Нож в его руках

Агата встала из-за стола, на котором были разложены папки и бумаги различного содержания, и направилась в прихожую. В тот день она плохо себя чувствовала и поэтому решила не выходить на работу, а просто рассортировать документы. Ничего сложного, справился бы даже ребёнок. Она бы с удовольствием проигнорировала стук в дверь, но он был так настойчив, что сразу стало понятно — это не свидетели Иеговы пришли донимать своей верой, а у кого-то случилось что-то очень серьёзное. Открыв дверь, Агата увидела на пороге хорошо знакомые косички, прикрытые беретом, а потом и их владелицу — совсем молоденькую девушку (насколько Агата знает, ей даже двадцати нет), в вороте наполовину расстёгнутого пальто держащую небольшой свёрток. — Агата, простите меня за беспокойство, просто я только вас знаю из тех, кто может помочь. Моя бывшая девушка попала в беду. Её обратили, выпили, или даже выбили, из неё всю энергию, и она теперь не может из кошки выйти. Я помогла, как смогла, с восполнением светлой энергии оборотня, но её тёмная вампирская энергия нестабильна, мне кажется, она её убьёт. А я ничего в этом не смыслю, — глаза девушки налились слезами, и Агата вздохнула с облегчением и усталостью одновременно. Да, голову боль долбила, словно гвозди забивала, но помочь надо, особенно брошенной обращённой, застрявшей в одном из собственных тел. Хорошо, что Феди дома не было, он бы точно не обрадовался ещё одному сожителю, даже временному. Агата аккуратно забрала свёрток из рук девушки и заглянула туда. Там действительно спала чёрная кошка с максимальным сосредоточением и беспокойством на мордочке. Да, девушка и правда постаралась восстановить энергию оборотня — именно он подавал признаки жизни, однако его стало недостаточно, чтобы нормально жить. — Я помогу тебе, не волнуйся. А ты сама какими судьбами в Петербурге? — По работе. У меня здесь в Неве навка живёт, помогает мне всякие интересные штуки для ритуалов со дна добывать, ил и всё такое. — Навка в Неве? Даша, что ли? — Да, — девушка кивнула. — А вы её знаете? — Знаю. Она мне… тоже помогает кое в чём, — Агата прикрыла глаза. Озёрная навка-защитник собирает ил со дна? Какая прелесть. Вот уж какая девушка, очаровала всех вокруг. — Хорошо, — девушка пожала плечами и улыбнулась. — Я тогда вам доверяю Васю, но вы только никому ничего не говорите, даже ей, ладно? — Ладно. — Кстати, вот её вещи, — Агата получила в руки небольшую сумку. — Нашла рядом с ней. Разворошили всё, искали что-то дорогое, наверное, но Вася же журналистка, всё предусмотрела. Поэтому телефон у неё допотопный, карточка точно дома, а в кошельке только сто рублей. Горжусь ей. — Ты полицию вызывала? Может, это сделать мне? — А зачем? Я этих пидорасов уже нашла, — девушка рассмеялась. Агата подавилась слюной. В глазах девушки, словно огонь, вспыхнула агрессия, которая никак не вязалась с её хрупкой и нежной внешностью. — Я как раз сейчас к ним пойду. И чего они ещё не знали о ней? Какие секреты она утаила? Или, может, совсем не утаивала, просто не афишировала? — Как? — вздохнула Агата. — У меня есть глаза и уши по всему городу, Агата. А тут ещё кто-то явно не местный посмел тронуть мою бывшую в моём районе. Придётся преподать урок. Кстати, об этом тоже никому ни слова, — она подмигнула, будто пытаясь дружески (скорее, по-родственному) подколоть, и убежала. Агата не смогла сдержать улыбку. Пока в Петербурге процветают различные мафиозные группировки, эта девушка сама по себе как мафия, хоть на первый взгляд и производит впечатление невинной девочки, которую нужно изо всех сил защищать и оберегать. Внешность действительно обманчива. *** Вася просыпается неожиданно легко. Обычно утром она еле разлепляет глаза, ненавидит мелодию будильника, а вставать хочет в последнюю очередь. Но сейчас она как будто неделю проспала — настолько выспалась. Она замечает запах. Знакомый до боли в груди, родной и до сих пор дарящий ощущение дома. Сигареты уже выветрились, но остались нежная лаванда и нечто особенное. Её запах. Девушки, что спасала её тысячи раз и столько же раз безжалостно разбивала сердце. Вася снимает с шеи белый шёлковый платок и улыбается. Она долго его выбирала, думала, какой цвет больше подойдёт. Удивительно получилось. В следующий же момент её насквозь пронзает тошнотой и голодом. Только тогда она замечает, что не может понять, какое сейчас время суток, поскольку окна закрыты плотными шторами. Но даже свет настольной лампы заставляет сильно зажмуриться. Шея болит так, будто её пронзили тысячи игл. Конечности ломит. Хочется выть. Тени строятся и перестраиваются, обретая причудливые формы. Она бы подумала, что бредит, если бы не знала, что это один из признаков высокой концентрации тёмной энергии в организме, хранившем до этого лишь светлую энергию. Она умерла. Её обратили. Оборотни-вампиры — сочетание нередкое, скорее всего, через несколько десятилетий или веков оно станет отдельной сущностью, как когда-то огромное разнообразие стихийных ведьм объединилось в травяных. Однако каждое такое обращение воспринимается почему-то как самое первое в этом мире, как великое унижение. Ни рыба ни мясо. Ни тёмное, ни светлое. Ненормальное. Нет ничего нормального в том, чтобы держать животное и кровопийцу в одном теле. Она сползает с кровати и замечает на стуле рядом человека. От него веет вековой смертью, кровью и ещё чем-то странным и неуловимым. Сильной разрушительной эмоцией. На нём обычный домашний костюм и лёгкий одеколон с ароматом зелёного чая. Он долго смотрит на неё сверху вниз и произносит: — На тумбочке твой телефон. Пока Вася стаскивает трубку, мужчина уходит из комнаты и кричит: «Агата, она проснулась!» Несколько пропущенных от Яна. Руки дрожат, набирая сообщение на знакомый номер. Она обещала сообщить, когда доберётся до дома, — всё-таки ехала в довольно опасный район собирать материал для статьи. И не написала. Наверняка Ян уже кучу всего напридумал. «Прости меня, пожалуйста, у меня телефон внезапно разрядился.» Перед глазами буквы расплываются и прыгают. Пальцы еле попадают по клавишам. Врать трудно и неудобно. Она тоже ей врала. О том, что не изменяет, что бросила курить, что работает над ревностью. Ложь, ложь и ложь. Боль, боль и боль. Но об этом она обещает подумать как-нибудь потом, когда вернётся. Сейчас важно понять, где она и с кем. Важно научиться охотиться, контролировать тёмную энергию и защищаться. Освоить один из множества видов морока, возможно, даже