Суета вокруг кузины

У лейтенанта Николя Дэйвоса было слишком большое сердце и слишком большое количество кузин. Сами по себе прекрасные родственницы, как и лучшие черты характера, которыми Николя был наделен в полной мере, вряд ли могли считаться недостатками. Зато сочетание этих факторов послужило причиной многих жизненных коллизий в судьбе бравого лейтенанта. Так, еще на заре военной карьеры, он протянул руку помощи отцу одной из кузин. Тот слезно умолял столичных родственников оградить сию достойную барышню от дурного влияния некоего голодранца, которым она увлеклась, проводя лето в Бухаресте. Упомянутый голодранец оказался студентом, хоть и действительно без гроша за душой, зато весьма патриотично настроенным. Далекий от политики Николя пришел в некоторое замешательство и почел за лучшее не пороть горячку, а познакомиться с влюбленными поближе. Однако корабль романтических чувств не выдержал первого же шторма: спустя несколько месяцев девушка благополучно вернулась к родителям в провинцию, вышла замуж за достойного человека и к нынешнему дню воспитывала уже то ли троих, то ли четверых детей. Тогда как Николя по уши увяз в делах некой революционно-патриотической организации. Кузина Мари, в которой Николя души не чаял, увы, не стала исключением из главного правила его жизни и увлеклась женатым мужчиной. Да не просто мужчиной — Георгом Бибеску! Когда в свете только начинали шептаться об этой связи, Николя всеми силами старался пресечь гнусные наветы. Даже стрелялся три раза. Когда же оказалось, что слухи не только живучи, но еще и достоверны, он едва не вызвал на дуэль самого господаря. Марицика, ангел во плоти, красивая, образованная, утонченная, — и в роли любовницы! Фаворитки! Объекта для грязных сплетен! Благородный и глубоко порядочный лейтенант не мог смириться с подобной несправедливостью. К счастью для всех сторон, Георг Бибеску оказался человеком спокойным, рассудительным и не лишенным чувства юмора. Кроме того, он был безумно влюблен в Марицику, посему визит ее возмущенного родственника пережил стоически. Он сумел успокоить Николя, убедив в исключительной честности своих намерений, и распрощались они на дружеской ноте. С этой минуты его величество еще активнее озаботился разводом, а лейтенант Дэйвос внезапно оказался в числе приближенных господаря, обзавелся местом в свите и поводом для внутренних терзаний и угрызений совести каждый раз, когда мировоззрение патриота и революционера конфликтовало с родственными чувствами, вовсю толкавшими его на путь ярого монархиста. Почему Николя, который к этому времени уже ясно видел взаимосвязь между кузинами и сложными ситуациями в своей жизни, решил, что лучшим укрытием, где может оправляться после ранения его близкий друг, он же повсеместно разыскиваемый полицией преступник Марджелату, будет дом его кузины Елисафты — остается только гадать. Но вот уже который месяц он вынужден был расхлебывать последствия этого весьма недальновидного решения. Елисафта, вне всякого сомнения, была красавицей — золотые волосы, светлая кожа и небесно-голубые глаза делали ее похожей на ангела. Но внешность обманчива. При всей своей красоте Елисафта отличалась безмерным честолюбием. Мечтая блистать в обществе, она жизни не мыслила без регулярного посещения балов и приемов. Пока Елисафта числилась невестой Аристиде Суцу, ее тягу к светской жизни удовлетворял жених, а также — его весьма влиятельный отчим. Но с тех пор, как помолвка расстроилась, обязанность выводить кузину в свет, как и самое общество Елисафты в количестве, превышающем всякие разумные пределы, легли тяжким бременем на плечи Николя. Вежливых отказов Елисафта не понимала, а быть невежливым с кузиной, пусть даже она успела надоесть хуже дурной болезни, ему, увы, не позволяли воспитание и сердечность. В этот раз ситуация усугублялась тем, что Николя вынужден был принимать кузину в гостиной, а не в кабинете, где была возможность сделать вид, что безумно занят, и свести общение к минимуму. Но в кабинете находились гости, встречаться с которыми Елисафте не следовало. Поэтому он прилагал усилия, чтобы изображать гостеприимного хозяина, который никуда не торопится, угощал кузину чаем и выслушивал ее болтовню о светской жизни. Николя настолько преуспел, что его интерес к причудливому и крайне занимательному узору на обоях Елисафта заметила далеко не сразу. — Ты меня не слушаешь! Возмущенная реплика заставила Николя отвлечься от созерцания изящных завитушек и с самым честным лицом опровергнуть это обвинение. — Слушаю, ma chérie.