— Да хватит на меня орать, придурок! — кричал голос из телефона.
— Ты опять пошёл ебаться к этой шмаре, скинув свою работу на меня! И это мне надо с тобой спокойно разговаривать?
Антон спускался в метро, оглядываясь на проплывающих мимо людей. Все с каким-то осуждением смотрели на кричащего в трубку парня, будто бы видя такое впервые. Закатывая глаза от оправданий Сергея насчёт того, что он пошёл не трахать девчонку, а просто отправился на свидание, потому что у них любовь! Матвиенко не раз сидел вместе с Антоном на пустырях, распивая пиво и разговаривая о своей горькой личной жизни. А девушка его, Кристина, которая нагло использовала Серёгу и славилась своими похождениями и каруселями по хуям и впискам, постоянно, то расставалась с парнишкой, то снова сходилась с ним. Все понимали, что парочка эта не может быть вместе, но этого не понимал сам Матвиенко. Тот оправдывался, якобы Крис просто сама по себе сложный человек, а её «заслуги» на вписках он не хотел замечать, говоря, что это происходит только тогда, когда парочка расстаётся.
Матвиенко рассказывал про высмеивание и постоянные ссоры со своей девушкой. «Он — добрый человек, просто у него своеобразное чувство юмора», «Милые бранятся — только тешатся», — сколько оправданий мы готовы придумать человеку, которого любим, даже если он, изо дня в день, портит настроение жестокими шуточками и ссорами на пустом месте. Несмотря на всю, казалось бы, очевидную несостоятельность такого союза, большинство «жертв» остаётся со своими мучителями годами, с покорностью снося оскорбления, претензии и даже физическое насилие, более того, подчас даже не осознают, в какую беду попали. Кристина любила манипулировать парнем. Она чувствовала или, даже вполне, осознавала страх второй половинки быть отвергнутым. Девушка старалась при помощи этого страха подчинить себе и поставить всё новые и новые условия, на которых она готова оставаться в этом союзе.
Даже Димка говорил: «Чем сильнее твоя зависимость от Крис, тем наглее и эгоистичнее она будет себя вести! А ты, придурок, веришь!»
— Я два дня назад разъебал ногу об арматуру, выдра ты одноклеточная! А сейчас должен ебашить в конец города, чтобы занести эту посылку! — кричал в трубку Шастун, проходя через турникеты, — если я увижу твою Кристину с нами, то даже не смей мне больше писать по поводу своих соплей и депрессии! Уяснил?
Не дожидаясь ответа от друга, парень сбросил звонок, опять замечая на себе косые взгляды людей и контролёра, которая чуть не выронила кофе из рук. Хмыкнув, Антон пошёл к эскалатору, попутно переписываясь с Позовым о наглости Серёжи. Пока парень был занят перепиской, он успел дойти до станции метрополитена, где уже пасли менты. Спрятав телефон в карман толстовки, Шастун побежал рядом с электричкой. Как только двери открылись, парень шустро прошмыгнул в вагон, занимая место. Пахло тут довольно неприятно. В воздухе смешивались нотки перегара, неприятных духов, с которыми явно переборщили, пота и сигарет. Вдруг, к Антону рядом подсела какая-то старушка, что-то недовольно бурча. Антон немного напрягся, ведь в вагоне было достаточно мест, но села она именно тут.
В электричку все ещё заходили люди, распределяясь по местам. Перед Антоном сели двое парней довольно приятной внешности, что-то бурно обсуждая. Они улыбались и смеялись, от чего даже юноша выдавил из себя ухмылку. Доставая старенькие наушники из портфеля, Антон включил полюбившийся альбом группы «Нервы». Заиграла песня «Слишком влюблён», от чего Шастун расслабился и откинул голову назад, тут же возвращая её в обратное положение, из-за начавшей движение электрички. Парень прикрыл глаза, вслушиваясь в, до дыр, выученную песню. С ней была связана куча воспоминаний, которые грели душу и наполняли чувством эйфории, от чего хотелось прямо здесь и сейчас начать петь, «Наверно, я слишком влюблен! Я снова начал слушать Земфиру…», но это прекрасное состояние нарушила кряхтящая бабка рядом. Прислушиваясь, Антон нахмурился.
