Под ногами хлюпала вымоченная дождём тропа, отпечатывающая в себе следы крепких массивных ботинок. За стеной серебряных капель, что, не прекращая, срывались с облаков, было непросто разглядеть хоть что-то в радиусе пары десятков метров. Единственным, за что Сэм упорно цеплялся взглядом, в промежутках между тем, как пытался удержать своё тело в прямом положении на постоянно разъезжающейся под ногами земле, была долговязая фигура его напарника, идущего чуть впереди. Тот ступал осторожно, а на его плечах покачивалась накидка, полы которой время от времени взметались от стремительных порывов ветра. Рюкзак — такой же, как у Сэма, был заполнен десятком контейнеров с яркими бирками «хрупкий груз», которые особенно чётко выделялись в общей безрадостной серости, а к карабину на чужом поясе был прикреплён мерно жужжащий транспортёр с парой огромных бочек.
Хиггс Монаган собственной персоной. Расскажи кто-нибудь Сэму несколько лет назад, что в один из дней он будет тащиться по бездорожью с башней тяжелейших грузов за спиной и ещё с транспортёром на привязи в обществе главы террористов, который при этом не будет пытаться его убить, а как раз наоборот, станет делить с ним кров и постель, он бы вдарил этому шутнику прямо в рыло, невзирая на тогда ещё актуальную гаптофобию.
…Но вот как интересно складывается жизнь. И теперь казавшийся невозможным сценарий стал абсолютно обыденной реальностью Сэма Портера Бриджеса — легендарного доставщика, объединившего всю страну против массового вымирания.
Хиггс впереди чуть тормознул, выглянув из-под капюшона и обернувшись, жестами показал, что они почти пришли к пункту назначения. В такой ливень открывать рот не было смысла — слышимость, как и видимость, стояла практически нулевая. Сэм мог лишь кивнуть в ответ, замечая вдали серую тень вытянутого здания — распределителя к югу от Озёрного узла. Осталось совсем чуть-чуть.
Бриджес поправил впивающиеся в плечи лямки, с кряхтением чуть сместив груз на спине, и обернулся, мельком глянув на свой битком забитый транспортёр — кажется, все грузы были в порядке. Налажать было нельзя, иначе вся проходка стала бы ни чем иным, как пустой тратой времени и сил.
Это был очень серьёзный и ответственный заказ. Честно сказать, теперь они только за такие и брались. Статус уже не позволял Сэму, как раньше, скакать по окрестностям, словно горному козлу. Не только в плане его общей важности для Америки (хотя будь ему кто угодно свидетелем, он не задирал нос и до сих пор не видел ничего зазорного в том, чтобы пробежаться по региону с каким-нибудь маловажным заказом на плюшевых криптобиотов), но и статус семейный.
Оставлять Лу на кого бы то ни было не очень-то хотелось, хотя все многочисленные «дядюшки» и «тётушки» малышки на удивление хорошо с ней справлялись. У Дэдмена так вообще забирать своего же ребёнка приходилось едва ли не с боем. Но, даже зная, что дочь в безопасности и окружена вниманием, Сэм не мог оставить её одну надолго. Он даже подмечал у себя что-то вроде фобии, которая проявлялась в том, что уходить слишком далеко и надолго от Луизы ему было невыносимо — его ломало, словно героинового наркомана без дозы, и он делал всё, лишь бы поскорее расправиться с делами, вернуться домой и наконец-то почувствовать на своих небритых щеках крохотные ладошки и услышать звонкий девичий смех.
Ему оставалось лишь надеяться, что он не станет чрезмерно душить дочку своей заботой, особенно когда та станет старше.
…Так что, будь возможность, он и сейчас ни за что бы не оставил Лу в загребущих руках Дэдмена и не потащился бы в такую даль — надрываться от тяжести и мокнуть под дождём. И уж точно не поволок бы с собой Хиггса, если бы мог унести такое большое количество грузов в одиночку… Но некоторые заказы просто обязаны быть выполнены, даже если никто из штатных курьеров не рисковал их брать, и это был именно такой случай.
Ситуация сложилась из ряда вон: какой-то сильный то ли сбой, то ли скачок напряжения в хиральной сети вывел из строя весь распределитель в южной части Озёрного региона. Причём настолько тотально, что все работники были вынуждены перебраться на соседние объекты до починки. Материалы для которой, в свою очередь, было необходимо доставить аж из самого Горного узла, с маленькой поправкой на то, что часть из них нужно было забрать из распредцентра с южной стороны, так что со всем вместе получался приличный круг.
И кому можно было поручить это как не Сэму Бриджесу и его без пяти минут супругу — Хиггсу Монагану? Когда случались такие форс-мажоры, лучших кандидатур просто не было.
Где-то в Бриджес наверняка завелись недоброжелатели, которые хотели их смерти, а потому принципиально доверяли самые опасные маршруты и трудные заказы. И если Сэм мог лишь догадываться, кого прогневал и чем такое заслужил, то с Хиггса вопрос снимался полностью — людей, которые не желали бы открутить ему голову, можно было перечесть по пальцам. Многие с бывшим террористом до сих пор разговаривали сквозь сжатые зубы, а некоторые, как Виктор из Портового узла, и вовсе выходили на открытую конфронтацию.
Вспоминая тот случай, Портер до сих пор ёжился от неприятия.
«Сэм, ты можешь остаться, а этого… чтобы и духу тут не было!» — ультимативно заявил Франк по громкоговорителю, даже не опуская блокировку для въезда транспорта. Они с Хиггсом тогда стояли прямо у главных ворот — вымотанные и увешенные контейнерами с ног до головы, и Бриджес упрямо ловил себя на мысли, что это было как минимум нечестно, потому что
они оба тащились сюда полтора дня, ни разу не отдохнув. И потому что Хиггс, которого с лёгкой руки пытались выгнать — эти чёртовы ящики, необходимые для строительства города, лично вылавливал в реке, когда разболтанное крепление Сэма не выдержало бурного потока воды, и их понесло куда-то совсем не в ту сторону.
Конечно, Сэм прекрасно понимал, чем вызвана такая ненависть: Виктор никогда бы не простил убийцу Игоря, пусть Хиггс убийцей и не был в традиционном смысле этого слова, лишь причиной и фактором, спровоцировавшим чужую смерть. Но, так или иначе, Портер всё равно испытывал жгучее чувство несправедливости.
После такого «приёма» они оба не могли там остаться, и хотя Хиггс порывался отправить его на заслуженный отдых и в одиночку уйти к общему перевалочному пункту, они покинули узел вместе, на прощание сгрудив весь груз у порога распределителя.
Та ситуация отлично проиллюстрировала все отношение «Бриджеса» к тому, что в их ряды затесался деменс: люди были мягко говоря не в восторге. Поэтому Сэм подозревал, что подобные заказы — не что иное, как способ избавиться от неугодного человека. За самого Портера можно было не переживать — он возвращенец, а значит при всём желании не умрёт надолго, а вот Хиггс в случае чего с концами отправится на другую сторону.
Условия для этого даже в нынешнюю вылазку складывались благоприятные: маршрут был действительно чудовищно опасным. Он пролегал как по территории обезумевших МУЛов, так и по оставшимся владениям террористов, удрать от которых с огромным количеством контейнеров с пометкой «хрупкий груз» наперевес, было непросто, даже имея в этом богатый опыт.
Сэм до сих пор слишком хорошо помнил их первый совместный маршрут от Пункта к северу от Горного узла до Распределительного центра к югу, который пролегал прямо через землю деменсов. И если сначала ему казалось, что Хиггс — это их пропускной билет, способный обеспечить им комфортный и неспешный переход от точки «а» к точке «б», то очень скоро он в этой мысли разочаровался. Особенно тогда, когда Монаган замялся на подходе к лагерю и выдавил из себя что-то вроде: «Не думаю, что мне шибко обрадуются, Сэмми».
От греха подальше было решено не привлекать к себе лишнего внимания.
Что ж, Портеру не впервой было шкериться в высокой траве, однако подобный опыт с Хиггсом был абсолютно отличен от его уединённых пряток. Компания Монагана делала всё…
менее серьёзным, а потому они позволили себе совсем по-глупому отвлечься от основной задачи и подурачиться да пощипаться в траве, ошибочно думая, что высокие колосья осоки полностью скроют их от чужих глаз.
Не скрыли.
— Руки вверх! — громом среди ясного неба раздался дрожащий мальчишеский голос ровно в тот момент, когда Сэм наконец-то взял реванш в их нелепой игривой потасовке. Они оба тогда обернулись и увидели перед собой совсем ещё молодого парня в форме террориста. Тот направлял на них штурмовую винтовку, а его руки ходили ходуном то ли от испуга, то ли от чего-то ещё.
Хиггс среагировал первым: быстро выпутался из хватки Бриджеса и плавно поднялся на ноги, в открытом жесте выставив ладони вперёд. Обворожительно улыбнулся так, словно всё было под его контролем.
— Эй, успокойся. Это же я — старина Хиггс. Как вы тут поживаете, парни?
— Руки! Так, чтобы я их видел! — завизжал парень, мгновенно перенаправляя дуло на Сэма, который попытался воспользоваться ситуацией и незаметно отцепить от карабина верёвку, чтобы быстро обезвредить отвлечённого напарником террориста. Не получилось.
Хиггс, чуть повернув голову, выразительно стрельнул глазами, давая понять, что лучше подчиниться, и Портер послушно, очень медленным жестом, убрал руки от пояса и поднял их на уровень груди.
— Тише, — меж тем попросил Монаган, возвращая взгляд к юному террористу, — спокойно. Мы с моим другом просто хотим пересечь территорию, не думаю, что это стоит хоть какого-то внимания…
— Это Сэм Бриджес? — требовательно пискнул тот, абсолютно игнорируя чужие слова и резко наставляя оружие обратно на Хиггса. — Тот самый Сэм Бриджес?!
