Возле постоялого двора остановилась карета. Седой кучер, в котором любой жандарм без труда опознал бы известного по всей Валахии головореза Раду по прозвищу Заячья Губа, распахнул дверцу и подал руку даме. Впрочем, на его лице было написано ровно столько доброжелательности, чтобы Елисафта предпочла обойтись своими силами.
Она презрительно фыркнула, с трудом выбралась из кареты и брезгливо поморщилась, едва не наступив в лужу. Пока она подбирала подол голубого шелкового платья и обходила препятствие, один из лакеев уже добрался до двери и предусмотрительно распахнул ее, не позволяя Елисафте уклониться с указанного пути.
Однако стоило ей войти в зал, как из-за стола в углу поднялся уже немолодой, но крепкий мужчина в богатом дорожном платье.
— Госпожа Дину! — он просиял неподдельной радостью. — Вот так сюрприз! Судьба определенно благоволит мне, если подарила встречу с вами!
У Елисафты наверняка было собственное мнение по поводу такого благоволения судьбы, но встреча со знакомым и его искренний восторг немного подняли ей настроение.
— Елисафта, дорогой Димитру, — она улыбнулась как можно очаровательнее и подала ему руку. — Для вас просто Елисафта.
— Постараюсь быть достойным такой чести, как обращение к самой красивой женщине Валахии по имени, — Димитру галантно склонился к протянутой руке. — Надеюсь, вы позволите пригласить вас присоединиться ко мне за ужином?
— Да, коне...
— Госпожа будет ужинать в комнатах! — бесцеремонно перебил Раду, втискиваясь между Елисафтой и ее поклонником.
— Но, позвольте!.. — попытался было возмутиться Димитру.
— Госпожа будет ужинать в комнатах, — повторил Раду, демонстративно положив ладонь на рукоять пистолета. Рядом появились еще двое сопровождающих. Они хоть и не хватались за оружие, но радушием от них тоже не веяло. Димитру предпочел отступить.
— Прошу прощения, вы, должно быть, устали с дороги.
Елисафта тяжело вздохнула в ответ. Раду тем временем отдавал распоряжения хозяину постоялого двора:
— Комнату и ужин госпоже, ужин нам, овса коням.
— А ваши сопровождающие, госпожа? — поинтересовался хозяин.
Раду не дал Елисафте и рта раскрыть:
— Мы на сеновале заночуем. Йоргу, проводи госпожу. Петру, принеси багаж.
— Как скажете, господа хорошие, — угодливо закивал хозяин, опасливо косясь на вооруженных молодчиков. — Позвольте показать госпоже ее комнаты.
— Мне понадобится служанка, — напомнила Елисафта.
Хозяин снова закивал.
— Сей момент распоряжусь, госпожа.
Елисафта опять вздохнула и направилась за ним на второй этаж. Она пребывала в самых расстроенных чувствах. Ее не радовали ни чистые и аккуратные комнаты, ни вкусный ужин, моментально поданный расторопным хозяином. Хотя стоит признать, что для столь глубокого расстройства основания у нее были веские. Изначально Елисафта понадеялась на отходчивый нрав кузена и не восприняла угрозу относительно тетки всерьез. Увы, Дэйвос оказался настроен более чем решительно и выслал ее из города следующим же утром, не дав ей времени толком собраться и не позволив взять камеристку. Зато приставил сопровождение из полудюжины человек откровенно бандитского вида, которые, при всей видимой почтительности, вели себя так, словно были не сопровождающими знатной дамы, а конвоирами.
Вот и сейчас, когда Елисафта, закончив с ужином, пожелала выйти из комнаты, дорогу ей преградил один из головорезов, подпиравший стенку снаружи.
— Не положено!
— Но я хотела!..
— Не положено!
— Мне надо освежиться и переодеться!
— Распоряжусь. Воду принесут и девку пришлют, помочь, — буркнул тот, стоя скалой поперек прохода.
Елисафта в сердцах хлопнула дверью. Несколько раз прошлась по комнате, раздергивая на нитки кружевной веер, с досадой упала в кресло. За окном раздались голоса ее сопровождающих.
— И долго нам еще эту мазельку терпеть?
— Да ладно тебе, Йоргу.
Она подошла к окну, осторожно выглянула. Возмущался тот, который караулил под дверями. Раду хлопнул его по плечу.
— Не бьют, не стреляют. Всего-то — довезти склочную бабу до монастыря Агапия. Считай, дармовые деньги, и немалые.
— Как до Агапия? — удивился Йоргу. — Я думал, мы в Быстрицу едем. Она ж говорила.
— Вот и она пусть так думает. Коли узнает правду, всю душу вымотает. А мне хозяин все детально обсказал. И письмецо к настоятельнице имеется, — Раду похлопал себя по груди. — Все честь по чести.
— Ох, и крепко она, видать, хозяина-то достала, — хмыкнул Йоргу.
— Да уж сам видишь, — Раду еще раз хлопнул его по плечу. — Ладно, иди. Петру тебя к полуночи сменит. И скажи, пусть ей кого из девок пришлют помочь. А то бла-ародная же. Без прислуги и панталон не переменит!
Елисафта отшатнулась от окна, заметалась по комнате. Больно бедром ударилась о край стола и замерла. Посреди стола стояли перо и чернильница, неведомо каким чудом оказавшиеся в комнатах на постоялом дворе. Елисафта несколько мгновений смотрела на них, а потом бросилась перетряхивать свои саквояжи.