больше. Раньше она могла только слышать о жестокости вампиров, основанной на выживании. Сейчас она стала частью этого мира. Ответ приходит почти сразу. Бедняга, волнуется и просматривает каждое уведомление. Внутри вместе с чувством вины разливается приятное тепло. Он о ней волнуется, хоть и знает, что она обязательно справится, особенно в родном Петербурге. «Ты в порядке?» «Полном.» «Это главное. Возвращайся поскорее, пожалуйста» «Обязательно.» Вася отбрасывает телефон. Крови хочется ужасно. Ещё чуть-чуть, и набросится на того мужчину или на загадочную Агату. Она осматривает себя. Острые ногти, похожие чем-то на кошачьи коготки. Кожа холодная и мертвенно-белая, пахнет кисло, вампиром. Клыки разрывают рот. Хочется обернуться кошкой, чтобы ощутить хоть что-то привычное, но не получается. В комнате зеркала нет, а потому оценить своё лицо и тело она не может. Встаёт, проходит пару шагов к выходу и чувствует, как падает. Перед глазами чернеет. Её ловят тонкие руки, нежные, но ледяные. Этот вампир намного старше мужчины. Может, на несколько веков. От этого вампира слабо пахнет беспокойством. Скорее, даже вампирши. Никаких сильных эмоций, как в случае с мужчиной. Странно. Васю сажают на кровать, и она наконец-то обретает зрение. Рядом сидит женщина, на вид лет тридцать пять или около того, но глаза омрачены тяжестью прожитых веков. Она протягивает Васе руку, на которую та мутным взглядом смотрит и которую старательно обнюхивает. Яблоком пахнет. Кровь соблазнительно шумит. Вася открывает рот и еле держится, чтобы не откусить от запястья перед носом жирный кусок. — Давай, пей, сколько тебе надо. Я тебя остановлю, — произносит холодный бархатный голос. Такой, какому хочется повиноваться. Вася кивает и прокусывает кожу. Кровь льётся сильным потоком, в ней легко можно захлебнуться, если хоть на мгновение перестать пить. В Васе как будто просыпается новая сила, энергии приходят в абсолютный баланс. Сущность оборотня перестаёт конфликтовать с сущностью вампира, и мозг наконец-то проясняется. Она отстраняется. Есть больше не хочется. По крайней мере, околочеловеческую кровь. И хорошо. Можно охотиться так, как привыкла с детства. — Ого, ты у нас, оказывается, малоежка, — смеётся женщина, почему-то, однако, совсем не весело, доставая из кармана домашних штанов бинт и обматывая им руку. Кусок она отрывает зубами, длинными и острыми, как кинжалы. Васе до такого уровня управления сущностью, наверное, далеко. — Не хочется больше. Хочется животной. Как я обычно охотилась. Ну, мыши, птицы мелкие, все дела, — она улыбается. — Получается, кошки не меняют рацион? Интересно, — хмыкает женщина задумчиво. Вася внимательно рассматривает её лицо. Очень странное проявление эмоций. Почти никакое. Как будто кто-то держит их под контролем. — Насколько я слышала, волки, псы и кошки не меняют. Меняют птицы и грызуны. Женщина кивает. Видимо, знакома с оборотнями, но не с кошачьими или псовыми. Прислушивается. И бледнеет. Странно, кошачий слух ничего не улавливает. Может, у многовековых вампиров он ещё лучше? — Кого-то явно режут этажом выше, — бормочет она. — Теперь точно надо вызвать полицию. Кого?! — Стойте, — Вася хватает её за руку, когда она собирается встать. — Никто никого не режет. Здесь вообще нет никаких звуков, кроме наших голосов. Женщина ненадолго подвисает, видимо, снова прислушиваясь. Жмурится, на её ресницах проступают слёзы. Что здесь вообще происходит? — Нет, я всё-таки вызову полицию. Она снова пытается встать, а Васе снова приходится дёрнуть её за руку, чтобы усадить обратно. — Куда вы её вызовете? В тишину? Повторюсь, не режут нигде никого. А я оборотень, я, наверное, что-то понимаю в звуках. Они молчат. Обе переваривают полученную друг от друга информацию. «Отлично», — думает Вася. — «Похоже, меня приютила женщина с жёсткими галлюцинациями. Она вообще пьёт какие-нибудь лекарства?» — Странно, — женщина невидяще смотрит в пол. Как будто мысли отключили. — Федя, муж мой, говорил мне всегда, что соседи иногда конфликтуют. Мужчина поножовщину устраивает, а любой звонок в органы заканчивается подкупом их работников. Вот и бесполезно. Но я же должна хоть что-то сделать, если бы я на месте сидела постоянно, то не продержалась бы и месяца в руководстве вампирского общества. А почему муж не пытается ей помочь? Почему подыгрывает галлюцинациям? Что-то здесь не так. — Может, обычно это действительно так, но сейчас я не слышу никаких криков и скандалов, — нужно сменить тему, чтобы отвлечь её. — Меня, кстати, Василиса зовут. — Знаю. А меня — Агата, — она протягивает руку. Вася её сжимает в своей. — Приятно познакомиться. — Взаимно. *** — Агата, ты уверена, что тебе не нужна помощь? — обеспокоенно произносит Фёдор, когда Агата вполне уверенно заявляет, что будет «обучать новоиспечённого вампира». Вася, конечно, не до конца понимает, зачем, поскольку способ охоты у неё, по сути, не поменялся и мороки не особо нужны. Оказывается, помимо галлюцинаций, Агату мучают ещё головокружение и обмороки. Одолжив из её личной библиотеки пару книг, Вася узнала, что такое бывает. Да, вампиры после обращения избавляются от всех проблем со здоровьем из жизни, но у некоторых заболеваний есть «вампирские» аналоги. Например, проблемы с зубами, позвоночником, зрением (чаще — обычным, дневным). Головокружение с последующим обмороком может быть из-за недоедания, потери крови в больших количествах и… А тут, как в фильмах, страница была вырвана. Какая ирония. К интернету у неё пока не будет доступа, поскольку его в квартире Фёдора и Агаты нет. Фёдор Васе не нравится. Мутный он какой-то. Обращается с Агатой как с хрустальной вазой даже тогда, когда ей это не нужно. Как будто чувствует вину. Нет, не вину. Что-то сильнее. Намного сильнее. Вася пока не может точно сказать — из-за новой сущности эмоциональное обоняние барахлит. — Я сегодня чувствую себя прекрасно, поэтому помощь мне не нужна. В конце концов, что-что, а сопровождать новичков я умею, занимаюсь этим не один век и не два, — отвечает Агата, а на порыв Фёдора возразить, холодно усмехается. — Напомнить, кто тебя поднял на ноги, когда ты валялся в подворотне от недоедания? Фёдор закатывает глаза, но молчит. Агата выглядит намного лучше, чем неделю назад (да даже чем вчера), когда Вася только-только попала к ним. Словно не было инцидента с «кого-то режут этажом выше». Напоминает что-то по типу небольшой ремиссии, затишья перед бурей, когда после полнейшего