Another one bites the dust

      Я невольно скривилась. Мэтт, может, и был достаточно адекватным, чтобы прислать к нам именно его, но Хейго… Выкрашенные в неестественно фиолетовый цвет волосы мелькнули у меня перед глазами и я поёжилась. Вот уж кого, а Китагаву тут встретить не хотелось совершенно. Они, скорее всего, будут жить где-нибудь на другом конце города, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но зная Хейго, как облупленную, я совершенно не сомневалась в том, что она первая заявится сюда, как только выдастся хоть какой-то шанс.       — Не кривись, — пытается успокоить меня брат, при этом сидя с таким же недовольным лицом. — Уверен, что им обоим дали максимально подробные инструкции насчёт нас.       — Я в этом не сомневаюсь, но ты же знаешь Китагаву, — по спине пробежали невольные мурашки. Эта сумасшедшая женщина будет доставать меня и здесь. — Плевать она хотела на все эти инструкции.       Вольф усмехается, но не спорит — сам ведь отлично знает, что телохранительница отца совсем отбитая, чего только стоят её необычные вкусы.       — Я бы сказал, что ты сама виновата в том, что она тебя слишком обожает, — брат дергает плечом, краем глаза отслеживая появившегося на кухне Рена, который приподнял брови в немом вопросе. Смысла от него что-то скрывать уже не было, всё равно все варимся в одном котле, а Рену к тому же не было никакого смысла нас кому-то сдавать — иначе первый попадёт под раздачу. Сначала его отловит Мэтт или пришьёт Хейго, а там и Нино вполне быстро сможет добраться. — Но Хейго сумасшедшая, поэтому я лучше промолчу.       — Кто такая Хейго? — спрашивает капитан, присаживаясь рядом со мной. Я подвигаю ему ещё не остывшую кружку с чаем с таким лицом, что его кислоте позавидовали бы даже лимоны.       — О-о, — тянет брат с излишне радостным лицом. — Хейго — сумасшедшая.       — Это я уже понял, — Рен позволяет себе небольшую усмешку, прежде чем взять в руки кружку. — Почему вы оба её так не любите?       — Потому что она сумасшедшая, — как само собой разумеющееся отвечаю я. — Она слишком помешалась на своём обожании, и мне кажется, что если я останусь с ней наедине хотя бы на пару минут, она меня изнасилует.       Рен давится чаем. Я заботливо похлопываю его по спине, пока он прокашливается со слезами на глазах. Сам капитан выглядит пришибленно и слегка помято, а на лице ещё виднелся след от подушки. Стоит отдать должное брату, он не пытался как-то поднять тему ночевки в моей кровати, наверняка и сам знал, что ничем незаконным мы там не занимались. Но смотрит на Рена внимательно — я бы от такого поёжилась, всё же взгляд у Вольфа достаточно тяжёлый и выдержать его трудно, но Рен сидит как ни в чём ни бывало. Разве что утирает капли чая с подбородка.       — На одной из тренировок Рин как-то смогла задеть Китагаву, вот та и не отходит теперь ни на шаг, — просвещает капитана брат, крутя между пальцами плоскую печенюшку. Сам он выглядит спокойным как удав, но я по глазам вижу — не рад он приезду телохранителей совершенно, и даже то, что с нами будут Рыбы и Козерог, не особо помогает его настроению подняться выше отметки «отвратительно». Видимо тоже думает о том, что отец совсем рехнулся, раз решил отправить к нам свою самую преданную последовательницу.       — В смысле задеть? — спрашивает Рен. Вольф усмехается и не говорит ни слова, поэтому я решаю взять ситуацию в свои руки.       — Она один раз так меня достала, что я на неё с кулаками полезла, — фыркаю я. Рен благоразумно отставляет чашку с чаем подальше от себя с таким удивлённым видом, будто впервые слышит о том, что я умею драться. — Я тогда ей губу разбила и была очень горда собой.       — А потом она на тебе свихнулась совсем, — со смехом отвечает брат и я хмурюсь. — Знаешь, мне кажется, что шутка про изнасилование не была шуткой. Не думал, что ей нравятся девушки.       — Не думала, что ей вообще кто-нибудь нравится, кроме отца, — парирую я, откидываясь на спинку стула. — Она так преданно за ним бегала, что я до сих пор в шоке, что у неё ещё оставалось время на то, чтобы ходить и капать ядом на меня.       