***
Молоденькая служанка разулыбалась, когда ей в ладошку упало сразу несколько дукатов.
— Тебя как зовут?
— Марица, госпожа хорошая.
— Марица, поможешь мне? — ласковым голосом спросила Елисафта.
— Дык с радостью, госпожа хорошая. А что сделать-то надо?
— У вас тут боярин Димитру Нергуце остановился.
— Седой такой? Видный?
— Он самый. Сможешь ему записочку передать? Только тихо, чтоб никто не заметил.
— А эти... с пистолями, не заругают? — Марица с опасением покосилась на дверь, и Елисафта выложила на стол еще несколько дукатов.
— Если найдут, заругают. Но неужели ты записочку спрятать не сумеешь?
***
Когда карета резко остановилась, Елисафта выглянула в окошко. Причина остановки оказалась вполне прозаической: поперек дороги лежало здоровенное бревно. Кучер и лакей с места не двинулись, а вот сопровождавшие карету верховые спешились, чтобы оттащить дерево с дороги.
Вдруг из кустов появились шестеро мужчин. У двоих в руках были ружья, остальные держали пистолеты.
— Бросайте оружие!
— Еще чего, — проворчал Йоргу и медленно потянулся к кобуре.
— Отдайте женщину, и мы вас не тронем! — предложил боярин Нергуце, выходя из-за дерева.
— Давай! — рявкнул Раду, скатываясь с козел.
Карету тряхнуло. Боярин спустил курок, но промахнулся, и через миг на него насел Раду, а слуги боярина дали залп из пистолетов. Елисафта отшатнулась от окошка, забилась вглубь кареты и тряслась, как заячий хвост, когда гремел очередной выстрел. Впервые за долгие годы она от всей души призывала на помощь Богородицу и всех известных ей святых.
Но вот перестрелка и крики стихли. Дверца кареты распахнулась, и взору перепуганной Елисафты предстал боярин Нергуце. Шляпу он где-то потерял, рукав его сюртука был разорван, а на лице виднелась свежая ссадина. Словом, вид у него был лихой и бравый, и в любом салоне Бухареста он сейчас наверняка произвел бы фурор. Елисафта, съежившись в уголке, смотрела на него отчаянными глазами, не веря в свое спасение.
— Елисафта, с тобой все хорошо? Ты не пострадала?
— Да... кажется, да... — она всхлипнула.
— Слава богу!
Димитру протянул ей руку, и она дрожащими пальцами вцепилась в его ладонь, чтобы выбраться из кареты.
— Я так испугалась...
— Ты в безопасности, — заверил ее Димитру, и она, все еще вздрагивая от пережитого ужаса, благодарно пожала его пальцы.
На дороге валялись тела: одно перевесилось через ту самую лесину, которая загораживала дорогу, второе лежало у самых колес кареты. На обочине — еще одно. Впрочем, детально рассмотреть поле боя у Елисафты возможности не было. Едва она покинула карету, как Димитру притянул ее к себе, обнял за плечи и прикрыл ей глаза ладонью. Потом бережно повел в сторону.
— Не стоит тебе на это смотреть, дорогая. Сейчас подгонят мою карету, и мы отсюда уедем. Эти разбойники тебя больше не обидят, — рокотал он успокаивающе.
Не будь Елисафта настолько испугана, то расслышала бы смешок, который вырвался у одного из слуг боярина. Но она ничего не заметила и продолжала самозабвенно всхлипывать. Димитру в свою очередь ласково обнимал ее и рассказывал, что он страшно испугался, когда получил записку с просьбой о помощи. Мол, он еще на постоялом дворе догадался, что дело нечисто, а узнав в точности, что ее похитили, разумеется, сразу же кинулся ей на выручку.
Елисафта слушала и млела. Едва ли не впервые ее не бранили, не упрекали в нарушении приличий или в назойливости. Боярин Нергуце вдруг оказался не таким уж старым и уж точно куда более галантным и заботливым, чем все ее бывшие поклонники. А когда прошел первый испуг, и она вспомнила о Дэйвосе и о монастыре, он вообще показался ей самым милым человеком на свете.
И когда он предложил Елисафте свою карету и сопровождение, чтобы доставить ее обратно в Бухарест, а уж он сам как-нибудь один верхом доедет, ибо, к сожалению, не имеет возможности вернуться в столицу немедленно, Елисафта вцепилась в его руку и заявила, что лучше поедет с ним, ей так спокойнее. Подсаживая ее в карету, Димитру рассыпался в извинениях: он спешит по делу государственной важности, иначе отдал бы что угодно за возможность сопроводить ее в столицу. Вконец очарованная Елисафта выпалила, что ей все равно, в каком городе она окажется. Ведь рядом с храбрым спасителем ей точно ничего не грозит.
Она не заметила, что большая часть людей Димитру остались у ее кареты, а с ним дальше отправились один лакей и конюх. И уж тем паче она не могла видеть, как, едва карета боярина скрылась из виду, покойники бодро вскочили на ноги и вместе с отставшими слугами принялись оттаскивать с дороги дерево и выводить из подлеска запрятанных там коней.
Раду вытащил из тайника под сиденьем кареты тяжелые мешочки, в которых приятно позвякивало, и раздал всем участникам. Йоргу еще и хлопнул по плечу:
— Я ж тебе говорил, дармовые деньги, и немалые!
