Хонджун всегда тяготел к творчеству. Абсолютно к любому. К своим восемнадцати годам мальчик успел попробовать себя в очень многом.
Первым, что запало ему в душу, была музыка. У Кима было множество музыкальных кумиров, немудрено, что юноша, не лишенный амбиций, решил пойти по их стопам. В четырнадцать он уже самостоятельно отыскивал обучающие видеоролики на ютубе, которые помогли бы ему освоить основы пользования программами, в которых создается музыка. Каждый день строчил тексты своих песен, с утра до ночи стачивая карандаш, но к концу дня от всей его писанины оставалась лишь малая часть: один припев или куплет еще не написанной песни. Хонджуну было не так уж принципиально — рэп или вокал, он занимался и тем, и другим. Когда все ролики были просмотрены, компьютер забит сшивающими и обрабатывающими программами, а в столе и в многочисленных папках на компьютере хранилось множество текстов и мелодий, Хонджун стал рассказывать о своем хобби друзьям, которых у него было не так уж много и с которыми Киму очень повезло: каждый из них поддерживал увлечения своего товарища. После того, как он завел свой аккаунт на саундклауде и обзавелся несколькими не сказать чтобы фанатами, но слушателями, Хонджун немного сбавил свой пыл и перестал писать песни 24\7, без продыху, забывая и о школе, и о сне.
Но тратить новообретенное свободное время впустую юноша не собирался, не бросая свое увлечение музыкой, Хонджун заинтересовался танцами. В очередной раз ища музыкальные клипы на ютубе, в надежде ощутить внезапно свалившееся на него вдохновение, он наткнулся на канал одного хореографа, ставящего хореографии на песни зарубежных исполнителей. Это привлекло внимание юноши, ведь среди танцев на популярные треки, там были и на его любимые песни, что несколько удивило Хонджуна. За одну бессонную ночь он посмотрел все ролики этого хореографа по нескольку раз, а на следующий день уже стоял перед зеркалом в своей комнате, пытаясь повторить один из его танцев. Чувствовал себя юноша довольно неловко, ведь он отроду не совершал каких-либо хоть малость активных действий на постоянной основе. Лишь раз за учебный семестр приходил на физ-ру, где строгий тренер три шкуры с него снимал, заставляя сдавать все нормативы за один урок, ведь «знаем мы вас, один раз в год приходите, а потом вас и не увидишь, неучи», или же со всех ног бежал со станции метро домой, чтобы успеть на трансляцию любимого телешоу. Вот и вся активная деятельность его мышц за его недолгие пятнадцать лет. Стоя перед зеркалом, Хонджун раз за разом совершал одни и те же движения, но картина до сих пор оставалась до жути неловкой и даже немного жалкой, в чем сам подросток не желал признаваться. Обливаясь потом и уперевшись руками в колени, он хоть и чувствовал дикую усталость, и в голове так и гремел вопрос «чего это ты вообще с дивана решил вскочить и плясать, Ким Хонджун, а?», юноша не собирался останавливаться. Закрывая глаза, он так и видел танцующий силуэт того хореографа, как его руки и ноги как будто жили своей, но определенно прекрасной жизнью, одновременно плавные и жесткие движения, сила которых чувствовалась даже через экран телефона, неимоверно вдохновляли Хонджуна. И с тех пор каждый день, не обращая внимая на боль в мышцах, он первую половину дня посвящал музыке (хоть ему и нужно было ходить в школу, он там едва ли впитывал хоть какие-то знания), а вечером смотрел на ютубе все те же обучающие ролики, но учился уже танцевальным движениям, раз за разом повторяя их перед зеркалом. С каждым днем ноги и руки болели все меньше, и сами движения, хоть и довольно медленно, становились более уверенней, в них уже не чувствовалось былой неловкости. По крайней мере, так казалось Хонджуну, смотрящему на себя каждый день в зеркало, отражающее его попытки в танцы.
Далее его занесло все дальше в музыку. В шестнадцать Хонджун решил, что ему жизненно необходимо научиться играть на гитаре, ведь делать музыку на компе любой сможет, а истинные музыканты умеют играть на музыкальных инструментах. Откопав в пыльной кладовке старую гитару своего отца, он первым делом отмыл ее от пыли и постирал чехол. И снова начал учебу по роликам из ютуба. Хонджун был уверен, что не нужно платить за то, что можно сделать самостоятельно, и в интернете можно найти онлайн-уроки абсолютно на все. Ютубом юноша не ограничивался, но именно там находил большую часть интересующей его информации. Теперь день изо дня бедных домочадцев Хонджуна с утра будила бешеная беготня проспавшего юноши, а по вечерам до поздней ночи из комнаты творческого человека доносились либо музыка и топот, либо жалобное бренчание расстроенных (по звучанию казалось, что всей этой жизнью) струн гитары. Первое для них было предпочтительней, ведь музыку, под которую Хонджун танцевал, хотя бы слушать было можно. Иногда Хонджун выпрашивал уроки игры на гитаре у отца, но так как тот был почти всегда занят работой, многому он сына научить не смог. Но тому много и не надо было. Он предпочитал не торопиться, ведь знал, что чем больше информации поступает в мозг, тем быстрее он ее забывает.
Изучив основы игры на гитаре, внимание Хонджуна перебросилось на фортепиано. А точнее, на синтезатор, который юноша еле выпросил у родителей на свой семнадцатый день рождения. Стоит ли говорить, как именно он учился на нем играть. И родители, и друзья Хонджуна искренне ему поражались. Казалось, что его внимание переключается слишком быстро и не успевает у него появиться одно хобби, как он тут же находит себе новое. При таком темпе было бы понятно, и весьма ожидаемо, что все это у Хонджуна будет получаться из рук вон плохо, ведь «за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь», как говорится, но все было ровно наоборот. В каждом из своих многочисленных хобби юноша преуспевал, и нередко в его сторону было слышно выражение «талантливый человек талантлив во всем». Мать Хонджуна уж было подумала, что у ее ребенка гиперактивность, но сам по себе подросток оставался все таким же тихим и скромным, лишь в кругу семьи и близких знакомых позволяя себе расслабиться и быть общительнее, чем обычно.
И вот, когда число прожитых Хонджуном лет приближалось к восемнадцати, его затянуло рисование.