ада тебе внезапно становится немного легче. И ты как будто не так сильно ненавидишь себя за каждый кусок пищи, попадающий в рот. И ты как будто не так часто срываешься. Говорит уверенно и безапелляционно. Вот она, заместитель главы вампирского общества. *** — Зачем вы меня сопровождаете? — спрашивает Вася, выискивая в траве и возле стен домов подходящую для еды живность. — Мой рацион почти не изменился, морокам меня учить не нужно. — Это моя работа — следить, чтобы у новичков всё получилось и они не попали в какую-нибудь неприятную историю, — в голосе Агаты слышна улыбка. — И зря ты от мороков отказываешься. Мы же их не только на охоте используем. В вампирском мире очень важны ментальная защита и умение правильно нападать в ответ. Иначе тебя подавят и лишат воли. А потом, возможно, убьют. Звучит почти как детская пугалка, и Вася с удовольствием бы пропустила эти слова мимо ушей, если бы они не были сказаны вампиром, который прожил на этом свете несколько веков. Да и не видно, что она шутит. — Хорошо. Тогда я подумаю. Некоторое время они бродят в молчании. — Слушайте, — говорит Вася, не поднимая взгляда с земли. — Это ведь Даша меня принесла к вам? Агата молчит, но качает головой — это видно краем глаза. Улыбка сама лезет на лицо. — Да, Даша, — сколько времени прошло с последней подобной ситуации, а она никак не меняется. — Я с ней дружила шесть лет и притом встречалась три, естественно, я узнаю её запах. Особенно на платке, который я же ей и выбирала. И наверняка она попросила вас ничего мне не говорить. — Кто-то явно не местный посмел тронуть мою бывшую в моём районе. Она так сказала, — спокойно отвечает Агата. Чувства довольно… смешанные. Вася рада, что с Дашей всё хорошо. Васе приятно, что Даша помнит о ней и готова её, как и всегда, защищать. Но Вася не понимает, зачем, учитывая, когда и как они расстались. Вася не верит (и никогда не верила), что заслуживает подобного. Заслуживает ли этого сама Даша? Может быть, у Васи что-то типа стокгольмского синдрома, но она до сих пор считает, что да. После всей боли всё ещё считает, что она заслуживает любви, защиты и понимания. Жаль, что в своё время они не смогли этого дать друг другу в достаточном количестве. — Район у вас какой-то не очень живой. Сколько ходим, и никого. Даже птицы ни одной не прилетело, — хмыкает Вася после затянувшегося молчания. — Ещё поищешь? — спрашивает Агата, очевидно, зная ответ. — Поищу, но, наверное, не здесь. И сначала нам надо будет зайти в магазин, — Вася снова улыбается. Есть у неё человек, который может помочь. К счастью, живёт он недалеко — пешком можно дойти. И она бежит в нужном направлении. Агате приходится бежать за ней. *** Небольшой одноэтажный дом с небольшим участком в частном секторе всё ещё стоит. И, судя по фигуре, которую можно увидеть через невысокий забор, владелец у него не изменился. Вася осторожно стучит по железной калитке. Мужчина, что подметал дорожку, приподнимает голову. Она приглядывается: отлично, отвлечься может, раз уже близок к порогу. Вася отходит к забору и машет рукой, привлекая внимание, благо, она выше него на полторы головы. Мужчина улыбается и громко произносит. — Проходи, Вась, я замок не менял. Вася кивает и, повернув голову, обращается к Агате: — Пойдёте со мной? Ненадолго: поговорить и кроликов взять. — Ты его знаешь? — Да, давно уже. Я даже больше скажу: он знает, что я оборотень. Поэтому даёт кроликов, которых сам и разводит. — Тогда я пойду, не буду вам мешать. Если что, звони. Дождавшись ответного кивка, Агата уходит. А зря. Дядя Саша классный, и её бы чаем напоил. Вася просовывает руку в просвет между забором и калиткой и, нащупав широкую задвижку, тянет в сторону. Дверь с тихим скрипом открывается. *** — А я не с пустыми руками пришла, — говорит Вася, развязывая шнурки кроссовок, и кивает в сторону поставленного рядом пакета. Мужчина подхватывает его и еле слышно ахает. Да, она до сих пор помнит, какое печенье он любит. Хотя с её темпом жизни можно иногда даже имя собственное забыть, что уж говорить о подобных деталях. — Спасибо больше, Вася, как раз чай поставлю. Чувствуй себя как дома, — в голосе дяди Саши звучит широкая искренняя улыбка, и он уходит в сторону кухни. В сердце просыпается что-то похожее на счастье. Она помнит свой первый раз здесь. Пугливая домашняя девочка тринадцати лет постоянно держалась рядом со своей тогда ещё просто подругой, энергичной и болтливой. С дядей Сашей Вася почти не разговаривала, предоставляя Даше отвечать на все вопросы за неё. Было очень страшно. В первую очередь, от того факта, что Даше было комфортнее в чужом доме (реально чужом — мужчина не был ей родственником или другом семьи, он был просто неравнодушным человеком), а не с родителями. Васе, выросшей в любящей, хоть и строгой, семье, такое казалось дикостью. И сейчас кажется. Шли годы, и вот уже походы к дяде Саше стали привычным делом. Девочки вместе делали домашние задания на кухне, уплетая вкуснейшие в мире оладьи и периодически поглядывая на растущую за окном яблоню. Вася, рассказав о своей сущности и показав её для убедительности, получила разрешение периодически брать кроликов для утоления голода внутренней кошки. Они, будто маленькие дети, втроём играли в прятки. Однажды они с Дашей в комнате сыграли в шахматы с неожиданным продолжением — ферзь (или король; кто-то из них точно) пытался догнать короля, а потом они играли свадьбу. Они даже придумали целую церемонию с особой расстановкой фигур. Им было по четырнадцать, когда дядя Саша начал учить Дашу различным боевым приёмам. Его целью были навыки, необходимые для самозащиты. Её целью тоже были навыки, необходимые для самозащиты. Только вот их взгляды на это оказались очень разными, и скоро они от обычных ударов перешли к тому, как убить человека за пять минут, если ты — хрупкая девушка. Им было по пятнадцать, когда Даша впервые уложила дядю Сашу, спецназовца с отличной физподготовкой, который был двое больше неё, на лопатки и с торжествующей улыбкой приставила к его горлу нож. Они потом ещё минуты две стояли, обнимаясь. А Вася наблюдала за этим, и ей было так хорошо. Дядя Саша и Даша быстро стали второй семьёй для Васи. Пока мужчина возится на кухне, она проходит в зал. Вот телевизор, который, кажется, их с Дашей ровесник. Вот кресло со стоящим в нём горшком с фикусом Олегом. Вот шкаф с прозрачными дверцами и традиционными сервизами за ними. Вот полусобранный раскладной стол, за которым