Совершенно ничего не понимающий Рен переводит взгляд с меня на брата и обратно, пытаясь уловить, хвалим мы или осуждаем женщину, не находя подтверждения ни тому, ни другому. Хейго хороший телохранитель, но отец не мог не заметить её нездоровый интерес ко мне. Почему он решил отправить именно её — тайна, покрытая мраком. Возможно, за время нашего отсутствия она как-то вернула себе относительную адекватность, но я в этом сильно сомневаюсь — Хейго всегда была на голову больной и имела достаточно странные увлечения вроде просмотра какой-то странной порнушки во время тренировок со мной или коллекционирования таких же по содержанию журналов, которые она любовно выставила на полке на самом видном месте.       Отец ей всё это прощал, и эти увлечения по Фрейду ей сходили с рук пока она исправно делает свою работу. Сначала Китагава меня терпеть не могла — уж не знаю, почему, но она ходила за мной как настоящая гадюка и капала ядом направо и налево при любой удобной возможности, пока я всё это пыталась терпеть. Как уже стало понятно, не стерпела. В какой-то момент всё это меня настолько сильно вывело из себя, что мы устроили мордобой прямо в прихожей, снося собой столы с дорогими вазами и пачкая ковры грязной обувью.       Именно в тот момент у меня впервые получилось задеть её по-настоящему, что не удавалось ни на одной из тренировок с Козерогом. Я разбила ей губу, она чуть не сломала мне руку, но тогда нас растащили по разные стороны Вольф с Мэттом. Ещё пару дней мы уже обе плевались друг в дружку ядом, а потом… А потом Хейго свихнулась и прилипла ко мне как банный лист к причинному месту. Доходило даже до того, что она пыталась влезть ко мне в ванну, когда я отмокала от тренировки. Ума не приложу, откуда у неё были силы ещё и на это, но тогда Китагава светилась от счастья, вызывая у меня острое желание её где-нибудь придушить. Останавливал, что ни удивительно, нас обеих взгляд отца.       Но сейчас, к счастью, ни Хейго, ни Мэтта на горизонте не было, а на практике у меня и Вольфа было несколько дней, чтобы свыкнуться и принять свою участь.       Взгляд Ямамото прошивает насквозь как пулемётная очередь, а от улыбки сводит от боли руки, когда рефлекторно сжимаешь их в кулаки. Небольшая передышка в виде спокойного одиночества в доме закончилась непозволительно быстро, и в старшей Намимори мне снова пришлось лицезреть это наглое самодовольное выражение лица, за которым прячутся неизвестно какие по содержанию мысли. Мне было совершенно ясно — он не оставит в покое, а единственный вечер без его голоса в пределах одного дома был как кость, брошенная голодной бродячей собаке. Как издёвка. И эта улыбка, нет, всё же ухмылка — легко раскрывает его настоящее лицо, недоступное остальным. Его взгляд колючий, острый, под ним как под прицелом — не можешь спокойно вдохнуть живительного кислорода, вместо этого перебиваешься редкими короткими вдохами, почти задерживая дыхание. Аура ледяная, она окатывает холодной волной и не позволяет сдвинуться с места, а сам Такеши продолжает безотрывно смотреть. Иногда кажется, что он и не моргает вовсе. Глаза пустые, потемневшие даже в таком светлом помещении, как школьный класс.       Я кошусь на него лишь изредка, не задерживая взгляд. Такие как он чувствуют, когда на них смотрят.       Весь день был проведён как на иголках, и все занятия проходили мимо меня, уставшей и истощённой от всего происходящего вокруг. Неприятные новости валились как из ведра, и казалось, что им нет конца, но при всём этом внимание от Ямамото Такеши было одной из меньших зол. На самом деле на это вообще не стоило обращать хоть какое-то внимание, но я просто не могла выпустить всё из рук и пойти заниматься обычными делами. Одна надежда была на выходные, в которые я могла спрятаться от всего мира, запереться в комнате или отправиться покорять небольшой городок, который всё ещё не был исследован вдоль и поперёк. Мне остро не хватало хотя бы пятнадцати минут в одиночестве, чтобы я просто смогла хоть как-то структурировать бешено роящиеся в голове мысли, но собственная чуйка подгоняла на действия. Казалось, что времени нет и срочно надо что-то делать, но вот что — вопрос открытый и совершенно непонятный.       