Раньше он не обращал на это занятие особо много внимания, всем, что связывало его с рисованием был Ёсан, его одноклассник, но в первую очередь лучший друг. Ёсан ходил в художественную школу с четырнадцати лет, тогда он звал с собой и Хонджуна, чтобы ему не было одиноко в кругу незнакомых людей, и Хонджун честно пытался научиться рисовать, пока в его жизни не появилась возможность заниматься музыкой. К тому времени у Ёсана уже начали появляться новые знакомые в художке, а Хонджун же так и общался с одним Ёсаном. Так что друг понял Хонджуна и особо не был против того, чтобы он больше не ходил на уроки рисования. Но однажды Ёсан попросил Кима проводить его до школы искусств, ведь это был последний год обучения для Ёсана, а значит — настало время сдавать последние экзамены и устраивать просмотр работ. У Ёсана физически не хватало рук, чтобы донести все папки и тубусы до школы, так что верный друг с радостью согласился ему помочь.
Здание школы не особо выделялось среди привычной серости и бетонных джунглей города. По крайней мере, снаружи. Когда юноши проследовали внутрь, один из них оказался поражен обстановкой. Когда Хонджун учился здесь, тут не было и следа ремонта. Когда же он спустя четыре с половиной года вернулся, то он совершенно не узнал эти стены. Они были снежно-белыми, и на них висели картины, выглядящие как шедевры великих художников, хотя казалось, будто их прилепили к стене, а не повесили, потому что ни гвоздей, ни веревок Хонджун не заметил. Держа в руках тубусы и еле как успевая поправлять сползающую лямку папки с рисунками, он шел по коридорам за Ёсаном, вертя головой туда-сюда, пытаясь рассмотреть как можно больше картин. Он не узнал ни одну из них, так что решил спросить у Ёсана:
— Что это за картины?
— Их студенты рисовали, — на ходу ответил он другу, даже не оборачиваясь.
— Студенты..? В...- начал было Хонджун, но он внезапно во что-то врезался, едва ли не уронив свою тяжелую ношу на пол.
Оказалось, это Ёсан резко решил остановиться. Хонджун уже почти готов был разразиться возмущенными репликами, как друг его перебил:
— А это моя, — бросил он, кивнув на картину, напротив которой остановился, озаряя лицо широкой улыбкой.
Забыв, зачем хотел наорать на друга, Хонджун перевел взгляд на висевшую (как будто все же приклеенную) на стене картину.
— О! Это же та самая! Вау, какая красивая.- воскликнул юноша, всмотревшись в полотно. На нем был изображен пейзаж. Живописные горы в закатном тумане. Хонджун вспомнил, как Ёсан скидывал ему фотографии своей картины, но еще незавершенной, где раскрашено было лишь небо и половина гор. И уже тогда Хонджун не мог не удивиться таланту своего товарища, даже эта наполовину готовая картина невероятно радовала глаз, а в голове сразу возникал образ вечера в горах, где гуляет освежающий ветер. Смотря же на полностью завершенный пейзаж (в углу которого красовалась подпись Ёсана, которую он ставил на все свои рисунки, но она выглядела не столько как подпись, сколько как отдельный рисунок маленького человечка с цветочком на голове), Хонджун не мог отвести глаз, и с досадой думал о том, что, не брось он занятия, смог бы также. Он не жалел, что занялся музыкой, но жалел, что бросил рисование в юности, когда еще не знал, что это может быть так круто.
Зайдя в аудиторию, Хонджун первым делом сбросил все, что нагромождало его руки у мольберта, где стоял Ёсан и с тяжким вздохом потянулся. Сами по себе рисунки не могли быть такими уж тяжелыми, но держать кипу тубусов и следить, как бы огромная плоская папка не свалилась с плеча было тоже само по себе непросто. Еле разогнув спину, Хонджун смог оглядеть и аудиторию, и копошащихся среди мольбертов студентов. Все это ощущалось Хонджуном так уютно, даже несмотря на всю суматоху взволнованных студентов (некоторые из них до сих пор дорисовывали некоторые картины, разложив их прямо на полу, стараясь как можно быстрее нанести завершающие штрихи и в пол голоса паниковали). Некоторые раскладывали свои экзаменационные работы в отведенном им месте, а те, кто уже разложил, просто сидели и либо разговаривали с друзьями, либо просто ждали прихода преподавателей.
— Хонджун, можешь помочь? — услышал Ким голос Ёсана и обернулся.
Ёсан уже начал раскладывать свои работы и делал это как можно скорее, ведь они чуть не опоздали. Поднявшись, Хонджун также принялся открывать тубусы и подавать другу его рисунки, чтобы он подготовился к просмотру. Когда уже все было готово, Хонджун поневоле стал сравнивать рисунки своего друга и рисунки других учеников.
— Готов поспорить, ты тут один из лучших выпускников, прям гордость школы, — тихо высказался Ким, взглянув на вмиг смущенного Ёсана.
— Не говори ерунды, я не лучше всех здесь присутствующих, — отмахнулся Ёсан, закатывая глаза. — Ну, не считая тебя. — Смущенное выражение лица сменилось ехидной улыбкой.
На это Хонджуну оставалось лишь фыркнуть, потому что поспорить с этим было нельзя, Ёсан был прав. Ким хоть и рисовал иногда (на полях тетради, или в блокноте для песен, когда вдохновения для песен не было), но это было по большей части от балды, а не ради развития данного навыка.
Вскоре, пожелав другу удачи на экзамене (хотя, Хонджун считал, что она ему вовсе не нужна, Ёсан уже заочно может сдать все экзамены и самостоятельно преподавать рисование), Ким попрощался с ним и пошел к выходу из аудитории.
Закрыв за собой дверь, Хонджун вдруг чуть ли не кожей ощутил контраст шумной аудитории, наполненной смехом, запахами красок и солнечным светом, с разговорами взволнованных студентов и коридора, наполненного ярким искусственным светом, отражающимся от белых стен и освещающим картины тех самых студентов. В коридоре было так тихо, что даже каждый шаг Хонджуна, несмотря на то, что он был в довольно поношенных кедах с мягкой подошвой, глухим стуком отражался от светлых стен. Но даже это не разрушило уютной атмосферы школы, она все еще смутно ощущалась Хонджуном как дом, в котором тебе всегда спокойно.
Он шел по этому коридору, и теперь ему ничто не мешало рассматривать висящие на стенах картины. Неторопливо преодолевая поворот за поворотом, кое-как смотря под ноги, Хонджун все шел и смотрел лишь влево или вправо, несколько раз он даже остановился, чтобы сфотографировать некоторые из картин.
Внезапно, очередной раз поворачивая за угол, где уже должен быть выход на улицу, Хонджун умудрился в кого-то врезаться. В этой тишине он слишком увлекся рассматриванием картин, что даже не услышал шаги чужого человека, пока лбом не ударился о что-то мягкое и звук столкновения (сопровождаемый еле слышным невнятным … изречением) эхом не разнесся по коридору. В панике отскочив от незнакомца, Хонджун выпалил извинения и поспешил скрыться подальше от неловкой ситуации, теперь смотря себе под ноги очень внимательно. Подросток бежал, и едва ли понимал куда, лишь чудом выбравшись к входной двери и лишь на улице остановился, чтобы отдышаться. Он сам не понимал, почему вдруг ударился в такую панику, но ему показалось, что когда он врезался в эту женщину (или мужчину?..)…в этого человека, его как будто током ударило. Разве может статическое электричество так шарахать? Или все дело в эффекте неожиданности?