* Ты говорила о приеме, который устраивает Александру Кантакузин в следующую субботу. — В среду! — Елисафта так резко поставила чашку на стол, что китайский фарфор жалобно звякнул. — И я рассчитываю на нем быть! Горестный вздох, вырвавшийся у Николя, не заметить было уже невозможно. — Почему бы тебе не принять предложение одного из своих многочисленных поклонников? Любой из них с радостью согласится тебя сопроводить. Елисафта поморщилась. — Я не в том положении, чтобы раздавать подобные авансы без последствий. А дальше что? Замуж за кого-то из них выходить? — Было бы неплохо, — Николя снова невольно вздохнул. — Елисафта, дорогая, тебе давно пора остепениться. — Я не собираюсь выходить замуж за кого попало, — отрезала она. — Чем тебе не нравится корнет Станеску, к примеру? На последнем балу ты была с ним очень любезна. — Этот твой корнет беден как церковная мышь. — Не так уж он и беден, к тому же единственный наследник, — попытался возразить Николя, но Елисафта упрямо закусила губу, и он не рискнул настаивать. — Или вот боярин Нергуце вполне состоятельный человек. — Да он боярином-то стал без году неделя! — Елисафта только фыркнула. — Его дед козами торговал! К тому же он старый. — Всего-то на одиннадцать лет старше тебя. А боярин Друца? — Он мне не нравится, у него брови как гусеницы, фу! — Лейтенант Куза? — безнадежно предложил Николя. Елисафта едва не взорвалась от возмущения: — Только твоих приятелей-заговорщиков мне и не хватало! Хочешь, чтобы я стала женой каторжника?! Ты меня совсем не любишь! Она достала вышитый платочек и демонстративно прижала к глазам. — Ну конечно, я тебя люблю, ma chérie, — поспешил уверить ее Николя, после чего благоразумно замолчал. Спор с Елисафтой он еще мог выдержать, но слезы... Он предпочел бы град пуль одной истерике кузины. Повисла тишина. Елисафта бросила взгляд на часы на каминной полке и внезапно заторопилась. — Мне некогда выслушивать этот вздор, я через четверть часа должна быть у модистки, — в дверях она задержалась и напомнила: — Прием в среду. И ты меня сопровождаешь. — Я постараюсь, — осторожно начал Николя. — Очень постараюсь. Но если на службе будут неотложные дела... — Ты меня сопровождаешь, — настойчиво повторила Елисафта. — В конце концов, это по твоей вине я оказалась в подобном положении. Из-за твоего приятеля-головореза. Николя проводил кузину до двери, распрощался с ней, еще раз тяжело вздохнул и направился в кабинет. — Ушла? Марджелату отложил перо. Он коротал время за внесением правок и добавлением едких комментариев в очередной манифест, рукопись которого председатель Братства накануне передал Дэйвосу для ознакомления. Николя непредусмотрительно оставил бумаги на столе, и теперь все поля были исписаны четким почерком, а не меньше трети текста перечеркнуто. — Теперь точно да, — с облегчением выдохнул Николя, подходя к окну и провожая взглядом отъезжающую карету. Затем опустился в кресло и благодарно кивнул, когда Раду протянул ему бокал с коньяком. Пригубил напиток, подумал, допил залпом и мрачно сообщил: — Или я в ближайшее время выдам ее замуж, или она сведет меня с ума. — Все настолько плохо? — изумленно поднял бровь Марджелату. Николя ожег его взглядом, который у деликатного лейтенанта символизировал крайнюю степень раздражения. — Не будь ты моим другом, я бы потребовал, чтобы ты на ней женился! — В мешок и в Дымбовицу, — тут же буркнул под нос Раду. — Нет, Зайчик, крайние меры мы оставим на крайний случай, — протянул Марджелату и глубоко задумался. Потом хлопнул ладонью по испоганенному манифесту, придвинул перо и чернильницу. — Николя, диктуй! — Что? — Список возможных женихов. Будем тебя спасать. Спустя четверть часа в кабинете все еще продолжался негромкий диспут. Сопровождался он резкими возгласами, шелестом сминаемой бумаги и звоном бокалов. — Так романтический герой, самое оно! — Да жалко студента... — А себя тебе не жалко? — Жалко. Но и студента тоже. — Ладно, следующий. А с этим-то что?! — Недостаточно родовит. И старше. — Я не об этом. Вроде ж солидный человек, лесом торгует. Как только повелся? — Ну, нравится она ему. А что? Молодая, красивая, в родстве с лучшими семействами. — М-да? — Да! Кое-кто из присутствующих сам на ней едва не женился. — У всех случаются дурные мысли. Но про этого боярина я бы подумал. — Елисафта против. — Тогда проще ее в монастырь сдать! — Марджелату! — Ясно, ее тебе тоже жалко. Добрый ты слишком, Николя. — Сейчас я тебя в список внесу! — В мешок и в Дымбовицу! — Зайчик! — Ладно, Дымбовица подождет. Но мешок я припасу. — Зайчик! — Мешок всегда пригодится. — Никаких мешков. Так, кто у нас там дальше?..

