Афенфосмофобия

Малия, всё-таки, пошла с нами, прихватив с собой того смазливого кучеряшку. К слову, в полный рост парень выглядит довольно напитанным, поэтому они создают гармоничный образ. Я не разбиралась, кем они приходятся друг другу, потому что, когда русоволосая знакомила его со всеми, я крепче сжимала тёплую ладонь Стайлза и представляла, как сильно хочу остаться наедине. Это дикое желание, возникшее совершенно спонтанно, сейчас давит мне на грудь. Оно больше об уединении, чем о разврате, о долгих ночных разговорах и тёплом чае. Скорее всего, я полезу целоваться первая, ведь и эта часть заворачивает меня в багровое одеяло не хуже романтики. Мы заранее обсудили пункт назначения, который всем пришелся по вкусу. Небольшой паб с интерьером австрийского классицизма. Посадочных мест внутри довольно много, но площадь остается просторной из-за удачного расположения столиков. В этот раз, стоя у порога, я впервые не думала о том, как бы усадить свою задницу в самом дальнем углу. Конечно, эта мысль посетила меня уже внутри, но это лишь подчеркнуло то, что я искусственно создаю свой страх. — Давайте здесь! — Эллисон подбежала к деревянному столу возле барной стойки, который тускло освещал прожектор. Я все ещё мертвой хваткой впивалась в мужскую ладонь, чтобы не потерять его. Поэтому или нет, мы сели рядом, хотя если бы не хватало стульев, я бы с радостью примостилась у него на коленях. Конечно, нам приходится разлучить руки, как только смазливая официантка приносит меню. Девушка сдувает прядь волос со вспотевшего лба, а затем переводит взгляд на нас. — Добрый вечер! Поздравляю! — она подмигивает — хочу подчеркнуть — моему Стайлзу, словно совсем не замечает бешеную энергетику вокруг рыжих волос и адски зеленых глаз. Мне порядком надоели эти сегодняшние девчонки, которые так и норовят отломить лакомый кусочек. И пока я пытаюсь подавить любую агрессию, парень кладёт свою руку на мое колено и спокойно заказывает напиток, проигнорировав поздравления. Не знаю, оказывалась ли Эллисон в подобных ситуациях, но эта вызывает у неё смешок, подобный тому, когда я рассказывала ей, что никогда не найду парня. Она всегда заливалась смехом и твердила, что я глупая, отрицающая реальность феминистка. — Нам три «мексиканских пляжа», — Малия уверенно заказывает коктейль с названием, которое мне абсолютно не импонирует, но оказывается, что она уже решила за нас с Элли, и как вы уже поняли — отстаивать личные границы я ещё не научилась, поэтому мне приходится молча согласиться с выбором. — Это вкусный коктейль, к тому же, на основе текилы. — Она достает телефон, показывая мне фотку себя, не в трезвом состоянии и кое- как стоящую возле бассейна. — Это после него, — а затем удушливо смеётся. Было ли это решающим моментом, после которого появился пунктик «это единственное, что я выпью за вечер», или отсчет начался после второго коктейля? Точно не вспомню, но еще пара неудачных кадров с моим участием появились на телефоне Малии. Напиток, кстати, не столь ужасный, сколько его рисовало мое воображение. Сносный, с приятной горчинкой грейпфрута. Мне нравилось, что людей здесь было ровно на количество посадочных мест. Играла приятная музыка, что-то из последних хитов, которые редко крутят по радио. Я даже отбивала пальцами ритм и кивала в такт головой. — Не устала? — меня как-то вырвало из контекста диалога, который до сих пор звучит на фоне его шепота. Словно ледяной водой окатило, как только я ощутила дыхание возле уха. Отрицательно качаю головой, прокручивая стакан на деревянном столике. — Лидия, ну ты же помнишь, что я тогда сама выбралась из комнаты?! — Арджент пинает меня в плечо, чтобы я подтвердила ее правоту в споре. Мы как-то проходили квест, на ее день рождение. Нас закрыли в бутафорной квартире, и задачей было найти ключ, который Эллисон успешно потеряла на полпути. — Да! — Нет, в кромешной тьме я лазила на всех своих конечностях, ободрав колени, в поисках маленькой гайки, которая и являлась победой. Но кареглазая светила фонариком с мощностью настольной свечи, так что мне ничего не стоит сделать ее героиней. Скотт толкает стакан с жидкостью, которая переливается и нагло ополаскивает телефон этого кучерявого друга