А незнакомец все стоял на углу, где его только что чуть не сбил с ног странный подросток, и смотрел на чудом не разлившийся кофе в его руке. Лишь через несколько минут он вспомнил, что его, вообще-то, уже дети в аудитории заждались, и сорвался с места.
***
Уже вечером, лежа в кровати, Хонджун вспоминал сегодняшний день. Ёсан пару часов назад написал ему и сказал, что у него зачет и он успешно завершил обучение. Хонджун в этом и не сомневался, лишь от души поздравил друга и продолжил практиковать игру на гитаре. Но у него все никак не получалось как следует зажимать струны, и он решил переключиться на синтезатор, но и этот подвел, Хонджун постоянно нажимал не те клавиши и все никак не мог понять, что с ним такое. Решив, что слишком устал сегодня для танцев, он принял душ и улегся в кровать. Смотря в потолок он вновь вспоминал белые стены длинного коридора и прекрасные картины, уютную аудиторию, с хаотично расставленными мольбертами и много-много красивых рисунков. Уже тогда у Хонджуна появилась мысль вернуться в художку лишь ради этого ощущения. Ну и рисование он все же любил. А идею «обучаться рисованию старым-добрым проверенным способом через ютуб» он отмел почти сразу, так как Ёсан его просто запугал количеством неверной информации на просторах интернета и что один никудышный урок от художника (от слова «Худо») может загубить весь прогресс и запудрить развивающийся мозг начинающего художника, испортив ему дальнейшую карьеру. Но Хонджун и сам рад был снова записаться на курсы рисования. Но потом он вспомнил эпизод с незнакомцем и то, как быстро он убежал, даже не взглянув на того, с кем столкнулся. Стыдно-то как, ведь даже если он снова встретит того, на кого налетел, то даже не поймет этого и не сможет нормально извиниться. Может, он еще подумает над тем, насколько ему необходима художка.
Но уже на следующей неделе Хонджун увидел рекламный пост в инстаграме, о том, что некая художественная школа набирает новичков на ускоренный курс обучения основам академизма и живописи. Обычно Ким просто пролистывал такие посты, но тут у него рука не дернулась пролистнуть ленту и он нажал на объявление. Оказалось, это та самая школа, в которой учится Ёсан. В такие удивительные совпадения юноша обычно верил с трудом. Хонджун всматривался в экран чуть дольше, чем нужно, а потом решил написать Ёсану.
«Слушай, как думаешь, мне еще не поздно научиться рисовать?»
«Хон, ты прикалываешься надо мной или да?»
«Вот ты реально думал, что я скажу тебе «Извини, брат, после 18 творческий потенциал превращается в тыкву и никто никогда не сможет его развить»
Иногда Хонджун думал реально ли он такой глупый или Ёсан просто не умеет отвечать на вопросы без сарказма?
«Но»
«Если ты желаешь делать это в специальном месте, а не быть опять ютубным самоучкой, добро пожаловать ОБРАТНО!»
Хонджун прекрасно понимал, что это «обратно» значит вернуться в ту школу, где они с Ёсаном когда-то давно учились вместе, и куда он недавно провожал своего друга. Но хочет ли он вернуться именно в эту школу?.. Ведь самого Ёсана там уже не будет, и придется заводить новых друзей, или опять быть отстраненным от общества, это не то же самое, что быть «изгоем», но и не то, чего хотелось бы Хонджуну.
В конце концов Ким поддался на уговоры друга и решил испытать судьбу, вдруг из этого действительно что-то выйдет и даже друзей завести будет не так сложно, как ему кажется. Тем более, школьные экзамены только закончились и впереди целое лето, не обязательно записываться на полный курс обучения длиной в несколько лет, трех месяцев может вполне хватить для начала, а там видно будет.
Ну ясно. Закрыв мессенджер, Хонджун вернулся в инстаграм. Еще несколько раз пролистав информацию об этой самой школе, юноша вдохнул поглубже и заполнил заявку на пробное занятие.
***
По мере приближения первого пробного занятия, Хонджун все больше и больше убеждался, что поступил правильно. Рисование было ему интересно, а когда еще удастся заняться тем, что тебе нравится, если не в молодости, тем более, когда впереди целых три свободных месяца нескончаемой жары и скуки? С каждым днем он все больше и больше ждал момента, когда он вместе с Ёсаном снова отправиться в ту художественную школу (Ёсан милосердно согласился проводить друга, а Хонджун на свое первое спустя много лет занятие). Неловкий случай в коридоре, когда он чуть не сбил с ног какого-то человека (Ким в конце концов так и не понял, был ли это мужчина или женщина), Хонджун напрочь забыл. Все дни до занятия, которых оставалось ровно семь, он потратил на свои обычные дела: музыка, гитара, немного даже танцы (он занимался ими все меньше и меньше). И когда заветный день все же настал, он был несказанно рад и настолько воодушевлен, что ранним утром в субботу первым побежал за Ёсаном. Хонджуну дела не было до того, что занятие начиналось только днем, и сначала он проторчал дома у Ёсана, ожидая, пока тот окончательно проснется и соберется, а потом потащил друга гулять, оправдывая это тем, что если сейчас он не потратит свой переизбыток энергии, то на занятии будет сидеть как на иголках. Пальцев не хватит, сколько раз за это время Ёсан закатил глаза, но все же плелся за другом, как уставший хозяин за гиперактивной собачонкой, даже скейт свой Хону одолжил, чтобы только тот уехал куда-нибудь и дал Ёсану отдохнуть на лавочке.
С утра до трех часов Ходжун таскал Ёсана по всевозможным паркам и выпытывал у него советы по рисованию. Как лучше держать карандаш? Точить лучше точилкой или ножом? Рисовать акварелью сложнее, чем гуашью? Ёсан лишь отнекивался и говорил, что Хонджуну все доходчиво объяснят на пробном занятии, а также на последующих, если он захочет продолжить обучение, и вообще, творчество — это не место для правил.
— К тому же, я слышал, что ваше занятие будет вести мистер Пак, с чем вам несказанно повезло, — говорит Ёсан. — Он молодой студент из университета искусств N и только в этом году пришел проходить практику в нашей школе. — Ёсан неопределенно махнул рукой. — Но он действительно хороший учитель, легко находит подход к ученикам, ничего не смыслящим в рисовании, у него уже куча фанатов, — хмыкнул Ёсан, — ну, точнее, фанаток.
