От кого: Капитан Кому: Вы Тема: Прости «Привет, это Рен. Ты увидишь это сообщение утром, я уверен. Пожалуйста, отнесись к этому со всей серьёзностью. Я влип в опасную ситуацию. Прошу, когда прочитаешь это, не пытайся решить все сама, потому что это опасно. Я оставлю кое-что для тебя — передай это полиции. Адрес прилагаю ниже. Будь осторожна, и, умоляю тебя, не пытайся влезть в это».
Я перечитала сообщение ещё раз. Потом снова. Влип в опасную ситуацию? Рен не производил впечатление человека, который способен ввязаться во что-то опасное намеренно. Возможно, в этом-то и проблема. Рен всегда был благоразумным человеком, верно? Либо всё это произошло случайно, либо я многого не знаю о своём капитане. Я откинулась на спинку стула, с силой сжимая прозрачный стакан с холодной водой. В кухне стояла неуютная тишина, за окном — невероятная темень, которую лишь слегка разгонял свет от фонарей. На душе было неспокойно. Странные сообщения — это не в духе Рена, но с другой стороны я и сама не знаю, какого чёрта тут творится. Он действительно прислал адрес, и я даже примерно представляю, где это, но… Стоит ли влезать в это? Если на секундочку вспомнить про такую вещь, как здравый смысл, то ответ один — нет, не стоит, и даже думать об этом не нужно. Как минимум, это ставит под угрозу не только жизнь Рена (если это не какой-нибудь ночной розыгрыш, хотя Рен последний, кто стал бы этим заниматься), но и вполне возможно, что мою. А там, где я, там и Вольф. Безвыходная ситуация. У меня вполне однозначный приказ от главы Фоссов — операция по защите, а ввязываться в проблемы ради человека, которого я знаю чуть меньше месяца… Глупо. Как минимум. Тогда почему на душе так погано? С глухим стуком столкнулся стеклянный стакан со столешницей. Тяжёлый вздох вырвался сам собой — я запрокинула голову к потолку, немигающе уставившись прямо на побелку, что темнела надо мной. Если допустить, что я всё-таки пойду на выручку своему капитану, то что тогда? Какого рода проблемы его поджидают? Намимори — самый спокойный город из всех, где я бывала, и мне бы не хотелось что-то здесь менять своими необдуманными действиями. Слишком многое поставлено на кон, чтобы вот так бросаться в самую гущу событий ради почти что незнакомого человека. Что я знаю о Мацумото Рене? Капитан волейбольной команды, человек с неплохим чувством юмора. И всё. Друг ли он мне? Сложно сказать. Прошло меньше месяца с нашего знакомства, и я бы не спешила называть его своим другом. Товарищ? Вполне возможно, но пока не друг. Я осеклась. «Пока не друг»? Могу ли я говорить о чём-то с такой уверенностью, если сейчас на кону стоит безопасность моего брата — наследника дел отца, — и моя? — Чёрт… — едва слышно вырвалось у меня. Почему жизнь начинает подкидывать мне подобные задачки именно в такие моменты? Сначала мама, теперь это. Последовать приказу или попытаться помочь человеку, который запал мне в душу за такое короткое время? Время поджимает, я это чувствую. Следует решать, что со всем этим делать, и причём быстро. Захотелось побиться головой о столешницу, чтобы озарение пришло как можно быстрее, рассеивая сомнения в моей голове. Такими я вижу муки выбора? С одной стороны приказ отца не ввязываться в неприятности и защищать Вольфа ценой всего, а с другой очевидная неприятность в виде капитана, который ввязался в какую-то авантюру. Что делать? Чёрт. Я не смогу потом нормально относиться к себе, если пострадает человек, которому я могла помочь. Кулаком бью в столешницу, из-за чего стакан слегка подпрыгивает, а потом и вовсе теряет хрупкое равновесие и с едва слышным звоном опрокидывается на столешницу. Остатки воды выплёскиваются наружу с противным звуком, а по столу начинает расползаться лужа. Я подскакиваю на месте и бегу собираться — как можно быстрее, пока осознание неправильности моих действий не настигает меня с головой. Обнаруживаю я себя уже в прихожей напротив зеркала. Глаза лихорадочно блестят, словно подсвеченные изнутри, из-за