они как-то раз Новый Год встречали. Им было по семнадцать, когда Вася пожелала быть с Дашей всегда. А через несколько месяцев они расстались. И больше не вместе и не всегда. Забавно. Взгляд цепляется за стоящие на одной из полок рамки. Фотографии, помнится, были сделаны на старый фотоаппарат дяди Саши, недорогой, но хороший, поэтому изображение достаточно чёткое. Для первой специально ставили таймер — они сидят на кухне и, улыбаясь, смотрят в камеру, на столе три чашки чая и небольшая салатница, наполненная печеньем и конфетами. Им с Дашей здесь ещё по тринадцать, через полгода после первого дня Васи в этом доме. На второй им по шестнадцать, Даша что-то рассказывает (камера чудом поймала нужный момент и ничего не смазала), а Вася просто смотрит на её профиль. Любуется. Она берёт в руки именно эту фотографию и улыбается. У них было много конфликтов, недопониманий и откровенного вранья, но по нежности и романтике их отношений невозможно было периодически не скучать. Они были такие юные и наивные. Она была такая юная и наивная, верила, что рано или поздно всё будет хорошо и Даша изменится. Не изменилась. Настолько, что расстались они в злости на границе с ненавистью. По крайней мере, это чувствовала Вася. А вот что чувствовала Даша — загадка. — Если хочешь, можешь забрать её с собой, — Вася подскакивает от неожиданности, услышав за спиной мягкий голос дяди Саши. Она качает головой и ставит фотографию на место. — Это часть воспоминаний. Ты же сам говорил, что мы тебе как дети родные были. А у родителей на память должны стоять фотографии их детей. — Не были, Вась, а до сих пор есть. У меня нет никого дороже вас, жаль только, что вы давно не заходили, — он становится рядом. Она пожимает плечами. Действительно жаль. Но жизнь так жестока, что часто не даёт минуты даже подумать о самых близких. — Вы встречаетесь, я правильно понимаю? Вася подвисает, по ощущениям, на целую минуту, смотря перед собой. Что он сказал? — Встречались. А откуда ты..? Он смеётся, она поворачивает к нему голову. Чёрт, его улыбка заразительна. Дядя Саша открывает непрозрачную дверцу шкафа и достаёт оттуда ещё одну фотографию. На ней он и его жена, царствие ей небесное, буквально в той же позе, в которой были Вася с Дашей. — Видишь? — он соединяет обе фотографии. — Прямо не отличить. Вася смеётся. Действительно. Что там парень, влюблённо смотрящий на говорящую девушку, что тут, только вместо парня тоже девушка. — Мы так очевидно палились? — Да, — дядя Саша расставляет всё по местам. — Я не говорил вам, потому что вы не говорили. Не хотел вас смутить своей наблюдательностью. — Да уж, мы были бы к такому точно не готовы. — Ты сказала, что вы встречались. Вы расстались? — с его лица исчезла улыбка. Появилось беспокойство. Вечно он нервничает по незначительным поводам. Подумаешь, расстались. Со всеми бывает. Как будто это так больно. Хотя что ты врёшь, Васенька. Это так больно. — Мы не просто расстались, мы даже не общаемся. В последний раз контактировали год назад. Я слышала, что она в Москве живёт, как и я, но времени нет. Суетливый же город. Да и незачем. У нас своя жизнь, у меня парень есть. Зачем прошлое ворошить? — она говорит без пауз, чтобы мужчина не смог вставить хоть одно слово. Да, у них своя жизнь. Да, им незачем общаться. Но Даша слишком ей дорога. Хочется вернуть всю её помощь, вернуть каждый конфликт с учителями, каждую драку, что возникали из-за любого неосторожного слова или действия в сторону Васи. Хочется вернуть то, как она уговорила её родителей оплатить частного психиатра и лечение булимии в специальной клинике. Хочется вернуть каждый комплимент, поддерживавший самооценку. Нет, события годовалой давности даже часть из этого не вернули. Вася просто сделала то, что не могла не сделать. Она бы никогда не выставила Дашу за дверь. Что бы она не натворила. «Знаешь, почему я пошла к тебе? Потому что такое я могу доверить только тебе». Да и хочется просто поговорить. — Я, кстати, видел Дашу где-то два дня назад. В запястьях покалывает от волнения. Вася понятия не имеет, как реагировать, а потому просто выдыхает: — Где? — Я шёл из магазина через дворы, заметил в подворотне девушку и какого-то гопника. Её лица не было видно, но эту технику я узнаю из тысячи, потому что я ей и обучал. Дралась потрясающе, кстати. Потом она его повалила на колени, кажется, сломала руки и била в глаз. Да, это, если можно так сказать, почерк Даши. Как только противник обезврежен, одними из первых страдают его глаза. Четыре удара кулаком или ножом — в зависимости от настроения или ситуации. Чаще в один. Сложно не зациклиться на глазах, когда тебя из-за них всю жизнь ненавидят. — Глаз цел? — Я не увидел. — Почему не вмешался? — Если бы что-то пошло не так, я бы вмешался. Интересный подход, но хороший. Иначе можно попасть под горячую руку и самому покалечиться. Они так ещё немного стоят молча, пока на кухне не свистит чайник. — Расскажи о себе. Как ты вообще в Москве? На кого учишься? Чем занимаешься? Как самочувствие? — произносит дядя Саша, поставив на стол кружки с чаем. Вася принюхивается. Бергамот. Эрл грей, родненький. В той самой салатнице лежит новое печенье. — На журналиста учусь. Нас учат в основном телевизионной журналистике, но я хочу уйти в газетную. Парень появился, его Ян зовут. Очень добрый, внимательный, умный и осторожный. И относится ко мне с уважением. А ещё не врёт и не изменяет, в отличие от некоторых. — О, уже уважаю этого Яна. Но если что, беги ко мне, помогу, чем смогу, — дядя Саша, берёт печенье и делает глоток чая. Разговор как будто отца и дочери. А ведь по факту они друг другу абсолютно чужие люди. Как удивительна жизнь. — Хорошо, — Вася улыбается. — Самочувствие… Довольно устойчивая ремиссия. Иногда заносит не туда, но я нашла хорошего психотерапевта, она помогает нейтрализовать болезнь. Мужчина выдыхает с облегчением. Он был первым, кто заметил, что что-то идёт не так. Вася до сих пор не знает, каким образом. Но спасибо его наблюдательности. — Кстати, ты кушай, не стесняйся, — дядя Саша съедает печенье. Вася горько улыбается. Как бы она хотела сейчас это вкуснейшее печенье. И домашние оладьи. С клубничным вареньем. Хотя варенье можно в воде развести… — Не могу, к сожалению. Меня обратили неделю назад. Ну, мы с Дашей рассказывали про оборотней, ведьм, вампиров, про энергии и прочую фигню. Я теперь вампир-оборотень и мой организм воспринимает в качестве пищи только мясо для кошачьей