«Я однажды перестану бродить ночами, Песнями станут мои печали. И когда они отзвучат, и повиснет молчание, Я наконец скажу, что больше не… Знаешь я больше не… Знаешь, Я все еще так скучаю» Элли на маковом поле
— Ферб… — нетвёрдые пальцы касаются дверного косяка, но быстро, словно вспомнив о том, что их хозяйке надо держать лицо, отталкиваются, возвращая тело Изабеллы на ноги. Когда она произносит его имя, он улыбается. Одним уголком губ, но так солнечно, что Изабелла забывается, падая в детские воспоминания. Точно так же Ферб улыбался, когда очередное изобретение удачно проходило проверку и готовилось к запуску. Изабелла улыбается ему в ответ, так же, уголком губ, и делает шаг в сторону, пропуская Ферба в дом. Ей плевать, зачем он пришёл. Он — её детское воспоминание, солнечная капля на сером воскресенье, и она не может позволить этому воскресенью так быстро растворить последнее тепло.***
Изабелла заваривает чай в тишине. Она не спрашивает, какой чай он предпочитает, потому что помнит, что зелёный. Тогда, летними вечерами, когда Изабелла оставалась одна в компании братьев, Ферб всегда пил зелёный. За года вкус, конечно, может поменяться. Да что там, должен поменяться, но Изабелле всё равно. Она цепляется за воспоминания, как утопающий за щепку, прекрасно зная, что щепка не поможет. Хотя, почему как? Она заваривает зелёный чай, потому что иллюзии создаются из мелочей. Иллюзия прошлого, которую воскрешает Изабелла, так важна для неё, что она садится за стол и, пытаясь улыбнуться, молчит. Как тогда, летом, когда уже не о чем говорить, да и незачем, когда мысли у каждого совершенно разные, но их объединяет вечерний воздух, когда… Минуты идут, а они продолжают сидеть друг напротив друга и смотреть в глаза. Изабелла ищет в этих глазах отголоски прошлого, говорит себе, что все так же, как и раньше. Но с каждым ударом стрелки часов иллюзия рассеивается, а настоящее проступает пугающей наготой. Раз. Они больше не дети, ничего уже никогда не будет так же легко и просто, как раньше. Два. Её жизнь разлетелась на тысячи осколков и во многом благодаря Финесу. Три. Прямо сейчас брат этого самого Финеса зачем-то навещает её, впервые за пять лет. Четыре. Он сидит напротив и ждёт, пока она придёт в себя и начнёт разговор. Пять. Изабелле надо что-то сказать. — Как поживает миссис Флин-Флетчер? — Изабелла говорит первое, что приходит в голову, и пугается натянутости своего голоса. — У неё всё отлично, благодарю, — коротко кивает Ферб и, немного помолчав, отстранённо добавляет. — Вчера стала бабушкой. — Ох, конечно, я должна была догадаться, Финес же… — она пытается непринуждённо улыбнуться и переводит взгляд на кухонный гарнитур, изучая его так, словно видит в первый раз. Ферб не должен увидеть в её глазах ураган, пожирающий всё изнутри. Она сама не должна его чувствовать. — Нет, — он равнодушно обрывает её фразу и, отхлебнув чаю, прибавляет: — Это Кэндис. — У Кэндис второй ребёнок? — удивление проскальзывает не только в интонации, но и в глазах, неверяще возвратившихся с гарнитура на Ферба. Но она не успевает закончить, внезапно понимая всю глупость вопроса. Конечно, она сама видела Кэндис на руках с маленькой Амандой, но ведь прошло пять лет! Хватит жить прошлым, дорогуша. — Ох, прости, столько лет прошло… — прикрывает лицо руками Изабелла. — Третий, — Ферб отпивает немного чая, совершенно игнорируя извинения. — Назвали Ксавье. — Многодетная мать, — пытается улыбнуться Изабелла. Но улыбка кажется какой-то натянутой и ещё больше заряжает атмосферу на кухне. Несколько минут они сидят в тишине. Изабелла не знает, как спросить у Ферба про Финеса, да и правильно ли будет