— Полагаю, мне стоит уйти? — просто интересуется Рен, когда я залетаю на кухню в самых расстроенные чувствах. От его комментария мне становится совсем уж нехорошо, и я делаю глубокий вдох, чтобы не дай бог не добавить капитану новых травм к уже существующим. Вместо этого я награждаю его самым тяжёлым из всех своих взглядов, но Рена это, кажется, совсем не пронимает, поэтому он снова открывает свой рот. — Как только я наклею на себя пластыри и стану похож на броненосца, то уйду.
— Если ты сейчас не замолчишь, я засуну твою голову стиралку, — язвительно отвечаю ему я, плотно закрывая дверь, ведущую на кухню. Конечно, при желании можно будет нас услышать, но так я хотя бы сделаю видимость конфиденциального разговора, чтобы не нервировать Рена или, упаси Господь, Вольфа. Про Ямамото и заикаться не хочется — этого придурка и так слишком много в моей жизни.
— Ты ведь не понимаешь, да? — всё не унимается капитан. Кажется, его прорывает на откровения только в те моменты, когда нужно промолчать, либо я просто не понимаю, как иногда работают его мозги. Сейчас в доме на самая дружелюбная обстановка: Вольф готов пристрелить меня, я готова пристрелить Рена, Рен продолжает насиловать мне мозг, а Ямамото пытается понять, что здесь вообще происходит. — Это опасно, Рин. И когда я говорю «опасно», я имею в виду «осторожно, это может быть угрозой для твоей жизни и жизней тех, кто тебе дорог».
— Когда я говорю тебе «замолчи», — парирую я, устало проводя рукой по лицу. — Я имею в виду «если ты не захлопнешь свой рот, я сама тебя прибью», ясно?
Рен хмурится и смотрит явно неодобрительно, но мне враз становится на это плевать, поэтому я лишь перехватываю его руки, запачканные чёрт пойми в чём, и тяну со стула к раковине. Стоило его хотя бы немного отмыть, а то так недалеко и до занесения в раны какой-нибудь дряни, а самое страшное в данной ситуации — это сепсис.
— И ты даже не спросишь, во что я ввязался? — почти обреченно спрашивает капитан, пока я аккуратно мылю его руки, стараясь как можно осторожнее чистить кожу около ранок. Только сейчас я замечаю, что костяшки его сплошь покрыты старыми ранками и шрамами, а следом приходит понимание — он часто носит перчатки или забинтовывает свои руки. Раньше я полагала, что это банальное тейпирование, чтобы при игре не получить травм — мало ли, что обычно бывает во время матча, — но теперь понимаю, что Рен делал это для того, чтобы скрыть свои изуродованные шрамами костяшки, потому как даже в повседневной жизни он продолжал таскать на себе тонну бинтов.
— Обязательно спрошу, — пригрозила ему я, прохладной водой смывая с рук запёкшуюся кровь, пыль и ещё бог весть что. Рен пытается дышать спокойно, но иногда переходит на шипение, если я не слишком аккуратно затрону очередную ранку на руке. Конечно, его стоило бы нормально отмыть в ванной, но во-первых, он сейчас не в состоянии это сделать, а я намыливать его спинку не собираюсь, а во-вторых, в доме всё ещё остаются Вольф и его друг, с которым разбираться придётся либо мне, либо брату. — Но только после того, как приведу тебя в порядок.
— Спасибо, — тихо, но абсолютно искренне говорит Рен. Я киваю, понимая, что в такой ситуации «не стоит» или «всегда пожалуйста» будет звучать как минимум глупо. Да и сдаётся мне, что капитан за этим простым словом скрывает гораздо большее, чем просто благодарность за то, что я побила одного неизвестного мужчину и при этом ещё и ограбила его, прихватив с собой пистолет. Который, на секундочку, всё ещё лежал в моём кармане и никуда не спешил пропадать.
Когда я снова усадила бледного Рена на стул и принялась превращать его в мумию, на кухне появились новые действующие лица: Вольф, пусть уже успокоился, был всё так же хмур, а Ямамото пытался натянуть на лицо дружелюбную улыбку, но судя по тому, как дрогнул уголок его губ, это получалось с переменным успехом. Сам Рен при появлении этих двоих и вовсе сделал самое постное лицо из всех возможных и склонил голову к груди, из-за чего отросшие светлые волосы упали на лоб, скрывая его глаза. Я в это время, передёрнув плечами от неприятного взгляда, резанувшего мне холодом по лопаткам, уже заканчивала перевязывать живот и часть грудной клетки — незачем брату и Ямамото видеть то месиво, которое там находилось вместо нормальной человеческой кожи.