Во-первых стоило разобраться с информацией. Нити от Томоэ вели к неизвестной переменной в виде их поставщика. Мне, в роли обычной японской школьницы, здесь ничего было не поделать. Но мне, как наследнице оружейного Синдиката, крупнейшего производителя оружия Европы, открывались свои двери. При поддержке отца. Но это и была ключевая проблема — его внимания хотелось избежать сильнее всего, и так хватает новости о двух наблюдателях, которые не будут сидеть сложа руки. Поэтому придётся идти самым заковыристым и серым путём из всех возможных — попытаться слить информацию о Томоэ с максимальной выгодой для себя и при условии полной безопасности или неприкосновенности для Рена. Быстро ставший важным человеком, Мацумото уже никак не сможет избавиться от возможного преступного клейма, а потому для него был один выход — присоединиться к Фоссам, чтобы получить безопасность и защиту от сильнейшего. Я не сомневалась в длинных загребущих руках Георга Фосса, они тянулись до всех уголков земного шара и, казалось, могли достать даже в Аду. Вот уж где точно его заждались и готовы принять с распростёртыми объятиями.       Во-вторых, Хейго и Мэтт. И если за второго волноваться не было смысла, потому как Мэртирер не вылезет просто так ни за какие деньги, то вот Хейго была главной занозой в заднице для меня. Я знала её достаточно долго и близко, чтобы ждать подставы или неоднозначных поступков, потому как на своей верности Синдикату и отцу она была чуть ли не повёрнута, даже наглухо двинута мозгами. И её больное сознание могло подкинуть что угодно. Чем руководствовался отец, посылая сюда эту полоумную, я даже не могу себе вообразить. В самом же деле не думает он, что в тихом японском городке будет возможный конфликт с применением оружия? Мысль прочно засела в голове, из-за чего я посетовала на свою глупость. Какой бы сумасшедшей ни была Китагава, ей точно не было равных в оружейных конфликтах. Иногда казалось, что даже с кишками наружу она была способна перегрызть глотку любому человеку до того, как от неё наконец избавятся. Значит отец всё же предполагает какое-то столкновение в ближайшем будущем? Только вот какого оно должно быть размаху, чтобы произойти в Намимори — самом обыкновенном и непримечательном городе из всех возможных?..       И, наконец, в-третьих. Такеши Ямамото. Личная головная боль, по двинутости не уступающая Хейго. Предположительно. Как дело обстоит на практике — я ещё не выяснила, но какого-либо желания влезать во всё это у меня не было. Однако вариант с полным игнорированием ничего не даст, действия — тоже. Его маски абсолютно непробиваемы, что творится в голове — отдельный вопрос. И узнавать о чём он думает я абсолютно не хочу, мне хватает и тех отголосков, что я ловлю даже не концентрируясь. Он слишком спокоен в одни моменты, но в какой-то момент его крыша начинает ощутимо подтекать, но этого никто не замечает, даже Вольф. В тупость своего брата я не верила, а вот в вариант того, что Ямамото мастерски пудрит мозги — очень даже. В голове всплыли неприятные воспоминания, и я сглотнула вязкую слюну, комом прошедшую по пищеводу. Всё ещё были свежи воспоминания о неизвестном воздействии. Раз работает на меня, то почему не может работать на остальных? Другое дело, что при общении с другими людьми это могло происходить настолько привычно, что такую способность даже не нужно было контролировать. Параллель с отцом прошла тут же и заставила неприятно поморщиться. Схожести были на лицо, и я не сомневалась, что в будущем это может доставить массу проблем.       Решения не находились, прошло время и в себя я пришла уже на улице, краем глаза отмечая черноволосую макушку на достаточно безопасном расстоянии. Лопатки прошивал чужой взгляд и становилось не по себе. Ямамото был непривычно молчалив, и даже не особо участвовал в разговорах одноклассников, то и дело косясь в мою сторону. Я же была слишком увлечена рассуждениями о своих проблемах, чтобы понять, что это может стать очередной моей ошибкой.       