Этой новости Хонджун обрадовался, молодой учитель рисования — уж он точно не будет загонять в строгие рамки и не будет против самовыражения! Но фраза насчет «фанаток» немного загнала в тупик — мистер Пак красавчик, что ли?
По прибытии в школу, Хонджун отметился на ресепшене, и пошел за Ёсаном, который любезно согласился (не смог вырвать свою руку из захвата Хонджуна) проводить друга даже до нужной ему аудитории. Зайдя внутрь, Хонджун снова почувствовал ту атмосферу, что понравилась ему в его первый визит. Мягкий свет ламп, хаотично расставленные мольберты, куча рисунков и разнообразных изделий ручной работы на стенах, шкафы и комоды с гипсовыми фигурами и бюстами. Хонджун понял, что это та самая аудитория, в которой у Ёсана неделю назад проходил последний экзамен, и от этого расслабился еще больше, не заметив, как на лице расцветает широкая улыбка.
Пройдя чуть дальше, Хонджун стал оглядываться в поисках свободного места. В аудиторию он пришел не первым и даже не одним из первых, за другими мольбертами уже сидели подростки, от 14 до 17(?) лет, но почти никто из них не обратил внимания на новоприбывшего, поэтому Хонджун не особо торопился, выбирая место и в конце концов уселся прямо у окна, напротив двери в аудиторию. Казалось, он тут старше всех, отчего ему было отчасти неловко, но так как сам по себе Хонджун был не то чтобы крупного телосложения, что делало его визуально младше года на два, ему легко было смешаться с толпой людей младшего возраста.
Хонджун не знал, чем себя занять, поэтому он то смотрел в телефон, сверяясь со временем (учитель видимо опаздывает, мистер Пак, скорее всего, не особо пунктуален), то глядел по сторонам, поочередно поглядывая сначала на стены, украшенные пестрыми поделками, затем на своих будущих одноклассников, которые в свою очередь тоже украдкой глядели на Хонджуна. Из всех людей, сидящими за мольбертами никто особо не выделялся, у многих были крашенные волосы, пирсинг или яркая одежда, у одного парня вообще зачем-то кисть за ухом торчала, как будто он прямо сейчас был готов писать натюрморт маслом, будь это обычная улица или другое общественное место, каждый из ребят, несомненно, привлекал бы к себе внимание по отдельности, но когда эта пестрая толпа сбилась в одну комнату, они стали выглядеть довольно обыденно. Сам Хонджун еле удержался от того, чтобы потрогать свои синие волосы, думая лишь о том, что неужто творческая натура пробивается из людей наружу лишь буйством красок на одежде и волосах?
Наконец, когда Ким уже начал беспокоиться, не отменили ли занятие, в аудиторию ворвался человек. С сумкой на плече и стаканом с кофе (или чая) в руке, он спешно прошествовал к столу преподавателя и поспешил поприветствовать собравшихся:
— Всем здравствуйте, студенты. Прошу прощения за что, что ваш новоиспеченный учитель бессовестно опоздал, это все пробки на проклятых дорогах, — говоря это, он то и дело останавливался, чтобы отдышаться и набрать воздуха в легкие.
«Наш учитель?!» — мысленно поразился Хонджун. Прибежавший парень был больше похож на старшеклассника, нежели на студента последнего курса университета и к тому же. преподавателя. Смотря на мистера Пака (очевидно, это был он), Ким внезапно вспомнил слова Ёсана о том, что у учителя «много фанаток». Ещё бы! Неудивительно, что за обладателем такой внешности бегают толпы ровесниц Хонджуна. Высокий, стройный, стильно одетый, но от присутствующих он отличался: в его одежде и в волосах не было ничего яркого, все было максимально сдержанно, клетчатый пиджак, светлая рубашка, брюки цвета хаки и темные волосы, не то что сидящие вокруг него ученики, ну, а чтобы описать его лицо, Хонджуну бы понадобилось немало времени на раздумья и огромный словарь синонимов, даже задыхающийся от бега учитель выглядел красиво. Хонджун всегда считал существование таких людей несправедливым. Почему некоторым можно сколько угодно стараться выглядеть хоть чуточку лучше, а другим достаточно было просто родиться для того, чтоб быть моделью. Еще раз оглянувшись, Хонджун убедился, что в полку фанаток мистера Пака прибыло: каждая девочка в аудитории неотрывно глядела на учителя, а та, что сидела рядом с Кимом, украдкой его сфотографировала, что окончательно выбило Хонджуна из колеи. К этому моменту учитель все же успел отдышаться и продолжил:
— Так как вы все тут, очевидно, новенькие, позвольте представиться. Меня зовут Пак Сонхва, я студент последнего курса университета N, факультета искусств. Я преподаю тут уже полгода, и пока что на меня никто не жаловался, — при этих словах он широко улыбнулся, и Хонджун готов поклясться, что слышал какой-то приглушенный звук. Ну ей богу, не так уж он красив, подумал было Ким, но он обнаружил, что взгляд учителя на миг остановился на нем и уже готов был забрать свои слова обратно.
— Надеюсь, мы с вами поладим и я сделаю из вас непревзойденных художников за недолгие три месяца. По любым вопросам вы можете обращаться ко мне, ни в коем случае не стесняйтесь, я постараюсь вам помочь. А также хотел бы показать вам мои недавние работы, чтобы вы убедились, что рисовать я все же хоть что-то да и умею.
С этими словами он наклонился и достал из-под стола несколько картин, повернутых тыльной стороной к ученикам. И по одной начал разворачивать их лицом к новоиспеченным студентам, кратко рассказывая истории создания каждой, ежели таковая имелась. Хонджун внезапно понял, что мистер Пак уж очень поскромничал, сказав, что умеет рисовать «хоть что-то». Да он наврал попросту! Тут были и пейзажи, и натюрморты, и портреты, и красками, и карандашом, и все выглядело очень красиво, хотелось смотреть на его картины часами, но Сонхва быстро рассказывал то, как рисовал и сразу же убирал, аргументируя это тем, что он и так опоздал, отняв у них время. Хонджун с удивлением отметил, что среди картин учителя были и те, которые Хонджун фотографировал неделю назад, в свой первый визит в художку. Так там, оказывается, картины не только студентов висели.
— А теперь можно и приступить к нашему пробному занятию, — сказал мистер Пак, когда картины кончились и в аудитории настала взволнованная тишина, ученики сидели в ожидании.