Когда я вспомнила обо всех этих порезах-ожогах-синяках, мне снова чуть не стало дурно, но я быстро отогнала от себя неприятную картинку, сосредотачиваясь на том, чтобы завязать края бинтов в узелок и не превратить их в милый бант. Взгляды, прожигающие то спину, то затылок, изрядно нервировали, а тёплое дыхание капитана щекотало макушку, от чего по коже табуном ходили неприятные мурашки. Стоило мне закончить и выпрямиться, как брат занял позицию напротив меня, поясницей прислоняясь к кухонным ящикам. Ямамото же остался у входа, заинтересованно склонив голову к плечу. Разговоров о том, что его стоило бы выгнать, никто не поднимал — он и так увидел слишком много, что автоматически делало японца как минимум нашим сообщником, а поэтому стоило бы обговорить эту ситуацию.
— Держи, — я поставила перед Реном стакан и положила рядом пачку таблеток. Судя по кивку капитана, это обезболивающее он узнал. Закинув в рот сразу две таблетки, он быстро осушил стакан, а потом с тихим стуком опустил его обратно на столешницу. — Что ж. Время поговорить?
Вольф молчаливо приказал мне заткнуться, что я послушно и сделала, налив в тот же самый стакан ещё воды, но уже для себя. Разговор предстоял тяжёлый.
— Итак, для начала, — брат взял в свои руки беседу, решив долго не тянуть кота за хвост. — Насколько это опасно для нас, как участников всего этого?
— Если дадите мне уйти, то никто не пострадает, кроме меня, — Рен поднял голову, сталкиваясь взглядами с Вольфом, и эта молчаливая борьба продолжалась около пяти секунд. — Есть опасность для Рин, потому что она вырубила одного из моих преследователей. Возможно, за нами следили.
Вольф перевёл вопросительный взгляд на меня, слегка наклонив голову и скрестив руки на широкой груди.
— Слежки не было как минимум метрах в пятидесяти, — отрапортовала я под строгим взглядом брата, ловя краем глаза одинаково удивлённые лица Рена и Ямамото. Наверняка сейчас оба пытаются предположить, как именно я это поняла, но приходят в тупик со своими выводами. — Преследователь был вооружен.
— Чем? Какая экипировка? — вопросы сыплются из Вольфа, как капли дождя из туч, но я понимаю, что обмозговать всё это — необходимость. Конечно, проще было бы спросить у Рена, к какой фракции мог принадлежать тот мужчина, но не факт, что он сам это знал. Хотя, учитывая, что преследователь был отлично знаком с капитаном… — И, будь добра, сотри с лица кровь.
Я поморщилась, от чего кожу на лице неприятно стянуло — совсем забыла, что и сама измазалась так, как будто прошла кровавую бойню. Прежде, чем дойти до раковины и включить воду, я вытащила из карманов своё снаряжение: телефон, а также небольшой пистолет. Судя по тому, как вытянулось от удивления лицо Вольфа, он ожидал максимум нож или другое холодное оружие, но никак не пистолет. С моего угла не было видно лица Ямамото, но его удивление разлилось в эмоциональном плане почти на всю комнату, поэтому мне даже не нужно было концентрироваться на этом, чтобы знать, что лицо у японца сейчас вряд ли было расслабленно-дружелюбным.
— Ты вообще знаешь, что такое инстинкт самосохранения? — почти что отчаянно спросил Вольф, повысив голос в конце фразы. Я неопределённо махнула рукой, от чего брат взбесился больше. — Против пистолета с голыми руками! Да у тебя вообще мозг атрофировался, Эрина!
— И без тебя знаю, — огрызнулась я, стягивая через голову безразмерную толстовку и следом подставляя лицо под струи холодной воды, что неприятно прокатилась каплями по щекам к подбородку и намочила шею и часть футболки. — Но у меня была бита.
— Бита! — Вольф взмахнул руками, едва не зарядив мне при этом по лицу. — Против сраного «Вула», Рин!