Малии. — Черт! — Парень хватается за девайс, отряхивая его над собой. — Прости, чувак! Я не хотел! — МакКолл кидается на помощь, суя кучу салфеток, под звонкий смех его девушки. Парни пытаются реанимировать гаджет, но он и так неплохо работает, ведь мельком я замечаю горящий дисплей, поэтому расслабляюсь и делаю еще глоток. — Пошли со мной? — Он протягивает руку, скорее зная, что я не могу отказать или не могу не согласиться, в любом случае — исход один. — Мы сейчас, — Стилински заставляет всех обратить на нас внимание, словно кому-то есть дело. Ребята кивают, продолжая рассматривать телефон, а я просто следую за ним в полном недоумении. Мы выходим на улицу, и меня обдувает тёплый воздух, настолько, что в первую секунду ты задыхаешься, а затем совсем не чувствуешь температуры. — Мы сбегаем? — черт его знает, почему я решаю озвучить самую глупую мысль в своей голове, но мы прошли достаточное расстояние, чтобы не вернуться. Я даже тихо хихикаю, мечтая оказаться в нюдовом кино. — Надеюсь, тебя не пугают темные улицы? — Стайлз вроде бы смеётся, но, с другой стороны, мне действительно стоит опасаться. Меня расслабило, и это не поездка в Мексику, как обещала Тейт, но что-то с похожими ощущениями, именно поэтому я не сопротивлялась бы похищению. Вернее, я была бы не против такого исхода событий, ведь полностью ему доверяю, больше чем себе, даже при таком повороте событий. И как удивительно нас окутывает магия связи. Сидя за столиком, в кругу друзей, я ощутила неистовое желание испариться, а затем он просто помогает мне сбежать. Учитывая мое прошлое и то, что сейчас происходит, — я абсолютно не насытилась, если это вообще возможно, его присутствием. Каждый раз словно последний, а следующие касания все таинственнее и приятнее. Я предполагаю, сегодня должно случиться что-то очень сокровенное, будь то разговор, который останется забытой стрелкой на часах, или первый секс, а может, я снова сойду с ума. Любая из этих вещей вызывает тремор моих конечностей и тахикардию. Ну, знаете, словно начало панической атаки или тревоги. Где-то на этих мыслях я увидела знакомый дом. — У моего отца есть пара заначек, если хочешь выпить. — И даже не знаю, стоит ли мешать мексиканский коктейль с чем-то из темного шкафа Стилински. Я об этом пожалею или даже не соглашусь на крепкую авантюру алкогольной романтики. Хотя для приличия или все же из-за юношеского максимализма я прошу налить мне джин. А затем делаю глоток и морщусь от странного вкуса полевых трав, меня даже начинает тошнить от контрастного запаха. Усаживаюсь на кухонный гарнитур, немного подпрыгивая, чтобы взобраться. — Почему именно скорость? — Это был первый из задуманных мною вопросов. В целом их ещё около тысячи штук, но растяну эстафету на дни недели. — Хотелось сдохнуть. — Его слова совсем не пропитаны суицидальными мотивами, хотя звучит именно так. Он делает глоток и ставит прозрачный стакан на стол, всматриваясь в мое лицо. — А оказалось — это то, что смогло остановить меня, — парень улыбается, подходя ближе ко мне, но не нарушает личных границ. Я понимаю его: нам всем порой хочется задохнуться от чертовой жизни. — Почему? — не думаю, что мне нужно уточнять, о чем я. — У меня умерла мама. — Кажется, это больше не вызывает в нем столько боли, как раньше. По правде говоря, во мне тоже. Не думаю, что дело во времени; нужно найти что-то, что заставит тебя вновь ощутить улыбку. У него скорость, у меня он, который мчит более ста пятидесяти километров в час. И все же, мне не стоит забывать о жутком дереве за окном. Я поворачиваю голову на девяносто градусов, чтобы разглядеть его получше. — Что это за мрачное растение? — киваю в сторону объекта и обращаю внимание на Стайлза. По классике жанра следует его улыбка, от которой я на пару секунд забываю, о чем спросила, но в миг возвращаюсь в реальность. — Это яблоня, она уже как года три не цветёт. — Он разворачивается ко мне полностью, облокачиваясь о стол и складывая руки на груди. Всего лишь яблоня, а я уже накрутила себе, что это жуткое дерево способно разрушить меня изнутри. — Иронично, — хмыкаю себе под нос, устремляя взор на брюнета. — Добывал яблочный сок? — Мне становится смешно от того, насколько чертов фрукт изменил мою