Дом был пуст, за исключением сидящего в комнате Рена, который, судя по ауре, видит седьмой сон, а потому я, максимально бесшумно переодевшись в ванной и начеркав пару строк на огрызке какой-то бумажки, успешно свалила из дома, решив прогуляться.       Улица встретила меня предвечерней прохладой и лёгким ветерком, заставившим зябко передёрнуть плечами и закутаться в ветровку посильнее. Карман отягощал телефон и ключи, а в другом уютно устроился кастет, даря чувство успокоения. Улицы, всё дальше и дальше от центра, становились безлюднее и я смогла наконец вдохнуть полной грудью, расправляя плечи. Музыка грохотала в наушниках, и под незамысловатые мотивы я ускорила шаг, с удивлением подмечая, что добралась до небольшого парка в черте города. Людей вокруг не было и я даже не стала концентрироваться, чтобы это проверить. Было откровенно говоря, лень. По парку я бродила без малого почти целый час, чуть ли не заглянув под каждый куст. В голове было пусто и я наконец смогла нормально расслабиться, выбросив лишние мысли из головы. В таком состоянии прогулка медленно, но верно поднимала мне настроение, а потому из парка я выходила с более весёлым настроем, чем до этого.       Небольшая набережная встретила горящими жёлтым цветом фонарями, и тёмной гладью воды. Небольшой ветер и вовсе сошёл на нет, когда я опёрлась о перила ограждения, уставившись куда-то в воду. Наушники покоились в кармане за ненадобностью, и я с наслаждением вдохнула влажный воздух с травяными нотами, откинув с лица мешающие пряди волос. На краю сознания шкрябало предчувствие, и я беззвучно выругалась у себя в голове, нацепив на лицо слащавую улыбочку.       — И не надоело ходить за мой? — вопрос сорвался с губ раньше, чем я успела вообще об этом подумать. Голову я повернула уже рефлекторно, опять цепляясь взглядом за чужие губы, растянутые в дежурной улыбке.       — Нет, Рин-чан, твоя прогулка была очень интересной, — Такеши оставался на безопасном расстоянии, но голос не повышал. Я не стала разворачиваться полностью, но одну руку сунула в карман ветровки, пальцами найдя металлический корпус кастета. Стало спокойнее, хоть и ненамного. Больше настораживал не сам Ямамото, а то, что он не спешил приближаться, обходя меня по полукругу и пристроившись с левой стороны, почти зеркально повторяя мою позу. Взгляд был направлен на воду, темнота которой могла посоревноваться с его цветом глаз, которые словно совершенно не отражали яркие жёлтые огни фонарей. — Я не знал, что ты предпочитаешь уединённые прогулки.       — Уединённая прогулка закончилась как только ты увязался за мной, — холодно заметила я, отвернувшись к воде, но краем глаза заметив, как Ямамото повернул голову в мою сторону.       — Как неловко получилось, — Такеши приправил это совершенно искусственным смешком, фальшь в котором даже не нужно было искать — настолько явно она сквозила между нами. Три метра расстояния не делали никакой погоды, под этим колючим взглядом сразу стало некомфортно, захотелось тут же исчезнуть со всех радаров, но здравый смысл не позволил. Уж лучше я буду его видеть, чем отвернусь, оставив этого ненормального за спиной.       Молчание тянулось как смола, липко покрывая всё вокруг и вязко расползаясь по воздуху. В ментале сквозил интерес, и больше ничего. Я подавила усмешку — что, в этот раз не будет никаких фокусов? — но расслабляться было рано. Как и с Хейго, Такеши нельзя было оставлять без внимания или хоть какого-то присмотра, потому как просто не знаешь, что взбредёт к нему в голову. И то, что он по идее самый обычный школьник, спокойствия не придавало никакого. Обычные школьники не умеют манипулировать своей энергией, которая находит выход в виде разных форм. В его случае — какое-то влияние на подвижность тела. Или всё же на чувства, что позволяло ему так легко добиваться расположения других людей?       — Твоя реакция такая забавная, Рин-чан, — протянул Ямамото, сделав шаг в мою сторону. Темные глаза утягивали на дно, заставляя невольно задержать дыхание, пока он медленно сокращал расстояние между нами. В горле мгновенно пересохло.       — Что забавного ты увидел? — осторожно спрашиваю я, оставаясь всё такой же невозмутимой. Внутри всё кипит и бурлит, а пальцы находят кольца кастета уже рефлекторно, ловко входя в пазы. Поза максимально расслаблена, но бдительность всегда со мной. Ямамото молчит, останавливаясь в полуметре и спиной прислоняется к перилам, не сводя своего взгляда из-под полуопущенных ресниц. Я бесстрашно смотрю в ответ, слегка приподнимая голову, чтобы видеть его лицо. На нём нет привычной улыбки, и Ямамото даже задумывается над моим вопросом, уводя свой задумчивый взор куда-то вверх, задирая голову. Я прохожусь взглядом по шее, не скрытой воротом куртки и задерживаю внимание на кадыке, двинувшемся вверх-вниз, когда Такеши сглатывает.       — Не знаю, — неожиданно серьёзно отвечает он, когда я уже не надеюсь на ответ. Чужой взгляд снова намертво застывает на моих глазах и я слегка прищуриваюсь. Снова играет или в этот раз решил играть честно? Для меня не секрет, что он видит свою жизнь через призму какой-то извращённой игры, мало волнуясь о чужих мыслях или чувствах. — Ты видишь меня насквозь, правда, Рин-чан?       Я усмехаюсь, ничего не отвечая, но Ямамото понимает этот завуалированный ответ на свой вопрос и снова растягивает губы в привычной пустой улыбке, насквозь пропитанной фальшью и наклоняется чуть ближе. Руку с кастетом перехватывают слишком быстро и я не успеваю удивиться, как к земле снова прижимает уже знакомой мерзкой тяжестью, от которой мышцы наливаются свинцом, а кровь стынет в венах. Ямамото вновь переводит взгляд куда-то вверх и я тихо чертыхаюсь про себя, костеря всё сущее на разные лады, мысленно мешая японский и немецкий, задыхаясь в клетке из своего разума, который остаётся единственным местом, которое нельзя взять под контроль или подавить. Такеши большим пальцем поглаживает запястье, почти не удерживая его и возвращает взгляд на меня, сократив расстояние между лицами практически до минимума.       Я чувствую тепло чужого дыхания у своих губ, но не могу даже сдвинуться с места, ни один кончик тела не хочет подчиняться, и даже двинуть пальцем не представляется возможным. Ямамото немигающе смотрит глаза в глаза и, похоже, пытается что-то найти в них. Сознание бушует от злости и ненависти и, похоже, эта едкая ядовитая смесь отражается моих глазах, потому что Такеши лучится удовольствием и позволяет себе настоящую улыбку. Его вторая рука ложится на волосы, свободно спадающие по плечам, и аккуратно зарывается в серые пряди, слегка оттягивая мою голову назад. Даже моргнуть не выходит, когда вместо его лица я вижу небо с ярко поблескивающими звёздами. Всё это кажется наглой издёвкой, плевком в лицо, но холодный свет от звёзд никак не спасает от злости, пропитывающей мысли и сметающей всё на своём пути. Чужое дыхание обжигает ухо, я чувствую как кончиком носа он касается кожи за моим ухом и с наслаждением втягивает воздух. Ментал бурлит смесью из эмоций, перекрывающих друг друга и не дающих уловить хоть одну, чтобы понять, что происходит в его больной голове.       — Ты так вкусно пахнешь, — шёпот приводит тело в непрошенную дрожь, его дыхание опаляет ухо, словно пытаясь забраться в мою голову. Я хотела бы зажмуриться, чтобы не видеть этот холодный свет издевательски ярких звёзд перед глазами, но не могу пошевелить даже пальцем. На руке чувствуется чужое тепло ладони, на контрасте играя с холодом металлического кастета. Я чувствую себя безвольной куклой, способной лишь смотреть на мир пустыми мутными глазами как рыба, выброшенная на сушу после очередного буйства стихии. — Я схожу с ума, когда ты рядом, ты ведь знаешь об этом, правда? Можешь не отвечать, Рин-чан.       