***

Большой прием — событие, несомненно, выдающееся. А в особенности — прием в доме столь высокородного семейства, как Кантакузины, где собирается весь свет. Где еще можно узнать свежие новости и придворные сплетни из первых рук, насладиться хорошим вином и танцами, дамам — поговорить о мужчинах и нарядах, а кавалерам, за игрой в вист и сигарами, о женщинах и политике? И, независимо от пола, обсудить последнюю дуэль молодого боярина Рациу, новый выезд госпожи Туржанской или — шепотом, исключительно шепотом — скандальную новость о юной боярышне Ижицкой, шестнадцати лет от роду, сбежавшей из дому: — С сыном приказчика?! — Да, моя дорогая, вы представляете себе? Такой позор, бедная ее мать! — Ах, какой ужас!.. В общем, прием — событие столь же привлекательное, сколь и благочинное. Ведь даже мысли допустить нельзя, что в столь респектабельном месте может случиться что-то серьезнее дамского обморока или разбитого нерадивым лакеем бокала. И поэтому, когда у одного из входов в бальную залу послышался разговор на повышенных тонах, светские кумушки навострили уши, предвкушая внезапное событие. К тому же, чрезвычайно интересное, если учесть личности спорщиков. Лейтенант Дэйвос считался блестящим кавалером, образцом порядочности и благопристойности, и не одна пожилая матрона с дочерьми на выданье следила за ним жадным взглядом. Его собеседник же, лейтенант Стефанеску, никак не мог похвастаться безупречной репутацией. Светский повеса и картежник, он успел спустить за ломберным столом не только собственные деньги, но и большую часть состояния супруги. Вдобавок лейтенант Дэйвос держал под локоть Елисафту, свою кузину, скандальный разрыв помолвки которой с Аристиде Суцу еще был на слуху и придавал ситуации дополнительную пикантность. — Николя, друг мой, вы просто не так поняли, — попытался отмахнуться Стефанеску. — Лейтенант, я нахожу ваше поведение неприемлемым, — ледяным тоном бросил Дэйвос. Общество застыло в предвкушении, но Стефанеску мигом пошел на попятную: — Уверяю вас, я даже в мыслях не держал нанести кому-либо из присутствующих оскорбление. Приношу свои глубочайшие извинения, если мое поведение выглядело неподобающе. — Извинения приняты, — все так же холодно ответил Дэйвос, после чего едва заметным кивком обозначил прощание, покрепче ухватил Елисафту за локоть и принялся пробираться к выходу. Кумушки зашушукались. Особо любопытные даже попытались заступить Дэйвосу дорогу и что-нибудь вызнать, но услышали только вежливо-сухое: — Прошу вас, позвольте пройти. Елисафте дурно, ей срочно необходим свежий воздух. Разумеется, это лишь подогрело всеобщее любопытство, но к тому времени, как любители слухов спохватились, вторая сторона конфликта в лице лейтенанта Стефанеску тоже исчезла. Общественности оставалось только гадать о происшедшем. Через несколько часов собравшиеся успели расколоться на партии и породить с десяток разнообразных объяснений, от веры в искренность Дэйвоса до невероятных предположений об австрийском заговоре с участием его прелестной кузины. Этого развлечения хватило до самого конца приема, неожиданно оказавшегося столь занимательным. В доме лейтенанта Дэйвоса в это же время состоялся крайне неприятный разговор. Войдя в гостиную, Елисафта швырнула веер на столик. — Николя, твое поведение возмутительно! — А твое выходит за рамки любых приличий, — сурово ответил тот, стянув перчатки и бросив их рядом с веером. — О чем, позволь мне осведомиться, ты думала, уединяясь с женатым мужчиной? Да еще таким, как Стефанеску?! — У меня закружилась голова от духоты, Серджиу любезно проводил меня на балкон и принес мне вина. А ты устроил ему безобразную сцену! — возмутилась Елисафта. — Как это скажется на моей репутации?! — О репутации стоило подумать раньше, — отрезал Николя. — Учитывая, где находились руки этого твоего Серджиу, появись я минутой позже, твою репутацию уже ничто не спасло бы! Елисафта тоскливо вздохнула. — Но зачем было поднимать шум? И что мне теперь делать? Николя покачал головой, призадумался и вынес суровый вердикт: — Хватит играть с огнем. Завтра же отправляешься к тете Доминике. Я вышлю ей телеграмму, сообщу о твоем приезде. — Под Быстрицу?! — Елисафта аж задохнулась. — В эту жуткую провинцию?! Там же до сих пор носят шляпки, которые вышли из моды лет пять назад! — Да, под Быстрицу! Поживешь в усадьбе, пока сплетни не утихнут. И чтобы никаких выездов на охоту или еще куда. — Но я не хочу... — Не обсуждается! — перебил ее Николя и припечатал ладонью по столику. — Ты едешь к тете Доминике. Завтра утром. Я прикажу подготовить экипаж. Елисафта круглыми глазами посмотрела на останки веера, и больше протестовать не решилась.