спрашивать. Почему-то ей хочется думать, что Ферб просто зашёл к ней по старой дружбе, и потому она даже не думает о том, что у его визита есть цель. А цель должна быть. Потому что нельзя не видеться пять лет, а потом завалиться в гости, чтобы просто увидеться. Или можно? — Финес… — робко начинает Изабелла и замолкает, так и не придумав, как спросить о нём получше. — У Финеса всё хорошо, спасибо, — так же нейтрально отвечает Ферб и замолкает, отводя глаза, как бы не решаясь что-то сказать. Да, кажется, вот и цель. — Я за этим и пришёл, Финес, он… У него через неделю свадьба. Изабелла не знала о том, что зеркало её идеальной жизни может разбиться на осколки поменьше. Куда ещё меньше, говорила она себе, пока провожала Ферба в гостиную. Больше всего на свете ей хотелось выставить его за дверь. И зачем, зачем только он пять лет спустя заявляется к ней, чтобы сообщить о свадьбе брата? Это какая-то злая шутка или…? Ну конечно. Изабелла Гарсия-Шапиро, ты всегда и во всём видишь подтекст и колючки судьбы. Вопросы пропадают, когда по прибытии в гостиную Ферб протягивает ей твёрдую лакированную картонку, на которой витиеватым почерком выведено: «Приглашение на свадьбу». Изабелла надтреснуто улыбается и берёт эту обжигающую карточку в заледеневшие пальцы. Она говорит ему что-то отстранённое, кажется, что пошла положить её в комод, чтобы не потерять и вылетает из гостинной, в которой всегда было пусто. Но когда она доходит до своей спальни, силы и последняя частичка сдержанности покидает её ноги и Изабелла рушится на колени перед комодом. Пять лет. Господи, Изабелла, пять лет ты хоронила и выжигала отголоски воспоминаний, пять лет ты жила с чистого листа! И для чего? Неужели, чтобы просто понять в один момент, что ты даже не сдвинулась с мёртвой точки, в попытке забыть прошлое? Или для того, чтобы осознать, что эти пять лет ты и не жила, а просто травила своё прошлое, комкая и терзая будущее. Чёрт возьми, да какое будущее вообще тебя ждало? На что ты уповала, начиная всё с начала? Изабелла до побеления в костяшках хватается за комод, всеми усилиями заставляя себя встать. Сейчас она должна надеть обратно фальшивую улыбку и, вернувшись к Фербу обсудить общих друзей. Бывших общих друзей. Сейчас она должна стать той самой девушкой из её последней книги, которая улыбалась, пока сердце разлеталось вдребезги, и хохотала, узнавая о смерти некогда близкого человека. Потому что никто не должен знать, какой ураган сносит все её органы. Н и к т о. Но Изабелла не успевает. Не успевает, потому что дрожащие ноги не слушаются. Не успевает, потому что тяжёлая рука опускается на её талию, легко подхватывая и усаживая на кровать. Ферб садится на пол напротив, оперевшись на стену, и вглядывается ей в глаза. Дыхание спирает, и Изабелла лихорадочно метается между истерикой и спасением ситуации. Чёрт, а возможно ли её ещё спасти? Она пытается улыбнуться и в панике думает над шуткой, на которую можно списать такое поведение, но улыбка не получается похожей даже на ту, с которой Изабелла покидала гостиную. Она комкает руками простыни, на которых сидит, и поднимает глаза на Ферба, подспудно ища в них подсказку, и замирает. Он всё знает. Он всё знает, повторяет эхо в её голове, и от удивления, смешанного с ужасом, Изабелла прикрывает ладонью рот. А Ферб… улыбается? Да, точно, улыбается. Улыбка его вымученная, тяжёлая, но улыбка. Он касается её дрожащей руки. — Всё в порядке. Я всё знаю, — он говорит это едва слышно, но от этих слов дрожь начинает бить сильнее. Осознание этого факта накрывает её с головой, и ужас начинает расти в геометрической прогрессии. Как давно он об этом знает? И неужели всё