чего остальные черты лица теряются, скрытые темнотой. Я накидываю на собранные в неаккуратный пучок волосы капюшон безразмерной толстовки, быстро натягиваю на ноги свои ботинки, а после замираю, напряжённо вглядываясь в темноту коридора. Где-то в комнате дрыхнет мой брат и раздражающий одноклассник, а я собираюсь на какое-то очередное дело, которое не может закончиться хорошо. От осознания этого я позволяю себе нервный смешок, но от звука своего же голоса вздрагиваю и ёжусь. Есть в этом что-то неправильное, что заставляет меня насторожиться. Я делаю глубокий вдох и посильнее натягиваю капюшон на голову, сгорбившись. Что я творю? Почему всё происходит именно так? Казалось бы, только сейчас настал долгожданный покой и спокойствие, мы с братом в относительной безопасности, ограждены от остального мира: от отца и Синдиката, от дождливой Германии, от воспоминаний о прошлом. А теперь я снова всё порчу. Я сползаю по стенке и запускаю ослабевшие пальцы в волосы, прислушиваясь. На улице шумит ветер, шелестят листья. Я не вижу, что там происходит, но точно знаю, что сейчас небольшое деревце у нашего дома пригибает к земле мощными порывами ветра, болтаются туда-сюда провода, натянутые между столбами. Я снова прислушиваюсь, но уже к другому плану — плану эмоций. Отец называет это чем-то вроде эмпатии — я действительно вижу, как окрашивается аура человека в зависимости от переживаемых эмоций, но и вижу не совсем в том смысле, в каком обычно видят люди. Да, это цвет, но он не предстаёт перед моими глазами — я не могу потрогать его как цветную бумагу, или вдохнуть запах, как запах скошенной травы. Но я точно знаю, что сейчас в доме не спят двое человек. — Я знаю, что ты не спишь, — хрипло говорю я, но не сомневаюсь, что он прекрасно слышит меня. Ямамото позволяет себе лёгкую усмешку, прежде чем скользнуть на холодный свет, исходящий от уличного фонаря. Весь наш дом погружён во тьму, и поэтому не удивительно, что я не увидела его раньше — думала, что все спят и совсем подзабыла, что кроме нас с братом в доме есть ещё он. Моя личная головная боль. Такеши ступает мягко, как будто крадучись, темнота словно расступается перед ним. Я поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с ним, едва видимо вздрагивая. Ямамото останавливается прямо передо мной, присаживаясь на корточки, чтобы наши лица были на одном уровне, а потом слегка наклоняет голову вбок, приподнимая брови в притворном удивлении. — Почему не спишь, Рин-чан? — спрашивает он, и я понимаю, что у меня нет ни одного логичного оправдания тому, почему я сижу в коридоре так поздно и в своём полном обмундировании — в тёмной толстовке с капюшоном, в тяжёлых ботинках и в чёрных штанах со множеством карманов. — Решила прогуляться ночью? Я пытаюсь выдержать его тяжёлый испытующий взгляд, но не могу — позорно отворачиваюсь, чтобы больше не видеть его маску искреннего интереса, потому что знаю — ложь. Его глаза горят, пугают меня до чёртиков, но я не могу пошевелиться — что-то внутри него доводит меня просто до панического ужаса. — Наверное, это значит да, — беззлобно усмехается он, и я пытаюсь незаметно оглядеться в поисках того, чем могу врезать ему, но словно в насмешку поблизости нет ничего, что можно было бы бросить в него, чтобы выиграть себе время встать и сломать ему обе руки. Я настолько увлекаюсь, что не замечаю, как на макушку ложится широкая ладонь, сбрасывая с головы капюшон. Я испуганно поднимаю голову и готовлюсь броситься вперёд — эффект неожиданности тоже может сработать. Но Ямамото не двигается — всё так же добродушно улыбается и немигающе смотрит прямо в глаза. Тишина давит на барабанные перепонки и мне начинает казаться, что эта пытка длится целую вечность, но вскоре Ямамото тяжело вздыхает и снова кладёт свою ладонь мне на голову, чтобы потрепать спутанные ото сна волосы. Я напрягаю тело, но Такеши встаёт и разворачивается ко мне спиной, чтобы уйти. — Твой брат хранит свою биту на верхней полке, — едва