***
Пребывая под впечатлением от первого занятия в своей старой художественной школе, Хонджун шел домой ранним вечером, держа в руке скрученный лист бумаги с «картиной» (если это можно так назвать), нарисованной на этом самом занятии, которое учитель Пак решил провести в формате мастер-класса. На следующем занятии он обещал ввести более размеренный темп обучения, начиная с основ, а в конце сказал, что все ученики нарисуют то же самое в конце лета, чтобы увидеть свой «невероятный» прогресс. Хонджуну казалось, что после этого пробного занятия на постоянные курсы записались все до единого. Мистера Пака можно было слушать вечно, неважно, чем ты занимаешься, рисованием, или чем угодно, все, что рассказывал учитель было очень познавательным для самого Хонджуна, так что он без сомнений решил записаться в школу. Рассказывая все это Ёсану в телефонную трубку по пути домой, он уже был в предвкушении следующего занятия, которое должно было быть через три дня.
Уже сидя дома и в очередной раз рассматривая написанную им картину, которую Хонджун повесил на стену, он внезапно ощутил прилив вдохновения, чему несказанно обрадовался, сразу же сев за синтезатор. Мелодия, пришедшая на ум, была легкой и спокойной, юноша не переставал думать о ней даже перед сном. Слова, к сожалению, у него пока придумать никак не получалось, и он решил оставить это дело на потом, к тому же, не каждая песня должна быть со словами, иногда хватает и чувств, которые в нее вкладывает создатель. В процессе творения перед глазами Хонджуна мелькало сначала лицо учителя Пака, затем его картины, он все вспоминал взгляд темных, но отчего-то отнюдь не мрачных глаз, который, казалось, на ничтожную секунду замерли именно на нем, снова видел великолепные картины учителя и чувствовал уют тихой аудитории, в которой раздавался мягкий голос Сонхва, стоящего на виду у всех учеников и пошагово объясняющего, как нарисовать картину. Все это напоминало Хонджуну то ощущение родного места, где ему было бы комфортно, которое он ощутил при первом спустя много лет визите в то самое учебное заведение.
И вот, наконец, дождавшись второго занятия, Хонджун просыпается с утра пораньше, и уже бежит в художку, чтобы поскорей учиться рисовать
и увидеть учителя. После того, как он придумал ту мелодию, его не покидало чувство, что мистер Пак стал его музой?.. в чем Хонджуну было неловко признаться даже самому себе, хотя ничего такого в этом, объективно, не было. Он мог бы быть музой абсолютно любого человека на земле, само его присутствие призывает творить, но все же.
Хонджун примчался в аудиторию еще до начала занятия, и теперь сидел в тишине, рассматривая расставленные мольберты и все то же убранство окружающего пространства. Шкафы с гипсовыми бюстами казались старыми и хлипкими на фоне новых, крепких мольбертов и стульев, как бы не развалились, когда им нужно будет доставать эти самые бюсты, обеспокоенно думал Хонджун.
По истечении некоторого времени Ким подумал, зачем ему приходить на занятия так рано, если даже сам учитель на них регулярно опаздывает.
С приближением начала занятия, учеников в аудитории становилось все больше и больше, но учителя как всегда было не видать. Когда уже часы пробили час начала занятия, студенты начали обеспокоенно озираться по сторонам, а девушка, занявшая место рядом с Хонджуном, уже второй раз спрашивала у него время.
Наконец, он появился. Как обычно, со стаканом кофе на вынос и отдышкой. Хонджун невольно задержал дыхание, глядя на то, как запыхавшийся учитель спешно снимает пиджак, жалуясь на безумную жару. Огладывая в очередной раз пиджак и стакан в руке учителя, Хонджун чувствовал, что ему в голову придет какая-то важная мысль, но все никак не мог ее дождаться, что-то смутно подавало признаки жизни на краю подсознания, но Ким никак не мог понять, что это и все упрямо пялился в пиджак только что прибывшего учителя, пока он не хлопнул пару раз в ладоши, привлекая внимание. Встряхнув головой, Хонджун еле как уговорил себя не думать о том, что что-то решительно упускает и попытался понять, что нужно делать. Почти все ученики уже сидели с листами, прикрепленными к мольбертам и держали в руках карандаши, во все глаза смотря на учителя, и Ким поторопился сделать то же самое.
Когда Сонхва убедился, что все ученики готовы к занятию, и ни один не витает в облаках, с улыбкой повернулся к классу:
— Ну что ж, вижу что все готовы, это замечательно, начнем урок…
То, с каким терпением Сонхва относился к каждому ученику, и раз за разом мог объяснять одно и то же самым непонятливым, и при этом казалось, что ему это даже нравится, поражало Хонджуна, неужели подобное самообладание возможно?
Сам Хонджун старался как можно меньше тревожить учителя, ведь все шло плохо как раз тогда, когда Сонхва находился рядом с Кимом: рука у подростка начинала дрожать, и карандаш грозился вот вот выпасть из руки, и дыхание то учащалось, то совсем пропадало и Хонджун пытался это контролировать, но сложно держать под контролем то, чего не понимаешь.
Девушка, сидевшая рядом с Хонджуном, та самая, которая на первом занятии имела наглость сфотографировать учителя, как назло снова и снова подзывала Сонхва и говорила о том, как все у нее плохо получается и как много она не понимает. Когда она в очередной раз позвала «Извините…», Хонджун чуть не пробил мольберт головой и снова приготовился контролировать дыхание и дрожь в руке.
— Да-да, я слушаю, в чем опять проблема, Сухен? — с улыбкой подошел учитель Пак, смотря на мольберт девушки. — Мне кажется, тут все в порядке.
Хонджун как мог пытался продолжить рисовать и просто заниматься своим делом, но невольно взглянул на рисунок Сухен. С работой девушки все действительно было неплохо, даже лучше, чем просто «в порядке». На ватмане была изображена композиция, заботливо подобранная учителем для их первого занятия — не такая уж сложная, всего пара предметов, обычные геометрические фигуры, на данном занятии дети должны были по плану учиться элементарно держать карандаш в руке, но судя по рисунку девушки, она это уже умеет и очень давно, Хонджуну не хотелось сравнивать свой рисунок с тем, что уже успела нарисовать его соседка, потому что это даже сравнить нельзя было — две абсолютно разные работы, и неровные полосатые линии Кима явно проигрывали точеным и прямым линиям Сухен. Но все равно девушка сомневалась:
— Вам так кажется? А я не перестаралась в этом месте? Мне кажется, линия слишком неаккуратная, вы так не думаете?
Чтобы присмотреться, Сонхва пришлось наклониться ближе к рисунку, встав между двумя учениками. Пак оказался ближе не только к рисунку, но и к Сухен с Хонджуном, расстояние было настолько мало, что Ким мог почувствовать едва заметный запах… И ему на голову как будто небо упало! Запах! Точно также пахло. От человека, в которого он врезался в день финального экзамена Ёсана?..