части меня и кровь. Но воду, соки всякие, компоты, молоко, чай и прочие напитки могу переносить, — будто пытаясь доказать это самой себе, она делает глоток чая. — А такое может быть? Если я правильно помню ваши рассказы, у оборотней светлая энергия, а у вампиров — тёмная. Они разве сочетаются? Вася усмехается. Дядя Саша всегда искренне интересовался темой сущностей, несмотря на то, что сам по себе не имел к этому никакого отношения. Да, названные дочери являлись ведьмой и оборотнем, но всегда можно было ограничиться предоставлением рабочего места для Даши и кроликов для Васи. Но он пошёл дальше, вник настолько, насколько смог. Старался помогать, подстраивал быт. Не трогал их во время ритуалов и подготовки к охоте, отвозил в лес, покупал качественные инструменты. И просто поддерживал всеми силами, конечно. Кровные родители в это время по-прежнему играли большую роль в жизни Васи, поскольку были одной сущности с ней. Они вместе бегали охотиться, они обучали её всем навыкам, они тренировали так, чтобы физическая подготовка была отличной и у человеческого тела, и у кошачьего. Они были рядом, хвалили и ругали, если была тому причина. Они привили ей почти болезненное стремление к совершенству, но Вася не может их винить. Они добились многого в жизни и хотели, чтобы дочь тоже не пропадала. А потом в её жизнь ворвалась дружба (а потом и отношения) с Дашей, неидеальной девчонкой из неблагополучной семьи, которая в родном доме жила в лучшем случае раз в неделю. Даша была конфликтной, лезла в драки, в свои двенадцать курила, ругалась матом, а на её коже постоянно сияли синяки. Прямо как в плохом сериале про школу: дофига правильная отличница с комплексами и грубая хулиганка-троечница, у которой в дневнике четвёрки были только по биологии. Но нет, с годами Даша не стала ангелом и Вася не скатилась по наклонной. Они чудом нашли равновесие. Даша помогала в борьбе с синдромом хорошей девочки, и у неё получалось (с комплексами по поводу веса всё оказалось сложнее, но психотерапевт, таблетки и поддержка любимой девушки всё-таки сделали своё дело). Вася же стала якорем и голосом разума. Её вечной фразой было «А теперь выдохни и подумай». Ну и, конечно, обнаружилось, что любовь помогает лучше усваивать учебный материал (по крайней мере, на Даше это точно работало), и хулиганка-троечница выпустилась из школы с четвёрками и пятёркой (по той же биологии) в аттестате. Притом хулиганкой она как была, так и осталась. А с навыками, отработанными с дядей Сашей и вовсе стала почти машиной для убийств. Несмотря на то, что Вася не ушла совсем вразнос, милая нежная сволочь всё-таки сбила моральный компас, так терпеливо и заботливо настроенный родителями, почти в противоположную сторону. Баночка пива вечером на скамейке в парке стала обычным делом. К старшим классам на тот факт, что Даша постоянно дерётся с людьми, которые лезут к Васе, стало окончательно насрать. Это даже начало немного заводить. После разборок поцелуи были самыми горячими. Но Вася по-прежнему ограничивала Дашины вспышки необоснованной агрессии и периодическое желание убивать. В драках тоже не давала переборщить. Если девушка совсем разошлась, выйти из-за угла и за спиной быстро перехватить руку, поскольку именно эта часть тела действовала наиболее активно. Картину дополняли постоянные сексуальные провокации. Дашу всегда было легко завести, достаточно провести рукой по бедру под партой, например. Или очень медленно провести языком по губам. Реакция вызывала особое удовольствие: эстетическое наслаждение и самодовольство с лёгкой ноткой садизма. Даша бесилась, но сделать ничего не могла, поскольку Вася хотела намного реже, а насилие они даже в мыслях не допускали. За шесть лет от милой домашней девочки осталась только оболочка, а внутри произошли колоссальные изменения. Испортился ангелочек, потемнели его крылья, а он и не против. Если бы родители узнали… лучше об этом не думать. — Да я сама не до конца понимаю, как это работает. По идее, эти энергии конфликтуют поначалу, а потом приходят к гармонии. В любом случае, я сейчас чувствую себя намного лучше, чем неделю назад. А ещё Вася наконец-то окончательно осознаёт, что умерла. Всё. Это тело теперь работает исключительно за счёт энергии. Лишь благодаря ей оно нарушает все законы биологии. Живёт и будет жить, пока не придёт какой-нибудь товарищ с тёмной энергией (или чёрным подтоном любой энергии) и не решит грохнуть. Второй раз и насовсем. Вашу ж мать, она будет жить вечно. Она переживёт Дашу, переживёт Яна, переживёт родителей и дядю Сашу. Она переживёт всех, кто ей дорог. Они умрут. Один раз и насовсем. Зато булимии больше не будет. Смерть её вылечила. — Это хорошо, — дядя Саша кивает, но в следующую же секунду встаёт из-за стола и садится совсем рядом. — Вася, солнце, я что-то не так сказал? Только после этого она замечает, что плачет. Что сердце разрывает боль и страх. Рано или поздно она останется совсем одна. Дом исчезнет. Потому что дом в людях. И проснётся бездомной. Сиротой. Без слёз, без жизни, без любви. Хотя эта песня, скорее, подошла бы больше Даше. Можно, конечно, надеяться на обращение, но она не надеется. Потому что это тоже ад. Это ад пробуждения, смена привычного стиля жизни и вхождение в другой мир, более опасный. Вася слышала, что вампиры жестоки. У них внутренние тёрки намного сильнее внешних. Они даже с оборотнями так не срутся, как со своими же. Дядя Саша крепко обнимает, но молчит. И Вася ему за это благодарна. Тишина помогает собрать мысли в кучу. — Прости. Я просто поняла, что теперь бессмертна. А это значит, что я переживу. И тебя, и Дашу. Слова царапают горло, не желая выходить. Но они договаривались, что в любой тяжёлой ситуации будут говорить друг с другом, чтобы понять и помочь. Мужчина прижимает её к себе так крепко, будто хочет укрыть её собой от всего мира и его проблем. От этого действия становится намного спокойнее. Он, будто второй отец (хотя почему будто?) защищает, держит на плаву и потихоньку тянет вверх, вытаскивая из водоворота переживаний. — Но тогда это ещё один повод чаще видеться. Ты знаешь, что я похоронил всех, кого мог: родителей, жену и дочь с сыном. И поверь мне, гораздо легче пережить смерть человека, если вы виделись ранее. Я человек переживательный, до сих пор виню себя за их смерти, думаю о том, что мог бы остановить Аню от той поездки вместе с Машей и Серёжей и предотвратить то, что случилось потом. Но я знаю, что был