слышно говорит он, прежде чем скрыться в комнате Вольфа. — Будь осторожна. Я подскакиваю на ноги, едва не упав при этом — ноги словно деревянные, а тело не хочет двигаться от пережитого ужаса, но я нахожу в себе силы схватить биту и телефон, а после — выбежать на улицу, даже не закрыв полностью дверь. К чёрту всё это. К чёрту! Я натянула капюшон, казалось, до самого носа. Впереди — тёмная дорога, освещённая лишь парой фонарей, позади — дом, где остался человек, которого я боюсь до дрожи. Теперь у меня действительно больше нет выбора — нужно идти на помощь Рену, ведь между неприятностями и Ямамото я лучше выберу первое.Отступление
Ямамото Такеши привык менять маски. После смерти матери он занимался только этим: маска за маской, эмоция за эмоцией. Неудивительно, что теперь он понимал, что сроднился с этими искусственными чувствами, сам не осознавая, какая из них принадлежит настоящему ему, а не очередной маске. И если сначала понимание этого — своей собственной фальши, — вызывало в нём только бессильную злобу и попытки исправить это, то сейчас он смирился сам с собой. Принял это притворство как полноправную часть себя. А потом и научился получать от этого пользу. Он был хорош собой — по японским меркам, — поэтому вскоре быстро собрал вокруг себя фан-клуб в средней школе, и пользовался этим на полную, но одно он не учёл совершенно — своё собственное одиночество. За своими притворными мыслями он иногда находил себя настоящего — одинокого, грустного, тонущего в собственных мыслях и переживаниях словно в болоте. Без сил выбраться из этого, без сил изменить. Такеши был зол, и в основном на себя. Он сам был виноват в том, что стал такой пустышкой — за оболочкой он видел лишь озлобленного жизнью одинокого человека, которого никто не стремился спасти. Да и сам он, кажется, уже отчаялся. Его отец был частью якудза, принадлежал к какому-то древнему клану — все эти знания вывалились на него как снег на голову. Растерянность, осуждение, и бессильная злоба — всё, что чувствовал Такеши, пока отец учил его в додзё. Шигуре Соэн Рю — безупречный стиль, который требовал такого же безупречного освоения, иначе мог стать последним, что ты пробовал в своей жизни. Ямамото не спорил — ему, по большей части, было уже всё равно — но тренировался в поте лица, и всё ради одобрения отца. Последнего близкого человека, которого он имел. Единственного друга. Летело время, и вот ему уже шестнадцать — он всё так же запутан в себе и одинок, но теперь у него в кармане знания, не доступные остальным людям. И пусть отец уверял, что им не грозит опасность, Такеши всегда был готов к худшему, скрывая свои переживания за маской безмятежного дурачка. Он тренировался, и это быстро поглотило его целиком — додзё, бейсбол, потом по новой. Бешеный ритм жизни ему нравился, потому что так Ямамото чувствовал себя живым, цельным, не оторванным от мира. А потом он встретил тех двоих в один из самых обычных дней в своей жизни. Вольф и Рин не были похожи на японцев, а Намимори был слишком мал, чтобы развлечь такого человека, как Такеши. Поэтому он заинтересовался — что забыли двое полукровок в таком маленьком городишке? Как оказалось, всё было просто — они теперь здесь живут. Однако Такеши не верил, что причина только в этом. Яманеко были странными — пожалуй, настолько же странными, как и он сам. Пускай они не делали ничего из ряда вон, но чувство того, что они слишком чужие для этого места, были ясны для него как день. Отец ощущался так же — чужой, потому что был когда-то частью преступного мира, а это не остаётся в прошлом так просто. Но почему тогда Рин и Вольф были чужими? Может, потому что чужестранцы? Такеши долго ломал над этим голову, пытаясь разобраться в том, кто же эти двое такие, что совсем забыл о своей скуке. И именно осознание этого стало отправной точкой. Ему больше не было скучно. Мир не приобрёл никаких новых красок, не стал ярче, просто он сам перестал воспринимать его так однобоко. Дышать становилось