всё время, думала только о нём, мечтала, жертвовала многими увлечениями, если они тратили слишком много времени или просто были непонятны Финесу, совершала много глупостей, покрывая его или помогая с очередным изобретением. Изабелла стала спутником, а Финес был планетой, вокруг которой она вращалась. Она жила его жизнью, гордо закрыв глаза на собственную, и утешала себя мыслью, что такова и должна быть жизнь жены гения, и тем, что ей ещё повезло, и её жизнь положена на алтарь такого великого — а Изабелла не сомневалась, что однажды он станет таковым, — изобретателя, а не обычного мальчишки, вроде Джереми, за которым в то время бегала Кэндис. Но планета, как это часто бывает, даже и не ведала, что вокруг неё движется спутник и совершенно не подозревала, что траектория этого самого спутника идёт не параллельно планете, а вокруг неё. Однажды планета всё же обратила внимание на спутник. Это случилось в последний день лета, перед поступлением Изабеллы в институт. Собираясь покинуть Денвилль, она всё же не удержалась и завернула попрощаться к дому Фин-Флетчеров. Она обнималась со всеми по очереди, принимая поздравления и пожелания. Когда она дошла до Финеса, то он сжал её руку как будто бы слишком крепко, не так, как раньше, и долго смотрел в глаза, будто бы собираясь что-то сказать. Но всё, что он произнёс, было тихое «Изз», после чего Финес резко отвернулся, больше не сказав ей ни слова, словно напуганный сам своей смелостью и жалеющий о таком опрометчивом поступке. Это воспоминание надолго стало для Изабеллы самой дорогой вещью в мире. Она просыпалась с ним, проводила день и засыпала, прокручивая в голове это «Изз» и буквально ощущая его прикосновения на своей руке. Оно давало ей надежды, из него, как из зёрнышка, проросла огромная мечта, в которой они с Финесом поженились. Изабелле казалось, что это начало их отношений, и она с завидным рвением училась и закончила институт на все «отлично». Какого же было её разочарование, когда, вернувшись в Денвилль и первым делом зайдя к Фин-Флетчерам, попав на семейное торжество, она увидела незнакомую девушку, которая тут же была ей представлена как девушка Финеса. Планета оттолкнула свой спутник, даже не подозревая о его существовании. Изабелла уговорила маму купить квартиру в центре города и пообещала себе навсегда забыть Финеса. Она ушла в работу с головой, стараясь не выныривать даже по выходным, а если всё же приходилось, то проводить их с матерью. И это, казалось, помогло. По крайней мере, она больше не вспоминала о нём вечерами. И плевать, что причиной этому была усталость и проблемы пациентов, уйти от которых было невозможно даже по ночам — главное, что Финес перестал жить в её голове. В этом Изабелла была уверена. Была уверена до того рокового дня, когда автокатастрофа накрыла все первые полосы газет Денвилля, а миссис Гарсия-Шапиро значилась в числе жертв. Счастливая жизнь Изабеллы вместе с матерью, удачная карьера, тёплые вечера, безмятежность мыслей… Вся жизнь Изабеллы была зеркалом, которое она сама и возвела. Зеркалом, которому она дала четкую инструкцию — что изображать, а что прятать в своих складках. Кривое зеркало, в правдивость отражения которого Изабелла и сама, кажется, начинала верить. И вот теперь это зеркало рассыпалось на тысячу осколков, оголив израненную душу и нанеся свежие порезы. Из этих самых осколков и явилась любовь. Та всепоглощающая, сжигающая любовь, которую Изабелла пыталась закрыть и спрятать за стеклом зеркал. В тот момент, когда она думала, что победила её, в тот момент любовь лишь обратилась на саму себя, кипя внутри и увеличиваясь в десятикратных размерах. И сейчас, когда преграда сломалась, она прорвалась наружу и накрыла с головой. Чувства, и раньше не подвластные Изабелле, теперь совершенно взяли верх. И одиночество, с которым она осталась наедине, никогда не позволяло забыть об этом. Воспоминания, нахлынувшие по расписанию в воскресенье, заставили Изабеллу до боли сжать горячую ручку чашки и резко подняться из-за стола. Сегодняшний день она не собирается проводить в уныние. «Смешно, ты обещаешь себе это каждый день.»***
Потрёпанный томик медицинской книги упрямо не хочет подводить к концу главу. Вздохнув, Изабелла захлопывает его и бросает попытки читать, а не пропадать между строк. День всё-таки не клеится. Опять. Внезапно во входную дверь раздаётся стук, и Изабелла удивлённо поднимает глаза. В гости она никого не ждала. Да и некого было. Стук повторяется снова и настойчивее. Теперь сомнений не осталось — стучали точно к ней. Уверенная в том, что кто-то ошибся квартирой, Изабелла открывает дверь. Слова возмущения остаются невысказанными. — Изабелла Гарсия-Шапиро? — на пороге стоит молодой человек с ядрёно крашенными зелёными волосами и правильными чертами лица. Сомнений не остаётся. Изабелла не видела братьев Фин-Флетчеров 5 лет, но черты лица каждого из них чётко отпечатались в её детской и юношеской памяти. — Ферб… — это всё, что она может выдохнуть, хватаясь нетвёрдыми руками за дверной косяк.