Быть не может! Значит ли это, что он заочно познакомился со своим учителем рисования еще до того, как в принципе решил рисовать? Озаренный разблокированным воспоминанием, Хонджун резко повернул голову и наткнулся на взгляд учителя, но тот был направлен не на него, а на его мольберт, что было, по мнению Хонджуна, еще хуже. Позади задумчиво разглядывающего рисунки Сонхва Хонджун видел лицо Сухен, но не мог разобрать его выражения, так как все еще был озадачен тем, что внезапно свалилось на него, как снег в июле. После недолгой паузы Сонхва выпрямился и сказал:
— Хонджун, не делай такое лицо, у тебя отлично получается, — на его лице промелькнула мягкая улыбка, — и ты, Сухен, не переживай так сильно, у тебя один из самых лучших результатов в классе, — он похлопал обоих учеников по плечам и снова заговорил:
— А теперь разрешите отойти и помочь тем, у кого проблем чуть больше, — он коротко подмигнул подросткам и отправился к тому парню, который еще с первого занятия привлек внимание Хонджуна кисточкой, торчащей у него из-за уха. Она до сих пор была на своем месте, и Хонджун все также не мог понять, зачем, если они рисуют карандашом и явно будут заниматься этим еще не один день.
— Уён, скажи пожалуйста, почему ты рисуешь акварелью, если сейчас я учу вас основам штрихования карандашом? — сказал Сонхва, подойдя к ученику, все это время с его лица не сходила улыбка, но это выглядело скорее напрягающе, чем дружелюбно. — И где ты вообще ее взял.?
Дальше Хонджун не стал слушать, снова погрузившись в свои мысли. У него правда так сильно изменилось лицо, что это заметил учитель, и, кажется, даже Сухен? А еще… Это у Хонджуна отлично рисовать получается? Он сказал это из вежливости или выражения лица Хонджуна было настолько встревоженным, что он решил его просто успокоить? Но разве есть смысл учителю хвалить ученика из вежливости? Хонджун быстро достал из кармана телефон и сфотографировал работу, чтобы потом спросить экспертное мнение своего друга.
***
Придя домой, Хонджун первым делом скинул Ёсану фотографию своего рисунка с пометкой «Что думаешь?» и сел рисовать. Занятия начались неделю назад и занятия были каждый день за исключением выходных. Все это время Хонджун рисовал. Все свое свободное время он тратил на то, чтобы практиковать этот навык, следуя совету Сонхва. Было очевидно, что за пару часов в аудитории, занимайся они хоть каждый день в неделю, от этих уроков не было бы толку, и учитель настоятельно всем советовал уделять время рисованию и в отсутствие занятий. Данную фразу Хонджун услышал слишком хорошо и теперь уделял рисованию все свое время. Но сегодня он вспомнил про ту мелодию, которую написал недавно, и решил вместо рисования попробовать написать к ней текст. Достав из стола свою записную книжку, он уже снял колпачок с ручки и готов был отдаться творческому процессу, как вдруг зазвонил телефон, лежащий неподалеку. Звонил Ёсан, видимо по поводу рисунка Хонджуна. Что такого он там увидел, что это сподвигло его отказаться от сообщений и потратить на Хонджуна целый телефонный звонок?
— Привет, — начал Хонджун — ты насчет моего рисунка? Почему не написал?
— Это твой рисунок? Разве? — произнес Ёсан в трубке, Хонджун включил громкую связь и положил телефон обратно на стол, возвращая свое внимание на записную книжку, лежащую перед ним.
— Представляешь, учитель Пак меня за него даже похвалил. Сказал, что у меня «отлично получается», — Хонджун не смог сдержать улыбку, вспоминая тот момент.
— Ну... Не то, чтобы он соврал.- начал было Ёсан, но Хонджун его перебил:
— Бро, я рисую от силы неделю за всю свою жизнь.
— Он соврал. Я, конечно, не видел ту композицию, с которой вы рисовали вживую, но уже вижу, что само построение предметов неправильное, — начал Ёсан, — а еще ты накосячил со светотенью, и объемами, — Хонджун не знал, плакать ему или смеяться. — А еще ошибся в.
— Хватит, я понял, я не просил тебя убивать мою самооценку, — нахмурился Хонджун.
— Ага, но спросил, что я думаю об этом, — ехидство этого парня просачивалось даже через телефонную трубку.
— Ну да, — Хонджун щелкнул пальцами, — точно. Но зачем мистер Пак мне соврал? Получается у меня ведь, очевидно, не «отлично»?
— Джуни, это называется «вежливость» и он со всеми так. Еще возможно, что он хвалил не твой рисунок, а твое рвение и твой интерес к рисованию. Странная вещь, но адекватного творческого человека не существует, — ответил Ёсан
— А мы с тобой? Мы, по-моему, нормальные, — возразил Хонжун.
С другого конца трубки не донеслось ни звука. Тишина будто говорила ему «Ты сам понял что сказал, парень?»
— Ладно, допустим. Но какой в этом смысл? — Ким попытался вернуть разговор в прежнее русло, потому что когда Ёсан молчал, ему было даже хуже, чем когда тот говорил.
— Понятия не имею, но мне кажется, это что-то вроде его методики обучения, — сразу же ответил Ёсан, как будто только этого вопроса и ждал. — Пак говорил что-то об этом в наш последний день в школе, после экзамена. Мол, некоторых из нас (к слову, каждый ученик слышал от него слова похвалы) он хвалил не за то, что видел на наших мольбертах, а за то, что «видел в наших глазах»…
— Хонджун мог буквально видеть кавычки в этой фразе и с губ сорвалась легкая улыбка, когда он представил учителя перед толпой ребят, которым он говорил что-то подобное.
— Мда, думаю, мне было бы легче, узнай я об этом в конце курса. Неужели мой рисунок не за что похвалить? — В какой-то момент их разговора, рука Хонджуна начала выводить какие-то каракули в записной книжке, потому что текст песни в голову никак не приходил, а просто сидеть было скучно.
В комнате снова воцарилась тишина: Ёсан снова решил не отвечать на вопрос друга.
— Да ну тебя! , — воскликнул Хонджун, но все же не смог сдержать смех и услышал, как Ёсан смеется на другом конце провода, — Что там, говоришь, плохо? Построение? Светлая тень?
— Светотень, — поправил Ёсан.
— Ага, — Хонджун понятия не имел, что это значит, но все равно записал это слово в записную книжку, радуясь тому, что появился новый повод поговорить с учителем Паком.
— Кстати, Ёсан? Ты еще здесь? — Начал Хонджун
— К сожалению, — донеслось из трубки.
— Ой вот не надо, — Ким закатил глаза. — У меня вопрос: учитель Пак всегда был таким?
— Смотря что ты имеешь ввиду под «таким». Таким дипломатичным в отношении «трудных» учеников?