жизнь. От «ненавижу связь» до тихого «я люблю тебя». Мы, кстати говоря, так и не обсудили наши чувства. Возможно, этого и не стоит делать, ведь все уже сказано, но мне почему-то кажется, что после таких признаний следует нечто волшебное. — Перестань так смотреть на меня! — Я заметила его взгляд ещё когда размышляла о яблоках, но он так и не прекратил рассматривать меня. — Почему? — Его улыбка становится шире, пока он медленно направляется в мою сторону. Не знаю, отчего, но внутри зарождается щекотка, словно я поднимаюсь ввысь на шатких качелях. Парень становится в сантиметре от меня, обжигая дыханием лоб. И, возможно, после нескольких секунд такой близости у меня появится испарина. — Просто не смотри… — Не знаю, почему он не должен этого делать. Ему нужно прекратить, иначе я взорвусь и никогда больше не соберу осколки. Мой пульс заметно учащается, и дыхание становится неровным и тяжелым. Мы уже были близки, я помню его вкус и температуру тела, но это все было «до». Его руки располагаются по обе стороны от меня, не давая мне ускользнуть. Конечно, я и не собиралась этого делать, но когда все пути отхода испаряются, мне становится ещё нервознее. Стилински накрывает мои губы своими, и, как это обычно происходит, мое тело покрывается сотнями мурашек, а сердце уже готово стать донором. Из мыслей остается лишь одна — «моя очередь сбегать». Тяну его горячую ладонь, буквально вспоминая координаты его комнаты. Итак, вверх, затем вторая дверь слева — и остановка моей кардиограммы. Атмосфера кажется невесомой. «Так было всегда». Это звучит в моей голове, когда он без лишних слов притягивает меня к себе. Касания слишком приятны, и я чувствую очередную эмоциональную волну. Что, черт возьми, ощущает он? То же, что и когда держит руль или вспоминает маму, когда листает журнал или поедает сладкие маффины? Нежность. Я считываю это в карих глазах, как лучший искусственный интеллект. Конечно, на его лице присутствует ухмылка из-за моей неопределенности: во взгляде, в движениях, в этой комнате и жизни в целом. Но меня окутывает тепло его тела, и больше ничего не имеет значение. Пусть гаснут фонарные столбы, к черту электричество и, может быть, когда планета потерпит крах от очередного метеорита, я останусь здесь. Продолжу так же небрежно хватать воздух, пытаясь выжить в его теплых руках. Расслабься. Твержу это последние пару минут, чтобы получить то, что он желает мне подарить, и дать ему то же самое. — У меня никогда не было. — Шёпот — это то немногое, что я могу сделать со своим голосом сейчас. Кажется, это было важным — предупредить его о моей неумелости или скорее диком страхе перед процессом. Это интимнее всего на свете, даже самой охраняемой картины Микеланджело или да Винчи. Это не просто секс. С ним не может быть «просто». Это словно сплетение двух вселенных воедино. Он почему-то останавливается, медленно оттягивая время, а за ним и терпение. — Просто останови меня, — он говорит это тяжело дыша, но сдерживая себя, чтобы я осознала серьезность его намерений. Я чувствую, как он хочет меня. Больше, чем узнать, что будет после жизни, больше, чем я могу себе представить, черт возьми. Думаю, мы на одном уровне желания, только у него яркая смесь страсти, а у меня в добавок страх. Парень продолжает поглаживать мою талию и оставляет мягкие поцелуи в районе ключиц. Кажется, я начинаю узнавать, от чего могу потерять сознание так быстро, что стоит ему ещё пару минут изводить мое тело — и мне конец. Сладкая и ванильная смерть. Брюнет кладёт меня на прохладное одеяло, нависая сверху. Знаете, у меня внутри такие бабочки порхают, не удивительно, что детей приносят какие-то аисты. У нас происходит зрительный контакт, который затягивается на вечность. Не знаю, какими были его глаза до сегодняшней ночи, но в них нечто пугающее и желанное одновременно. Словно у меня стокгольмский синдром и я напористо целую своего мучителя. Да и плевать, мне срочно нужна добавка. Мужские руки стягивают мою футболку, а я лишь помогаю ему избавиться от тесных тряпок. Он прокладывает влажную дорожку поцелуев от шеи до пупка, и я не могла представить, насколько сильно умею выгибаться. Это происходит рефлекторно, словно Стилински нажал красную