Настойчивый шёпот пробирает до самых костей. Лёгкий поцелуй, который он оставляет на шее дарит после себя мерзкое послевкусие, от которого хочется содрать с себя кожу, чтобы не чувствовать на себе эту грязь. Руку с кастетом перехватывают удобнее, переплетая пальцы, а вторая рука отягощает талию, плотно прижимая к чужому телу. Слышится шелест одежды, когда он отстраняется от моей шеи и переводит взгляд на бесчувственные звёзды над головой. Его голова наверняка рисует романтичную картину, от чего хватка становится крепче, причиняя дискомфорт. И пусть мои волосы больше не удерживает его ладонь, я не могу повернуть голову, чтобы плюнуть ему в лицо, от чего меня мысленно трясёт как в лихорадке. По телу плывут волны жара, а сердце начинает биться как бешеное, то и дело сбиваясь с заданного ритма.       С талии пропадает тяжесть, когда он придерживает рукой мой затылок, снова подаваясь вперёд, чтобы соприкоснуться лбами. Пальцы снова зарываются в волосы, спутывая и так в беспорядке лежащие волосы, словно в прощании. Я понимаю, что могу наконец прикрыть глаза, которые начали слезиться от сухости. Такеши уходит не прощаясь, лишь напоследок огладив запястье пальцами, и только долгую минуту спустя я наконец начинаю чувствовать свои конечности. Руки безвольно опускаются, стоит мне наконец сделать вдох. Я обессилено хватаюсь онемевшими пальцами за перила, не вслушиваясь в звон соприкосновения кастета и не могу прийти в себя ещё пять минут. Слабость накатывает волной, ноги подгибаются, а злость вымывает отчаянием. Чересчур сильно сжатые в кулак пальцы ударяются о металлические перила и боль отрезвляет меня, позволяя сбросить с восприятия подавляющую слабость и беспомощность. Прикрываю глаза и выдыхаю через сжатые зубы.       Выходные подкрадываются незаметно и меланхолия преследует меня по пятам, заставляя дёргаться от каждого шороха. Пальцы самовольно сжимаются в кулаки и я на мгновения прихожу в себя, ломая очередной карандаш, зажатый в пальцах. Вольф видит моё состояние, но благоразумно не лезет, хотя мне хочется обнять его как в детстве и позорно разрыдаться. Рен сочувствующе гладит по плечу, но тоже молчит, не пытаясь залезть в душу. Весь день проходит мимо меня, ни на чём не получается сосредоточиться, но из пучин собственной беспомощности вырывает голос брата.       — Они в Намимори.       Я подрываюсь с места и наспех накидываю на футболку толстовку и зашнуровываю слегка потрёпанные кроссовки. Брат не отстаёт от меня и одевается так же быстро. Рен провожает нас долгим взглядом, но даже не пытается пойти с нами — сам знает, что нельзя, иначе вся конспирация пойдёт коту под хвост.       Вечерний Намимори выглядит тихим и безлюдным, когда мы идём на место встречи, изо всех сил стараясь не перейти на бег. Одна локация сменяет другую, но долгие минуты заканчиваются, когда за спинами смыкаются толстые стволы деревьев. Трава под ногами лишь слегка шелестит, но мы не сбавляем темпа, пока движемся вперед. И вот конец пути близок — впереди виднеются два высоких силуэта. Хейго узнается легко по привычному хвосту на голове, а Мэтт нарушает темноту тусклым светом от огня сигареты. Никто не бросается с объятиями, я просто приветствую двух телохранителей кивком, пока Вольф жмёт руку Мэтту, взгляд которого по обыкновению выражает вселенскую тоску и скуку. Китагава на удивление молчалива, лишь сжимает в руках два заплечных мешка-футляра. Первый она бросает мне и я ловко подхватываю его в руки.       Не теряя времени зря, открываю ношу и уже вижу ночной блеск на отполированном древке Козерога. Улыбка вылезает сама собой, когда я без стеснения отточенными и привычными движениями собираю нагинату. Тяжесть Козерога приятно отягощает руки, вселяя уверенность и я на пробу взмахиваю оружием, с удовольствием улавливая пение стали, рассекающей воздух. Мэтт тушит сигарету о подошву своего ботинка, а Хейго деловито осматривает свой маникюр, позволяя нам с братом вдоволь наиграться. Утраченное настроение возвращается вновь, когда я ловлю на древко удар от хопеша Вольфа, уводя лезвие в сторону. Второй клинок свистит совсем близко к уху, и я заслушиваюсь этой мелодией, вновь погружаясь в привычный транс.       Вольф ловко подкидывает клинки в руках и бросается в атаку, от которой я ухожу в сторону, прокрутив Козерога в руке и нанося рубящий удар сбоку. Брат ловит лезвие на второй клинок и звон стали заполняет небольшую полянку, укрытую от посторонних глаз.       