Это любимая футболка Фреда. Думаю, он был бы счастлив, если бы она была у тебя. Не могу представить, что именно ты сейчас переживаешь, но я знаю, что тебе больно. Знаю, что тебе тяжело. Пожалуйста, не закрывайся от нас. Нам всем его не хватает. Он был бы недоволен твоим поведением, ты ведь знаешь? Наверно, он всеми нами был бы сейчас недоволен. Поэтому я не могу смириться с мыслью, что ты отдаляешься от нас. Фред так тебя любил. И мы все тебя любим. Возвращайся к нам, детка. Вместе нам будет проще.
С любовью, Молли.
Прочитав записку, Гермиона не могла перестать плакать несколько часов. Все, от чего она убегала столько времени, одной огромной волной накрыло с головой. Будто и не было этого месяца вовсе. Будто он ушел от них только вчера. Прижимая предмет одежды к себе, девушке даже казалось, что футболка пахнет им. Чертов Фред Уизли даже здесь был рядом с ней. И только спустя пару дней, сидя на кухне в его любимой футболке, волшебница нашла в себе силы написать ответное письмо женищне, которая даже в своем горе находила в себе силы поддерживать других. Дав обещание, что она скоро придет в норму и попросив немного времени, Гермиона поблагодарила миссис Уизли за все, что она делала для нее и за то, что воспитала таких прекрасных сыновей. За то, что подарила ей Фреда. Кажется, такая связь с этой мужественной женщиной придала самой шатенке больше сил для того, чтобы справиться с этим. Единственный, кого она старательно избегала все это время, был Джордж. Он так искал с ней встреч, так искал поддержки в ее лице, а она бегала от него как первокурсница, не желая смотреть ему в лицо. Потому что это был Джордж. Потому что он до боли напоминал ей Фреда. Его живая точная копия, хотя они и были невообразимо разными. Ей было безумно стыдно за такое поведение, но она просто боялась взглянуть ему в глаза. Знала, что не выдержит. Что сдастся. Снова сломается. Только вот она забыла один маленький факт — близнецы Уизли всегда были одними из самых упертых созданий на этой планете. — Гермиона, открой — оглушительный стук по входной двери приводит ее в чувства, выводя из транса воспоминаний — Я знаю, что ты дома, не надо от меня прятаться. — Парень за дверью явно был пьян, это был четко слышно по его интонациям и тому, как он произносил все слова. Но этот голос невозможно было с чем-то перепутать. — Грейнджер, брось, ты не сможешь бегать от меня вечно — на короткое мгновение она уверена, что в ее дверь ломится Фред. Но сознание быстро подкидывает информацию о том, что Фреда нет в живых и не нужно сейчас устраивать истерику. Медленно подойдя к входной двери и заглянув в глазок, она видит Джорджа, который одет в один из вязанных свитеров своей матери, только вот на груди у него буква, которая ему не принадлежала. Она отворачивается, прислоняясь спиной к холодной стене возле двери и опускает глаза вниз, замечая точно такую же F, как и у парня за дверью. — Ты знаешь, он хотел, чтобы ты носила фамилию Уизли — продолжает полупьяный Джордж, который был готов к самым откровенным разговорам — У него так глаза светились, когда он говорил об этом — парень сдается. Он перестает стучать в дверь, но Грейнджер [которой никогда уже не стать Уизли], слышит, как его тело медленно сползает по ее входной двери. Она даже не сразу понимает то, что услышала несколькими секундами ранее. Глаза наполняются непрошеной влагой, гриффиндорка закрывает лицо руками и следует примеру своего собеседника, который ведет свой собственный монолог. Прислоняется к двери и так же, сползая по ней вниз, поджимает к себе ноги, даже не стараясь как-то успокоиться. — Думаешь, я не понимаю, зачем ты это делаешь? — он задает вопрос, смысл которого девушка улавливает не сразу, но очень быстро соображает. Не зря, видимо, ее называли умнейшей ведьмой столетия. — Думаешь, мне не противно? Просыпаться каждое утро, смотреться в зеркало, и видеть там не себя, а его? — Джордж вытаскивает наружу своих самых страшных демонов, о которых никогда и никому раньше не говорил. Но ему это было нужно. Именно поэтому он пришел к ней. И именно поэтому он сейчас чертовски нетрезв. Потому что так проще. Потому что не так больно. — Мама все еще иногда называет меня его именем. — голос дрожит — Будто нарочно. Я знаю, что она не специально. Знаю, что ей больно. Но никто из них не знает, каково это. Каково потерять большую часть самого себя. — он замолкает, а шатенка, сидя на полу, начинает медленно ненавидеть себя за то, что сейчас он там, в таком состоянии, совершенно один, а ей даже нечего сказать ему в ответ. Ей даже впусти его страшно, не то чтобы разговаривать с ним. — Недавно я накричал на Джинни — Грейнджер слышит, как он шмыгает носом, понимая, что он ровно в таком же состоянии, как и она сейчас — Накричал только за то, что она ночью пробралась в нашу комнату и плакала на его кровати. — Уизли снова замолкает, а девушка слышит легкие булькающие звуки за дверью. Видимо, он решил, что еще недостаточно пьян, продолжая пить огневиски, бутылку которого ведьма заметила еще глядя на парня в дверной глазок. — Выставил Рона из магазина, потому что он предложил переехать ко мне. В его комнату, понимаешь? — Джордж делился с ней самым сокровенным, она чувствовала это. Она уже не контролировала поток слез, которые текли по ее лицу. Только вот она не могла понять чего в ней сейчас больше — боли от потери Фреда, обиды от невозможности помочь хотя бы кому-то из Уизли или зависти к Джорду, ко всем, у кого осталось намного больше воспоминаний о рыжем парне, который поднимал всем настроение одним своим присутствием. И последних мыслей Гермиона ужаснулась больше всего. Она оказалась жалкой эгоисткой в своем горе, потому что даже в минуты полного отчаяния близнеца, умудрилась думать только о себе. — Гермиона, мне больно. — голос парня окончательно ломается — Я больше так не могу. Я сам не свой. Я даже ношу его одежду, глупо надеясь, что от этого станет легче — волшебница опускает голову вниз, смотрит на футболку, которая на ней надета и заходится в рыданиях. Она его понимает. Она понимает Джорджа как никто другой, но все еще трусливо не пускает его обратно в свою жизнь. — Вот и у меня так же — отзывается парень, когда слышит ее отчаянный плач где-то за дверью, в нескольких сантиметрах от себя. В его голосе сквозит горькая ухмылка, которую девушка нутром чувствует. Какая ирония. — Я сломан, Грейнджер — очередная констатация факта, скорее для самого себя, чем для нее. Потому что она все это знает. Чувствует. — Сломан, точно так же, как и ты. По его щекам стекают слезы, но он их не стыдится. Ему плевать, потому что никто и никогда не поймет того опустошения, с которым он просыпается каждое утро. Никто и никогда не поймет той беспомощности, с которой он смотрит в зеркало, прекрасно понимая, что рядом с ним больше никогда не появится еще одна такая же физиономия его родного брата-близнеца. Никто и никогда не поймет каково жить, будучи неполноценным — морально — потому что ему уже никогда не стать прежним. Никогда не стать целым. Без Фреда это невозможно. — Лучше бы на его месте был я. Щелчок дверного замка выводит его из транса собственного внутреннего самосожжения. Джордж отстраняется от двери на случай, если хозяйка квартиры все же решит открыть ее. Он был достаточно неустойчив даже в сидячем положении, что мог легко завалиться на спину, потеряв такую нужную сейчас точку опоры. И дверь все же открывается. Он резким движением поднимается с пола, чувствуя легкое головокружение, но которое предпочитает полностью игнорировать, разглядывая подругу в любимой футболке брата. Его глаза снова наполняются слезами, но они не успевают получить выхода, потому что девушка, схватив его за шкирку, затаскивает в квартиру и закрывает за ним дверь. — Джордж Фабиан Уизли, не смей произносить такие вещи. Даже думать о них не смей. Фред бы задал тебе сейчас такую трепку, которую ты никогда в жизни даже от собственной матери не получал — на одном дыхании выпаливает гриффиндорка, прижимая близнеца к двери. По ее щекам все еще бежали горькие слезы, и парень ощутил сильнейшее желание стереть их. Такой он видел Гермиону один раз в жизни. Тогда, в Большом зале, когда она увидела Фреда. И сейчас он мысленно снова оказывается в том дне, понимая, что действительно больше не выдержит и дня в таком состоянии. Девушка обнимает его, хватаясь за его широкие плечи, пряча лицо где-то в области шеи. — Ты лучше меня знаешь, что Фред бы никогда не простил тебе таких слов — она шепчет дрожащим голосом, осознавая, что на большее сейчас просто не способна, но знает, что есть одна вещь, способная хоть как-то помочь безутешному Джорджу — Он никогда никому не говорил, что плакал в ту ночь, когда тебя ранили. Он ненавидел себя за то, что его не было рядом с тобой в ту минуту. — волшебница чувствует, как парень высвобождается из ее объятий и не сопротивляется. Через секунду она встречает полный непонимания взгляд, словно Джордж не верил тому, что она сейчас говорит. Потупив взгляд девушка немного улыбается — Прости, Джорджи, но это был его маленький секрет от тебя. Он просил никогда тебе об этом не рассказывать, потому что думал, что ты будешь подтрунивать над ним до конца его… Грейнджер тут же осекается, не желая заканчивать фразу до конца. Потому что конец настал слишком