— Таким добрым, Ё. На уроках его то и дело подзывают, чтобы задать вопросы, и не всегда эти вопросы касаются рисования, понимаешь? Некоторые с ним в наглую пытались флиртовать. Это, конечно, ожидаемо, мы оба знаем как он выглядит, но нельзя хотя бы дождаться окончания занятия там, чтобы другим ученикам не мешать?
— Хон, не злись.
— Я не злюсь, просто. Но даже так у Пака будто вагон терпения и он на это даже не реагирует. И если от флирта еще он как-то отшучивается, то некоторые парни, хотя, есть и одна девушка., они как будто.
— Пассивно агрессируют в его сторону? — Подсказал Ёсан.
— Именно. У вас также было?
— В каком-то смысле, — ответил Ёсан.
— Но даже на них он не срывается, любой бы сорвался, наорал, или директора позвал, а он — ничего, делает замечания, которые этим болваном едва ли куда уперлись и продолжает вести занятия.
— Остынь, защитник прав учителей. Это было есть и будет всегда во всех школах, пока великая сила чудом не исправит отношение к воспитанию и образованию в нашей стране, — начал Ёсан на том конце провода. — Но тем не менее, учитель Пак всегда таким был, с того момента как устроился к нам в школу, проходить свою вузовскую практику. И будь на его месте кто угодно: любой другой практикант, девушка, парень, мне кажется, все было бы также.
Хонджун у телефона постарался как можно сильнее замолчать, ведь когда Ёсан так много говорит, это можно назвать чудом, он не был особо разговорчивым, а тут еще и рассказ про Сонхва, так что Ким чуть ли не дыхание задерживал, сильнее прижимая трубку к уху.
— Понимаешь, Хон, он ведь молодой учитель рисования в месте, где уже все должно было развалиться сто лет назад и вместо учителей остались ископаемые времен мамонтов, — продолжал тем временем Ёсан. — Ты наверняка не знал, но ремонт в школе провели практически по полностью его инициативе… Ну, то есть, никто не дал бы практиканту вмешиваться в дела школы, в которой он лишь временно, поэтому он обратился за помощью к своим студентам, тогда моя группа была под его кураторством, но он также преподавал в других. И так вышло, что мы все вместе подписали петицию и отдали директору. Он же сжалился и разрешил устроить сбор пожертвований: хотя по сути мы просто продавали свои же картины на устроенной нами же ярмарке. И сам учитель Пак немало средств вложил…точную сумму он не сказал, просто передал чек директору, и по реакции можно было догадаться, что Пак довольно богатый… И после этого у него появилась куча «фанаток». А где любовь, там и ненависть, беспорядки, которые были на всех уроках в пределах разумного, так, небольшие шалости, превратились чуть ли не в травлю. И это выглядело так тупо, потому что каждый студент понимал, что только благодаря учителю Паку место, которое только по вывеске на входной двери можно было опознать как «Художественную школу», превратилось в великолепное учебное заведение, в котором хотелось учиться, да и «бешеных» было от силы трое… Но все же они однажды чуть не довели учителя.Может, это была не только их вина, он с утра явился на занятия явно больной на вид, но, типа, не физически, понимаешь?..
— Угу, — Хонджун еле слышно выдохнул в трубку, только чтобы дать другу понять, что он все еще тут и внимательно слушает.
— Ну, в общем, эти отшибленные пристали к нему на перемене, видимо, после того, как им не удалось вывести его на уроке, и, ей богу, меня там не было, мне это лишь одногруппники пересказали. Но он их, видимо, чуть не побил, — Ёсан несколько секунд помолчал. — Те люди, которые были там, говорили что Пак сам на себя не похож, он бы несомненно убил их, если бы ответственные студенты не позвали директора.Но я им не верю, разве такое возможно? Тем более, исключили из школы только тех бунтовщиков, а учитель, как видишь, остался, так что понаврали все. — закончил Ёсан.
Завершив разговор с Ёсаном, Хонджун на минуту задумался, уставившись на стену. Злой Сонхва? Настолько, что даже готов бить учеников? Звучит действительно неправдоподобно, но сам факт заинтересовал Кима. Значит, учитель все же не святой, а обычный, живой человек, который тоже может переживать плохие дни и трудные периоды в жизни. Но как же Хонджун надеялся, что никогда не увидит его таким, ведь одногруппники Ёсана не могли не могли выдумать абсолютно все, что-то ведь побудило их пересказать ту ситуацию именно таким резкими словами, а значит, зрелище было и правда устрашающим. Вернувшись в реальность, Хонджун взглянул на листок бумаги, на котором собирался написать текст к мелодии, написанной ранее, но отвлекся на звонок. Только когда карандаш звонко ударился об пол, Ким понял, что он уже не держит его в руке. На листе был нарисован Сонхва. Хонджун не мог даже вспомнить, как и когда начал его рисовать, но сейчас он смотрел на лицо своего учителя. Именно так Хонджун видел его, когда Сонхва на последнем занятии рассматривал то, что успел нарисовать Ким.
***
На следующем занятии Хонджун как обычно пытался сосредоточиться на холсте и на том, что нужно рисовать (сегодня это были фрукты), не обращая внимания ни на шум, стоящий вокруг, ни тем более на учителя, все также ходящего между мольбертами учеников и помогавшего тем, у кого возникали вопросы. Кима удивляла обстановка в аудитории, ведь он думал, что рисование само по себе занятие тихое, но его одногруппники умудрились создать в классе атмосферу урока восьмиклассников: какие-то девочки, сидящие за соседними мольбертами, «тихо» перешептывались, и если к этому прислушаться, то можно было разобрать слова, а если не прислушиваться, то их слова превращались в нечленораздельный шорох, что само по себе раздражало еще сильнее, к этому прибавлялось ворчание и стук кистей в стаканах с водой студентов, у которых что-то не выходило нарисовать, и приходилось исправлять, а также неравномерные вскрики «Учитель Пак», «Учитель!», «Извините» и прочее. Именно поэтому Хонджун уже третью минуту пытался понять потерявший смысл образ яблока, держа руку с карандашом на весу и очень медленно переводил взгляд с композиции, выставленной учителем в центре класса так, чтобы у каждого ученика была возможность видеть ее на то, что он уже успел нарисовать: похвастать было нечем, Ким еле сумел закончить набросок.
— Нужна помощь? — услышал юноша откуда-то сверху, и резко выдохнул, почувствовав тяжесть на плече. Сонхва наклонился к Хонджуну и внимательно вгляделся в его рисунок.
— Нет, я как раз собирался подбирать цвета.- еле удержав карандаш в руке, выдавил Хонджун — Хотя, тут как раз нужна помощь… — Ким решил воспользоваться возможностью поговорить с учителем.
