высокопарно и по-дурацки

джису застревает на лестничных трибунах, как самая последняя лузерша, потому что ее голова шатается, а ноги смешно плывут по паркету пола. абсолютно киношный директор смит показушно наблюдает за вырвиглазным пьяным месивом и слепо не замечает его же. спирт во рту бьет зубы синим пламенем; у джису горят уши – напиваться впервые немного страшно – и режет гортань. "школьные вечеринки – полное дерьмо," – думает джису. – особенно те, где есть розанна пак, девочка с именем из симулятора от первого лица, именем для персонажа клуба роматики. джису смотреть на нее больно, страшно и весело. свет рассыпается на колюще–режущие осколки, такого неживого, приторно-яркого, бросающегося в глаза; розэ плывет в малиново–маренговом мареве, она отражается на любой поверхности в неоновом хаосе. перед глазами джису застыл почти что калейдоскоп. джису тавтологично замечает, что не замечает никого в пьяном цветном вырвиглазном месиве, кроме роээ. джису смотреть на нее обжигающе хочется. она цепляется взглядом за дурацие ломкие волосы розэ, длинные и неровные, поглощающие свет, глупые родинки, разбросанные по коже, тонкие плечи, узкую шею. розэ плывет в синем шторме. на ее лице блики от дешевого диско шара, заказанного с алика, — джису следит, как один из них, самый проворный, скользит по шее, опускаясь к груди, и задыхается; на платье, самом дурацком из всех тех, что джису когда-либо видела, цвета последнего вздоха жако, с торчащими неровными швами и отрезным рукавом с прозрачным фатиновым буфом на левой руке, тропическими птичками кружат блики и отблески. джису поломанные семнадцать, когда она чувствует, будто вся ее жизнь — саргассово море всего человечества. сюда стекаются изгнанные из тщательно обставленных парадных комнат предметы, поломанные статуэтки, разбитые вазы, вечные грамоты об активном участии, победе в номинации, прочие глупости-дурости, чувствует, что застряла на трибунах, пока в вырвиглазном пьяном месиве торопливо, вечно опаздывающее, клишировано глупо течет жизнь. этого в мемуарах не будет. джису – кривые, неловкие буквы, торопливо прилипшие, прискотченные, залитые клеем, поплывшие; клетчатые юбки, многоэтажками наваленные друг на друга, свинцовые, ртутные, аспидно-серые; отглаженные пиджаки с дизайнерскими запонками, брюки со стрелками, выверенные линии галстука и костюмов, черное маленькое платье, кислотно бьющее, отравляющее, сдавливающее, душащее, колкое; улыбка без излома, ровная, глупая, плавная, скулящяя, очаровательная. джису – привычка срывать колючие корочки кровоточащих ранок. мазоли. шрамы. тонкие щиколотки, хрустящая кожа ладоней, изнывающая, иссохшая, истрескавшаяся. малиново-маренговые капилляры, лиловые нити-вены-путы, разросшееся по телу густой кромкой засохшего дерева. холодные ступни. джису – привычка оставлять завядший чай, потрескавшейся краской гниющий на доньях кружек. ненависть к кофе. она (не)иронично плачет в туалете, пока кеша поет "die young", а кафель морозит ей кожу. джису – это серое спаянное небо, безоблачное, давящее, размазывающее, пустое; на нем, вместо звезд, скрипящие гайки мутно–мягко поблескивают, отражаясь на волосах розэ, длинных и неровных, поглощающих свет, похожих на праздничную мишуру, дождик, горящие гирлянды. джису блядские семнадцать, когда она чувствует, что ее сердце по-глупому замирает, бьется, прыгает. кривые, неловкие буквы, торопливо прилипшие, прискотченные, залитые клеем, поплывшие, прилипли к небу во рту вместе с горящим булькающим спиртом. она ими давится-душится. джису семнадцать, она давится пустым бессмысленным бездумным максимализмом, постыдными влюбленностями и нескладными буквами, прыгающими в слова. она пьяна и ее мысли разрознены, разорваны, сбиты. думать совсем не хочется; мысли тягучей патокой вытекают изо рта, повисая в воздухе, оседая в нем. сползая с трибун, вываливаясь в вырвиглазную кучу, джису медленно снует меж прилипшими друг к другу старшеклассниками. она по-глупому отчаянно ищет фатиновые буфы цвета последнего вздоха жако. в малиново-маренговом мареве разгорается пожар: джису вспыхивает, как спичка, мнительно задыхаясь от своей нелепости. она затухает, когда все же выискивает ее. ей семнадцать, когда она впервые целует розэ. она тонет