Монаган тяжело выдохнул, устремляя взгляд в чернеющее дуло винтовки. Он явно нервничал, хотя и старался этого не показывать. Впрочем, его взволнованное состояние всё равно легко проглядывалось в том, как мельком он облизывал собственные пересохшие губы, как дрожали его чёрные ресницы, и как медленно сползала с его виска крупная капля пота.
А понервничать было из-за чего: Хиггс слишком хорошо знал своих бывших подчинённых. У террориста короткий список правил: чужака — убей, его груз — забери, можешь что-то подорвать — подорви. И на этом всё. И глядя на психующего пацана, которого он определённо знал раньше, но имя которого бессовестно забыл, Монаган ясно понимал: их с Сэмом обнаружение лишь дело времени, ведь этот «боец» явно не готов идти на контакт.
…Впрочем, он не был бы собой, если бы не попытался как-то вырулить невыгодно складывающуюся ситуацию. Так что Хиггс снова попытался действовать своими излюбленными методами: начал красоваться и заговаривать зубы.
— Он со мной, мы просто… — но не успел бывший лидер деменсов договорить, как его голова резко откинулась назад. Отрывистое движение приклада в чужих руках, который мощно саданул Хиггса прямо по лицу, было практически незаметным, но оттого не менее болезненным, судя по сдавленному всхлипу.
Сэм дёрнулся вперёд в порыве защитить напарника, но замер, напоровшись грудью на раскрытую ладонь Монагана, удерживающую его на месте.
Удар расквасил Хиггсу нос. Вся нижняя часть его лица мгновенно стала красной от хлынувшей из ноздрей крови.
— Ох, да ладно!.. — возмутился он, зажимая алый фонтан пальцами свободной руки, — Кончай, Клайд, ты же меня знаешь!
— Я не Клайд, меня зовут Кларк! — мальчишка затравленно ощерился и снова направил винтовку на бывшего предводителя, но на сей раз другой стороной — прицел вновь смотрел Монагану куда-то в область ключиц. — Мог бы и запомнить, уёбок!
Отчаянно выкрикнув это, террорист выстрелил… и это была самая первая смерть Сэма ради Хиггса.
…Впоследствии они стали обыденностью. Конечно, намного чаще им удавалось прошмыгнуть по вражеской земле незамеченными, но когда дело начинало пахнуть керосином, то пуля в голову не становилась особой проблемой для репатрианта. Поэтому Сэм при любых форс-мажорных обстоятельствах всегда прикрывал напарника своим телом, особенно когда они окончательно выяснили, что террористы почему-то больше не признавали в Монагане своего лидера и с радостью расходовали на них обоих весь свой боевой арсенал.
Так что Бриджес не раз и не два ловил чужие пули, которые становились его прямой причиной посещения Шва, но ещё чаще он просто подыхал от потери крови где-то за пределами опасной территории, чаще всего на руках волочащего его Хиггса. Забавно, тот даже иногда на это обижался.
Но люди не были единственными противниками. Частенько им приходилось ходить и по местам обитания тварей. В одиночку делать это было нереально, особенно учитывая, что у Бриджеса больше не было в пользовании ББ. Однако если с человеческими врагами им помогали справиться быстрые ноги, одрадеки, настроенные на создание голограмм, и травматическое оружие, то вот проходка по территории тварей становилось возможной, благодаря удвоенным ДУМ-способностям. Конечно, уровень умений, что у Сэма, что у Хиггса не был большим — они оба могли лишь чувствовать тварей, но не видеть их. Однако они научились кооперироваться: соотносить собственные ощущения и таким образом продвигаться дальше. В том числе по этой причине, если нужно было поработать, они всегда выходили в маршруты парой.
Правда, вот не всегда всё шло так гладко, как хотелось, потому что Хиггс не забрасывал попыток подчинить себе тварей. Ведь, хотя вся его сила улетучилась после того боя на Берегу, он не мог с этим смириться практически так же, как талантливый пианист не может смириться со сломанными пальцами или художник с отсутствием зрения. Он продолжал пытаться с завидным упорством, но все эти усилия обычно оканчивались в смоляной луже — где они оба, испещрённые следами пятерней, лежали и пытались отдышаться либо от побега, либо от боя, и во втором случае безрадостную композицию дополнял еще и запах разорванных гематических гранат.
— Зачем ты их провоцируешь? Ясно же, что ничего не выйдет, — в один такой раз устало сказал Сэм, пытаясь вытащить из уха черную слизь.
— Выйдет, — неотступно заявил Хиггс, стирая с лица ту же самую тёмную жижу. И Сэм, слыша это затравленное упрямство, понимал насколько для Монагана это важно, а потому не пытался переубедить, хотя и знал, что в глубине души тот догадывался: все его потуги взять под контроль тварей не более, чем предсмертная агония перед осознанием того, что он навсегда лишился своей силы.
… И вот, из-за очередной безрассудной попытки Хиггса пробудить давно утраченные способности, они полдня тащились в сторону Распределителя уставшие, изрядно помятые и хорошо извозюканные в смоле. Хорошо, что хоть груз не пострадал: Сэм успел вовремя отцепить транспортёры и от себя, и от метнувшегося вперёд партнёра, нарочно привлекающего внимание парящей твари. Однако спасти самого себя от участи пробороздить физиономией чёрный водоём, мгновенно образовавшийся под ногами, он уже не смог — ринулся вызволять Хиггса, когда того сбили с ног сильные когтистые руки и потащили куда-то вперёд, очевидно на съедение твари побольше.
Сэм уже даже не ругался, даже не бубнил для приличия, когда им обоим удалось отбиться от призрачных чудищ — потому что знал: это бесполезно. В следующий темпоральный дождь Монаган всё равно выйдет вперёд и пойдёт по территории тварей не так, как привык Сэм — на корточках, пригибаясь, чтобы избежать лишнего внимания — а как непризнанный принц собственного королевства — гордо задрав голову и с претензией взирая на чёрные сгустки, очертаниями выстраивающиеся в человеческие фигуры. Мол: «Какого чёрта, вы должны мне подчиняться», только вот тварям было глубоко всё равно. В Хиггсе угасла сила, данная Амелией, и теперь тот в их глазах (если таковые вообще были) имел не большую ценность, чем сам Сэм или любой другой курьер.
Кстати о курьерах: не очень-то приятно было тащиться испачканными, так ещё от них шарахались другие люди. Парочка доставщиков, встретившаяся им во время пересечения убежища Мастера, благоразумно решила обойти их по широкой дуге, даже не ответив на дежурное приветствие. Впрочем, это неудивительно — они оба выглядели примерно так же, как твари: за смолой было трудно разглядеть человеческий облик. Благо, по пути встретилась река, и они смогли умыться и немного почистить одежду, но всё испортил возобновившийся дождь.
…И вот, в итоге, совсем распогодилось, из-за чего остаток пути они преодолевали очень мокрыми и изнурёнными. Впрочем, на горизонте стало чуть светлее, стоило им только пройти мимо вершков UCA.
Система сломанного распределителя не встретила их привычным образом — записанный голос не поприветствовал, хотя синяя пелена светового сканера послушно скатилась по поверхностям, мгновенно опознавая и курьеров, и груз, о чём говорили подсветившиеся на контейнерах и одежде бирки.
— Фух, наконец-то, — облегчённо выдохнул Хиггс, сразу же принявшись расстёгивать застёжку у ворота, несмотря на то, что они оба ещё не успели зайти под крышу. Ему не терпелось стащить с себя почти насквозь промокший капюшон. Несмотря на то, что организация «Бриджес» выдавала всем курьерам одинаковую форму, некоторыми привычками Монаган поступиться не мог и в частности своей старой плащ-накидкой с глубоким капюшоном, который выгодно прятал лицо и просто выглядел очень круто. Только вот эмблему фараонской маски с пропечатанным «VOID OUT» пришлось подтереть, да полностью отказаться от балаклавы и милой хиральной безделушки, до сих пор снящейся Сэму в ночных кошмарах.
— Подожди раздеваться, намокнешь, — тем временем пробурчал тот, чуть ослабляя собственные ремни и ленивыми движениями разминая затёкшую шею и плечи.
— Ох, Сэмми, если бы во мне ещё хоть что-то осталось сухое… — протянул Хиггс иронично, с привычной лисьей ухмылкой ступая по уходящей вниз платформе, ведущей их под землю — в основной зал. Звуки шагов эхом отдавались от металлических стен, по которым синими волнами продолжали скользить световые сканеры. Распределитель встретил их абсолютной тишиной, разве что терминал уже стоял в углу, готовый к работе, а не выезжал из пола, как обычно.
Мужчины подошли к нему поближе и лишь тогда наконец-то принялись избавляться от уже порядком осточертевших грузов, стараясь разместить их аккурат рядом с приёмной. Первым делом отстегнули волочащиеся по пятам транспортёры, а следом спустили со спин тяжеленные рюкзаки, ткань которых трещала и едва ли не рвалась от груды металлических коробок.
— Устал как собака, — протянул Хиггс, а следом мечтательно добавил, потягиваясь так сладко, что в спине и шее пару раз что-то хрустнуло, а по пережатому тяжестью телу снова начала циркулировать кровь, — сейчас бы баночку «Темпорального портера», перепихнуться и на боковую!
— Давай сначала всё закончим, — угрюмо отозвался Бриджес и, не позволив себе даже перевести дух, присел на корточки перед поклажей, быстро пробегаясь глазами по биркам контейнеров, — и будет быстрее, если ты мне поможешь. А потом получишь и первое, и второе, и третье.