легче, а маски, которыми он оброс за это время, начали крошиться. Сначала он показал себя настоящего перед Рин. Совершенно случайно, когда решил помочь с печеньем, а потом обнаружил её в кольце своих рук посреди кухни. Скука отступала, и эти новые чувства будоражили его кровь, пробуждая что-то новое, что-то непонятное. Рин, кажется, действительно знала, кто он такой — её зелёные глаза были как рентген. Она сканировала всё вокруг с настороженностью, как будто была готова к чему-то плохому. Ямамото знал этот взгляд, но остальные, кажется, не замечали ничего странного вокруг этой девчонки. Сначала он подумал, что она так же, как и он обросла масками, меняя их настолько искусно, что даже он не мог понять её. Но всё оказалось проще простого — она была максимально искренна. Даже когда натягивала на лицо дежурную улыбку, едва завидев его рядом. Это веселило Такеши — в его присутствии она как будто напрягалась, мысленно готовя себя к чему-то, и это было так забавно, что он не мог остановиться. Изначальное развлечение быстро стало чем-то естественным для него — не скучно, разгоняло унылую атмосферу вокруг, а также приносило удовольствие. Такеши не мог понять, с чем можно было сравнить полученное чувство удовлетворения. С хорошей игрой? Нет. С получением подарка? Тоже неверно. Ему просто это нравилось — Рин смотрела на него настороженно, но раз за разом велась на брошенное в её сторону словцо. Это вызывало азарт, и вскоре Такеши действительно забыл, что такое скука. Это стало второй отправной точкой. Рин казалась ему забавной девчонкой с тонной секретов, а азарт захлёстывал его с головой, заставляя кипеть кровь внутри тела от этого чувства. Он хотел подобраться ближе и узнать всё то, что они с братом скрывали, и постепенно Такеши понимал, на что походили те приятные чувства, которые заставляли его закатывать глаза от удовольствия каждый раз, когда он вспоминал это, лёжа на футоне в своей комнате. Это было похоже на охоту.***
Я с каждой секундой всё крепче сжимала биту в своей руке, уже зная, что мои костяшки побелели от прикладываемой к этому силе. Буду ли я права, если скажу, что мне страшно? Ещё как. Но я была готова к чему-то подобному — не зря же были все эти тренировки, все эти синяки и переломы, верно? Я отлично запомнила адрес, поэтому телефон — с набранным номером полиции, — был закинут куда-то в карман толстовки, чтобы до него можно было легко дотянуться. Биту же я крепко держала в руке, привыкая к её весу. Её баланс был другим — раньше мне не приходилось размахивать чем-то подобным. А от излюбленного Козерога, ставшего неотъемлемой частью меня, бейсбольная бита отличалась кардинально. Тяжёлая, чуть короче метра в длину, слишком непривычная — не чета гибкому длинному Козерогу. Но последнего у меня сейчас не было под рукой. Да и не помашешь им в драке, что уж поделать. Я добегала до моста, мельком кинув взгляд на часы — три сорок пять. С момента получения мною сообщений от Рена прошло около двадцати минут. И если капитан хотел оставить что-то здесь, в районе моста, то вскоре и он сам должен был появиться здесь. Если, конечно, он тут уже не побывал, что вполне вероятно. Нырнув за угол, я прислонилась затылком к холодной стене, прижимая к себе металлическую тяжёлую биту. Сейчас она не дарила ни капли чувства защищённости, а лишь наоборот напоминала мне, зачем я сюда пришла. Я сделала глубокий вдох и рывком оторвалась от стены — стоило заканчивать со всеми этими мыслями, потому как сейчас было совсем не до них. Не знаю, сколько я приходила в чувства, но очнулась я, услышав чужие торопливые шаги и напрочь сбитое рваное дыхание. Кто-то бежал и, судя по всему, уже довольно долго, раз так задыхается. Я погрузилась в себя, прислушиваясь к эмоциональному плану: чувство страха полыхало совсем рядом, а за ним тянулся кто-то горящий азартом и раздражением. Открыв глаза, я осторожно выглянула из-за угла, слегка отводя руку с битой назад. Я прищурилась, пытаясь разглядеть