— Спасибо, без твоего комментария я бы не поняла, что это за модель, — хмуро парирую я, вытирая мокрое лицо кухонным полотенцем, которое, по-хорошему, стоило бы уже бросить в стирку.
Брат разозлённо машет руками и продолжает распаляться на тему моей безрассудности, но я и без него знаю, что поступила как минимум очень глупо, поэтому заслуживаю каждого ругательства, но это всё равно не мешает мне пропускать мимо ушей всё, что говорит сейчас на эмоциях Вольф. Да, он волнуется, и его сейчас плющит не хуже меня, когда я приложила битой того мужчину, но сейчас у нас относительно спокойная обстановка.
—
Успокойся, — я перехожу на немецкий, своим холодным тоном сразу охлаждая распалившегося брата. Тот недовольно замолкает, но кивает с тяжёлым вздохом, рукой проводя по лицу, словно пытаясь стереть всё это. —
В темноте не было видно снаряжения, но судя по тому, что это «Вул», мы имеем дело с криминалом.
—
Якудза? — брат отзывается так же на немецком, что заставляет остальных участников разговора хмуриться. По себе знаю, каково это — не знать, о чём говорят прямо перед тобой. И вроде не скрываются, что обсуждают, но всё равно не понимаешь, о чём идёт речь.
—
Слишком малый город для такого, но вполне возможно, — я потираю подбородок двумя пальцами, устало усаживаясь на стул около Рена, а потом делаю глоток воды из стакана. —
Во всех крупных городах их уже давно повытесняла мафия, а тут есть вероятность, что какая-то шайка возомнила себя всесильными царями Намимори.
— Рен, — обращается к капитану мой брат. Тот приподнимает брови в немом вопросе, показывая, что внимательно слушает. — Есть ли вероятность того, что ты столкнулся с якудза?
— Это они и есть, — хмуро подтверждает наши догадки Рен, зачёсывая волосы назад перебинтованной рукой. Я качаю головой, понимая, что теперь мы все вляпались по самое не балуй. А ведь отец специально отослал нас сюда, чтобы мы держались от криминала как можно дальше. Кажется, вся эта грязь способна нас найти даже в такой дыре, как Намимори.
— Хочешь сказать, что связан с ними? — спрашиваю я, на что Рен хмуро кивает, не поворачивая ко мне голову. Я слегка прикрываю глаза и вслушиваюсь в эмоциональный план — едва сдерживаемая злость Вольфа, сожаление и отчаяние от Рена и, как вишенка на торте, чёртов азарт и скрытое веселье от Ямамото. Это заставляет меня приподнять брови от удивления, но Рен, кажется принимает это на свой счёт.
— Мой отчим является частью группировки «Томоэ», — Рен морщится, как будто вспоминает о самом неприятном куске дерьма на свете. Я без проблем связываю его шрамы и реакцию на одно только упоминание об отчиме, чтобы составить цельную картину — Рен ненавидит этого человека, настолько искренне и настолько тёмной яростью, что в его глазах зажигаются красные искры. — Благодаря деятельности ДК и Хибари-сана, группировки в Намимори почти уничтожены.
— Полагаю, что «Томоэ» осталась на плаву, но была достаточно умна, чтобы залечь на дно? — спросил Вольф, кидая короткие взгляд на Ямамото. И ведь тоже понял, что с ним что-то не так — сияет как новогодняя ёлка, а ментальный план пропитан весельем просто под завязку, как будто мы тут рассказали ему самый смешной анекдот в его жизни. И эту перемену в настроении невозможно не заметить — пускай его лицо и выражало безмятежную расслабленность, но даже Вольф — который гораздо слабее меня в определении эмоциональной окраски, — почувствовал это.
— Верно, — Рен перевёл взгляд на меня, и я уловила в его тёмных глазах остатки той ненависти. — Отчим подмял под себя власть в «Томоэ», а после и остатки мелких группировок, которые расколол Хибари-сан. Поэтому я собрал всю возможную информацию: поставки оружия, продажа наркотиков, основные адреса и контакты. Хотел передать это дело полиции, но не успел.
— Поймали с поличным? — спросила я, снова получая кивок от Рена. — Где теперь всё это добро?
— С собой, — Рен шлёпнул себя по штанине.
— Не успел спрятать до того, как тебя догнал тот мужчина?