— О-о, мистер Бриджес не против покутить, — посмеиваясь, Хиггс подошёл к нему сзади и чуть склонился, уместив свои руки на чужих плечах. Аккуратно, но настойчиво погладил, разминая задеревеневшие от натуги мышцы. Это был запрещённый приём, ибо Сэм обычно от такого полностью расслаблялся и, довольно постанывая, ронял голову вперёд, максимально открыто подставляясь под массирующие движения умелых пальцев… Но в этот раз руки Монагана оказались безжалостно отбиты.
— Не раньше, чем мы закончим.
— Строгий и суровый, как всегда… — пожал тот плечами, но послушно отстал, — знаешь, Сэмми, именно это я в тебе и люблю…
— Займись делом.
Хиггс фыркнул, нисколько не удивлённый такой непоколебимости, и насмешливо поклонился, расставляя в стороны руки и соблазнительно прогибаясь в спине.
— Как скажете, босс!
Первым делом он наконец-то скинул с себя накидку — та упала бесформенным прорезиненным тканевым комком на транспортёр, перекрывая собой две бочки со спецславами — специальный заказ на Темпоральную ферму, который они взяли по пути — из пункта к северу от Горного узла, просто потому что тамошний заправляла прямо-таки умолял это сделать.
Сэм со всей своей природной мягкосердечностью никогда не умел отказывать, а у Хиггса не то чтобы было право голоса… вернее оно, конечно, было, но он предпочитал не вставлять свои пять центов без лишней надобности, и особенно после всего, что произошло. Наживать ещё больше врагов, чем есть сейчас, было бы крайне необдуманным решением.
…А потому теперь вперемешку с основным заказом у них был еще и этот. Они, как обычно, разделили все грузы пополам: распихали в максимально удобном порядке — чтобы рюкзак не тянуло, да на транспортёре всё более-менее аккуратно лежало, так что теперь ещё нужно было отделить зёрна от плевел…
Тьфу, блин, и почему просто нельзя было послать этого Чарльза Хана подальше?! Со всей этой горой они рисковали надолго так засесть, а Хиггсу этого совсем не хотелось: и так в глазах уже троилось от металлических «чемоданчиков». Им недостаточно платят за такую зверскую нагрузку!
…Но все возмущения, возникающие жаром в груди, там же и остывали. Сэма с его безоглядным альтруизмом было не переделать, да и не то, чтобы Монагану не нравилась такая жизнь. Впервые за долгие годы он снова чувствовал себя полезным и нужным… Ну, а угрюмые рожи начальничков «Бриджеса», которые те корчили, когда были вынуждены мириться с присутствием террориста, были его личным сортом извращённого развлечения. Хиггс бы ни за что от этого не отказался.
А потому он покорно воспользовался терминалом — вбил все необходимые данные для принятия заказа — и направился к своим грузам… и ровно в этот момент его взгляд зацепился за конвейерную ленту. Была ли она рабочей, учитывая плачевное состояние распределительного центра? Вроде бы да — огоньки приёма тускло поблескивали, отображая готовность. Было бы грустно, если бы проделав такой путь, заказ не обработался должным образом. Вероятность гнуть спину за просто так никого не прельщала.
Сэм тем временем уже начал разгружаться: медленно, но верно контейнеры выпутывались из лямок рюкзака и отправлялись на ленту, где выстраивались аккуратными невысокими стопками. Монаган задумчиво посмотрел на склонившегося напарника, опустившего на конвейер очередной ящик с материалами. Его задница соблазнительно топорщилась и даже в мешковатом рабочем комбинезоне выглядела аппетитно… У Хиггса очень быстро засосало под ложечкой.
…Что ж, долгое воздержание говорило о себе. В последнее время им довольно нечасто удавалось побыть наедине. Нет, не то чтобы им кто-то особо мешал, просто многие вещи при Лу делать было нельзя.
Даже находясь дома — в старом убежище «Питера Инглерта», с лёгкой руки превратившемся в маленькое уютное семейное гнёздышко — Сэм всё равно отказывался спать с ним. Причина проста и тривиальна: Лу делила с ними одну комнату. Бриджес сильно параноил на этой теме, и его нельзя было убедить, что ничего страшного в том, чтобы расслабиться и чуть развлечься — нет, ведь малявка спит мёртвым сном, и вообще, если она что-то и увидит, то ничего не поймёт, а они в любом случае будут вести себя очень тихо…
Но как бы не уламывал Хиггс, ластясь и провоцируя, Сэм был непреклонен: ему даже думать не хотелось о чём-то подобном, пока дочь находилась рядом. Этот невинный ангелок — слишком чистый и светлый для этого мира — заставлял его ощущать себя грязным и испорченным. Ему было банально стыдно заниматься сексом, зная, что всего в паре-тройке метров находится кроватка мерно посапывающей Луизы. Так что вместо горячих поцелуев, крепких объятий и стонов на ухо персональный постельный террорист обычно получал удар локтем в бок и грозное шипение: «Отвали».
Поэтому единственное, чем довольствовались мужчины в последний месяц — это стыдливая дрочка друг другу ладошкой в запертой ванной комнате, после которой они разбредались в разные стороны.
…Но теперь у них был шанс наверстать упущенное. И мысли об этом прогоняли по затылку Хиггса приятные электрические разряды. Ему даже не хотелось дожидаться ухода в личное помещение и разбираться с грузами, ведь Сэм уже был здесь — рядом. Наверняка, такой же голодный и истосковавшийся по близости. Просто вали и трахай…
Внезапно пришедшая в голову идея показалась гениальной. Она зажглась в голове Монагана, словно лампочка, и пустила липкие щупальца предвкушения куда-то в область паха, проминая напряжённые мышцы и заставляя их мелко и приятно сокращаться.
Он глубоко вдохнул вмиг потяжелевший воздух, внимательно проследил каждое движение чужого тела: как сильные руки обхватывают сразу несколько контейнеров — как мышцы напрягаются, а Сэм едва морщится, опуская тяжесть на металлическую поверхность. Его спутавшиеся длинные волосы обрамляли лицо, из-за пота прилипая к красным щекам, он тяжело дышал от натуги… В целом, выглядел так же, как во время секса, и ассоциация с этим не могла возбуждать.
Обычно Хиггс не любил ходить вокруг да около, предпочитая сразу же получать всё, чего ему хотелось. Не видел необходимости в этом и сейчас, а потому даже не покраснел, когда заговорил, развязно облокотившись на застывший терминал.
— Может, сделаем это на ленте?
— Чего? — Сэм оставил очередной груз на металлической поверхности и поднял на него непонятливый взгляд.
— Я хочу, чтобы ты трахнул меня на конвейерной ленте, — довольно прямолинейно заявил Хиггс, ни капли не смущаясь, и уже начав обнажаться: он дёрнул собачку на вороте своей униформы, заставив металлическую молнию разъехаться. А следом, для пущего эффекта, фальшиво застонал, проходясь красным языком по верхней губе. — Давай, Сэмми-бой, разложи меня на ней, как все эти контейнеры…
— Ты с ума сошёл? — Портер недоуменно вскинул бровь, пытаясь понять, откуда могли взяться такие нездоровые идеи. Погода, вроде, не располагала, и Хиггсу голову нигде не могло напечь. Параллельно с этим он всё ещё пытался добросовестно разобраться с кучей их совместных грузов — отделить те, которые нужны здесь от тех, которые ждут где-то ещё.
— А что такого? — голос Монагана звучал даже чуть уязвлённо, и Сэм вполне купился бы на это, если бы не выучил партнёра настолько хорошо, чтобы понять — это очередная театральщина. — Тут всё равно ни души, весь распределитель в нашем распоряжении… Когда ещё такой шанс представится?
— В личном помещении есть кровать, если тебе приспичило, — невозмутимо ответил Бриджес, — незачем собирать здесь всю грязь.
— Ну, Сэмми, ты такой скучный… — наигранно захныкал Хиггс, по какой-то причине совсем не помогая с делами, а лишь стоя над душой и раздражая, — мы уже три дня идём — даже пейзаж не меняется! Можно же хоть как-нибудь разнообразить денёк…
— Разнообразить чем? Еблей на конвейерной ленте?
— Ну, знаешь, с таким подходом всё будет казаться ужасным! — на этот раз уже натурально возмутился Монаган, наконец-то отлипнув от терминала и всё-таки взявшись за разгрузку. Правда хватило его недолго, спустя шесть выгруженных кейсов он остановился и проворчал едва слышно, практически в сердцах, –…почему хоть раз нельзя сделать так, как я прошу?
Сэм тяжко вздохнул — очередной тяжелый ящик с материалом оказался на ленте. Он стёр пот со лба внешней стороной ладони, откинул назад влажные грязные пряди распущенных волос, что свисая лентами, закрывали лицо и лезли в глаза.
— Ты действительно не хочешь, чтобы мы хотя бы сходили в душ? Сам же сказал: мы тащимся по округе уже три дня. И я не знаю как ты, а вот я одуванчиками не пахну.
— В этом-то и самый сок, Сэмми, — моментально ответил Хиггс, выдавая одну из своих заговорщицких и хитрых ухмылок. Сам он выглядел не лучше: его излюбленные стрелки — дань какому-то личному египетскому фетишу — давным-давно потекли, вся униформа измялась, а на светлой коже местами всё ещё можно было разглядеть присохшие чёрные смоляные разводы. — Я тебе не кисейная барышня, и меня твой естественный запах только сильнее заводит.
— Извращенец-фетишист, — обречённо констатировал Сэм, отворачиваясь обратно к конвейеру.
— Твой извращенец-фетишист, — игриво поправил Монаган с долей напускной гордости, на что Бриджес согласно кивнул.
–…мой, — обозначение принадлежности всё ещё немного смущало, несмотря на то, что Сэм уже давно привык ко всему этому: и к Хиггсу, и к их странному союзу, длящемуся уже несколько лет. Но Портер не мог позволить себе окончательно расплыться в глупом романтическом настрое, по крайней мере, пока они не закрыли заказ, так что взыскательно добавил, — …и ещё, вместе с тем, мой напарник. Так что давай помогай.