— Понарожали пидорасов…
Старушка глядела прямо на двух парней, которые до этого мило смеялись и шутили. Сейчас они сидели и слушали музыку в одних наушниках, переплетая пальцы рук. Выглядело это очаровательно, но бабушку это явно не устроило.
— Что вас конкретно возмутило? — спросил Антон, облизывая сухие губы.
Бабулька издала странный звук и обернулась на Шастуна.
— А что может меня возмутить? — злобно начала она, будто бросая вызов, — развратили нашу молодежь! Не было такого раньше. В Советском Союзе точно не было. Не наше это. Это всё влияние Америки и Европы.
— Кто вам сказал, что это кто-то из тех стран? К вам приходили европейцы и говорили, что надо любить свой пол? — принимая вызов, с сарказмом сказал Антон.
— Да не по-божески это, сынок. Понимаешь? Никогда не было такого. При Российской империи все богу молились, трудились, да и не было времени с мальчиками любиться на сеновалах! — закряхтела женщина.
— Извините? — с улыбкой спросил Антон.
— Бог не придумывал всего этого. Люди жили нормально: женщина с мужчиной. А этот гомосексуализм лечить надо, а то будут так сидеть, как эти пидорасы, за ручки держаться.
Антон резко дёрнулся, от чего напугал старушку.
— Вы ещё скажите, что Путин не даст жизни геям.
— И не даст! — громко сказала старушка, от чего привлекла к себе внимание двух парней, которые слушали музыку.
— Можно задам парочку вопросов? — нахмурившись, спросил Антон.
Старушка нахохлившись, злобно покосилась на Шастуна. Парни напротив переглянулись, поняв, что речь явно ведётся про них и вытащили наушники, с интересом наблюдая за словесной потасовкой.
— Почему в нашей стране люди, которые так хотят нам навязывать слово Бога, говоря про смертные грехи, а затем говорят, что геев надо сжигать, что ЛГБТ — зло, хотя в библии написано, «Возлюби ближнего своего, как самого себя»? Вы учите нас, что пути господня неисповедимы. А затем говорите, что Бог не придумывал геев и лесбиянок, будто вы знакомы лично с самим Господом Богом. Это правильно?
Бабушка напряглась — злилась, но не знала что ответить. Но Антон не хотел останавливаться.
— Зачем вы вообще говорите про то, что Путин не даст жизни геям в России? Это вы так защищаете государство? — с горькой усмешкой произнес парень, — права женщин ущемляют, говоря, что женщине не нужно образование, ибо они должны со школы учиться быть матерями. Но кто заплатит тем матерям, от которых ушли мужья? Как эта женщина сможет прокормить своих детей? Почему государство не хочет ответить за это? Почему оно не платит таким женщинам деньги? Зачем рожать, когда девушке не прокормить не то чтобы себя, так ещё и детей? Образование — платное. Медицина — платная. Когда правительство, которое призывает женщин рожать, не защищает их, а оправдывает начальников. А потом говорят: «Ну, а что эти бабы ходят сексуальные такие? С этими попами аппетитными. Зачем они так?»
Антон начал было не срываться на крик, сдерживая напор чувств. Бабушка испуганно смотрела на юношу, а парни в шоке смотрели на него.
— И после всего этого, что я перечислил, правительству должно быть дело до ЛГБТ? Пусть сначала разберутся с гетеросексуальными браками и вернут смысл слову «семья», а не меряться с Америкой бомбами и, говоря всей стране, что у нас всё хорошо! Вот и вы не лезьте в жизнь этих парней. Они вам ничего не сделали.