— Именно, — капитан отобрал у меня ополовиненный стакан с едва потеплевшей водой и легко осушил его одним глотком. Я не стала возмущаться — всё же ему сейчас куда хреновей нас с Вольфом, потому что на него, считай, открылась полноценная охота. — Ты появилась очень вовремя. Хотя я просил тебя не соваться.
— Да Эрина просто мессия, как я погляжу, — едко вставил своё слово брат, снова проходясь по мне недовольным взглядом.
— В моём случае это действительно так, — абсолютно серьезно ответил Рен, от чего я приподняла бровь. Совсем идиот?
— А что случилось с преследователем? — наконец подал голос Ямамото с другого конца кухни. Я повернулась к нему лицом и выдавила кривоватую улыбку, щуря глаза.
— Я его вырубила.
— Избавилась от свидетеля? — спросил брат, кивая на пистолет. Я покачала головой — всё же к убийствам я была не готова, уповая на то, что тот мужчина попросту не смог рассмотреть моё лицо, поэтому и зачистку проводить было не обязательно.
— Не смогла, — тихо ответила я, краем глаза замечая, как дёрнулась рука у Рена, и как Ямамото слегка подаётся вперёд, уже внимательнее прислушиваясь к разговору. — Под мостом была темень, поэтому и лица моего он мог не увидеть, толстовка скрыла все половые признаки, да и битой я его приложила хорошо — может память отобьёт.
— Стоило бы убить, — задумчиво тянет Вольф, прикрывая глаза.
— Да кто вы, чёрт возьми, такие? — не выдерживает Рен, слегка подскакивая на месте, и зашипев от неприятных ощущений. Ямамото, что интересно, не стремится влезать в разговор, но при этом и сам был бы не прочь узнать о нас побольше.
— Если хочешь остаться в живых, то лучше не стоит тебе узнавать, — отвечает брат, придвигаясь ко мне и становясь по левую руку. От Рена тянет смесью из эмоций, ярче всего выделяя интерес и недоверие одновременно, а Ямамото прямо-таки полыхает азартом и нездоровым вниманием, и после такого ответа от Вольфа, его интерес лишь возрастает. — Хватает и того, что теперь мы по уши втянуты в это дерьмо.
— Не повезло, верно? — криво усмехаюсь я, скрещивая руки на груди и прикрывая глаза, чтобы из-под ресниц рассмотреть лица капитана и Ямамото.
— Не то слово, — Вольф добавляет пару непечатных выражений на немецком, а потом совершенно случайно — судя по удивлённым глазам, — бросает: — А ведь хотели держаться подальше от криминала.
Ямамото нервно облизывает губы и дёргает уголком губ, как будто пытаясь подавить совершенно не подходящую для этой ситуации улыбку, а Рен щурится, слегка напрягаясь на стуле, и наверняка готовясь либо опрокинуть стол и сбежать, либо накинуться на меня и брата.
— Итак, раз уж мы сейчас в одной лодке, — пытаюсь сгладить углы я, видя как парни готовятся либо набить друг другу морды, либо ещё что похуже. — Предлагаю действовать сообща: Рена мы либо прячем где-нибудь, либо оставляем здесь, Вольф вместе со мной пытается разузнать о «Томоэ» больше, чтобы успеть уведомить полицию или Хибари-сана и его Дисциплинарный Коммитет, а ты, Ямамото, держишь рот на замке.
Если японец и был недоволен таким развитием событий, то всё равно промолчал — и лишь по слегка приподнятой голове и сощуренным глазам я поняла, что тот, мягко говоря, не в восторге. На плече оказалась рука поддерживающего меня Вольфа, а от Рена пришёл молчаливый кивок.
— Отлично, — киваю всем я, а потом бросаю взгляд на часы. — Так как мы закончили первую часть нашего собрания, предлагаю либо идти спать, либо обсудить наш заговор подробнее.
— Я пас, — Вольф убирает руку с моего плеча и отходит в сторону, ставя чайник на плиту. — Я хочу есть.
Судя по тому, как заурчало в животе у Рена, отвернувшего свою голову со легка порозовевшими щеками в сторону, есть хотел не только Вольф.
— Ты когда последний раз что-то ел? — и правда, вид у капитана был не просто бледный и замученный, а ещё и совершенно истощённый — а судя по покрасневшим глазам, тот ещё и спал последний раз либо вчера, либо позавчера.