Монаган повержено вздохнул, видимо расценивая это как отказ в совместном времяпрепровождении, и без особого энтузиазма опять взялся за работу — наклонился к своему рюкзаку, чтобы достать оставшийся груз.
Сэм украдкой проследил за ним, ощущая, как дымкой в голове воскресают воспоминания о давно минувших днях, когда они оба были по разные стороны баррикад. Это сейчас Хиггс понятливый, милый и послушный — попроси его, и он всё сделает, коснись — и не оттолкнёт, сядь и поговори — и увидишь, какой он замечательный собеседник… раньше же он казался Бриджесу настоящим исчадием ада — безумным, жестоким и крайне опасным.
Но, несмотря на все поведенческие изменения, какой-то своей частью Хиггс всё ещё оставался прежним. Напоминаний об этом было достаточно: клеймом прошлого навеки были выгравированы формулы на лбу — несмываемые татуировки, о которых Монаган, впрочем, не жалел; привычка подводить глаза; да даже этот чёртов капюшон, каким-то чудом переживший и Берег, и бесконечные темпоральные дожди… Но некоторые вещи, не позволяющие забыть, что Хиггс творил раньше, не крылись на поверхности, а таились внутри.
Если так подумать, подорвать весь мир к чертям он хотел не так уж и давно, и с тех пор, несмотря на предательство Амелии и отсидку на Берегу, его мысли не изменились, хотя теперь он уже не разбрасывался ими как дешёвым цветастым конфетти, что происходило во время экспедиции Сэма на запад.
Просто теперь бывали периоды, когда Хиггс был депрессивнее, чем обычно; иногда его шутки становились злее, а оскалы враждебней. Бывало, он говорил Сэму (до этого пригубив явно больше алкоголя, чем ему следовало бы) о том, что всё неправильно и им нет места в будущем, и о том, что было глупо останавливать шестое вымирание:
«Ты такой жестокий, Сэм… Ну я, ну ты, ну Лу ещё поживём… Но уже её потомки столкнутся с этим снова. И по твоей милости они обречены пережить всё то дерьмо, что и мы, но уже без счастливого конца. Какой смысл?..»
Сэм слушал его — часто молча, и не удостаивая какой-либо реакцией; иногда — успокаивая и заключая в объятия. Он знал, что новый Выход неизбежен, что рано или поздно всему настанет конец, и даже ради утешения не мог обещать Хиггсу, что тот кошмар больше не повторится. Мир всё ещё был сломан, даже несмотря на протянутые связи и возрождающееся общество. Бриджес и сам это видел, но он не понимал, зачем приближать то, что и так неизбежно? Почему просто нельзя смириться с природой вещей и продолжить жить? В конечном итоге, разве не наличие смерти зачастую заставляло людей ощущать себя живыми? И если Сэм, даже являясь репатриантом, мог это прочувствовать, то почему у Хиггса не получалось?
Монаган вместо того, чтобы бороться за существование, за возрождение — как тогда, когда он был ещё совсем мальчишкой, только вкусившим жизни за пределами глухого бункера — посвятил всего себя подготовке к вымиранию, уничтожению, и смерти. Все его слова о неотвратимости ужасного будущего; о том, что нужно было покончить со всем, пока был шанс и устроить Последний Выход, Сэм во многом объяснял для себя образом мышления и природой деменсов. Ещё раньше он бы подумал, что дело в психическом расстройстве или заболевании, но Хартман давно развеял его опасения.
Однажды он сказал: «Хиггс — деменс, и это то, какой он есть — со склонностью к уничтожению. Так же как ты — люден, и потому тащишь всех вперёд, даже этого не желая. Заметь, Сэм, по сути, во время экспедиции на запад ты просто делал свою работу, а сколько у тебя появилось почитателей? Сколько людей пошло за тобой в будущее? Всё дело в твоей особой природе. То же и с ним — он руководствуется своими внутренними состояниями, и неважно насколько в контексте морали они приемлемы. Это не болезнь, просто он вот такой. И он нежелателен в общей системе. Но появление такой разновидности людей, как homo demens, учитывая эволюцию и изменения окружающего мира, не является чем-то противоестественным. Ещё Фрейд писал, что у человека есть врождённая тяга к саморазрушению — и это правда. Просто у деменсов этот показатель обычно выше и не настолько узконаправлен. Ранить себя, ранить других — это их природа. И всё, что мы можем как общество в данный момент — это ограничивать их в этом, насколько возможно».
Бриджес тогда всё внимательно выслушал и принял к сведению, хотя на отношение к Хиггсу эти данные всё равно никак не повлияли. Сэм в любом случае не мог заставить партнёра «поменяться» или выкинуть из головы все негативные мысли, так что до тех пор, пока тот не устраивает проблем (в своём излюбленном стиле — с выплесками и горами трупов), то, наверное, всё в порядке.
Самого же Портера экзистенциальные вопросы не волновали. Неважно, сколько там ещё осталось до кончины человечества, всё глобальное стало для него каким-то незначительным, когда из его жизни сначала исчезла Амелия, а потом в ней возникли Лу и Хиггс.
Со вторым было сложнее. Просто в какой-то момент Сэм посчитал, что за природу Амелии и за то, что решил ей помочь, Монаган уже получил сполна — хорошенько избитый и оставленный на Берегу в полном одиночестве на пару месяцев, он искупил свою вину. Разумеется, не всю: жертвы из подорванных узлов не воскресли, прошлые террористические деяния никем не забылись, а украденное время к Фрэджайл так и не вернулось.
Но, чёрт возьми, зачем вообще нужна Америка, если она не даёт второго шанса таким вот заблудшим душам? Разве изначально Америка не была землёй, куда ссылались преступники, которые, несмотря на своё неприглядное прошлое, получали шанс на новую жизнь? Разве это не страна возможностей, где всё можно было начать с чистого листа? К тому же, давным-давно, читая случайно обнаруженные дневники, Сэм понял: Хиггс далеко не маньяк, не последний уродец и не жадное до крови чудовище.
Был ли он меркантильным дурачком, ввязывающимся во что-то серьёзное и опасное ради собственной выгоды?
Да.
Был ли несчастным взрослым «ребёнком» с поломанным детством и исковерканной душой из-за частых побоев и насилия со стороны своего единственного родителя?
Несомненно.
Был ли вредной занозой в заднице, которая обожает выводить других людей из себя и чувствовать своё превосходство?
Ещё бы!
…Но не маньяк. Не психопат. Лишь уязвимая пешка в чужой игре, возомнившая себя королём. Сбившийся с пути мужчина, никогда не знавший ни любви, ни ласки, а оттого отчаянно жаждущий хоть как-то восполнить это всеобщим признанием и причастностью к чему-то глобальному.
А потому Сэм всё же убедил Фрэджайл сначала перенести его к Хиггсу, а потом их обоих обратно с Берега — под свою личную ответственность. Та, к удивлению, не была особо против, лишь сказала: «…прошлого не воротишь — я никогда не смогу его простить, но я достаточно сильна для того, чтобы жить дальше, не беспокоясь, что он где-то рядом». Впрочем, с тех пор бывшие коллеги по «Фрэджайл-экспресс» практически не пересекались, да и видеть друг друга особого желания не испытывали. Обоих это устраивало.
К Хиггсу можно было относиться как угодно, но в одном ему точно не откажешь: он был талантливым курьером и умел работать. Так что вскоре после возвращения они с Бриджесом начали ходить парой, как и остальные доставщики. В это время на витиеватых маршрутах — среди зеленеющих равнин, крутых горных склонов, дождливых низин и широких кратеров — и завязалась вся их странная, непонятная история, которая теперь выливалась вот в
это… в секс на конвейере.
Сэму, правда, ничего не стоило согласиться. Признаться, он и сам успел порядочно соскучиться… Обычно как-то не доводилось момента сконцентрироваться на собственных желаниях и потребностях — его постоянно отвлекали мысли о работе, тоска по дочери и неизменные опасности, подстерегающие в пути. И вот теперь, лишь допустив в мыслях возможность сию минуту прижать Хиггса прямо вот здесь — практически у всех на виду (будто тут был хоть кто-то) — он испытал приятное покалывание внизу живота. Стыдно признать, но необласканный член, лишь от одних воображаемых картинок, начал наливаться горячей тяжестью и твердеть, хотя что-то внутри Бриджеса всё ещё противилось перспективе идти на поводу у любимого человека и брать его вот так «по-варварски».
…Но, тем не менее, в этот раз он решил отпустить себя.
Меж тем последний контейнер из рук Хиггса отправился на конвейер. Механизм немного попиликал, сканируя бирки, и лишь удостоверившись, что всё на месте, натужно зажужжал, однако лента так и не пришла в движение.
— Ну, давай, чтоб тебя, — выругался Хиггс, слегка пнув конструкцию носком ботинка. Система покряхтела и нехотя, прерывистыми движениями, втянула огромную башню контейнеров внутрь, словно огромный монстр — кусок добычи. И ещё умудрилась практически подавиться в конце, замелькав оранжевыми аварийными огоньками, но в итоге всё же сработала, наконец-то отправив грузы на распределение.
Монаган незаинтересованно проследил за этим, вглядываясь в грузно ворочающиеся внутренности огромной машины через прозрачную стеклянную стену. А следом развернулся и подошёл к оставленным транспортёрам и рюкзакам, поклажа в которых значительно уменьшилась, но вовсе не исчезла.
— Остальное на ферму, — произнёс он без особого воодушевления, обходя стопку по кругу, — и… а, стоп, подожди, — присел на корточки, пальцами цепляя бирку на одном из оставшихся кейсов, — нет, ещё по пути надо будет зайти к Косплеерше, — возмущённо вскинулся, хмуря брови. — Вот чёрт, придётся переться через каменную гряду! Какого хрена, Сэм, я ведь говорил не подбирать по дороге всякую шалупонь!