мужской силуэт в темноте — тут, под мостом почти совсем не было света, а угол я тем более нашла совершенно тёмный, чтобы никто не смог меня заметить. Я не видела Рена, но отлично понимала, что выглядит он отвратно — он кое-как дошёл до одной из колонн, съезжая по ней вниз и запрокидывая голову. Судя по тяжёлому дыханию, бегал он чуть ли не всю ночь напролёт, потому как игроком он был достаточно выносливым, а бег не был чем-то тяжёлым для него. Раз он такой запыхавшийся, то гоняли его очень долго и со знанием дела, но загнали окончательно, кажется, только сейчас. Высовываться я не спешила — как минимум, опасно. Я не знала, чем вооружён преследовавший Рена мужчина, но зато могла сыграть на эффекте неожиданности, если придётся воспользоваться битой. А я боялась, что действительно придётся. Неизвестно, в какую авантюру попал Рен, и кто его преследует, но биту я точно взяла с собой не зря — если не запугать, то хотя бы врезать по роже кому-нибудь я успею. Приноровившись к весу биты, я снова выглянула из-за угла, отмечая, что мужчина уже окончательно догнал Рена. — Набегался? — осведомился тот, запуская руку в карман своего пиджака и доставая пачку сигарет. Рен молчал и совершенно не двигался. Я насторожилась и приготовилась выйти из-за угла, благо я находилась почти за их спинами, и при должной осторожности мои передвижения могли не заметить. — Говори, где данные. Рен продолжал угрюмо молчать, я услышала лишь звуки его тяжёлого дыхания да шуршание одежды, когда мужчина переступил с ноги на ногу. Пока ситуация не критичная и мне не нужно выходить. В душе я всё ещё надеялась, что и не придётся. Одно дело — тренировочные бои с Вольфом или отцом, а совсем другое — когда чья-то жизнь действительно в опасности и нужно действовать наверняка. Я всегда боялась такого: выбор между остаться в безопасности или попытать помочь, подвергнув себя опасности. И сейчас именно такая ситуация, чтоб её. — Нино-сан будет недоволен, если ты не вернешь данные, — почти поучительно обратился к Рену мужчина, шарясь рукой в карманах пиджака. Вторая рука была скрыта за его телом, но судя по тому, что Рен не двигался вообще — там был или нож, или пистолет. И лучше бы было холодное оружие, а не огнестрельное — не так опасно, и шансы помочь повышаются. — К сожалению, у тебя нет выбора, Рен-чан. Нино-сан не простит тебе подобную вольность, поэтому я сделаю тебе одолжение. Скажи, где данные, а потом не шевелись — обещаю, больно не будет. — Иди к чёрту, — прохрипел Рен, и от его голоса я вздрогнула. Совершенно безэмоциональный, пустой и… совершенно смирившийся? Во что же, чёрт возьми, вляпался капитан? — Зачем же так грубо? — мужчина позволил себе короткий смешок, прежде чем вскинуть вторую руку, и я с ужасом поняла, что надежды не оправдались — там действительно был пистолет. Я мысленно выругалась, пытаясь придумать, с какой стороны бы подступиться, но осознавала, что в такой ситуации можно действовать только на опережение. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. — Последний шанс, Рен. Я считаю до пяти. Говори, где данные. Я сглотнула и крепче перехватила биту, бесшумно выскальзывая из-за угла. Хотелось помолиться всем богам, но больше всего ударить себя пару раз по голове этой же битой, чтобы больше не пытаться решать подобные задачки от жизни. Почему мозги всегда отключаются в такие моменты, Эрина? — Раз, — начал мужчина, и я сделала ещё один широкий шаг, заходя со спины. Удара битой могло не хватить, поэтому сначала следует выбить из рук пистолет или оглушить, но если я зайду со стороны руки с пистолетом, то сильнее подставлюсь. Поэтому — воспользоваться эффектом неожиданности и со всей силы приложить мужчине по голове битой, чтобы вывести из действий хоть ненадолго, и отнять пистолет. — Два. Не испытывай моё терпение, Рен-чан. Я вскинула биту, примеряясь к ней и готовясь к удару. Стоило вложить в это все силы, что у меня есть, чтобы подобного удара хватило. — Три. Я метнулась сначала