— Вчера утром.
Я тяжело вздохнула, краем глаза замечая, как уже успокоившийся Ямамото, окончательно подавивший свой ураган из веселья, ближе двигается к столу. Кажется, настало время для позднего перекуса. Голодных ртов в этом доме прибавилось. Чертовы неприятности.
***
Вопрос с размещением Рена всё ещё стоял на повестке дня (вернее, ночи), но так как у нас не было какого-нибудь гаража или подвала, в котором можно было спрятать неудачливого капитана, приходилось осторожничать и под страхом смерти размещать его в моей комнате. Мы плотно задёрнули все шторы в доме, вырубили свет, чтобы наши силуэты не было видно с улицы, и разбежались по комнатам. Секретничать, не иначе.
Всю одежду Рена было проще выкинуть, чем выстирать, поэтому я отдала капитану небольшой комплект из вещей Вольфа, которые сама же недавно спрятала.
— Итак, — усаживаясь на кровать, я краем глаза наблюдала за тем, как Рен натягивает на себя чёрную футболку, а потом с шипением стягивает с себя штаны. Ноги выглядят куда лучше, чем руки или торс — на них всего лишь пара синяков да царапины, с которыми можно быстро справиться помощью пластыря, поэтому Рен отлично справляется сам. Стеснения в его движениях не было — ну подумаешь, заценю его прекрасные чёрные трусы или подкаченные ноги, — сам же знает, что меня таким не пронять. — Что ты планируешь делать дальше?
— Не знаю, — отвечает Рен, пытаясь понизить громкость голоса так, чтобы его могла слышать только я. Конечно, вряд ли Вольф и Ямамото сейчас стоят на кухне у стены со стаканами, но всё же его недоверие можно понять. Между волейбольным и бейсбольным клубом как будто была какая-то невидимая вражда, а Рен, фактически, увёл потенциального менеджера бейсбольного клуба в свою команду. Может, поэтому Вольф с Ямамото так бесятся. А может, причина заключается в чём-то другом. — Я вообще не думал, что смогу пережить эту ночь, когда сполз по колонне моста.
— Утро ещё не наступило, — пожав плечами, отвечаю я, и Рен поворачивается ко мне всем телом, поправляя слегка тесную в плечах футболку. — Возможно, во сне тебя придушит мой брат.
— За то, что втянул вас во всё это?
— Нет, по другой причине, — отмахиваюсь я, доставая наушники из прикроватной тумбы. — За втягивание в передряги Вольф скорее придушит меня, потому что у меня был выбор: остаться в доме и потом утром найти твой труп или взять биту и пойти ломать носы незнакомым мужикам.
Рен садится рядом со мной на кровать и я слегка поворачиваюсь, с ногами забираясь на простыню, чтобы опереться спиной о чужое плечо. Капитан слегка дёргается и несмело подаётся в мою сторону.
— Спасибо, что выбрала второй вариант.
— Слишком рано благодарить меня сейчас, — качаю головой я, пальцами пытаясь попасть штекером наушников в плеер. Попытки с третьей это у меня удаётся, и я втыкаю один наушник в ухо, второй протягивая Рену. Тот, колеблясь с пару секунд, забирает второй наушник и вставляет его в ухо. — Нам нужно быть максимально осторожными сейчас. Завтра я попробую разыграть в школе трагедию «где же капитан», чтобы все решили, что я понятия не имею, где ты.
— Нужно убедить Кина и Кацу, что я просто болею, — Рен забирает протянутый плеер, листая треклист, пока не натыкается на какую-то песню. Разливаются первые ноты спокойной мелодии, и я расслабленно прикрываю глаза. Как же хорошо, когда есть люди, с которыми у меня одинаковый музыкальный вкус. — С этим отлично справится мать, если они решат начать поиски с моего дома.
— Попробую навязаться с ними, заодно посмотрю, какая обстановка там у тебя, — щёлкаю пальцами я. — Ты не боишься за мать? Что, если отчим с ней что-нибудь сделает?
— Нет, — я не вижу, но чувствую, как Рен качает головой, а после - тяжело вздыхает. Ментал пополняется горечью печали, застревающей в глотке, как запах полыни, и я словно стараюсь не дышать. — С ней всё будет в порядке. Если бы не я, то и всего этого бы не было. Он её действительно любит, а она не может отказаться от меня ради него.