Портер подошёл к напарнику поближе, мельком взглянул на одинокий металлический «чемоданчик», уже поеденный ржавчиной, но тот на деле интересовал его в последнюю очередь. Хиггс тем временем поднялся на ноги — ростом он был выше, однако Сэм никогда не чувствовал от этого особого дискомфорта.
— В следующий раз я буду составлять маршрут, — безапелляционно заявил Монаган, — у тебя никакой эргономики, Сэмми! За один заказ все ботинки сотрёшь и спину надорвёшь. И чего ради? Дотащить девчонке пачку косметики?!
— Может, я подобрал её только для того, чтобы подольше побыть с тобой наедине: погулять вдоль реки, подержаться за руки. Прямо как на свидании, — Сэм пытался пофлиртовать, только вот обычно у него выходило не очень, и чужая реакция в этот раз ожидаемо и безжалостно подтвердила общую тенденцию.
— Что ж, это было ужасным решением, — совсем кисло отозвался Хиггс, — потому что после такой проходки по камням я не согнусь и не разогнусь.
Он уже представил, сколько раз ему предстоит подворачивать лодыжки, соскальзывая с гладких шестигранных камней, и пропахивать носом ненавистный чёрный песок. Район водопада был его самым нелюбимым местом во всём Центральном регионе, даже Горный узел, даже проходки от Духовной искательницы до Фотографа были не так ужасны, как это! А логово Косплеерши вообще какой-то форменный кошмар — за всё время работы Хиггсу ещё ни разу не удавалось спуститься по ступеням природной лестницы к убежищу, не повредив при этом груз или собственные ноги.
— Я так не думаю… — протянул Сэм, покачав головой. Он аккуратно положил свои ладони на чужие бёдра, обтянутые крепкой, собирающейся небольшими складками тканью, и слегка погладил.
— Посмотрим, что ты скажешь, когда домой меня на себе понесёшь. В трупном мешке. — Недовольно хмыкнул Монаган, но от прикосновения не отстранился.
— Не вредничай, — Улыбнулся Портер и вдруг нырнул всем телом вниз. Крепко подхватил партнёра руками под ягодицы, и рывком поднялся, выправившись во весь рост — Хиггс взвизгнул от неожиданности, ощутив, как земля уходит из-под ног, и намертво вцепился в чужие плечи, заставив ткань униформы затрещать. Из-за разницы в росте было не очень удобно — живой груз в руках ощущался крайне неустойчиво — но Сэм всё равно упрямо потащил его к конвейеру.
— Что ты делаешь? — встревожено раздалось сверху. Монаган явно пытался понять: стоит ли вырываться или позволить событиям течь своим чередом.
— Разве то твоё предложение ещё не в силе? — спросил Бриджес, всего в несколько шагов преодолевая расстояние и осторожно усаживая мужчину на металлическую ленту конвейера.
Тот, почувствовав под собой прохладную ребристую поверхность, чуть сместился, поудобнее устраиваясь на ней. Быстро огляделся, анализируя, что происходит, и лишь наткнувшись взглядом на потемневшие от возбуждения глаза Портера, просиял победной ухмылкой.
Внезапно всё встало на свои места.
Сэм положил ладони на колени Хиггса и развёл их в стороны. Придвинулся, удобно устроившись между бёдер, но не прижимаясь вплотную и не надавливая — всё ещё давая партнёру возможность отстраниться и передумать.
Ох уж этот Сэм с его вниманием к личному пространству, в котором ему самому всегда отказывали…
Не теряя момента, Монаган хищно оскалился, и обхватил его ногами, скрещивая лодыжки на чужой пояснице — словно аллигатор захватил мощной пастью оступившуюся лань, больше не планируя отпускать — а следом крепко взялся за грудки синего комбинезона.
— Иди сюда, — решительно дернул на себя, практически ударом встретив губы Портера своими.
Такой излишне решительный и даже в чём-то агрессивный подход был обычным делом для Монагана. Даже в ласке он всегда пытался самоутвердиться, и, доминируя, доказать своё превосходство. Будто бросал вызов, вынуждая в целом миролюбивого Сэма на соперничество. И тот, несмотря на то, что обычно в «контактной» сфере уступал даже без зазрения совести (всё же он пережил два затяжных периода гаптофобии), принимал вызов, пытаясь урвать и свой кусок главенства в этой ласке-схватке. Так что поцелуй выходил ненасытным и обжигающим: мужчины не слишком нежничая, но при этом не чересчур откровенно, бороли друг друга губами.
Бриджес зажмурился и очаровательно покраснел, ощущая, как партнёр прихватывает нежную кожицу зубами. Хиггс только сильнее распаляя, всё изощрённее терзал чужой рот лаской: облизывал языком, не оставляя попыток протолкнуть его внутрь, а натыкаясь на барьер в виде плотно сжатых зубов, легонько, словно в наказание, покусывал обветренную мякоть. Как всегда дразнился и игрался… но это приносило ожидаемый эффект.
Сэм едва подался бёдрами вперёд, и Монаган отчётливо почувствовал ткнувшийся в него отвердевший член, что бугорком натягивал ткань поношенной униформы. Сам Хиггс тоже уже был прилично возбужден — брюки начинали неудобно натирать в области паха, а давление грубой ткани дарило скорее дискомфорт, чем приятные ощущения.
Многого им обоим было не нужно — даже простейших манипуляций хватало чтобы, после долгого воздержания, тело реагировало ярко и практически болезненно. Даже просто целуясь, они рисковали закончить всё быстро, как неопытные подростки — липкостью в штанах и чувством дикого смущения, а потому, пока не поздно, Хиггс разорвал затянувшийся поцелуй и чуть отстранился.
Долгожданный момент близости не хотелось похерить скорой развязкой, да и внезапный «эксперимент» с конвейером следовало бы закончить должным образом — кожа к коже — а для этого сначала было необходимо избавиться от слоя такой лишней сейчас одежды.
Этим Хиггс и занялся, обратившись к Сэму. Ну… или вернее попытался заняться. Пальцы заплетались, а ногти с чёрным, успевшим частично отколупаться лаком, соскальзывали с замков, которые, кажется, только сильнее сжимались, не позволяя добраться до вожделенного тела. Разобраться с ремнями оказалось не так уж и просто, а потому Бриджес взял эту задачу в свои собственные руки, с приятными щелчками избавляясь от поддерживающей конструкции и натирающих кожу портупей.
Монаган, наблюдая за этим импровизированным стриптиз-шоу, откинулся назад, упершись ладонями в ребристую поверхность конвейера и, прищурившись, соблазнительно облизал собственные губы.
Вскоре надоевшие лямки упали, и Сэм расстегнул рабочий комбинезон — Хиггс моментально протянул руки и забрался ладонями под тонкую безрукавку. Погладил рельефный торс и подтянутые бока, медленно подбираясь к груди и вынуждая ткань задираться, постепенно открывая доступ к поджарому сильному телу. А следом уверенным и уже наработанным движением синхронно сжал твёрдые соски; чуть покатал их между указательными и большими пальцами.
Сэм охнул, прикрыв глаза — он был из той небольшой категории мужчин, у которых молочные железы являлись эрогенной зоной, и Хиггс бессовестно пользовался данной особенностью. Он подтянул к себе Портера поближе, а сам сполз пониже таким образом, чтобы голова оказалась строго напротив чужой груди. Следом широко и влажно лизнул левый сосок, с удовлетворением ощутив дрожь в теле партнёра; сжал бусину зубами, чуть оттягивая и вырывая из горла Бриджеса хриплый стон; присосался к ней губами, втягивая в рот, словно желая отведать молока.
Рука Сэма нырнула в пепельные волосы, поглаживая и направляя. Хиггс усмехнулся в кожу, и, не позволяя любовнику расслабиться, искусно поигрался с чувствительной горошиной языком. Вскоре, перебравшись на другую сторону линией поцелуев, перечеркнувшей Бриджесу грудь, уделил тщательное внимание и второму ореолу, с удовольствием отмечая, что дыхание Портера сверху становится всё более тяжёлым и влажным, а хватка в волосах всё более крепкой.
В какой-то момент, когда зубы Монагана снова сомкнулись — в этот раз уже на правом соске, Сэм вздрогнул и мягко отстранил его за волосы. Посмотрел в лицо: игривые голубые глаза светились вызовом, рот был приоткрыт в усмешке, а розовый язык оказался прикушен верхними зубами. Хиггс, явно дразнясь, провёл им по губам и Сэм не удержался — склонился к провокатору, примкнул своим ртом — к его, фокусируясь на приятных, влажных ощущениях.
Тот ответил, обвив руками чужую шею. Поцелуй продлился ещё несколько мгновений, пока они оба не обнаружили себя в объятьях: Сэм в поиске единения и тепла навалился на Монагана так сильно, что практически уронил его на металлическую поверхность, но всё же не позволил лечь до конца, поддерживая за талию одной рукой, а другой — упираясь в рифлёную ленту. Положение было не очень удобное, но это им особо не мешало.
— Сэм… — позвал Хиггс, прикрывая глаза и прижимаясь так тесно, будто хотел вплавиться в чужую плоть, — Ох, Сэм…
Монаган шумно и глубоко втянул воздух у шеи Бриджеса, едва ли не касаясь её носом — пахло трудом: давно немытым телом, потом, дождём и землёй… но это совсем не отталкивало, скорее даже наоборот. Хиггс широко лизнул солоноватую кожу от самого основания до чувствительной точки за ухом, заставив Сэма съежиться, и синхронно с этим, потерся о него пахом, ощущая как скручивается внизу живота приятное напряжение. Жарко прошептал:
— Я так тебя люблю…
Портер выдохнул, подаваясь бедрами навстречу, усиливая приятную пульсацию для них обоих. А следом чуть повернул голову, чувствуя, как удушающе сжимаются вокруг шеи руки деменса, поцеловал того куда-то в щёку. На лице остался крохотный влажный след, и Монаган усмехнулся этому не вписывающемуся в действия детскому жесту, только чтобы в следующий же момент вильнуть головой и в очередной раз найти чужой рот своим, заставляя расцвести на губах нормальный взрослый поцелуй.