было настолько очевидно? Она что, так плохо играла свою роль все эти года? Чёрт, да может она просто переживает из-за того, что даже Финес женится, а она до сих пор одна? Да как он вообще посмел судить о ней так поверхностно, судить по одному случаю, судить, и выносить такой приговор? Изабелла медленно поднимает на Ферба глаза, бурлящие яростью. Вся боль, все кровоточины души, процарапанные осколками, находят свой выход в гневе. Она перенаправляет свои страдания, стараясь выплеснуть, показать, какие они невыразимо ранящие. Изабелла открывает рот, чтобы Ферб раз и навсегда перестал видеть в ней простушку… но что-то её останавливает. Возможно, ещё одно прикосновение к руке. — Я поэтому и принёс тебе его сам. Финес развозил приглашения, но я подумал… — Ферб говорит спокойно, как и всегда, но в его глазах появляется мимолётная тень, которая ещё больше пугает Изабеллу, эта тень похожа на… Жалость? От одной мысли о жалости, которую он сейчас испытывает к ней, становится противно. Она заслужила осуждение, заслужила насмешки, но не жалость. Изабелла слишком долго закапывала всё внутри себя, разрушаясь тем самым ещё больше, чтобы понести за всё это только жалость. Презренную жалость, которая по существу своему — унижение, приправленное состраданием. — Спасибо, — сухо, на автомате, произносит Изабелла и отводит взгляд, удивляясь отстранённости своего голоса. Она хочет добавить что-то ещё, но язык совсем не слушается. — Изз, я… — нет. Нет! Только не это проклятое «Изз», нет! Так называл Изабеллу только он, это «Изз» было для неё сравнимо только с горячим рождественским глинтвейном — пряный, сладкий, но обжигающий до зуда в зубах. — Нет! Никогда не называй меня так! — Изабелла срывается с кровати в попытке встать, но ноги всё ещё бьёт мелкая дрожь, и ей остаётся только неприятно поморщиться и сесть обратно. — Пожалуйста… — голос срывается на хрип. Как подбитая, загнанная в клетку птица, Изабелла затравленно озирается по сторонам и судорожно глотает воздух. Неужели даже этого — тайной влюблённости и ночных воспоминаний, даже этого ей не могут оставить? Жизнь забирает у неё всё, по частицам, и Изабелла едва держится, чтобы самолично не вручить ей все оставшиеся. — Хорошо, — просто отвечает Ферб, поднимаясь и выходя из комнаты. Изабелла слышит, как он чем-то гремит на кухне, слышит, как кипит чайник, но ничего не отражает. Она смотрит на стену напротив и ни о чём не думает. Ни о чём. Хочется просто сидеть вот так вот всю оставшуюся жизнь. В комнату возвращается Ферб с чашкой чая. Зелёный — успевает отметить она. Значит, не всё изменилось. По крайней мере, не так сильно, как ей казалось. Они молча сидят друг напротив друга в спальне Изабеллы.***
— Финес ни о чём не знает, — уже в дверях тихо произносит Ферб. Изабелла не может сказать, сколько времени они просидели в её комнате, каждый со своими мыслями, но обоюдным молчанием. Оказывается, молчать в компании гораздо лучше, чем в одиночестве — тишина гладила и обнимала, а не давила непосильным грузом. Впервые за последние года Изабелла почувствовала необходимость кого-то рядом. Необходимость в друзьях. Изабелла одаривает его благодарной улыбкой, сжимая на прощание руку чуть выше запястья и уже собирается прикрыть дверь, когда в голову приходит мысль. — Ферб, подожди! — она распахивает дверь и натыкается на зелёные глаза, только что поравнявшиеся со ступеньками, ведущими на верх. — Могу я… пойти туда с тобой? — Конечно, — Изабелла скорее чувствует, чем видит улыбку, проскользнувшую на его лице. Дверь плавно закрывается, и Изабелла остаётся один на один с воспоминаниями, теперь разделёнными и, кажется, не такими давящими.