Я ничего не отвечаю, лишь сдуваю с лица мешающуюся прядь волос, а после откидываюсь назад, кладя свою голову на чужое плечо в знак поддержки, и пытаюсь как-то повлиять на ментальный план, посылая короткую волну положительных эмоций, но ничего не выходит — горькая печаль не двигается с места, и я еле останавливаю себя, чтобы не щёлкнуть языком с досады. Отец был великолепным манипулятором как раз из-за такой особенности — возможность влиять эмоциями на ментальный фон другого человека была для него обычной рутиной, которой он частенько пользовался и чтобы убедить нас в чём-то, — но у меня подобный трюк не получается. Может, нет предрасположенности к этому, а может не достаёт опыта, но наверняка всё это — к лучшему. Мой порыв благих намерений может через год-два превратиться в кривую дорожку манипулирования, как у отца.
— Я пытался покончить с собой, — тихо говорит Рен, и я дергаюсь, разворачиваясь к нему лицом. Капитан пустым взглядом смотрит в пол, сложив руки на коленях и практически не двигаясь. Воздуха катастрофически не хватает, но я не делаю ещё один вздох, шокированно смотря прямо в чужие глаза, враз растерявшие всякий цвет. Рен вздрагивает, когда я кладу руку ему на плечо, и поворачивает голову, растягивая губы в неестественной улыбке. — Незадолго до твоего появления в Намимори я решил, что с меня хватит всего этого: я живой человек, и у меня есть право выбора.
Рен моргает и снова отводит свой взгляд куда-то в сторону, тем не менее не спеша сбрасывать мою руку со своего плеча. Я всё так же молчу: слова застревают у меня в горле и я банально не могу ничего сказать, да и если бы могла — не сказала бы. Чувствую, что сейчас не время для всего этого.
— Мне надоело терпеть всё это, — капитан проводит ладонью по животу, скривившись от неприятных ощущений. — Нино решил, что раз я не его сын, то он имеет полное право на то, чтобы делать со мной всё, что захочет. Никакой любовью тут и не пахнет — со временем я ненавидел его всё сильнее и сильнее, а мать просто не может сказать ничего против, потому что боится. Отвратительно. Это просто отвратительно.
Я прерываю его речь, стараясь успокоить, и порывисто обнимаю за плечи. Рен замирает на секунду, а после смыкает руки за моей спиной, цепляясь словно утопающий за соломинку. Он не плачет, но я чувствую, что больше он не способен всё это выносить один. Я не шепчу никаких слов поддержки ему на ухо, но Рен понимает, что я помогаю ему справиться со всем этим болтом.
Возможно, его пальцы оставят на моей коже синяки, но мне становится плевать на это — я обнимаю его так же крепко, стараясь показать, что я рядом и никуда не уйду. В любом случае, мы с ним сейчас в одном болоте, в которое я влезла добровольно и ради его.
— Я как будто покрыт пеплом и разрушенными мечтами, — выдыхает мне в затылок Рен, ослабляя объятия. — Тем не менее, это один из лучших дней в моей жизни.
***
Сон так и не пришёл ко мне, зато Рена сморило довольно быстро, поэтому я оставила его отсыпаться в своей комнате. Может, чувство безопасности поможет ему быстрее прийти в себя, чем пустые разговоры, поэтому я плотно закрываю дверь и двигаюсь на кухню, в которой уже сидит один член нашего тайного клуба.
— Не спится? — мрачно интересуюсь я у Ямамото, который потирает покрасневшие глаза, стоя у чайника. Молчаливо двигаю его в сторону и тянусь до своей кружки, которую Вольф снова забросил в самый верхний ящик, вероятно, в виде мести за всю эту кашу. Японец кивает, и без проблем достаёт мою кружку, протягивая её мне. Осторожно подхватываю кусок керамики, пытаясь не задеть Ямамото, а потом ставлю кружку на столешницу, щедро насыпая кофе. При желании, таким количеством можно было бы кого-нибудь убить.
— Всё никак не могу поверить во всё это, — устало отвечает он, опираясь поясницей на столешницу с кружками. Я сажусь на стул и закидываю ногу на ногу, давя непроизвольный зевок. — Так и знал, что с вами что-то не чисто.