Нежность душила: разжигала до предела неистовый огонь желания, превращая внутренние органы в туго натянутый узел, а нервную систему в оголённый электрический провод… И Бриджес понял, что сейчас самое время перейти к главному.
Хиггс всё ещё был одет — непростительная роскошь в его положении, учитывая, что сам Сэм уже был бессовестно раздет: молния комбинезона расстёгнута до конца, и ткань просто болтается на плечах и ногах, открывая поганцу вид и на твёрдые грудные мышцы, и на накаченный пресс и на стоящий член, свободно проглядывающий через тонкую ткань нижнего белья…
Снова Хиггс умудрился раздеть его раньше себя, при этом находясь в позиции принимающего. Каким образом ему вечно это удавалось, Сэм не понимал, но поспешил восстановить справедливость. Не открываясь от сладких губ возлюбленного, занялся его ширинкой: разобрался с парой крупных металлических пуговок, расстегнул тихонько скрипнувшую молнию и наконец, парой отрывистых движений стянул плотно прилегающую ткань с узких светлых бедёр.
Хиггс насмешливо фыркнул прямо в поцелуй, когда комок штанов повис на его правой лодыжке. Спасибо «Бриджес» за модель раздельной униформы, а то трахаться на рабочем месте было бы куда сложнее. Честь и хвала штатному дизайнеру одежды!..
Меж тем, Портер оторвался от чужого рта, а его рука осторожно накрыла изнывающее без ласки достоинство Монагана, натягивающее ткань чёрных боксёров. Он почувствовал, как тот просяще толкнулся в ладонь, и чуть-чуть погладил, только для того, чтобы снова отстраниться и избавиться от последней детали мешающей одежды — бельё отправились к брюкам, и Хиггс отрывисто дёрнул ногой, скинув свои скомканные вещи куда-то на пол. Теперь он был абсолютно нагим ниже пояса, а его светлые, выделенные растекшейся подводкой, глаза горели вызовом.
Ну, что думаете делать, мистер Сэм Портер Бриджес?
Сэм так красноречиво сглотнул от открывшегося вида, словно был девственником, впервые заглянувшим в чужие трусы. Это было забавно, особенно учитывая, что с Хиггсом Бриджес успел побывать бессчётное количество раз и досконально изучить его тело. Впрочем, наверное, в подобной реакции не было ничего удивительного, ведь картина перед его глазами предстала поистине восхищающая: тонкий длинный член, с неправдоподобно острой головкой, поблескивающей в неверном свете электрических ламп из-за прозрачного предэякулята, плотно прижимался к подтянутому животу. Его розоватая, от прилившей крови, кожа была расчерчена тонкими венками, а основание утопало в гладких лобковых волосах, поднимающихся тонкой полосочкой к пупку.
Портер завороженно коснулся пениса — легонько обвёл пальцами красную влажную головку, сбив чужое дыхание; едва зацепил коротко стриженными ногтями уздечку, проскользнув прикосновением по стволу; тронул поджавшуюся от напряжения мошонку, на секунду сжав её в тёплой ладони, и повёл рукой ниже, по промежности, дразняще поглаживая чувствительную кожу.
Вскоре пальцы нашарили тугое колечко мышц, и, не растрачиваясь на лишнюю прелюдию, сразу же принявшись уверенно массировать его, растирая и готовя для входа чего-то намного более объемного. Было суховато, а потому, отвлекшись буквально на пару секунд, Бриджес сплюнул на собственные пальцы и тут же вернул их на прежнее место — к чувствительному анусу, чуть надавливая на сопротивляющиеся мышцы. Посмотрел в чужие мутные от страсти глаза, желая поймать каждую скрытую эмоцию, мелькающую в голубой радужке… и проник внутрь сразу же до третьей фаланги. Не давая толком привыкнуть, начал разрабатывать уверенными натренированными движениями.
Хиггс елозил на месте — то подаваясь навстречу, словно желая насадиться полностью, то наоборот, отстраняясь так, словно ему вся эта подготовка приносила неимоверную боль. Он дышал поверхностно и часто, его щёки заливал яркий розовый румянец, а лицо покрывалось испариной, сильнее размазывая и без того потёкшую подводку.
Бриджес исследовал жаркую бархатистую узкость: изредка провозил подушечками по бугорку простаты и тщательно поглаживал внутренние стенки прямой кишки. Когда он почувствовал, что достаточно, то вытащил пальцы из заднего прохода, напоследок нежно пройдясь касанием меж ягодиц.
И, наконец-то, обратил внимание на себя: приспустил бельё, резинка которого неудобно упёрлась прямо под яйца; подобрал в руку собственный член, едва удерживаясь от того, чтобы начать водить по нему кулаком. Чёрт, он уже был практически на пределе… А потому, не теряя времени, придвинулся поближе и, оставляя прозрачный след предсемени, провёз раскрасневшейся головкой по промежности, заставив Монагана мелко задрожать.
— Я тоже тебя люблю, — хрипло выдохнул Сэм, глубоко заглядывая в глаза Хиггса и синхронно с этим направляя плоть в податливое, приветливо раскрытое колечко сфинктера.
Монаган усмехнулся и зажмурился, когда тот грубовато втолкнулся внутрь с отрывистым хриплым рыком.
Сэм не был из тех, кто нежничает. Да, если честно, Хиггсу этого и не хотелось: немного резковатые, властные движения нравились ему куда больше сдержанных и осторожных. По крайней мере, они были подлинными, откровенными; такими, что Монаган, остро не переваривающий фальшь, точно знал: Бриджес искренен в своём желании взять его, и один этот факт уже многое значил, ведь Хиггса никто и никогда не хотел
по-настоящему…
Он поморщился чуть болезненнее, прикусывая нижнюю губу практически до крови от очередного несдержанного толчка, причинившего саднящую боль, осевшую где-то в области поясницы.
И всё же в чём-то Сэм был животным… или Монагану иногда просто нравилось так его представлять, а самому подставляться: позволяя, пропуская… Временами Хиггсу казалось, что он сходит с ума, но он не пытался этому препятствовать, потому что это ощущалось как нечто бесконечно правильное. В объятьях Сэма он чувствовал себя собой и мог не прятаться за маской, тщательно выстраивая линию поведения, чтобы соответствовать чужим — да и своим собственным — ожиданиям.
Тот пафосный дурак, что распинался перед Выходом красивыми речами и плясал под дудку девчонки в красном платье — умер. Навеки остался гнить на Берегу, посыпая голову пеплом и неподвижным взглядом пронзая серые грозовые небеса. А вернулся Хиггс. На сей раз настоящий: сломленный, полный подавленных воспоминаний и травм, слишком трусливый, чтобы окончательно шагнуть за грань.
Он вернулся в этот мир без каких бы то ни было ожиданий, чувствуя себя использованным — жалкой продажной девкой, которой удовлетворялись все, а по итогу, никто не заплатил и гроша. Все его усилия оказались пустыми. Вся его преданность делу Амелии была отвергнута.
Все его попытки стать чем-то большим, чем он всегда был, потерпели крах. Словно ему снова стало немного больше семнадцати, и он впервые вышел на свет, таща подмышки тело своего обожаемого дядюшки.
… И тут Сэм — человек, которого он люто ненавидел, оказался тем, кто протянул ему руку помощи. Невзирая на гаптофобию, на треснувшее ребро, после той никчёмной драки в смоляной луже и всё то дерьмо, которое Хиггс заставил его пережить.
Тогда Бриджес сказал что-то вроде: «любой заслуживает второго шанса», и Монагану хотелось рассмеяться до коликов, до болезненной хрипоты… Но он согласился, когда ему предложили вернуться и поработать на «Бриджес» (словно кому-то было нужно его паршивое согласие, он был скорее… заключённым с небольшим правом выбора). И понеслось… Каким хреном всё привело к тому, что есть сейчас, он не понимал, но был счастлив, что всё сложилось именно так, хотя он вряд ли заслуживал подобного исхода.
Но вот оно как: Сэм его любит, они живут вместе, время от времени выполняют особо важные заказы, а ещё воспитывают маленького ребёнка… Лу обожает их обоих, хотя изначально её расположение Хиггсу было непросто завоевать. Но, видимо, с каждым новым сантиметром, что она прибавляла в росте, память о тех чёртовых пулях, которые едва не разбили капсулу ББ (и за которые Монаган так и не смог себя простить) ослабла, и теперь девочка даже иногда называла его «папой». Странно, но Хиггса от этого не передёргивало, хотя изначально с этим словом ассоциировалась лишь налитая кровью и искажённая яростью физиономия его собственного «папашки».
Это был его второй шанс на счастье. И будь он проклят, если снова всё испортит!
…С очередной фрикцией, Сэм прижимается к его лбу своим, вырывая из пространственных размышлений; замирает так, чтобы насладиться моментом. Закрывает глаза, фокусируясь на жгучем чувстве единения: приятной тяжести расходящейся по телу от низа живота, сильных горячих руках, обвивающих его за шею, на тяжёлом дыхании, оседающем на вспотевшем лице. Он шумно втянул воздух через нос, чувствуя себя единым с тем, кого любит; цельным,
живым…
— Хиггс…
— Сэм, — слегка бодая, моментально отозвался тот, — Сэмюэл, Сэмми…
У Бриджеса всё внутри мелко задрожало, а на глазах едва не выступили слёзы от звуков собственного имени, произнесённых с такой сильной мольбой, любовью и всепоглощающим желанием… Он уже и не надеялся, что ещё хоть когда-нибудь почувствует себя любимым и ценным; что он тоже всего-то навсего будет кем-то желаем и кому-то нужен.