в одну сторону, а мужчина, услышав шорох за спиной, неожиданно повернулся и вскинул руку с пистолетом, но не успел — я бросилась в другую сторону и со всей дури впечатала в чужое удивлённое лицо стальную биту. Мужчина издал какой-то невнятный звук и покачнулся, но устоял, поэтому я поспешила ударить во второй раз, но в этот раз не в лицо, а по затылку. Пистолет выпал из ослабевшей руки, мужчина повалился на асфальт, а я пнула ногой оружие как можно дальше от него и сглотнула, кое-как удерживая в дрожащих от страха пальцах биту. Мужчина захрипел и попытался перевернуться, но я, испуганная донельзя, ударила снова, чувствуя, как под битой с мерзким звуком ломается чужой нос. На лицо что-то попало, и я отскочила назад, запинаясь и падая прямо на пятую точку. — Рин? — слабо прохрипел капитан. Я выронила из рук биту, что со звоном упала на асфальт и несколько прокатилась по нему. Руки дрожали, на лице чувствовалась горячая влага, я застыла не в силах пошевелиться. — Какого чёрта ты тут делаешь? — Капитан, — прошептала я, сглатывая густую слюну и оборачиваясь на звук его голоса. — Рен… — Ты в порядке? — он тяжело поднялся, делая шаг ко мне, но едва не упал. Я успела перехватить его, кое-как справившись со своим скованным от ужаса телом. Рен весил немало, и сейчас он, кажется, был на пределе своих сил, потому как почти полностью опирался на меня. Мои ноги задрожали, но уже от напряжения под чужим весом, и я постаралась усадить Рена обратно на асфальт. — Рин? — Всё нормально, — я мотнула головой, пытаясь не обращать внимания на мерзкие капли, что сейчас медленно стекали по моему лицу. — Во что ты ввязался, капитан? — Это опасно, — не ответил он на вопрос, отворачиваясь от меня. Из-за темноты я всё равно не могла увидеть, что с ним происходит, но одно ясно точно — нужно было срочно осмотреть его, потому как есть вероятность, что сейчас на нём и места живого нет. — Уходи отсюда. — Нет, — я упрямо поджала губы, отходя от него на шаг назад. Рен запрокинул голову, чтобы разглядеть мой силуэт, и снова попытался что-то сказать, но я его перебила. — Ты расскажешь мне, что произошло. После того, как мы будем в безопасности. Рен молчал почти минуту, сидя всё так же неподвижно, но я чувствовала, как его взгляд блуждал по моему силуэту, словно надеясь найти в темной фигуре ответы на свои вопросы. В конце концов, он вздохнул и сказал: — Хорошо. — Отлично. Я с опаской отошла от капитана и подошла к лежащему на асфальте мужчине. Он сипло дышал, царапая пальцами асфальт, но не пытался подняться или перевернуться, поэтому я, не сводя с него глаз, быстро метнулась к пистолету, отброшенному куда-то в сторону. Вслепую пошарив руками по асфальту, я подхватила пистолет и на ощупь дернула предохранитель — как и думала, снят. Мандраж и страх потихоньку отступали, оставляя место холодному разуму. Я снова подошла к мужчине — перевела взгляд на него, потом снова на пистолет. Вскинув руку с оружием, я навела ствол на лежащего мужчину. Отец всегда говорил, что нужно убирать свидетелей, чтобы они не могли выйти на твой след. Я покрепче сжала рукоять пистолета и попыталась нажать на курок, но не могла заставить себя сделать это. Нет. Не могу. Я отвернулась, слитным движением ставя пистолет обратно на предохранитель, потом сунула оружие в карман толстовки, а после подхватила биту, лежащую в паре метров от меня. Рен всё это молчал, и я подозревала, что дела совсем плохи. Если не хочу тащить до дома бессознательное тело, то мне стоило поспешить. — Давай, Рен, — сказала я, подхватывая его и позволяя опираться о меня. Конечно, большую часть пути ему всё равно придётся проделывать самому, потому как я его просто не смогу утащить, но бросать здесь Рена — последнее дело, которое я бы сделала. — Всё хорошо, ты в безопасности. — Прости, Рин, — прошептал он, и я представила, как при этом он зажмурился, наклоняя голову вниз. Судя по едва слышному шуршанию одежды, так всё и было. — Я втянул тебя в это. Прости… — Я