хорошим мужем и отцом. А вот сыном я хорошим не был. Помогал материально, да, но почти не приходил, потому что работа, семья, все дела. Хотя мог бы и приходить. Поэтому смерть родителей я принимал и осознавал гораздо дольше и больнее. Так что лучше ловить моменты времени с близкими людьми. Но при этом не думать о смерти, иначе изведёшь себя. Короче, просто помни, что чем чаще вы видитесь, тем вам будет теплее, легче и веселее. Вася кивает, не находя ответных слов. Она, безусловно, не оставит родителей и Яна, даже к дяде Саше, возможно, сможет вырывать возможность заглянуть хотя бы на пару минут. А вот Даша… с ней сложнее. Можно ей позвонить пообщаться, узнать её место жительства в Москве. Можно, но не хочется её тревожить. В конце концов, они расстались. После расставания связующие нити разрываются. А та помощь, которую они оказали друг другу год назад и недавно, — просто отголосок прошлого. Они пошли разными дорогами. — Спасибо, — шепчет она, отстраняясь и вытирая слёзы. Берёт салфетку со стола и сморкается. — И за поддержку, и за чай. Но вообще, я за кроликами пришла, — улыбается. Дядя Саша улыбается в ответ. Он достаёт из кармана связку маленьких ключей и протягивает ей. Ключи от клеток. Он всегда ей доверял выбор кроликов, знал, что не возьмёт больше, чем надо. И не ограничивал конкретными из них. Он разводит не для души, а для меха и мяса, которые вполне успешно продаёт. — Кстати, у меня недавно появился знакомый в Москве, тоже кроликов разводит. Могу переговорить с ним насчёт тебя, придумаю, как ему объяснить без углубления в тему энергий, сущностей и всего такого. У тебя номер не сменился? Я ему дам. И тебе его номер дам. Если согласится, попрошу позвонить, — мужчина бежит в сторону зала, а Вася сидит неподвижно, пытаясь понять, чем она заслужила подобное отношение к себе. В Москве она уже не один год в кошке ест мышей да птиц. Да, нет такого кайфа, как от кроликов, но для удовлетворения охотничьего инстинкта раз в две-три недели (а чаще она кошкой и не оборачивается) сойдёт, а остальное добирает обычным мясом уже в человеке. Так живут все оборотни. Но теперь мясо для неё доступно только в кошке, вампиру нужна кровь, поэтому предложение дяди Саши как раз кстати. Вампиры, по идее, тоже нечасто на охоту выходят, значит, идея должна сработать. Когда он возвращается, в её руках оказывается бумажка с именем, номером и подписью «московские кролики». — Ещё раз спасибо. Мне даже неловко, что ты так много делаешь для меня, а я — ничего, — Вася опускает взгляд, чувствуя, как горят щёки. — Ты уже многое делаешь. Ты вместе с Дашей заменила мне семью, которую я потерял. Конечно, было бы хорошо видеть тебя почаще, но это уже как тебе будет удобно, — он, смеясь, похлопывает её по плечу, а его настроение резко меняется на серьёзное, и она не может не поднять голову. — Чуть не забыл, Вась! Даша просила кое-что тебе передать! Подожди секунду. Даша? Передать? Почему через дядю Сашу, а не попробовала связаться сама? Вася номер не меняла, достаточно позвонить — ей она бы ответила в любое время дня и ночи. Но, видимо, что-то серьёзное. Секретное, о чём не скажешь напрямую и не отдашь лично. В запястьях покалывает, дыхание сбивается, сердце бьётся с бешеной скоростью. Она усмехается. Всё как и до обращения, как будто смерти никогда не было. Да что же там такое? Она рывком встаёт с места, увидев в проёме дядю Сашу с небольшой коробкой. Точнее, с шкатулкой. Простой, в стиле дешёвых сувенирных деревянных шкатулок, на крышке которых обычно нарисован вид и название города или места, а закрываются они с помощью замочка-крючка под золото. Только она в несколько раз больше и похожа больше на футляр для длинного веера. Или кинжала. Вася сглатывает, почувствовав ком в горле. Не надо додумывать, она потом увидит, когда откроет. Там может быть что угодно, не стоит сразу думать о плохом и накручивать себя. — Она приходила ко мне в прошлом году, отдала эту шкатулку и сказала ни в коем случае не открывать её. Только передать тебе. Я не открывал и действительно понятия не имею, что там, поэтому всё честно. В прошлом году. Пока что на ум приходит только одна вещь, но Вася медленно выдыхает. Там по-прежнему может быть что угодно. Всё нормально. — Хорошо, — она оглядывает кухню, взяв Дашин «дар» в руки. — Я могу взять пакетик? — после кивка она подбирает пакет, в котором ранее несла печенье, и кладёт туда шкатулку. — А теперь пора есть! Вася звякает связкой ключей, и дядя Саша смеётся. Ярко и заразительно. Отведав свежей крольчатины, она прощается с мужчиной и идёт домой, к Агате. Вряд ли она дотерпит с этой загадочной шкатулкой до Москвы, поэтому откроет её уже в Питере. *** Замок сам по себе довольно тихий, так что Вася не удивляется тому, что довольно громкий разговор Агаты и Фёдора в их комнате не прерывается ни на секунду. Она прикрывает дверь и замирает. Не дышит почти. Да, подслушивать нехорошо. Но всё, что она услышит в этом доме, может оказаться очень полезным. Особенно в общении с вампирами, которые в сотни раз старше и сильнее. — Не смей называть меня Юлей, — голос Агаты свежезаточенным кинжалом разрезает всю квартиру. — Это может делать только Наташа, понял? — Ты мне не доверяешь? — интонация Фёдора не понятна до конца. — Доверяю, — Агата вздыхает. Вася почти видит, как она закатывает глаза. — Но ты не имеешь никакого отношения к моей жизни в Москве и, соответственно, к этому моему имени. Для тебя меня зовут Агата. Точка, — молчание на пару секунд. — И вообще, откуда ты узнал? — Несколько часов в библиотеке наших московских коллег дают свои плоды, — Фёдора всё так же невозможно прочитать, будто ему абсолютно всё равно. Небольшая пауза. — Что ты ещё знаешь? — Не так уж и много. Совсем чуть-чуть. — Московская библиотека, говоришь, — Агата откровенно пугает своим опасным тоном. — Я разберусь с этим. И снова пауза, уже больше. — Только не говори, что мне придётся дать обет молчания, — Вася впервые слышит в его голосе испуг. — Я и не говорю, — Агата спокойна, как удав, готовящийся обвить горло жертвы и сдавить посильнее. — Ты сам это сказал. Обет молчания… Звучит серьёзно. Обычно это понятие подразумевает под собой аскезу, добровольное самоограничение. У вампиров, судя по всему, есть что-то типа ритуала, который может заставить человека замолчать. — Но ведь это запрещено, — голос Фёдора снова становится непроницаемым. — А ты, между прочим, порядочный заместитель. Обет молчания ещё и