— Да неужели, — сухо говорю я, поведя плечами словно от холода. Чужой взгляд скользит по ногам и рукам, не останавливаясь ни на одно сантиметре кожи, а после — встречается с моим. Я на секунду замираю, моргаю — а после обнаруживаю, что Ямамото уже отвернулся в другую сторону и сейчас лохматит свою и так не самую идеальную причёску. — Ещё какие-нибудь наблюдения?
— До сегодняшнего дня я никак не мог понять, почему так много людей в школе тебя терпеть не могут, — как бы между прочим вставляет он, и я приподнимаю бровь в немом вопросе. — Ты просто клубок загадок и катастроф.
— Я даже удивлена, — усмехаюсь я, сдувая с лица очередную непослушную прядь кудрявых волос. — Тебе понадобилось довольно много времени, чтобы это понять.
Я ожидаю, что Такеши снова многозначительно сверкнёт глазами, как он это делает обычно, но сегодня явно день открытий, потому как японец смеётся — тихо, если не прислушиваться, то и не поймёшь, но это удивляет меня настолько, что я пропускаю момент, когда закипает чайник.
Когда передо мной оказывается дымящаяся кружка с кофе, я киваю Ямамото и дую на кипяток. Японец присаживается напротив меня, без особых проблем делая небольшой глоток горячего чая, а потом двигает к центру стола всеми забытый пистолет, на котором всё ещё остаются тёмные капли подсохшей крови.
— Ты умеешь стрелять? — спрашивает Ямамото, словно избегая смотреть мне в глаза. Возможно, понял, что так я могу без проблем осознать, в какой момент его крыша снова начнет течь. Вот и сейчас я снова начинаю сомневаться в его адекватности. Или в чувстве собственного самосохранения. Ладно мы с Вольфом или Рен — мы все выросли в обстановке, которую смело можно называть криминальной, а Ямамото — обычный школьник, у которого либо много секретов, либо проблемы с психикой. А возможно и оба варианта сразу.
— Дать пару уроков? — кривовато усмехаюсь я, отпивая горячего кофе и морщась после этого — забыла положить сахара. Конечно, как и любой другой Фосс я умею стрелять из многих видов оружия, на глазок могу определить ещё больше — и всему виной отец и его бизнес по продаже оружия. Холодное, огнестрельное, хоть какое-нибудь химическое — вообще без разницы, — за разумную цену Синдикат и Георг Фосс преподнесут вам нужное оружие на блюдечке с голубой каёмочкой. Пускай мы с братом ни разу не светились как его дети — мало кто вообще знал, что у него есть дети, — но положение обязывало не только знать, но и уметь пользоваться. То же самое касается и семейных реликвий. Козерог мне достался по наследству, Рыбы Вольфу тоже перешли от прошлого обладателя, поэтому умение обращаться и с таким необычным оружием было обязательным.
— А ты действительно сможешь? — Ямамото словно пытается взять меня на слабо: он подаётся вперёд, вешает на лицо хитрую улыбку и щурит свои чёрные глаза.
— Смогу, — отвечаю я, и в ментальном плане разливается самодовольство — смог провести меня. Конечно-конечно. — Но не стану.
Ради такого удивлённого лица стоило проводить все эти пафосные диалоги обо всём на свете, потому как Ямамото выглядит не просто ошарашенным, а даже несколько разочарованным и уязвлённым. Я же сама кое-как удержалась от самодовольной усмешки — мало ли что он мог выкинуть. Я всё ещё ему не доверяю, и дружба с Вольфом этого не меняет, потому как сам брат тоже не особо стремится проникнуться симпатией к моему капитану. Вот так и продолжается этот порочный круг недоверия — шутка ли, когда все мы оказались по рукам и ногам скованы одной и той же проблемой. Как будто все вместе в лодке. Подводной. Которая идёт ко дну.
— Какая жалость, — несколько тянет Ямамото, пытаясь прикрыть своё разочарование доброжелательной улыбкой, но и сам понимает, что на меня подобный маскарад не подействует. — Кажется, ты обыгрываешь меня.
Я откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди, в притворном удивлении приподнимая брови. Иногда я забываю, что у него не все дома, потому что не понимаю, как связаны стрельба из пистолета и наше соревнование. Ямамото осторожно подцепляет пальцами пистолет и поднимает его на уровень глаз, удобнее перехватывая в ладони.