На этих словах Антон встал и пошёл в противоположный конец вагона, присаживаясь на самое последнее место, затыкая уши наушниками. Было обидно, что твоя страна всё ещё одной ногой в СССР, а второй ногой где-то в говне. И после всего этого ещё говорят, что прогнила молодежь, что она никого не уважает, эгоисты, смертники и позор. Похоже, между молодежью и остальным миром какое-то недопонимание…
— Эй, чувак, — послышался голос рядом, и, достав наушники из ушей, парень уставился на источник звука.
Перед ним стояли те самые парни, которые сидели и наблюдали за разговором между Антоном и старушкой. Юноше стало немного неловко, ибо сам он явно переборщил с тоном, да и зачем вообще распинаться перед человеком, который вовсе не хочет понять ни тебя, ни этот мир. Пара села по обе стороны от Шастуна, улыбаясь.
— Ты так громко с ней ругался, — усмехнулся тёмненький парень, кладя руку на плечо юноши.
— В любом случае… Спасибо. Ты первый, кто так открыто решил нас защитить от слов таких людей, как та бабка, — нервно усмехаясь, сказал второй парень, поправляя свои блондинистые волосы.
— Оу, пацаны. Да нормально всё! Забейте, — улыбнувшись, сказал Антон.
— Я Артём. Можно просто Тёма, — представился брюнет, пожимая руку юноше, — а это Тимофей.
— Можно просто Тима, — пожав Шастуну руку, уточнил блондин.
— Антон, — усмехнулся юноша от созвучности имён, — Тима и Тёма, а звучит!
— Ага. Биба и Боба, — усмехнулся Артём и потрепал своего парня по голове.
— Ну, думаю, видно, что мы два долбаёба… — улыбаясь, ответил Тима.
Парни вели разговор про Антона, погоду, о играх и о всякой, разной фигне, что приходила в голову. Артём и Тимофей оказались довольно приятными молодыми людьми, которые явно отличались умом, так как говорили очень важные вещи. Слушая их, Шастун всё больше не понимал того, почему люди считают ЛГБТ ужасными людьми, которые недостойны жизни? Они такие же частички общества, что способны работать и участвовать в общественной жизни людей! Артём работал в больнице, а Тимофей — журналистом. Их ориентация не мешала им работать и спасать жизни людей. Тогда почему в России к этому так негативно относятся?
К сожалению, ребятам пришлось выйти через несколько станций, обнявшись с Антоном они попрощались, оставляя Шастуна наедине со своими мыслями. В голову опять заползли мысли о том, что какой-то толстый конверт надо будет отнести в грязный, пропитанный спиртом, потом и сексом клуб. Радовало одно — он получит деньги Серёжи, после чего пойдет и купит себе фрисби, а потом будет кидаться им в Матвиенко. Да и от бармена ему может перепасть какая-то выпивка. Только это и радовало.
Так как клуб находился где-то в заднице Санкт-Петербурга, парню пришлось ехать до конечной станции. Как только электричка остановилась и двери открылись, Антон рванул на выход, забегая на эскалатор. Встав за какой-то полной женщиной, парень достал телефон, проверяя сообщения. Было двадцать сообщений от Матвиенко, три от Позова и одно от неизвестного номера. Странно, но в телефоне парня было куча контактов по работе: барменов, официантов, друзей, директоров и тому подобные люди, но именно от этого номера поступило два сообщения. Пожав плечами, Шастун открыл оповещения.
«Здравствуй, Антон. Извини, если тебе пришлось меня долго ждать. Я купил тебе кофе со сливками, но ты уже ушёл. Предлагаю перенести наше немногословное мероприятие на другой день. Ты не против?».
«Ой, прошу прощения. Это Арсений Сергеевич.».
Улыбка сама расползлась по лицу Антона. Конечно приятно, что учитель купил ему кофе, но его Шастун не любил от слова совсем. Кофе само по себе горькое, а добавлять в кофе сахар, получается полная ссанина. Так говорил отчим парня. Лучше любого кофе — банка тёмного нефильтрованного, но об этом учителю не расскажешь, не поймёт. Решив пока не отвечать на сообщение учителя, Антон перешёл в диалог с Димой.