Танец длится без малого десять минут, за которые мы успеваем сбросить пар и растерять последнее дыхание — кислород кружит голову, заставляя выгибаться под неведомыми углами, чтобы уклониться, руки наливаются тяжестью уставших мышц, и пальцы сжимаются на древке уже по привычке, позволяя двухлезвийной нагинате разделиться на два причудливых клинка. Бой двумя руками наконец приносит мне успокоение, и уставшую, но довольную улыбку не хочется скрывать. Вольф улыбается в ответ, когда мы заканчиваем незапланированную тренировку, вспотевшие и тяжело дышащие.       — Ещё раз вывернешь так руку при ударе и я тебе её сломаю, — морщится Мэтт, недовольно покосившись на брата. Я тихо смеюсь, даже не обращая внимания на эту бесполезную угрозу — Мэтт слишком хорошо относится к Вольфу, а брат своего наставника почти что боготворит. Но при этом Мэртирер всегда давал дельные советы, не обращать внимания на которые было бы просто преступлением. — Долгое время без тренировок вам явно на пользу не пошли.       Мы с братом абсолютно одинаково усмехаемся и прячем своё оружие по мешкам-футлярам, пока Мэтт недовольно кривит лицо, явно сетуя на нашу безалаберность и несостоятельность как учеников. Даже несмотря на это, показатели наши оставались стабильно неплохими, и Мэртирер это всё же понимает, поэтому не душит очередными наставлениями или лекциями. Хейго ерошит мои и так находящиеся в беспорядке волосы и привычно-плотоядно улыбается.       — Давно не виделись, малышка Эри, — голос так и сочится ядом, но я не жду подставы. Сейчас она и сама не хочет подкидывать очередной фокус, всё-таки понимает мою любовь к Козерогу, с которым в Германии я не расставалась ни на день.       — Привет, — всё же здороваюсь по-человечески я, закидывая оружие за спину. Футляр между лопаток слегка тянет вниз, но удовольствие и радость прокатываются по венам, придавая новых сил и открывая второе дыхание. Как бы мы с братом не кривились от навязанных наблюдателей, но воссоединение с зодиакальным оружием добавило в эту встречу хоть какую-то светлую сторону.       Путь из леса проходит в отвлечённых разговорах, в которые я не вмешиваюсь и почти не прислушиваюсь к словам — брат всё равно опишет всю обстановку сам и выцарапает хоть какие-то крохи информации о том, что сейчас происходит с Синдикатом, поэтому мне не было смысла наседать на кого-то из телохранителей. Прощание выходит скомканным, и мы расходимся в разные стороны ещё до выхода из леса. Ментал пуст, но бдительность всё равно никто не отменял. Вольф полыхал радостью как лампочка, освещая всё вокруг, и я готова была поклясться, что сама выгляжу абсолютно так же — с чересчур счастливой улыбкой, бережно сжимающая ремень от сумки с Козерогом.       Рен выглядит озадаченным, когда мы вваливаемся в дом в приподнятом настроении, и я тут же утаскиваю его в свою комнату, чтобы похвастаться.       — Не ожидал, — тянет капитан, взглядом проходясь по слегка затёртой рукояти одной из частей Козерога. Собирать полностью я его не стала — лишь зря займу место в комнате, но не похвастаться и не поделиться своей радостью с Реном просто не могла. — И ты правда умеешь с этим обращаться?       — Да, — покивала я, не скрывая своей важности. — И надеюсь, что достаточно хорошо.       — Онна-бугэйся, — хмыкнул Рен, в этот раз с опаской задержав на мне взгляд, но напоровшись на абсолютно щенячий восторг в глазах, капитан преувеличенно тяжело вздохнул и по привычке взлохматил свои светлые волосы. Я снова покивала его словам, закрывая футляр и запихивая его под кровать. Не самое лучшее место для сокрытия оружия, которое в Японию привезли явно незаконно, но разве от обычной школьницы можно ожидать хранение явно опасного холодного оружия? От своих мыслей я усмехнулась, разваливаясь на мягкой кровати.       Рен с Вольфом хозяйничали на кухне, явно пытаясь сообразить что-нибудь на поздний ужин или очень ранний завтрак, но вставать мне совершенно не хотелось, а потому сон довольно быстро утянул меня в свои объятья, даря покой.