По-настоящему. Не как безотказный курьер, готовый взяться за самую грязную работу; не как мост, протягивающий мир прошлого к миру будущего; не как грёбаный человек-функция для выполнения заранее установленных кем-то действий…
А как Сэм. Обычный Сэм — мужчина со своими болью и страхами, без опостылевшего напыления исключительности и грёбанного ореола избранности; просто человек, который может подорваться среди ночи из-за кошмара со слезами в глазах, который боится сделать что-то не так в воспитании единственной дочери, и который иногда так же, как и все, может оступиться и налажать.
Какая же ирония, что разглядеть в нём
его самого и не отвернуться смог лишь самый ненормальный человек, которого он только знал. Террорист и убийца. Вестник Выхода Смерти. Пресловутая Частица Бога, которую каким-то образом удалось словить в собственные руки. Хиггс.
Губы накрывают чужой рот — Сэм целует отчаянно, напористо, но не грубо. Его язык проникает внутрь, лаская и терзая одновременно; сплетается с языком Монагана в дикой жаркой пляске; оглаживает нёбо, скользит по гладким зубам… Тот отвечает также рьяно и увлечённо, и фрикции — торопливые, чуть дёрганные — снова возобновляются — на сей раз до финала, без остановок.
Хиггс понимает это, когда Бриджес задевает внутри чувствительный комок нервов, и острое, практически болезненное удовольствие оглушает его, словно ударом. С каждым возвратно-поступательным движением становится всё труднее дышать, и в какой-то момент они отрываются друг от друга, чтобы просто не задохнуться. Темп нарастает — Сэм чаще вскидывает бёдра, доводя партнёра до исступления, проникая так глубоко внутрь, что у Хиггса поджимаются пальцы на ногах, и он протяжно высоко стонет, захлёбываясь в ощущениях неотвратимо приближающегося экстаза, едва оттенённым будоражащим отголоском боли.
…Это слишком хорошо, это нереально, и он чувствует, что прямо сейчас умрёт — отправится с концами на Берег, оставив после себя бренное тело, пошло распластанное под Сэмом. Хиггсу хотелось подобного исхода, и он не собирался как-то этому мешать. Пусть каждый толчок выбивал из него дух, нужно было ещё больше…
ещё больше!.. Чтобы раствориться в чувстве без остатка, окончательно растаять под жаром чужого тела, задохнуться поцелуями и уйти в вечность со счастливой улыбкой на губах!..
…Пиликающий звук работающего конвейера, готового втащить груз на распределение, вклинился в пропитанную страстью и вожделением атмосферу так же внезапно, как пуля обычно врезается в податливое живое тело. Бесповоротно и наверняка.
Хиггс успел лишь непроизвольно распахнуть глаза от шока, с испугом вглядываясь в чёрные от удовольствия зрачки Сэма, только-только осознающего, что происходит… а следом Монагана уже потянуло куда-то назад с приличной скоростью.
Бриджес среагировал быстро — схватил его крепче, удерживая на месте и не позволяя оказаться в распределителе, однако механике на подобные манипуляции было всё равно: конвейерная лента продолжала крутиться, ребристой поверхностью больно проезжаясь по оголённой спине и заднице Хиггса, словно тёрка, протирая кожу до розовых проплешин.
Монаган заорал, даже не отдавая себе отчёт, а в следующий же миг, для пущего эффекта, Сэм просто взял и скинул его с конвейера, вынудив упасть на и так пострадавшие части тела.
— Какого хрена?! — взвизгнул он, встретив твёрдую поверхность задницей, и тут же болезненно зашипел, словно придавленная сапогом змея. Его правая рука метнулась за спину и очень быстрыми движениями начала растирать пострадавшую поясницу, пытаясь хотя бы так унять внезапный приступ боли.
Сэм, как был: в расстёгнутом комбинезоне и с приспущенными трусами — упал перед ним на колени, панически схватился за чужие предплечья. Он выглядел куда более напуганным, чем ему следовало бы.
— Ты как? — беспокойство сквозило в дрогнувшем голосе. Бриджес лихорадочно осматривал напарника на предмет повреждений, судорожно перебирая ладонями по его рукам.
— Копчик отбил… — скуксившись, недовольно просипел Хиггс, а следом возмутился куда громче, скидывая чужие конечности и несильно пихая Сэма в плечо. — На кой хер ты меня сбросил?
— Прости, я запаниковал, — покачал головой тот, с очень участливым видом… а следом вдруг хрюкнул от смеха, осознавая, что произошло: они оба — два лучших курьера на весь «Бриджес», сидят на полу распредцентра со спущенными штанами и задранной униформой. С членами наголо. Просто потому что хотели потрахаться на конвейере, как какие-то пубертатные подростки, а тот их взял да скинул.
Боже, они оба — такие придурки!..
— Очень смешно, — буркнул Хиггс, ни капли не разделяя приподнятого настроения напарника. Тот попытался успокоиться и вернуть лицу нейтральное выражение, но кривоватая, никак не желающая разгладиться улыбка обесценивала все его потуги.
— У тебя еще стоит вопрос о том, почему я никогда не делаю так, как ты просишь?
— Да отстань ты, — огрызнулся Монаган беззлобно, чуть выпрямляясь, и зыркнул в тёплые, полные нежности и смешинок глаза Сэма, — если ещё не заметил: у меня теперь вообще ничего не стоит!
Портер снова засмеялся и вдруг подался вперёд: прикоснулся губами к небритой щеке, заставив Хиггса моментально остыть и так же забавно фыркнуть.
— Пошли в помещение, — произнёс Бриджес, отстраняясь, и поднялся на ноги, чтобы наконец-то уделить внимание собственному внешнему виду. Он быстро заправился и застегнул молнию комбинезона, а следом подобрал с пола смятый комок вещей и подал Хиггсу, — хватит на сегодня экспериментов. Нужно принять душ и отдохнуть.
Тот хмыкнул и повторил действия: выпрямился во весь свой немалый рост, а следом неуклюже натянул на ноги сначала боксёры, а следом и брюки, путаясь в перекрутившихся штанинах. Скривился, чувствуя, как внизу спины отдаёт тупой болью, а содранная кожа неприятно щиплет.
Сэм заметил его дискомфорт, и, заставив развернуться, чуть задрал уже заправленную водолазку; посмотрел на красные отметины, оставшиеся от жёсткой конвейерной ленты. Слегка провёл по ним подушечками пальцев, заставив Хиггса глухо выругаться.
— Я обработаю ссадины, — пообещал он, и, видя как Монаган кисло поморщился, попытался подбодрить, — а потом — ничего не обещаю, конечно — но можно будет закончить то, что мы начали…
— Только не на блядской конвейерной ленте, — отозвался Хиггс, заново прикрывшись тканью. И, обойдя Бриджеса, двинулся в сторону лифтовой площадки.
— Не на блядской конвейерной ленте, — покладисто согласился тот и поспешил за ним, по пути прихватывая оставленные без присмотра транспортёры и рюкзаки.
***
Сэм словил языком последнюю каплю пива и бросил банку в мусорное ведро, следом за ней отправились и остатки нехитрого ужина — каких-то полуфабрикатов, заботливо оставленных персоналом распределительного центра в личном помещении.
Пока Монаган принимал душ — а он был удивительно неспешен в этом вопросе — у Сэма наконец-то появилось свободное время, чтобы активировать свой браслет и связаться с Дэдменом, дабы узнать, как там поживает Лу.
Словами не передать, как сильно Портер скучал по малышке, и вот каждый такой вечер в отдалении от ребёнка скрашивал один простой звонок. Часто он мог расслышать её на фоне, ещё чаще она отвечала сама. Но сейчас было уже довольно поздно, так что Сэм вполне удовлетворился рядовым разговором с Дэдменом, который поведал, что у них всё хорошо, и Луиза уже отправилась на боковую — строго по распорядку дня. Бриджес же в свою очередь, рассказал, что они с Хиггсом доставили всё необходимое в распредцентр, так что теперь дело лишь за работниками, способными починить… чтобы там такого фундаментального не сломалось.
Разговор был недлинным, но продуктивным. Слышать голос друга было хоть и не так радостно, как голос дочери, но всё же приятно. Но когда Сэм, попрощавшись, был уже готов оборвать связь, Дэдмен вдруг остановил его.
— И ещё, Сэм… — заговорил он таким тоном, словно сомневался, стоит ли, вообще, открывать рот, но вся эта неловкость исчезла из голоса в тот момент, когда он решился продолжить, — я хочу сказать, что да, в распределителе сейчас нет людей, но большинство основных систем по-прежнему работают. В том числе видеонаблюдение.
Портер остро прочувствовал, как по его позвоночнику скатился неприятный холодок, а пятки заледенели. Этот жирный намёк было трудно не понять. Перед глазами очень чётко встало недавнее воспоминание: возбуждённый, раскрасневшийся Хиггс на конвейерной ленте, сам Сэм без стыда и совести насаживающий его на свой член… Это определённо не предназначалось для чужих глаз.
Видимо не различая в чужом напряжённом молчании ничего хорошего, Дэдмен неловко прочистил горло и принялся излагать дальше, внутренне радуясь, что связь по браслету не предполагает видео-трансляции. Он определённо точно не хотел бы сейчас видеть Сэма. А посмотреть было на что: ошарашенное выражение вечно спокойного лица делало его практически неузнаваемым; алые щёки горели огнём, а на висках проступил пот.
—…К счастью, сегодня в охранном корпусе был я, так что успел подчистить видеофайлы до того, как кто-нибудь успел бы их увидеть. Но должен предупредить: использование служебного оборудования не по назначению влечёт за собой серьёзные последствия в виде выговоров и штрафов. Если бы директор узнал, мало бы не показалось. Поэтому, прошу, в следующий раз воздержитесь от подобных проявлений в рабочих зонах. Личное помещение подойдёт для этого куда лучше.