кнопку, ту, которую ни в коем случае не стоило нажимать. Парень остаётся между моих ног, проводя пальцами по лиловому кружевному. Мой любимый цвет, и похоже не просто так. Брюнет на секунду улыбается, переводя на меня взгляд, словно убеждаясь, что я все еще жива. Ох, черт! Он задевает мои трусики кончиком пальцев и нежно стягивает их вниз. Меня мигом окутывает смущение и нахлынувшие мысли о том, как я выгляжу. Мои ноги автоматом сжимаются таким образом, чтобы никто не сумел разглядеть наготу. Возможно, он заметил мою не скрытую панику, а может, просто знал, что так будет. Стайлз притягивает меня к себе, проводя рукой по моим волосам. Мне даже приходится прикрыть глаза от удовольствия близости. — Ты прекрасна, — он произносит слова у моего уха. Тело в миг покрывается мурашками, а по спине проходит легкий холодок. Брюнет продолжает мурчать комплименты, от которых хочется провалиться сквозь землю. Это дурацкое чувство важности в его объятиях съедает до мозга костей. Я расслабляю тело, прекратив держать себя в клетке неуверенности, ведь стоит ему лишь взглянуть на меня, я вижу свое отражение в почерневших от страсти глазах. Оно совсем не такое, каким я запечатлела его в зеркале своей комнаты. Юноша бороздит руками по бархатной коже, очередной раз спускаясь вниз. И чем ниже его поцелуи, тем сильнее трепещет сердце. Я протягиваю руки к его вьющимся волосам, слабо натягивая их от удовольствия. Он проводит ладонью вдоль внутренней стороны бедра, обжигая меня горячим дыханием. Казалось бы, всего-то выдох, но у меня от него сводит мышцы. Тёплые руки слабо касаются моего естества, но я в полной мере ощущаю все поры его кожи. Не знаю, от чего дергаюсь, но Стилински сразу обращает на меня внимание, даря уверенность в том, что знает, как должно быть. И я без понятия, что движет мной в этот момент, но мне безумно хочется участвовать в процессе. Вылезаю из-под его тела, упирая парня лопатками в стену. Его заинтересованный взгляд лишь подкрепляет мое желание. Кое-как усаживаюсь на него сверху и дрожащими руками пытаюсь расстегнуть чертов ремень. Никогда их не носила и с этого момента ненавижу клятую вещь еще больше. Моя уверенность начинает испаряться после третей попытки — и такой же тщетной. Возможно, я слишком заметно начинаю нервничать. — Полегче, — Стайлз говорит это тихо, с нотками заботы, хотя я видела его дурацкую улыбку, пока он наблюдал за моими действиями. Его руки бережно обхватывают мое лицо, притягивая к себе и даря мне поцелуй. Я бы даже не назвала это поцелуем, ведь здесь нечто большее, сокровенное и потаённое, что могу прочувствовать лишь я. Не знаю, насколько он ловок в расстегивании ремней, но, кажется, у него выходит это за пару секунд, как и в момент нашего первого поцелуя — с ремнем безопасности. Это происходит внезапно, когда я оказываюсь прижата к совершенно нагому телу. Меня переполняет смущение, и я, словно конституционный закон, прошу не нарушать правило. «Только не смотри вниз». К слову, я краснею от ощущения его у себя между ног, и это уже не кажется забавным или чем-то с отметкой 18+, а вполне реальным желанием. Я начинаю ощущать влагу под собой, и это заставляет меня напрячься, как провинившегося ребёнка. Действительно, черт возьми, нужно было прочитать ту статью о первом сексе, чтобы не выглядеть дурой. Подготовиться морально к тому, что я могу чувствовать психологическое сопротивление своей страсти. И знаете что? Я все же опускаю взгляд, невинно рассматривая нас снизу, а затем резко обращаю внимание на довольного парня. Не знаю, что именно вызывает в нем столько интереса, но меня даже заводит то, с какой нежностью он следит за моим поведением. — Стоп? — кареглазый не разрывает зрительный контакт, лишь поправляет прядь выпавших волос. Я чувствую, как его пальцы дрожат на моем лице, возможно, он так же, как и я, просто не может совладать с эмоциями. Прикрываю глаза, сильнее тулясь к его телу, и отрицательно качаю головой. Я хочу его всего и полностью, да так, чтобы после меня остался лишь пепел и ни следа от былого смущения. Брюнет стаскивает меня с себя, словно куклу, кладя на спину, и вновь оказывается лидирующим. Я думаю, что так даже лучше, ведь я совсем не понимаю, в каком направлении