запрещён?! Надо будет найти информацию об этом. — Если ты знаешь обо мне чуть больше московского имени, то прекрасно понимаешь, что понятие порядочности никак ко мне не относится. Агата шипит, как от боли. Сердце пропускает удар. Что он с ней сделал? Вася старается как можно быстрее снять куртку и ботинки и в это время слышит спокойный мягкий голос Фёдора: — Тебе не кажется, что нужно больше доверять близким? Ты думаешь, что я могу тебя подвести? Но это объективно невозможно, потому что я люблю тебя. К сожалению, за столетия своей жизни ты забыла, что необязательно нарушать закон и заставлять людей давать обет молчания, чтобы быть в них уверенной. Но не волнуйся, я могу молчать и без нерушимой клятвы. Подойдя к открытому дверному проёму комнаты, Вася не обнаруживает ничего подозрительного. Они просто сидят на кровати и напряжённо смотрят друг другу в глаза. С Агатой всё в порядке, никаких следов насилия не видно. Лишь через несколько секунд она снова шипит, прикладывая ладонь к виску, и встаёт. В её шёпоте, кажется, можно услышать еле уловимое «хорошо». Тогда Вася и решает подать голос: — Всё в порядке? Фёдор поднимает на неё взгляд, такой же нечитаемый, как и голос примерно минуту назад. Вася чувствует себя инопланетной зверушкой, которую оценивают и изучают. Только этот «учёный» интереса к неземному животному не испытывает, он ему не доверяет. Впрочем, это взаимно. Агата качает головой. — Всё нормально. Просто мигрень. Я лучше пойду приготовлю Верке что-нибудь, угощу её завтра на работе. Как только Агата уходит на кухню, мужчина произносит: — Много слышала? Вася не может сдержать усмешку: — Не так уж и много. Совсем чуть-чуть. Фёдор раздражённо хмыкает и выходит из комнаты. Вася делает вдох и выдох. Вдох. История Агаты намного более сложная, чем казалось ранее, — как минимум, она затрагивает два города, а не один. Выдох. Существует какой-то запрещённый обет молчания, который она может использовать в своих целях. Вдох. Фёдор подозрителен. Выдох. Судя по всему, он знает, на что давить. Вдох. С именем Юлия у Агаты какая-то крепкая связь, раз она так трепетно к нему относится. Выдох. Вася уходит к себе и наконец-то достаёт из пакета шкатулку. Прощупывает, не решаясь открыть. Гладкая — залаченная. Шершавая на срезах. Блестит на солнце. Жжётся энергетической чернотой. Пальцы поддевают замочек аккуратно, уже почти зная, что там будет. Внутри лежит бархатный мешочек. Его Вася решает даже не брать в руки — просто развязывает и достаёт предмет, находящийся внутри. Сердце на мгновение останавливается, а по спине бегут неприятные мурашки. Да, она догадывалась, она боялась, она чувствовала, но всё равно неожиданно. Пальцы обхватывают чуть холодную чёрную рукоять с выгравированными на ней серебряными лилиями. Другая рука отодвигает ножны, такие же чёрные и с серебряными лилиями, обнажая испачканное кровью длинное блестящее лезвие. Даже не помыла, горе луковое. Как она вообще ушла с ним в то утро? А если бы кто-то заметил? Вася сама хотела тогда его протереть, но Даша вцепилась в него так, будто он — продолжение руки. Этот кинжал покупался и дарился, чтобы быть атамом — одним из главных инструментов, использующихся во время магических ритуалов. Но что-то пошло не так. «Я сделала это. Понимаешь?» Вася жмурится. Понимала и понимает. На её месте она бы, скорее всего, сделала так же. На кухне Фёдор и Агата негромко переговариваются, и, судя по всему, никто из них не собирается уходить. Это хорошо. Она запирается в ванной вместе с кинжалом и всеми прилагающимися аксессуарами, отрывает пару нетканых полотенец и включает воду. Начинает осторожно протирать. От лезвия веет чёрным энергетическим подтоном, очень редким спутником светлой энергии травяных ведьм. Чтобы такое сочетание могло существовать, с ведьмой должно случиться дохрена всякого пиздеца (именно пиздеца, более лайтовые ругательства сюда не подойдут). Потому что чёрный подтон — подтон ненависти и смерти. А ведьмам, вообще никаким, убивать нельзя. Даже когда в канализацию стекают последние капли крови, Вася продолжает гипнотизировать взглядом кинжал, снова прекрасно выглядящий, будто его только что купили. Она помнит радость Даши после того, как он оказался в её тонких и нежных руках. Но помнит ещё и то, как она в полусознательном состоянии упала с ним в руки, едва переступив порог квартиры. Иногда Васе кажется, что она помнит слишком много. Уже собираясь сложить кинжал в ножнах и мешочке обратно в шкатулку, она замечает небольшой бумажный прямоугольник. Подцепив и перевернув его, она чувствует, как сердце на пару мгновений останавливается, будто собираясь умереть снова. Можно легко подумать, что бумажка осталась от производителя, но этот почерк Вася узнает из тысячи. «Спасибо, солнышко». Так просто и кратко, но всё же душераздирающе. Вася не понимает, за что и почему её благодарят. Понимает лишь то, что даже спустя годы, полюбив другого человека, она готова уничтожить каждого, кто хоть раз сделал больно Даше. Нет, она никогда не согласилась бы наступить на те же грабли и снова сойтись с ней, но быть любящей сестрой и надёжной опорой — с удовольствием. Вася стелет на дно подсохшее розоватое полотенце, сложенное втрое, сверху кладёт кинжал. Шкатулку закрывает и убирает в рюкзак, купленный пару дней назад. Надеется, что внушительного слоя других вещей хватит, чтобы скрыть её от чужого любопытства. Она решает отвлечься от тяжёлых мыслей и идёт на кухню. Интересно посмотреть на готовку Агаты, а заодно узнать чуть больше о ранее упомянутой Вере. *** Проходя мимо Агаты, Вася нагло заглядывает в сковородку. Там шипят кусочки мяса и, судя по цвету и консистенции, сметанный соус. Пахнет изумительно. Интересно, а все вампиры так хорошо готовят? Фёдор сосредоточенно читает томик Достоевского. Какая прелесть. Только не нужно быть самым внимательным человеком в мире, чтобы заметить, как часто его взгляд проходит сквозь книгу и останавливается на Агате, которая в это время вдохновлённо щебечет о делах общества. — Кстати, Верка на следующей неделе не сможет работать из-за сессии, — произносит она, на что мужчина закатывает глаза. Вася садится за стол с краю. — За каким чёртом мы вообще брали студентку на работу? Чтобы она пропадала каждые полгода? — Фёдор откладывает книгу в сторону, пристально смотрит Агате в спину. Что он там нашёл такого интересного? — Ты это у Вани, напарника своего, спроси, это же его родственница, — фырчит женщина, помешивая