Четырёхглазик 17:43
«Вот скажи, зачем Кате нужен этот чихуахуа, когда можно купить толстого корги?! Да любая собака лучше, чем эта псина!»
Четырёхглазик 17:43
«Это же мелкая писькогрызка, которая ещё и агрессивная! Не хочу обобщать, но я видел только таких чихуахуа!»
Четырёхглазик 17:44
«Друг собаки — звучит гордо. Но с такой писюхой я бы не хотел даже пива выпить! Я ей предложил купить ей мопса, но ей, понимаете ли, не нравится морда собаки! Да еб вашу мать!»
Димка всегда ругался с Катей по поводу даже таких вещей. Ни разу не было такого, чтобы Позов купил бесполезную вещь. Исключительно полезные покупки, особенно если сравнивать с Матвиенко, который не первый месяц пытается повторить кучу лайфхаков с колой от «Сливки Шоу», да ещё покупает, чуть ли не каждый месяц, новые чехлы на телефон для Кристины. Зачем? Дешевле заказать на Алиэкспресс, но логику тут не понять. Антон и не хотел лезть не в своё дело, но он не мог поверить, что Сергей, который так рвался работать, чтобы заработать денег, даже на такой неблагодарной работе, тратит гонорар на всякую хрень.
Антон быстро напечатал, «Тогда купи ей самую дешёвую шавуху. Там-то уж точно затерялась какая-то собачка:)».
Убирая телефон, проходя по подземному переходу, парень морщится от противного запаха чего-то. Это было не то чтобы какое-то дерьмо, но можно было назвать и так. Запах бензина, запах сосисок в тесте, цветов из ларьков и чего-то непонятного, но одновременно приторного и противного. Стараясь скрыться от этой вони, Антон перешёл на бег, несясь к ступенькам из метро. Он то и дело натыкался на людей, что недовольно ойкали от столкновения с парнем, а потом, будто ничего и не было, возвращались к своему маршруту. Пропихиваясь сквозь серую массу, Антон уже хотел побежать по ступенькам наверх, но решив, что натыкаться на ещё одну ораву людей он не хочет, поэтому юноша побежал по дорожке для колясок. Женщины осуждающе смотрели на парня, обсуждая между собой поведение современной молодёжи. Забегая на самый верх, Антон вдохнул полной грудью, но тут же скривился. Запах бензина и сигарет, будто лезвием резали по лёгким, заставляя задыхаться и кашлять. Грязный Санкт-Петербург — культурная столица России.
Оправившись, парень побрёл вдоль улицы, вглядываясь в вывески на магазинах. На фоне серого города они выделялись своим внешним видом и тупыми лозунгами, которые многим въелись в черепную коробку так, что если разбудить человека и спросить про песню «МегаФон», то он явно пропоёт, «Ты тряси, тряси смартфон!». Закатывая глаза от очередной вывески с женским бельем, которое, уж точно ничем не отличалось от обычной марли и ничего не прикрывало, Шастун остановился, замечая ещё одну вывеску. Бар «Procrastination» и стрелка указывающая на тёмный переулок. Заворачивая, Антон заприметил и саму вывеску в самом конце улицы. Это был голубой глаз, в котором вместо белка была розовым написана надпись «Procrastination». Сама она немного мигала, что раздражало зрение. Шаги в переулке отдавались глухим эхом о стены, а из-за дверей была слышна какая-то музыка с хорошим битом.
Аккуратно приоткрывая двери, Антон осмотрелся. Внутри его встретил длинный коридор, в котором висело семь зеркал, сзади которых светился красный неон, что и освещал помещение. Пол был до блеска натёртым, что в нём можно было увидеть себя. Стены же были полностью чёрные, на которых помимо зеркал висела парочка абстрактных картин. Проходя по коридору дальше, Шастун нашёл вход в само помещение для всех тусовок. Там всё также висели неоновые вывески, но свет всё ещё был включён. Зал ничем не отличался от самого коридора и был абсолютно чёрным, словно латексный, с примесью красного неона. Обслуживающий персонал таскал столы то туда, то обратно. Злая уборщица кричала на охранников, что опять натоптали перед баром. За барной стойкой стоял мужчина с, до чёртиков, красивой бородой, чем-то напоминая Виктора Гюго в лучшие годы. Чёрная рубашка, на которой первые четыре пуговицы были эротично расстёгнуты, плотно облегала тело мужчины, отсвечивала немного красным от освещения. Он протирал стаканы, кивая головой в такт музыке. На бейджике было написано «Виктор», поэтому, как только Антон сел за барную стойку, он решил, по-идиотски, пошутить.