Сонхва на секунду задумался, потом начал вытаскивать из коробки неподалеку тюбики с краской и выкладывать их на небольшой столик рядом с мольбертом Хонджуна.
— Вот, эти, думаю, подойдут, — улыбнулся он и Хонджун резко вспомнил свой рисунок, который сейчас одиноко лежал в ящике его стола и о котором Хонджун напрочь забыл, стоило убрать его с поля зрения. Учитель сейчас стоял абсолютно также, как на рисунке, только еще и улыбался. И только сейчас Ким понял, как же отстойно он рисует, глядя на «оригинал».
— С-спасибо, — Хонджун резко отвернулся, только чтобы не вызвать никаких подозрений ни у кого, и в первую очередь, у себя за слишком пристальное внимание.
Ким смог выдохнуть только когда учитель отошел от него в другой конец аудитории.
Занятие закончилось уже минут тридцать назад, но Хонджун и несколько других учеников все еще оставались в классе. Их занятия всегда шли последними в расписании и Сонхва разрешал детям оставаться сколько им нужно для завершения работы над рисунком, хоть до закрытия школы. Больше часа обычно никто не задерживался.
После окончания занятия в аудитории стало значительно тише, Хонджун смог наконец всецело сосредоточиться на своем рисунке, где-то в другом конце аудитории сидела еще одна девочка, которая тихо заканчивала свою работу. За учительским столом сидел Сонхва и заполнял какие-то бумаги, изредка поглядывая на раскрытый рядом журнал и на студентов. Тишину нарушало лишь сопение Уена, который непонятно как уснул сидя, закинув ноги на соседний стул. По истечении еще пятнадцати минут, девушка собрала свои вещи и попрощавшись, вышла из аудитории.
Еще через пять минут Хонджун понял, что находится в аудитории наедине с учителем (не считая спящего Уена) и от этого как-то резко стало холодно, а потом также резко жарко. Хонджун решил, что хватит на сегодня рисования и что еще нужно на автобус до дома успеть, и стал собираться. И как только он поднялся, чтобы убрать свое рабочее место, то услышал:
— Уже уходишь? — Сонхва поднял голову от бумаг, в которых до этого, казалось бы, что-то сосредоточенно писал, и взглянул на Хонджуна.
— Да, я только хотел убрать мольберт и…
— Могу я попросить тебя кое о чем? — перебил его учитель, поднявшись из-за стола.
Вопрос оказался неожиданным и только Хонджун начал усердно соображать, чтобы найти в своей вмиг опустевшей голове хоть какой-то ответ, Сонхва уже продолжил:
— Не делай такое лицо, я просто хотел тебя попросить помочь убраться в классе, — тихо рассмеялся он. — Нужно сложить мольберты, подвинуть стулья, сложить… Но если ты спешишь, то ни в коем случае не смею задерживать, — резко остановил себя Пак, примирительно вскинув руки.
Предложение звучало не очень заманчиво, убираться Хонджун не любил и не умел: вечно жил в «творческом беспорядке», забывая прибраться в комнате. Но уходить почему-то не хотелось и он просто стоял посреди класса, задумчиво глядя в пол, пока Уён где-то сбоку не всхрапнул, что вывело Хонджуна из задумчивости. Решив, что можно и убраться для того, чтобы только остаться в прохладном классе вместе с учителем и десятком мольбертов, которые нужно сложить и куда-то задвинуть, он опустил сумку обратно на пол и согласился помочь учителю. Получив указание задвинуть мольберты к одной стене и приставить к ним стулья, Хонджун этим и занялся, пока Сонхва продолжал разбираться с бумагами, складывая их по папкам. Когда почти все уже было убрано, Хонджун столкнулся с мирно спящей проблемой. Ким думал, что услышав грохот складываемых мольбертов и двигающихся стульев, Уён сам проснется и поймет, что пора бы и честь знать, но не тут то было.
— Учитель. Извините, а как с ним быть? Может, пора его разбудить? — Хонджун обреченно смотрел на спящего одногруппника.
— Ах да, точно, — засуетился Сонхва, отходя от своего стола и подошел к ученикам. — Оставь это мне, собери пока краски по коробкам, пожалуйста. — Учитель повернулся к Хонджуну и потрепал его по плечу. Видимо, это его любимый жест, отметил про себя Ким.
Легким движением руки Сонхва сначала вырвал стул из-под ног Уёна, отставив его подальше, тем самым заставив ученика сесть и едва ли не упасть лицом в пол. Затем учитель предусмотрительно поймал падающего, легко подняв на ноги. Уён не был самым легким студентом, да и ростом был почти одного с учителем, но тому видимо это не мешало поднимать его как куклу.
От таких манипуляций спящий красавец, естественно, проснулся и видимо это было не самое приятное пробуждение в его жизни.
— Ох.учитель, здрасте, я снова заснул? — безмятежно сказал он, отходя от Сонхва подальше, позволив себе нахальную ухмылку.
— Да, снова. Занятия окончились, соня, пора домой, — учитель кивнул в сторону двери.
Уён взглянул за спину Паку и, увидев там Хонджуна, приветливо кивнул ему. Хонджун в замешательстве кивнул в ответ, уже глядя в спину уходящего одногруппника.
— Я собрал краски, — Ким поднял коробку с тюбиками, показывая ее учителю. — Куда ставить?
— Умница, поставь на стол.
Уже выходя из школы вместе с учителем, Хонджун все не мог перестать задавать себе один вопрос. Почему умница???? Что.
Ответа ни от кого не последовало, так что пришлось сосредоточиться на реальности, в которой к нему тоже обращались.
— Спасибо, что помог с уборкой, теперь ты самый лучший дежурный, — улыбнулся ему Сонхва. — До скорого, береги себя по дороге домой.
Махнув на прощание рукой, он ушел в сторону, противоположную той, где находилась нужная Хонджуну остановка.
По пути на ту самую остановку, в голове Кима мелькали мысли одна за другой. Ему было приятно, что его назвали лучшим дежурным, хоть для этого и нужно было всего лишь убраться в классе, интересно, кто делал все это до него? Сам учитель? А вдруг он просто воспользовался учеником, чтобы не убираться самому? Об этом думать было неприятно, так что Хонджун отмел эту мысль подальше. А еще за пределами школы, когда занятия уже закончились, учитель был сам на себя не похож. Он выглядел более расслабленно, открыто, он воспринимался не как недосягаемая икона, а как обычный добрый молодой человек, пахнущий сладким кофе. Это было самым удивительным для Хонджуна, потому что выглядело очень странно, Сонхва как будто отключал «режим учителя» и становился более понятным, что завораживало и одновременно настораживало. Хонджун обещал себе подумать об этом позднее.