сама в это втянулась, — отвечаю я, крепче перехватывая его талию своей свободной рукой. Мы идём медленно, но Рен пока передвигается сам, используя меня как опору, поэтому через десять минут мы оказываемся около калитки, ведущей в наш дом. Судя по тому, что я не заметила никого, пока сканировала пространство на предмет эмоциональных всплесков, за нами никто не шёл, а значит мы пока в безопасности. Конечно, тащить Рена прямиком домой, где были Вольф и Ямамото, было невероятно плохой идеей, но я не могла поступить по-другому, потому что больше мест, куда можно было отвести капитана, не было. Больница отметалась сразу — найдут, и причём быстро. Ступени мы преодолели кое-как — видно было, Рену совсем плохо, поэтому он опирался на меня уже всем телом. Я пыхтела от напряжения и тяжести чужого веса, но продолжала вести капитана вперёд, пока не смогла ссадить его на кухонный стул. Биту я бросила ещё где-то на входе, от чего она со стуком стукнулась о доски пола. Рен захрипел что-то непонятное, а я, не утруждая себя снятием обуви, понеслась прямо в ванную, где у нас хранилась аптечка. Включив свет, неприятно резанувший по привыкшим к темноте глазам, я зашарилась на полках, хватая аптечку и всякое прочее барахло, которое могло пригодиться. — Рин, где ты была? — послышалось из-за спины. Я застыла, прижимая к себе аптечку, и медленно повернулась. Глаза Вольфа изумлённо распахнулись, когда он увидел моё лицо. — Боже, что случилось? — Я расскажу позже, — попыталась твёрдо ответить я, нахмурившись. От шока Вольф отошёл на пару шагов назад, поэтому я беспрепятственно скользнула из ванной, отмечая, что свет на кухне уже включен. Ямамото выглядел не менее удивлённым, чем Вольф, встретив взмыленную и тяжело дышащую меня слегка приоткрытым от изумления ртом и широко распахнутыми карими глазами. Рен на стуле дёрнулся, приоткрывая глаза, и я наконец увидела, что всё его тело было больше похоже на какое-то невнятное месиво — всё в крови, кое-где виднелись порезы, одежда местами была испачкана в земле, а кое-где и вовсе порвана. Я ахнула от удивления и осторожно приблизилась к капитану, бухаясь перед ним на колени. Рен устало прикрыл свои тёмные глаза. Казалось, что он не спал целую вечность — капилляры полопались, окрашивая белок в красноватый цвет, а под глазами залегли темные тени. — Мне нужно снять с тебя одежду, — сказала я больше для себя, чем для кого-то конкретного, и потянулась руками к грязной толстовке Рена. Тот, несмотря на усталость и совершенно никакой вид, умудрился перехватить мои ладони, слегка дёрнувшись при этом, будто испытывая боль даже от малейших движений. — Не стоит. — Но… — я сглотнула, вырывая руки из его хватки. — Это необходимо! Посмотри на себя, чёрт возьми, ты же весь побит, как дворовая собака! — Невероятно точное сравнение, — отозвался из-за спины брат. Я удивлённо обернулась, чтобы увидеть, как он стоит у дверного проёма со скрещенными руками. В его глазах явно плескалось осуждение и недовольство ситуацией. Рен хрипло хохотнул, как будто Вольф рассказал самую смешную шутку в его жизни. — Верно, — сказал капитан, заходясь в нервном смехе. Делал он это недолго, его смех прервался кашлем, а после Рен и вовсе схватился рукой за грудную клетку, пытаясь вдохнуть хоть чуть-чуть воздуха. — Что вообще происходит? — подал голос Ямамото, переводя взгляд с меня на брата и обратно. — Все вопросы потом, — пресекла разговор я, категорично махнув рукой. — Пожалуйста, выйдите из кухни. Брат фыркнул и развернулся, исчезая из кухни, следом за ним вышел Ямамото, метнувший на меня какой-то совершенно нечитаемый взгляд, от чего я поёжилась, мысленно готовясь к самому худшему. — Прости, Рин… — снова начал капитан, но я перевела на него раздражённый взгляд, и он послушно заткнулся. — Сейчас не до извинений, — я встала с колен, открывая аптечку и доставая из неё всё необходимое. Рен напряжённо замер, то ли всё ещё подбирая нужные слова, то ли действительно решил отложить разговор