— Витенька, вам письмо от Дяди Фёдора, — улыбаясь, сладко протянул Шастун.
— Предпочитаю иной вариант моего имени, парень, — ухмыляясь, произнёс бармен, ставя стакан на полку.
— Если мне сегодня перепадет выпивка, то я могу тебя называть как угодно, — доставая рюкзак, сказал парень.
— Не маленький ли ты ещё для таких вещей, Серёжа? — закидывая салфетку на плечо, спросил бармен и заглянул в портфель.
— Извини, но Матвиенко решил сегодня откосить от работы, поэтому сегодня можешь называть меня Антоном, но если напиток по градусу будет превышать нормальную температуру человека, то я могу стать для тебя и Сергеем, — растягиваясь в улыбке, промурлыкал Антон, доставая злополучный конверт.
— Ха, я тут тоже подумал, что отличительная черта у моего «почтальона» должен быть хвостик, а не рост в два метра, — улыбаясь в ответ парню, рассмеялся Виктор, — там всё по договору?
— Откуда мне знать, Вить? Мне запрещено туда заглядывать, — протянул конверт Шастун, — лучше дай мне денег за содержимое конверта и мой гонорар.
Бармен зацепился взглядом на парне, что уже изучал стоящие на полке бутылки с алкоголем и вскрыл конверт, вглядываясь в содержимое. Поджав губы и покивав головой в знак одобрения, он спрятал его в небольшой сейф под баром. Антон не заинтересованно наблюдал за движениями бармена, мысленно прося, чтобы тот всё же налил чего-то покрепче.
— Ну, что, почтальон? — усмехнулся Виктор, — бар откроется через час, налью тебе, чего захочешь. Заслужил.
— Эй! Нет, давай сейчас.
— Спаивать ребёнка перед обслуживающим персоналом? Особенно перед нашей пожилой уборщицей? Извини, не хочу получить шваброй по голове.
— Так и быть, — вдруг дверь в клуб с грохотом открылась и из коридора послышалось звонкое пение, — ого, жёстко они.
Бармен вытянулся, как по струнке, кладя салфетку на руку.
— А вот и первые посетители…
***
Ключ в замке два раза щёлкнул и дверь, с неприятным скрипом открылась, впуская уставшее тело внутрь. Всё валилось из рук: тетради, портфель, сумки с продуктами. Руки до жути болели от тяжестей, а пальцы покраснели от натёртостей. Потирая красные фаланги, Арсений прислушался к тишине в квартире. Из глубины помещения доносился только гул работающего холодильника, который, время от времени, странно трещал. Вешалки были пусты, ровно, как и полка для обуви. Квартира вновь встречает его гнетущей тьмой и тишиной. Тяжело вздохнув, мужчина на ходу снял обувь и прошёл вдоль узкого коридора. Пробегаясь по стене, Попов нашёл выключатель и раздался щелчок. Лампы неприятно ударили в глаза жёлтым светом, освещая комнату. Кухня также встретила мужчину пустотой, одиночеством и холодом. На плите стояла пустая кастрюля, в которой была налита вода. Удивившись, Попов уже хотел вылить воду в раковину, но резко дернулся от звука сигнализации машины. Чуть не выронив кастрюлю, Арсений заметил открытую форточку. Поёжившись, учитель прикрыл окно с диким скрипом ударяя по дереву, чтобы плотно закрыть. Недовольно поморщившись, мужчина одёрнул руку от форточки.
— Блять, защемил… — простонал Арсений, — ну и всё равно, не смертельно.