мясо, а затем жмурится и мотает головой. Её руки дрожат, а взгляд скоро прожжёт дыру в сковородке. — Опять что-то горит? Агата оборачивается. Фёдор заглядывает ей в глаза. Холодно и жутко. А потом, убедительно играя (играя! это слишком заметно) беспокойство, встаёт с места и обнимает её за плечи, а затем аккуратно выключает конфорку. — Я же говорил тебе, милая, что тебе не стоит с мигренью готовить. У тебя каждый такой раз сгорает вся еда. Давай я лучше на кухне постою, а ты полежишь в спальне и отдохнёшь? — его голос пугающе спокоен. Агата прикладывает руку к виску и кивает. Фёдор поглаживает её по голове. Они медленно уходят. Странно, Вася не чувствует никаких подозрительных запахов. Может, нюх подводит? Однако тщательное изучение кусочков в сковородке со всех сторон и даже на вкус приводит к неутешительному выводу — мясо полусырое, а значит, у Агаты снова галлюцинации. И Фёдор снова нагло этим пользуется. Зачем? Почему его не волнует ментальное состояние собственной жены? Неужели он не считает это проблемой? Конечно, не считает. Ослабленная психика — идеальная почва для манипуляций. Но опять же, зачем? *** То, что произошло через пару месяцев, она помнит даже спустя годы так детально, будто это было вчера. Начало недолгой, но борьбы двухсотлетнего главы вампирского общества и совсем зелёной журналистки-гибрида. Борьбы за чужую психику. *** Зайдя в квартиру, Вася слышит пронзительный крик, а потом негромкий плач. Терпения хватает только на то, чтобы снять ботинки, ноги уже несутся в комнату, где на полу стоит на коленях Агата, зажав ладонями уши. Она садится напротив. Агату трясёт, губы поджаты, по щекам ручьями текут слёзы. Но самое страшное — глаза. В них паника и горе. Они будто впитали в себя эти чувства полностью, забрав всё до последней капли у каждого разумного существа этой земли. В комнате прохладно. Встав, Вася закрывает распахнутое окно, через которое в комнату уже успело залететь несколько полусухих листьев. Снова галлюцинации в виде запаха гари? Попытка выветрить то, чего не существует на самом деле? Что делать, как вернуть её в чувства? И где чёртов Фёдор? Вася снова садится перед Агатой, пытается поймать её полубезумный взгляд, накрывает ладони на ушах руками, осторожно оттаскивает. Бесполезно. Она не здесь. Она — там. Там, где что-то горит, где боль и страх. В водовороте, который держит крепко и не может отпустить. Но действовать надо. Вася прислушивается. Агата тихо называет имена. Простые, крестьянские, если можно так сказать. Голос дрожит и срывается, кажется, он скоро сотрётся о тяжёлый воздух. — … простите меня, я была очень плохой. Я вас не уберегла. Вы все умерли из-за меня. Она вскрикивает и подпрыгивает, прижимая руки сильнее и жмурясь. Воет волком. Вася сглатывает и всё-таки ловит глаза Агаты. Они её не узнают. Она её ещё никогда не видела такой. Сломанной, перетёртой в крошку, убитой с особой жестокостью. Раньше она не могла даже подумать, что сильный вампир, проживший несколько веков, столетиями держащий своё место в руководстве вампирского общества, проводящий запретные ритуалы и способный вызвать страх у других, может впасть в такое сильное отчаяние. Что будет в беспамятстве говорить сам с собой и что перестанет узнавать мир вокруг. — Прекрати, пожалуйста, не кричи, не делай мне больно, скоро станет легче, ты умрёшь и не будешь мучаться, прости меня, прости, что не смогла тебя защитить, прости, все, кто причинил тебе боль, должны заплатить за это, и я тоже плачу. Не кричи? Опять кто-то кричит? Вася выпускает клыки и кусает пахнущее яблоком ледяное предплечье, попадает в вену, но кровь не пьёт, а резко отстраняется. Вампиры могут чувствовать боль, и план идеально воплощается в жизнь: Агата несильно, но отвлекается. Пока её потерянный взгляд пытается найтись, Вася убирает ладони с головы, сжимает запястья в своих пальцах и стучится в сознание: — Агата, Агата, вы слышите меня? Это Вася, я здесь, услышьте меня, Агата! Ноль реакции. Голова лишь вжимается в плечи, видимо, пытаясь хоть как-то заглушить крики и чужой голос. Надо продолжать пытаться. Вода камень точит. — Агата, Агата, очнитесь! А взгляд, кажется, нашёлся. Она снова погружается в себя — плачет с новой силой. Даже не плачет — рыдает. Сука. Вася делает ещё несколько попыток и понимает, что на своё имя она не реагирует. И начинает задыхаться. «Не смей называть меня Юлей. Это может делать только Наташа, понял?» С именем Юлия у Агаты какая-то крепкая связь, раз она так трепетно к нему относится. Простите, Агата, но у Васи нет другого выбора. — Юлия, Юля, вы слышите меня? Юля, услышьте меня! Она дёргается, но глаза по-прежнему затуманены. Подход найден, правда, работает недостаточно хорошо. Интересно, как Фёдор справляется с такими ситуациями? Мозг судорожно пытается анализировать. Действительно, с именем Юлия Агата быстрее очухается, но времени не так много: ещё несколько минут, и она, скорее всего, задохнётся. Юлия и Юля не подходят. Может, помогут ласковые варианты? И голос не требовательный, мягкий, чтобы не напугать. Юлечка тоже не даёт нужных результатов. — Юленька, возвращайся домой, — Вася вкладывает в эту фразу максимум осторожности и нежности, и Агату наконец-то выкидывает в реальность. — Агата… а, это ты, — секунду в её глазах блестит надежда, которая резко сменяется грустью. Дыхание медленно выравнивается. Взгляд всё ещё плывёт, но уже точно здесь. — Простите меня, пожалуйста, что я вас назвала Юлией, вы просто не отзывались больше никак, — взволнованно говорит Вася, помогая Агате встать. Её чуть качает, но на ногах стоит довольно крепко. — Если будешь молчать, я забью на это дело, — голос подрагивает, в нём ни капли той силы разговора с Фёдором, но Вася твёрдо решает хранить гробовое молчание. Юлия останется в этом дне и в этой ситуации раз и навсегда. — Спасибо. Агата устало улыбается, и в душе разливается приятное тепло. Это «спасибо» ляжет на соседнюю полку с «Спасибо, солнышко» в мёртвом, но ещё живом сердце. Впервые за несколько минут получается спокойно выдохнуть. Вася смотрит поверх головы Агаты и замечает в углу чужой взгляд, холодный, как металл. Фёдор, лёгок на помине. Всё это время он тихо скрывался в комнате и никак не реагировал? Точнее, не так. Всё это время он тихо скрывался в комнате и никак не реагировал. Точка, а такая, что кровь в жилах стынет. — Давайте я вас отведу умыться. Уводя Агату в ванную, она видит, как Фёдор медленно качает головой.