Любовь в глазах твоих

2 года спустя. Германия встретила солнечной погодой и своей прекрасной, по-особому уютной атмосферой. Выстроенные камнем и белым кирпичом здания с острыми крышами красовались в утренних лучах, демонстрируя только прибывшим своë величие. – Как красиво... – с трепетным восхищением произнëс Ленский. – Я скучал по этим местам. Онегин и сам невольно залюбовался аккуратно вымощенными улочками и стоящими вдоль жилыми домами вроде и строгой постройки, но приковывающие взгляд. – Такие идеалисты, эти немцы, – сказал он, тихо хмыкнув. – Это правда, – согласился Ленский, в ответ улыбнувшись. – Нам сюда. Владимир свернул на одну из улиц. – Почти пришли. Долго, очень долго уговаривал он Онегина выбраться из их деревеньки под Петербургом и в Германию переехать. Пришлось расписывать все плюсы, даже преувеличить немного. Хотя, он и этого мог не делать, ведь знал, что если будет сильно-сильно просить что-то, Онегин поворчит немного, но согласится в итоге. Нет, он очень любил тот прелестный уголок, но Германия была его родиной, просто так сложилось, что вырос он в России. Жаль, наведываться сюда выпадало мало шансов ранее. Но вот, наконец, возможность появилась перееехать сюда насовсем, и Ленский, конечно, за неë ухватился. – Пришли, – объявил Владимир радостно, останавливаясь напротив одного из кирпичных особнячков, ограждëнных резными воротами. Свиду дом совсем небольшим казался. Как выяснилось, и правда лишь казался. Места внутри было очень много, хоть каждый день банкеты или балы устраивай. Когда Ленский озвучил эту свою мысль, Онегин так забавно поджал губы и нахмурился, что юноша не удержался и рассмеялся тихо с примиряющим «шучу». Только обойдя все комнаты и вдоволь навосхищавшись, Ленский за распаковку вещей взялся. – Поможешь мне? – обратился он к стоящему возле окна Онегину. – Повесить тëмные шторы нужно будет, – заметил Евгений, к юноше подходя и придвигая к себе один из чемоданов. – А ты совсем не меняешься, – по-доброму усмехнулся Ленский, берясь за связки книг, что в отдельной коробке лежали. Онегин, ухмыльнувшись, сзади к юноше подходит и обнимает, окольцовывая талию руками, к себе вплотную прижимая. – Хочешь, чтобы я изменился? – шепчет он протяжно, над самым ухом, выдыхая и вновь ухмыляясь слышимо. – М-м...Нет... – Ленский глаза прикрывает и голову невольно чуть откидывает назад, когда губы Онегина в лëгком поцелуе касаются шеи, а ладони его скользят с талии медленно вниз, по бëдрам. – Онегин, прекрати... – дыхание немного участилось, на щеках выступил неизменный румянец. Будто и не два года они вместе, а всë ещë два дня. Он не может перестать смущаться, не может перестать таять даже от самых невинных прикосновений, не может не приходить в трепет, когда шëпот его томный слышит. – Ты меня... отвлекаешь. – Ах, вот как, – говорит Евгений тихо, возвращая руки обратно на талию. – Ну прости меня, грешного. Ленский улыбается, выдыхая, доставая из коробки книгу последнюю, она даже не в связке была, а одна, на дне коробки. – А я уж думал, что ты забыл про неë, – говорит Владимир, любовно проводя пальцами по обложке и по слегка выцветшим страницам. Это тот самый томик со стихами Байрона. Самое первое и самое ценное воспоминание. – Ну что ты. Конечно, я не забыл, – отвечает Евгений, накрывая ладонь юноши своей, аккуратно их пальцы переплетая. – Только вот стихи у него грустные, – Ленский книгу закрывает и к Онегину поворачивается. – А я сейчас счастлив. На носочки приподнявшись, Евгения обнимает, чувствуя, как тот обнимает с готовностью одной рукой в ответ, а второй бережно его волосы перебирает. – Очень счастлив... – шепчет поэт, закрывая глаза. * * * – Оля выходит замуж, – сообщил Владимир, читая письмо, утренней почтой сегодня пришедшее. – Ты едешь на свадьбу? – спросил Евгений, от книги читаемой не отрываясь. – Конечно, и ты тоже. – Ещë чего не хватало, – проворчал Онегин, но Владимир и не слушал уж, следующий конверт распечатывая. За пару недель, что прошли с переезда, Онегин и Ленский обжились немного, привыкли. Онегин не мог не признать, что здесь довольно уютно и комфортно жить. Заметил, что люди в Германии хоть и придерживаются строгих правил во всëм, но намного приветливее и улыбчивее россиян. (Да, Ленский уговаривал Онегина ездить с ним повсюду). – О, от Ростовского, – улыбнулся Владимир, высвобождая из конверта несколько листов пергамента. – Как много... Уже со второй строчки Владимир полностью в чтение погрузился, улыбка с лица не сходила, он иногда даже смеялся чему-то тихонько. Онегин давно про книгу забыл, хмуро наблюдая за Владимиром и за его улыбками радостными. В один момент не выдержал, вздохнул, поднялся с кресла и скрылся в другой комнате. Вернувшись, рядом с юношей сел: – Тебе ещë одно письмо. Ленский прервался неохотно, переводя вопросительный взгляд на Онегина, а потом на протянутую им маленькую, сложенную в два раза записку. – Что это такое? – спросил он, взяв листочек и развернув его осторожно. Тут же абсолютно счастливая улыбка заиграла на губах его, когда он на Евгения посмотрел. Взгляд искренней, нескрываемой нежностью наполнился, красивые карие глаза знакомо блеснули. В записке же две строчки всего написано было: «Я очень сильно тебя люблю. Твой Онегин.»