Живот громко заурчал. Оглядев пустую плиту ещё раз, Попов подошёл к холодильнику, но вдруг заметил розовый стикер на дверце.
— Что это? — удивился Арсений.
«Зай, мне позвонили из участка. Уехала на задержание, потом будет допрос. Приду поздно, поэтому ложись без меня. Я хотела сварить тебе твой любимый суп, но из-за звонка не успела, поэтому свари сам, если тебе не тяжело. Люблю! Алёна:)»
— Ну что же, спасибо за пустоту… — с горечью прошептал Арсений, сжимая стикер в руке.
Алёна была удивительной девушкой. Она была яркой, необычной и жизнерадостной. Они познакомились друг с другом ещё в студенческие годы, когда ты ещё вроде бы амбициозен, но не ищешь серьезных отношений. Но Алёна всё поменяла. Девушка вселила в него нечто такое, что помогало идти дальше, когда Арсений, вот-вот, и загнулся бы. Подала руку, вытянула из того дерьма, в котором тот обитал, обняла и показала жизнь с лучшей стороны, подарив мотивацию, поменяв цель и ценности. Она изменила Попова до неузнаваемости, что никто его не мог узнать. Он бросил универ и пошёл на учителя, даже против желания своей родни. Алёна была самым важным человеком для Арсения.
Как только девушка окончила Санкт-Петербургское суворовское военное училище МВД, тогда и начались проблемы. Арсений хотел семью, а Алёна хотела строить карьеру. Попов не мешал ей, откладывая разговор о важных вещах для него. Когда она оказывалась в больнице — мужчина стоял под дверями её палаты. Когда девушка раскрывала дело — Арсений всегда встречал её тёплым ужином и вином. Она улыбалась и целовала любимого, а потом, после хорошего секса, они стояли на балконе и думали о будущем, но слушая мечты девушки, мужчина всё больше и больше понимал, что они слишком сильно отличались от его планов. Наверное, это нормально. Люди разные. Но он уже ненавидел работу Алёны.
На полицейских сегодня возлагаются обязанности по сохранению правопорядка, противодействию правонарушениям, оказанию помощи гражданским лицам. Работа связана с опасностью и сложностями. Полицейские — стражи порядка, люди, которые каждый день защищают жизнь мирных граждан. Они наделены властью и силой, поэтому они должны уметь контролировать свои эмоции, быть приветливым, рассудительным и ответственным. Эти люди ежедневно сталкиваются с опасностями и не очень приятными людьми, а это означает, что им должна быть присуща храбрость, вежливость и коммуникабельность. Алёна была карьеристкой, но не семейным человеком, да и готовила она так себе, но за неё Арс держался, как за последний шанс выжить в этом мире.
Иногда наступали такие моменты, как сегодня, когда Попов внезапно чувствовал невыносимую пустоту, даже не пустоту, а безмолвие, не отчаяние, а неподвижность, будто в ней самой, без каких-либо особых неполадок, всё остановилось. Тогда он ощущал желание получить кратковременную радость из вне, желание быть сторонним наблюдателем чужой работы или величия. Не обладать, а лишь отдаваться; не действовать, а только реагировать; не создавать, а восхищаться. Только потом он смог бы продолжить существование, ибо счастье — топливо для души. Алёна — его топливо.
***
Музыка била из всех щелей заблёванного клуба. Уши еле выдерживали все басы, что гремели, отскакивая от стен, нанося ещё один удар по мозгам и так по кругу. Пьяные люди танцевали, терлись друг о друга, пытаясь привлечь внимание понравившейся личности. Мужчины, что смотрели на миниатюрных девочек до безумия хищным взглядом, бессовестно накачивали их литрами алкоголя, после чего они вместе уходили через двери, пропадая в пугающей тьме Питера. Какие-то маленькие девочки, что каким-то чудесным образом проникли в клуб, пытались выклянчить у бармена коктейль подешевле, а потом уходили к неким парням за барной стойкой и также пропадали в туалетах или уезжали вместе с ними в неизвестном направлении. Песня в очередной раз менялась, неприятным скрежетом отдаваясь в ушах.