быстро. И это испугало ее слишком сильно. — Но зачем тогда… — Джордж пытается перебить девушку в ее дальнейшем рассказе, но понимает, что это бесполезно, потому что решительность в глазах Гермионы говорила лучше любых слов. И, кажется, он начинал понимать за что его брат так сильно любил эту девушку. — Потому что в ту ночь он сказал ровно тоже самое. Он хотел оказаться на твоем месте. Он не мог даже допустить мысли о том, что с его младшим братом случилось что-то плохое. Пусть это лучше случилось бы с ним, но не с тобой. — она продолжает свою тираду, вспоминая каким сломленным был тогда Фред. Вспоминает, как он лежал у нее на коленях, плакал и боялся даже спуститься вниз. — Поэтому никогда не смей даже думать об этом. Только представь, что вся эта боль, которую сейчас чувствуешь ты, досталась бы Фреду, если бы тебя не стало. Ты бы хотел для него такой жизни? Уверена, что нет. Ни один из вас не хотел бы этого для другого. Фреду я тогда сказала тоже самое. И он понял меня. Надеюсь, и ты поймешь. Девушка разворачивается на пятках и уходит вглубь квартиры, оставляя Джорджа одного наедине с этими мыслями. Проходит босыми ногами по холодному полу и усаживается на диван, кутаясь в плед, понимая, что полностью обессилена. Она знала, что чувствует Джордж. Сама об этом думала. Только у нее хватило ума никому об этом не рассказывать, потому что что-то ей подсказывало — за такие мысли Фред бы никогда не погладил ее по голове. Потому что от одного осознания, что ему пришлось бы переживать все то, что чувствует она или Джордж, становится не по себе. Поджимая ноги к себе, Гермиона снова утыкается в свои ладони, чувствуя новый поток слез, которых, казалось бы, уже должно было не остаться. Но это бесконечно тянущее чувство внутри не давало покоя. Оно не отпускало. И Грейнджер была уверена, что не отпустит никогда. Где-то в коридоре она слышит легкую возню, а через секунду слышит как на комод опускается бутылка, сопровождаемая характерным звуком. Уизли не торопясь проходит в гостиную и замирает в дверях, уставившись на подругу и любимую девушку брата-близнеца. Он даже подумать не мог, что в этой маленькой девочке таится столько смелости и отваги. И ему вдвойне было больно, что на ее хрупкие плечи обрушилась такая боль. Он неуверенно проходит дальше, опускается на диван рядом с ней и несколько минут они проводят в полной тишине. Каждый погружен в свои мысли, боясь потревожить другого. — Но подумай — внезапно начинает Джордж, сверля ее своими голубыми глазами, цвет которых легко угадывался даже в темном помещении — Если бы на его месте был я, тебе было бы гораздо легче. С этими словами он позволяет себе вольность, которая раньше была доступна только Фреду. Только вот почему-то сейчас границы казались такими размытыми, что обоим было все равно. Уизли опускается на диван, принимая лежачее положение, удобно устроив голову на коленях у подруги. И почему-то в этот момент его обуревает небывалое спокойствие. Словно это единственная правильная вещь, существующая в мире. — Не надо, Джордж — отзывается Гермиона, нерешительно прикасаясь к волосам близнеца [они были совсем такие же, как у Фреда, и совершенно другими одновременно] — Мне не было бы легче. Потому что тогда я бы наблюдала за тем, как Фред занимается саморазрушением. — волшебница одергивает руку, когда парень поворачивает голову и снова смотрит ей в глаза, не понимая о чем она говорит — Когда-нибудь, я расскажу тебе все, что пережил Фред в ту ночь, когда тебя ранили. Надеюсь, он меня простит. И не думай, что боль от твоей утраты была бы меньше, легче или что-то еще. Она была бы просто другой. Но легче мне бы точно не было. Остаток ночи они не проронили ни слова. Им было комфортно в том молчании, которое у них было, довольствуясь тем, что они больше не одни. Гермионе больше не нужно было переживать свою боль самостоятельно, потому что у нее был Джордж, прекрасно понимающий все, что она чувствует. Даже больше. Только сейчас девушка начала осознавать какой была дурой, что бегала от него столько времени. Знай она раньше, что его присутствие будет дарить такое спокойствие, давно проводила бы с ним все свободное время. Он ведь так напоминал ей Фреда, пусть и был совершенно на него не похож. А Джордж впервые за долгое время смог уснуть спокойно и его практически не мучили кошмары. Лишь в редкие моменты, просыпаясь от дурного сна, он чувствовал легкое прикосновение подруги на затылке и моментально успокаивался. Ее присутствие рядом дарило надежду на то, что все будет хорошо. Пусть не сейчас, не завтра и не через месяц. Но все обязательно будет хорошо. Рядом с Грейнджер в это хотелось верить.