— Ты ведь знаешь, что это за модель? — спрашивает он, примеряясь к оружию и направляя руку с пистолетом куда-то в сторону чайника.
— «Вул», — пожимая плечами, отвечаю я. — Скорострельный, бесшумная и беспламенная стрельба, эффективен на расстоянии в пятьдесят метров. Знаешь, что самое странное?
Ямамото переводит взгляд на меня, заинтересованно приподнимая брови. В ментале разливается интерес вперемешку с азартом — недавний коктейль, который заставил меня и брата понервничать во время разговора о той ситуации, в которой мы оказались.
— Разработка этого оружия принадлежит другой стране, и в Японии его вообще не должно было быть. Как думаешь, каким образом оружие, принадлежащее стране, ревностно охраняющей свои разработки, попало в Японию? А в Намимори? — я отпила ещё немного противного кофе, уже не морщась от вкуса. — Есть два варианта: либо у такой малочисленной группировки как «Томоэ» есть прямой поставщик, что просто невозможно, либо «Томоэ» сотрудничает с теми, у кого есть выход на поставщиков, что уже вероятнее.
— То есть ты хочешь сказать, что «Томомэ» — это просто часть преступной системы? — спрашивает Ямамото. Я киваю, а его губы расползаются в совсем уж странно-весёлой улыбке. Он крутит в руках пистолет, а после немного вздрагивает, чтобы потом направить дуло на меня. Я удивлённо приподнимаю брови, чувствуя, как сердце делает кульбит в грудной клетке, но быстро справляюсь с шоком и возвращаю себе беспристрастное лицо.
— Я должна испугаться, верно? — спрашиваю я, слегка вздергивая подбородок. Ямамото шире улыбается, щуря глаза, а после проводит пистолетом по моему лицу. Сталь холодит кожу, и я чувствую как по спине ползут мурашки. Едва удерживаю в себе ругательства и желание сломать ему руку — благо из такого положения я вполне могу это сделать, как и выбить пистолет.
— Я очень хочу узнать, кто же вы такие, Рин-чан, — Ямамото слегка подаётся вперёд, чтобы заглянуть мне в глаза. Мысленно я матерю его на всех возможных языках, но стараюсь не дёргаться от столь наглого нарушения личного пространства. Пистолетом он откидывает прядь волос с моего лба, а вторую руку поднимает к моему лицу, останавливаясь за миллиметры до соприкосновения кончиков пальцев с моим подбородком. Так мы сидим пару секунд, после чего Ямамото позволяет себе жёсткую усмешку. — Я чувствую, что тебе
страшно. Мне это нравится.
Внутри меня всё кипит от злости, поэтому я откидываю его свободную руку своей ладонью подальше от моего лица, а потом приподнимаюсь на месте, перегибаясь через стол. Ямамото не двигается, лишь щурит свои тёмные глаза, с интересом наблюдая за моими действиями, пока я размышляю, что делать дальше.
— Раз уж мы сегодня обмениваемся секретами, — растягиваю губы в похожей усмешке я, но не прикрываю глаз, чтобы в случае чего успеть схватить его за руку или приложить лицом об столешницу. — Я знаю, что тебе
весело. Ты не скроешь от меня свои настоящие эмоции и не спрячешься за очередной маской. Я вижу тебя насквозь.
Ямамото снова улыбается, и тянет свою руку к моему лицу, но я перехватываю её своей так, чтобы можно было вывернуть её и выиграть пару секунд — либо чтобы добить, либо для побега. Пистолет тычет мне в висок, и я усмехаюсь, подаваясь ещё ближе — так, что наши носы почти соприкасаются.
— Урок первый, — говорю я, наконец отстраняясь и отпуская чужую руку. Ямамото слегка дёргается, как будто силой удерживает себя от того, чтобы податься вперёд и схватить меня. — Прежде чем угрожать, убедись, что пистолет снят с предохранителя.
Японец смеётся своим по-дурацки глупым смехом, а я стремительно покидаю кухню, пока не случилось ещё чего-нибудь неправильного. Сердце бьёт в груди набатом, а позднее накатывает запоздавший ужас и страх, от чего чужой взгляд на затылке кажется мне покрытым льдом.
Прислушиваюсь к менталу и с ужасом понимаю, что Ямамото весь разговор был предельно серьёзен.