Я снова засыпаю натощак,
Своё тело спрячу от солнца,
Я, как вампир, живу по ночам,
Знаю, этот мир не проснётся.
Поднимаясь с барного стула, Антон шатаясь, огляделся. Вокруг него сидели несколько людей, каждый из которых находился тут по разным причинам. Один мужчина, прижав стакан горячительного ко лбу, прикрыл глаза, что-то бормоча под нос. Он выглядел измученно, будто повидал некоторое дерьмо в этой жизни. По левую сторону от него сидела женщина, что жаловалась на жизнь бармену, на свои проблемы.
— Я не знаю что мне делать, Вить… — покачиваясь, ныла дама, — на мне двое детей, а он гуляет на стороне. А сделать я ему ничего не могу! Сама не работаю, а детей надо как-то содержать… Ну, уйду я, где мне деньги брать? У меня неоконченное высшее образование. Дура я была, рано выскочила замуж… Думала… — заикалась женщина, вытирая слезы, — думала, что вот оно, блять, счастье. Есть тот, который может меня обнять и приласкать, а теперь трахается с какой-то левой шлюхой на стороне… Я этой манде волосы повырываю!
Никогда Антон не понимал этой вещи. При чем тут любовница к тому, что твой мужик не умеет свой член обуздать и попутал около какой юбки крутиться? От любви до ненависти один шаг. Налево. Когда тебе изменяют, лучше пребывать в неведении, но если уж повязка сорвана с глаз, то предпочтительнее видеть четко, чем неясно.
Уровень жизни, чтоб заебись был — увеличивать во сто крат,
И типа перестать пересчитывать займы от зарплаты и до зарплаты,
Тут склеп — из него закрыт выход, а этим людям ты — комок выгод,
Их цель жизни — накопить на подержанный Focus или на тур в Египет.
Отходя от стойки, парень пошатнулся, пытаясь сфокусироваться на толпе. Всё смешивалось в одну неоднородную массу, которая, словно лизун, растягивалась, приобретая новые формы, а потом, словно высотки, возвысились над парнем, рискуя его придавить своими габаритами. Проходя мимо толпы, Антон завернул к столикам. Комок в горле норовил вырваться в любую минуту, пока юноша пытался ориентироваться в пространстве. Послышался смех со стороны столов, он услышал сквозь басы музыки заливистый женский смех. На диванчиках сидели три женщины, что-то очень громко обсуждая.
— …я и говорю! Зачем тебе этот старый хрыч? Ты ещё молода, у тебя ещё столько есть времени найти своё счастье! — говорила женщина в жёлтом, атласном платье, попивая свой коктейль.
— Согласна! Тебе только двадцать три, а возишься с каким-то женатиком! Зачем тебе это? — подхватила вторая подруга, что не удержала стакан и пролила содержимое на ажурное бежевое платье, и недовольно ойкнула.
— Мне-то что? Мужчины изменяют потому, почему псы лижут себе яйца, просто потому, что они могут. Я же просто выклянчиваю деньги, а если он меня бросит, то я лишь потеряю спонсора, а он — жену и детей.
— Тебе разве не жалко её и детей?
— Мне жалко жену, которая поверила в слова батюшки о любви до гроба и клятвам этого кабеля, а детей жалко за то, что узнав обо всём, они не смогут видеть в своём отце примера…
Тут гнев стихии. Небо, накажи нас,
Если стали лучше жить — то почему мне так паршиво, а?
Твоя пустая жизнь идёт вокруг наживы,
Я просверлю все твои пломбы будто бормашина.
К чему любить и беззаветно отдавать себя целиком, если тот, которому ты отдал всё своё существо, всю свою жизнь, всё, всё что у тебя было в этом мире, так внезапно уходит от тебя, потому что ему понравилось другое лицо, и за какие-нибудь несколько дней становится почти чужим? Антон обернулся на плачущую женщину за барной стойкой и просто ей посочувствовал. Он не мог ей помочь, не стоит ему вмешиваться в чужие дела.