двигаться. Он спускается ниже, продолжая то незаконченное, что я нагло прервала. Его язык скользит по внутренней стороне бедра, оставляя влажную дорожку и ряд мелких мурашек. Возможно, в этот момент или следующий, когда он касается меня прямо там, я решаю достаточно расслабиться, ведь здравый рассудок покидает меня, оставляя лишь сладкий привкус его губ. Издаю стон от манипуляций, которые он проделывает снизу, не желая прекращать это. Я чувствую даже малейшее изменение траектории его движений, каждое из которых взрывается во мне по клетке. Мой кулак сильнее сжимает и так мятую простынь до посиневших костяшек. Кажется, если бы отец Стилински вошёл в дом, начал ремонт и включил добрый металл, ничего не изменилось бы в нашей комнате. Я притягиваю парня к себе так, чтобы его губы сравнялись с моими. Сжимаю его талию между своих ног, напористо целуя и блуждая руками по массивной спине. Казалось бы: Калифорния, Антарктида, Европа, но все карты мира летят к чертям, когда я провожу ногтем карту его родинок. Мужская рука опускается вниз по талии, касаясь меня там, где я и сама редко бывала. Я ощущаю палец внутри себя, выгибаясь в спине и сжимая одеяло. Даже не успеваю разобрать, боль это или невероятное удовольствие, но полностью пропитываюсь любыми ощущениями. Брюнет продолжает целовать каждый сантиметр меня, оставляя жгучие следы на память. Стайлз аккуратно устраивается между ног, пока мой смущенный взгляд блуждает по его телу и опускается чуть ниже, поэтому чувство стыда вновь закрадывается внутри, но уже позволяет расслабиться. С этого момента я не думаю о маме или связи, о бытовых мелочах, лишь чувствую его внутри себя — и все мои силы уходят лишь на то, чтобы не разорвать постельное или не оставить глубокие следы на мужской спине. Жадно впиваюсь в его губы, кусая их до крови от неприятных ощущений снизу. Острая боль смешивается с приятным нытьем, и я запрокидываю голову, выдыхая воздух до остатков. Ощущаю, как его рука касается моего подбородка, заставляя меня смотреть на него. И я бы ещё тысячу раз сошла с ума, заглянув в эти чертовски ласковые глаза. — В порядке? — его шепот щекотно отбивается от моих горячих щек, и мне снова хочется не дышать. Аккуратно киваю, сдерживая стоны и концентрируясь на моменте, когда тянущее чувство заменяется легким трепетом внутри и сладкими ощущениями наслаждения. Слышу его сбившееся дыхание и несмелый стон, отчего по телу разрастается тепло. Брюнет сковывает движения моих кистей, накрывая их своей ладонью. Толчки становятся нежными, от чего я перестаю чувствовать что-либо, помимо удовольствия. Внутри нарастает количество упущенных бабочек, и я давно не даю отчёта децибелам своих стонов. Моя кожа покрывается мурашками, а тугой узел развязывается. По мне прокатывает волна электричества, слишком приятного, чтобы молчать, и сокровенного, чтобы посмотреть ему в глаза. Плотно сжимаю веки, выплевывая громкий крик, ощущая пару толчков в себе, а затем чувствую влагу на животе и глупо улыбаюсь. Дурацкая улыбка продолжает красоваться на моем лице, в то время как внутри бушует ураган, состоящий из стеснения и стыда. Притягиваю одеяло ближе, в попытках скрыть наготу и оставить в памяти лишь след поцелуя и тепло его касаний. Все мое лицо покрывается румянцем, говоря все за себя. И все ещё не решаюсь взглянуть на него, но уверена: он без стеснения рассматривает меня. — Иди ко мне, — юноша протягивает махровое полотенце цвета слоновой кости, и как только я подаюсь вперед, укутывает меня в него. Мама всегда делала так в детстве после приема горячей ванны, поэтому помимо других чувств появляется ещё одно — ностальгия. Он также помогает мне встать, хотя я действительно не нуждаюсь в опеке, но все же подаю ему руку. Я держусь, не хуже солдата на поле, хочется даже заплакать от необыкновенной гордости за себя. — Побыть с тобой в душе? — Не знаю, зачем он спрашивает, ведь теперь имеет значение лишь его отсутствие. Я слабо киваю, сжимая его предплечье, словно старушка после операции, но не намерена расставаться с его кожей так быстро. Я помню, он задавал еще тысячу вопросов пока тело обжигало горячей струей воды, а я просто слушала его голос из-за шторки, мечтая проводить так каждый чертов вечер.