на потом. Когда я закрыла уже полупустую аптечку, он всё так же сидел на стуле с закрытыми глазами и совершенно не двигался. — Сам снимаешь верх или мне помочь? Конечно, нельзя так поступать — всё же я вижу, что сейчас ему даже пошевелиться трудно от боли, но может это как-то его растрясёт, но вместо привычно-язвительного ответа Рен лишь устало мотает головой и кое-как стягивает с себя толстовку, шипя при этом что-то нецензурное. Майка оказывается замазана кровью, как и руки, от чего я несколько зависаю, но в этот раз решаю, что больше нет смысла мучить Рена, и просто разрезаю её ножницами — всё равно в мусорку пойдёт. Когда я мельком смотрю на его грудь и живот, то с ужасом замираю, вперив свой взгляд прямо в кучу старых шрамов, словно сеть расползшихся по его коже. Рен отворачивает голову, стараясь не смотреть на моё перекошенное от ужаса и удивления лицо. Я раз за разом возвращаю взгляд на месиво вместо его груди, и каждый раз с ужасом провожу по этим шрамам взглядом, не в силах оторваться от разглядывания этого ужаса. — Хватит, — Рен тянется рукой к толстовке, но я успеваю перехватить другой её край, чтобы Рен не смог надеть её обратно. — Это была плохая идея. Я сам. Пожалуйста. — Ты уверен? — на конце фразы мой голос срывается, и я вздрагиваю от того, насколько жалко я звучу в этот момент. Рен смотрит на меня тяжело и очень устало, но находит силы, чтобы кивнуть. — Хорошо. Если что, зови, я буду в комнате. И выхожу из кухни, прикрыв дверь. Брат и Ямамото уже ждут меня в комнате, оккупировав кровать и пустую тумбу. Я останавливаюсь, скрещивая руки на груди и хмурясь, и мысленно готовлюсь к самому худшему. — Что это было? — спрашивает брат, потирая переносицу. Он очень раздражён, и чтобы понять это, мне нужно даже пытаться прислушиваться к эмоциональному плану. — Почему ты привела его домой? У тебя всё лицо в крови. — Рен ввязался в какое-то опасное дело, — отвечаю я, прикрывая дверь в комнату. Конечно, полностью это не спасёт, но хотя бы приглушит наш разговор, чтобы Рен не мог всё хорошо расслышать. — И ты решила, что присоединиться — это отличное решение? — Вольф хмурится, а я устало вздыхаю. Он вполне заслуженно ругает меня сейчас, потому что я действительно пошла на поводу у своих эмоций, а ведь могла сначала рассказать всё брату, и вместе мы бы всё решили. Я мысленно замираю в изумлении. Раньше я действительно первым делом пошла бы к Вольфу, чтобы обсудить с ним ситуацию, но сейчас… Почему я не поступила так же сейчас? — Ты ведь понимаешь, что это опасно, чёрт возьми? — Да, — твёрдо отвечаю я, не отводя взгляд от брата. Ямамото хмурится, явно пытаясь найти в наших словах что-то необычное, и это в его праве — мы слишком много недоговариваем, поэтому он пытается разобраться во всём этом, но заходит в очередной тупик. — Но дело уже сделано, и поздно что-то менять. — И ради чего? — повышает голос брат, подскакивая с кровати и делая широкий шаг по направлению ко мне. Я стою на месте, напряженно отслеживая его движения. — Ради какого-то придурка из команды? Ради этого ты так рискуешь приводя к нам в этом какого-то шелудивого пса?! Теперь не выдержала уже я. — Чего ты сказал? — зло выдыхаю я, с силой сжимая кулаки так, что ногти больно впиваются в кожу. — Прости, конечно, но ты не имеешь никакого права называть так моего друга. Вольф звереет на глазах, бросаясь ко мне с явным желанием дать в лицо. Ямамото подскакивает с тумбы, чтобы его перехватить, но я быстро уклоняюсь от кулака брата, уходя в сторону, а потом с силой бью его под дых, от чего Вольф давится воздухом. От второго удара меня крепко удерживает рука Ямамото, и я едва не бью его ногой в колено, в самую последнюю секунду останавливаясь и приходя в себя. — Успокойтесь, — раздражённо звучит голос Такеши, и мы с братом слушаемся. Я вырываю свою руку из чужой хватки, и, развернувшись на пятках, покидаю комнату, направляясь обратно на кухню, хлопнув дверью. Вслед летит какое-то ругательство от Вольфа.