Забыты Богом: вырубили свет, не найти дорогу,
Привыкли копить, чтобы жить в коробках и этому будем учить потомков,
Болото по колено — мы пока не сдохли, ушли по локоть,
За чёрными очками я не вижу боли, там прячусь, словно Нагиев в «Окнах».
Проталкиваясь сквозь пьяную толпу, тошнота всё больше проявляла себя. В глазах темнело, а тело не слушалось. Куча рук пробегали по плечам и бедрам юноши, пытаясь завлечь к себе. Антон не был бы против, но облеваться перед какой-то дамочкой он тоже не хотел. Замечая две двери и табличку «Туалет», он обрадовался и сильнее стал пропихиваться сквозь веселое стадо набуханных людей, расталкивая девушек, что недовольно визжали от таких грубых жестов юноши. Ему знатно отдавили ноги, пролили какую-то выпивку на толстовку и, походу, даже кто-то умудрился его чмокнуть в плечо. Отряхнувшись, Антон хотел было открыть дверь, как прямо перед ним в дверь влетела парочка целующихся людей. Заходя за ними, он замер, разглядывая их. Они вкладывали в свой поцелуй столько страсти, сколько нет в фильме «50 оттенков серого». Помада юной особы размазалась по лицу. Вдруг телефон парня зазвонил и тот, с недовольным лицом и болью в глазах, поднял его.
— Да, милая? Да. Да… — девушка рядом продолжала целовать парня в шею, покусывая мочку уха временного любовника, — да, скоро буду дома, но ты же знаешь, что Никита обидится, если я уйду раньше, чем он напьется… Да… Да… Всё, люблю, — он выключил телефон и прижал девушку ближе к себе, страстно целуя, покусывая губы и кривясь от вкуса помады девушки.
Пашем день за днём, чтобы купить телик или купить дом,
Сходить в Универ, чтобы спать пять лет, чтобы стать никем, выкинуть диплом, чтобы что?
Чтобы стать землёй, в конце концов, это лишь почвы слой,
Баю-бай, весь этот мир уснёт тревожным сном.
Хотелось блевать. Слишком омерзительно. Антон открыл первую попавшуюся свободную кабинку и в одну секунду скрутился над унитазом, обхватывая белого «друга» руками, чтобы не упасть головой прямо в отвратительную жижу. Тело содрогалась от каждого позыва, а вкус всего выпитого до ужаса въелся в язык, от чего опять хотелось выплюнуть это наружу. Судорожно сокращались мышцы и диафрагма. От всего увиденного было противно. Противно видеть, слушать и знать, что всё это происходит в одном клубе. Омерзительно было осознавать, что ты ничего не мог с этим поделать, что ничего не исправить и не сделать. Пока люди сами не поймут свой идиотизм и что именно они виноваты в своих бедах — ты бессилен. Тебе остаётся лишь с горечью наблюдать за тем, как твой мир разрушается, продолжая гнить изнутри, но прикидываться, что всё хорошо, что институт брака всё ещё такой же стабильный, а семейные ценности всё ещё стоят на первом месте. За дверью кабинки уже были слышны стоны девушки и пошлые шлепки. Мерзко… Омерзительно… надежда на то, что в этом мире для Антона появиться хоть один луч надежды на счастливое будущее — уменьшалась до ничтожных размеров и пропадала с каждым стоном девушки.
Я снова засыпаю натощак,
Своё тело спрячу от солнца,
Я, как вампир живу по ночам,
Знаю, этот мир не проснётся.
Тишину в кабинке прервал гудок телефона, что опять ударил по ушам Антона, вызывая очередной приступ рвоты уже желудочным соком, нежели чем-то из того, что выпил юноша ранее. Проблевавшись, Шастун трясущимися руками достал телефон из кармана джинсов и посмотрел на горящий экран. Брови сошлись к переносице, а глаза прищурились, пытаясь понять написанное.
+1 Сообщение от «Арсений Сергеевич»