— С…спасибо, Дэдмен, — только и мог выдавить из себя Сэм, сгорая от стыда. Мужчина на другом конце едва заметно улыбнулся.
— Нет проблем. И к тому же, мне ещё кое-что от вас нужно. — Сменившийся на заговорщицкий тон голос не предвещал ничего хорошего, и Портер ожидаемо напрягся, догадываясь, что Дэдмен не упустит возможности воспользоваться этой ситуацией в своих целях. Зря он вообще изначально расслабился, понадеявшись, что обошёлся малой кровью, — На обратном пути захватите один груз для меня из убежища У37-89, так сказать, за мои услуги сиделки, ну… и за моральный ущерб, конечно же. Просто скажете, что для меня, она поймёт.
У Бриджеса едва не заскрипели зубы, ведь более долгая проходка означала, что он увидит свою дочь гораздо позже, чем рассчитывал. Расклад самый что ни на есть неприятный, а учитывая расположение адресанта, их вынужденная разлука с Лу могла растянуться на время, большее, чем пара-тройка часов. Сэм, чувствуя, как от досады сводит в груди, уже пытался выстроить в голове наиболее короткий маршрут, когда Дэдмен на той стороне метафорического телефонного провода довольно защебетал.
— Ну, а мы с Лу, раз такое дело, побудем вместе подольше. Ты же знаешь, Сэм, мне только в радость! — его голос вдруг зазвучал глуше, и он засюсюкал куда-то в сторону, явно наслаждаясь своим положением. Скорее всего, опять стоял над душой мирно спящего ребёнка и, сам того не зная, дразнил Сэма, отчаянно желающего сейчас оказаться на его месте. — Правда, тыковка моя? Пусть твои папы спокойно выполняют заказ и доставят дяде Дэдмену его новую одежду с хиральными вставками. А мы с тобой найдём, чем заняться, верно? Ты ж моя умница… Она такой ангелочек, когда спит, правда же? Сэм, ты видел?
— Не так часто, как хотелось бы, — угрюмо вставил тот.
— Судьба курьера — вечные скитания… — глубокомысленно заметил Дэдмен и тут же ободрился. — Что ж, удачи вам! А я пока что пойду немного поработаю, а то с бодрствующей Луизой это делать невозможно. До встречи.
Портер сбросил звонок первым, в сердцах пообещав себе в следующий раз отказаться от очередной «срочной/важной» доставки и провести время с дочерью. Ну, а если уж совсем прижмёт — то не покупаться на сладкие речи Дэдмена, и оставить ребёнка на попечение Локни и Мамы. Вот уж с кем было сложнее договориться, когда Лу надо было пристроить, но проще, когда её надо было забрать.
Хиггс тем временем вышел из душа. Он ещё не успел полностью обсохнуть, а потому пытался просушить волосы единственным банным полотенцем, что нашлось в личной комнате. Мурлыкая себе под нос прилипчивый мотив, он вдруг зацепился взглядом за надувшегося от несправедливости Сэма и озадачено поинтересовался.
— Что случилось, Сэмми? На тебе лица нет.
Тот повернул голову на источник звука, оглядел Монагана с ног до головы нечитаемым взглядом, и произнёс в сердцах:
— В следующий раз, когда я решу идти у тебя на поводу, пусть меня ёбнет хиральной молнией.
— Чего? — непонятливо вопросил тот.
— Ничего, — угрюмо ответил Бриджес, подрываясь с кровати. Парой отточенных движений он избавился от одежды, обнажая испещрённую отпечатками пятерней кожу, при этом словно совсем не замечая, как внимательно за ним следит Хиггс, выглядывая из-под полотенца, — я в душ, а ты постарайся не вырубиться до моего прихода и найди заживляющую мазь в сумке.
Монаган прислушался к себе, пытаясь понять, насколько сильно травмирован неудачным сексом на ленте: пострадавшие зоны ягодиц и поясницы под водой, конечно, прилично пощипали, но последствия оказались не так страшны — просто стёрся верхний эпителий, и восстановление было лишь делом времени. Да и аптечку лучше было сохранить на будущее, ведь дорога до дома Коспплеерши никогда не обходилась без происшествий.
— Да уже вроде и не болит, — поделился он, провожая взглядом абсолютно нагого Сэма, двинувшегося к душевой кабине.
— И хорошо, потому что это меня в любом случае не остановило бы, — глухо отозвался тот.
— От чего? — только и успел спросить Хиггс, как тут же вскинулся и звонко ойкнул, почувствовав, как чужая тяжёлая рука крепко шлёпнула его по обнажённым влажным ягодицам.
— Вот от этого, — удовлетворённо проговорил Бриджес, — на сей раз ты сверху.
Монаган попытался выглядеть уязвлённо — даже нахмурился и губы поджал для вида, но всё портила пробивающаяся на лице улыбка и засверкавшие азартом глаза. Сфокусироваться на отыгрыше опороченной невинности не помогала даже снова занывшая от удара раскрасневшаяся кожа.
— Эй, я и так пострадавшая сторона, а мне ещё и напрягаться?
— Будто ты против, — парировал Сэм, и уже не услышал чужого ответа — дверки душа синхронно захлопнулись за его спиной, размывая видение комнаты, а струи горячей воды затарабанили по голове и плечам, даря напряжённым мышцам хоть какое-то расслабление.
Хиггс на той стороне совсем по-ребячьи показал фигуре Бриджеса язык, и вернулся к сушке головы, быстро шерудя полотенцем по потемневшим от влаги волосам.
Настроение было приподнятым, даже несмотря на то, что его мысли уже занимала завтрашняя проходка к чёртовой девке, сходящей с ума от пошива и демонстрации костюмов. Как-то ведь надо будет объяснить, почему он не носит её «прекрасный» подарок — «выдрячью» шапку, в своё время сделавшую Сэма всеобщим посмешищем среди МУЛов и Деменсов… Не скажешь же ей, что надеть такое на голову — выше его сил, ведь демонстрация плюшевой игрушки на собственной макушке воспринимается им как личное оскорбление.
А ведь после этого ещё нужно тащиться на Темпоральную ферму… Ох, лишь бы только к их приходу там ещё осталась пицца!.. И хотя бы без ананасов. Пожалуйста, пусть будет без ананасов!.. Хотя в отсутствии альтернативы, даже такое угощение будет лучше, чем ничего. Лишь бы горячая, потому что холодная пицца — для собак сутулых.
Внезапно тишину, нарушаемую лишь громкими мыслями и отдалённым журчанием воды, разорвало одиночное пиликанье почтового уведомления. Хиггс покосился на персональный терминал — и кому они только понадобились в столь поздний час? — но, тем не менее, подошёл и проверил, оставляя на полу после себя влажные следы ступней.
Среди бесконечных завалов сообщений, одно — на самом верху — было отмечено, как непрочитанное… и не предвещало ничего хорошего, так как помимо прочего, на нём стояла плашка «важное». Монаган тут же кликнул на него и наткнулся на данные уже принятого Сэмом заказа — доставка хрупкого груза, весом двадцать килограммов для Дэдмана от Студии Хиральной Художницы.
Помимо необходимой информации и условий, в конце рабочей формы находилась красноречивая приписка:
«
Сэм, я решил продублировать заказ на почту, чтобы моя скромная просьба точно не утерялась в лабиринтах твоей памяти. К сожалению, некоторые моменты сегодняшнего дня точно нескоро утеряются в моей… 😥
Помни, что этим заказом ты не только поможешь старому другу, но и уже по сути обеспечил целой бригаде работников охранного корпуса спокойную жизнь.👍🏻
Я горжусь тобой, Сэм! А очаровательная Луиза очень ждёт обоих своих пап, так что поторопитесь. 👨👨👧
Искренне ваш, Дэдмен
👍🏻👍🏻👍🏻👍🏻👍🏻
P.S.: Кнопка аварийной остановки конвейера находится слева, на его днище. Видеонаблюдение зацикливается, если установить пару утилит и правильно манипулировать браслетом — я покажу на досуге (да, это не по протоколу, но во избежание повторения сегодняшнего я пойду на нарушение). Ну, и, пожалуйста, удостоверьтесь, что нигде не наследили и оставили всё в первозданном чистом виде. Может, я и единственный свидетель, но меня совесть ест от перспективы, что кто-то получит в заказе биоматериал, который не заказывал».
Хиггс внутренне похолодел — и неясно от чего больше: от вскрывшейся постороннему интимной сцены или от перспективы увидеть и прочувствовать ещё больше камней и песка во втором своём самом нелюбимом месте во всём Центральном регионе. С Озером в кратере у Монагана были связаны исключительно негативные воспоминания, и гулять по его побережью было равносильно добровольной экзекуции, в которой Сэм дразнится и с плохо скрываемым злорадством по тысячному разу пересказывает, как избавился от той чёртовой ядерной бомбы. Ещё раз воскрешать в памяти один из своих самых тупейших и постыдных проёбов Хиггсу не хотелось от слова совсем, даже несмотря на то, что по итогу он остался довольным тем, что всё сложилось именно таким образом… Только вот, кажется, выбора-то не было.
…Ну, по крайней мере, вся эта ситуация теперь окончательно прояснила для Хиггса, почему Сэму хватать его за задницу было приятнее когда рядом никого не было. Проблем потом не оберёшься от всех этих доморощенных шантажистов. И вот после такого-то это именно его называют главным злодеем!
Возмущённо вздохнув от подобной несправедливости, Монаган закрыл окошко сообщения и оставил терминал в покое. Плевать. Ладно. Будут у Дэдмана его грузы. Ну, а сегодняшняя ночь ещё молода, и у них достаточно времени для отдыха… так что у Хиггса будет его Сэм.
И пусть весь мир подождёт.
