Пещера Чудес

      Этим утром она проснулась рано и сперва даже не поняла того, где находится и что происходит вокруг: ноги были прижаты к телу, со всех сторон находилась эластичная плотная ткань, а глаза ничего не видели. Попытавшись пошевелиться, единорожка осознала, что находится в чём-то вроде кокона, а заставив рог светиться тусклым светом, чтобы не выдать себя, окончательно поняла, что её запихнули в мешок.       Паника начала накатывать со страшной силой, заставляя ноги дёргаться, ноздри — широко раздуваться, а рот раскрываться в попытке ухватить ещё немного воздуха… Внезапно по ушам ударил звук расстёгиваемой молнии, а в следующую секунду глаза сами собой зажмурились от попавшего по ним света.       — Доброе утро, мисс Вельвет, — прозвучал доброжелательный голос молодого жеребца. — Эти мелкие проказники опять застегнули ваш спальный мешок?       — У-угу, — смущённо кивнула Твайлайт, чувствуя как мордочка стремительно краснеет от прилившей к ней крови. — Доброе утро.       — Не буду вам мешать, — произнёс собеседник, начав удаляться, о чём говорили шелест ткани и шум шагов. — Мы собираемся завтракать и будем рады, если вы к нам присоединитесь.       — Я… постараюсь, — отозвалась немолодая пони, разлепляя слезящиеся глаза, мир перед которыми постепенно принимал привычные очертания.       Она находилась в просторной военной палатке, рассчитанной на шестерых взрослых пони: двухскатная брезентовая крыша, как у маленького домика, возвышалась над головой, четыре тканевых стены, в одной из которых находился застёгивающийся на молнию выход, окружали со всех сторон, а на одном из опорных столбиков, вкопанных в землю, висел энергомагический светильник в виде старинной лампы с мотыльками. Внутреннее пространство было выкрашено в нежно-жёлтый цвет, с нашитыми на все плоские поверхности бабочками, которые должны были поднимать пони настроение и заставлять думать о хорошем, но… у неё вызывали только грусть и глухую тоску.       Остальные пять спальников, в одном из которых проводили ночи земнопони-близнецы шести лет, уже были сложены в углу, тем самым освобождая почти всё жилое пространство. Взгляд Твайлайт задержался на военных перемётных сумках, попарно висящих на трёх из четырёх столбиках, где хранился нехитрый скарб беженцев (серая ткань с чёрными, бурыми и зелёными пятнами сильно контрастировала с фоном стен).       «Надо вставать, есть и идти работать», — поторопила себя волшебница, при помощи телекинеза расстёгивая свой спальник до конца.       С удовольствием потянувшись, от чего приятно заныли мышцы, кобылка перекатилась на живот и поднялась на ноги. Трико из тонкой жёлтой ткани сильно помялось, да и нуждалось в очистке, так что пони поспешила его стянуть, чтобы торопливо влезть в плотный защитный комбинезон, состоящий из мягкой подкладки, изолирующего среднего слоя и грубой серой огнеупорной ткани. В процессе она отметила, что сиреневая шёрстка свалялась, а под шкурой отчётливо видны рёбра, пусть голодать ей и не приходится, да и грива, напоминающая на ощупь солому, требовала к себе внимания.       «Что Рарити сказала бы, увидев меня такой?», — невесело улыбнувшись, Спаркл надела на голову капюшон с прорезью для рога, применила на пижаме очищающее и разглаживающее заклинания, затем сложила её и спальный мешок в углу.       Вздохнув и собрав в копытца всю силу воли, единорожка направилась на улицу…       Небо, как и всегда в последние месяцы, было серым и мрачным, а просачивающегося сквозь тучи света едва хватало, чтобы нормально видеть. Перед палаткой, вокруг походного радиоприёмника, словно бы семья, выбравшаяся на пикник в выходной, сидели шестеро пони: пожилые жеребец и кобыла единороги; волшебник среднего возраста с женой из расы земнопони; двое рогатых жеребят. Все они были одеты в синие, зелёные или красные комбинезоны с капюшонами, в передних ногах держали миски с питательным желе и ложки, а для малышей, в качестве десерта, отдельно лежали сладкие овсяные батончики, на которые те бросали нетерпеливые взгляды.       — Тётя Вельвет! — замахала передним копытцем маленькая кобылка. — А я говорила Грею, что не надо так делать. А он…       — Ничего ты не говорила! — возмутился её брат. — И вообще: ты — ябеда.       — Я не ябеда! — обиделась Грей Лайт.       — А вот и да, — ткнул сестру копытцем Грей Хард.       — Ма-ам, он дерётся! — захныкала маленькая единорожка.       — Прекратите оба, — отставив свою миску, земная пони обошла радио и встала позади жеребят. — Сейчас отправитесь в палатку и будете читать учебник. И никаких вам сладостей или радио.       — Ну… — поник жеребчик.       — Это ты во всём виноват, — проворчала его сестра.       — Ах так? — вскинулся было Грей Хард, но тут близнецам на макушки легли передние копытца их мамы, которой пришлось ради этого присесть на задних ногах.       — Не сердитесь на них, Вельвет, — виновато произнесла земнопони, потупив взгляд. — Это я не углядела…       — Не стоит извиняться, — оторвавшись от наблюдения за малышами, Твайлайт мягко улыбнулась и прикрыла глаза. — Все мы были жеребятами.       — А вот и нет, — вмешалась пожилая единорожка, ткнув локтем своего супруга. — Скотч родился старым и несносным ворчуном.       — Молчала бы, глупая кобыла, — пробурчал означенный единорог. — Я отдал тебе лучшие годы своей жизни, а ты мне вечно про какой-то супружеский долг твердила.       — И всё-таки лучшие? — ехидно осведомилась пожилая пони.       — Ну… — её супруг потёр подбородок правым передним копытом. — В общем-то — да.       — Но супружеский долг, старый ты перечник, мне так и не отдал, — посетовала старушка.       — Да я тебе сорок лет всю зарплату отдавал! — вскинулся старик. — Недоедал; недосыпал; чуть свет — уходил на завод…       — Ой дура-а-ак… — приложила копытце к мордочке немолодая единорожка, под сдерживаемые смешки младшей семейной пары, удручённо качая головой.       «Действительно… как семья», — промелькнуло в голове сиреневой кобылки.       Подняв голову и осмотревшись, волшебница увидела строгие ряды однообразных палаток, между которыми пролегали вытоптанные в земле дорожки. Тут и там виднелись группы пони в комбинезонах, на постах стояли немногочисленные полицейские в сине-золотой униформе, периметр патрулировали Стальные Рейнджеры в тяжёлой броне, а если прислушаться — до ушей доносился рокот бензиновых генераторов, обеспечивающих работу оборудования полевого госпиталя, лаборатории, ремонтной мастерской. Лагерь для беженцев, обустроенный пони из МВТ и Министерства Мира, предоставлял защиту от появившихся мародёров и бандитов, медицинский уход, а для жеребят организовывалась школа.       Твайлайт не могла вспомнить того, как здесь оказалась: вот она ещё бредёт по дороге, чувствуя как мысли в голове путаются… а вот уже её отводят на «Улицу Щедрости» (как назвали два ряда палаток, входами установленных друг к другу). Многие пони здесь были в схожем состоянии: кто-то не мог смириться с произошедшим, другие верили, что вот-вот всё закончится, третьи…       — Вельвет, ты садись, кушай, — старушка, рог которой засветился бледно-зелёным магическим полем, при помощи телекинеза подняла миску, в которой находилась не сильно аппетитная масса, поднося её к сиреневой кобылке. — Садись с нами: в ногах правды нет…       — В крупе её не больше, — хохотнул пожилой жеребец, кивая на сложенный в четыре раза кусок брезента. — Но сидеть хотя бы удобно.       — Спасибо, — перехватив посуду своей магией, Спаркл устроилась на предложенном месте и начала есть, не чувствуя никакого вкуса.       Ложка за ложкой, завтрак перекочёвывал в желудок сиреневой пони. Совсем скоро ей предстояло отправиться на работу, заключающуюся в очистке постельного белья и одежды…       «От главы министерства до прачки. Великолепный карьерный рост. Наставница могла бы мной гордиться», — промелькнула в голове саркастичная мысль.       — Мы всё съели, — заявила Грей Лайт, демонстративно вылизавшая миску. — Теперь можно включить? Ну можно, а?       — Ладно, — смилостивилась земная пони, уже вернувшаяся на своё место и теперь доедающая порцию неаппетитной массы.       — Ей! — жеребята подскочили на месте, бросаясь к приёмнику.       «Разве сейчас работают какие-либо радиостанции?», — удивилась Твайлайт, а затем напрягла память и поняла, что когда она ходила по лагерю, то тут, то там пони слушали какие-то передачи.       -…в землянке Эпплджек и Пинки Пай, и слышат, что к ним едет танк, — звонким голосом стал вещать динамик приёмника, словно нож масло разрезая гнетущую тишину, буквально делясь жизнерадостностью и энергичностью. — Тут Пинки и говорит: «Джеки, возьми с полки гранату и шугани танк». Эпплджек кивнула, взяла гранату, вышла на улицу, увидела танк и, выдернув чеку, бросила гранату. Танк взорвался, а Джеки вернулась в землянку, с порога говоря: «Шуганула». Пинки ей улыбнулась и ответила: «Молодец; положи гранату обратно».       Охваченная телекинезом ложка застыла перед открытым ртом сиреневой единорожки, взгляд которой остекленел, а прижатые капюшоном ушки попытались встать торчком.       — Опоздали на начало, — посетовал Грей Хард.       — Тсс, — шикнула на него сестра, усаживаясь прямо перед радио, прижимая к губам левое переднее копытце. — Не мешай.       Взрослые, умилённо глядя на жеребят, на это только понимающе улыбнулись. Всё же в ситуации, когда развлечений не так уж и много, даже такая малость как прослушивание юмористической передачи — это целое событие, которое можно обсуждать едва ли не целый день.       — А вот ещё анекдот: попал Цезарь в тартар и ему стали проводить экскурсию, — вновь зазвучал знакомый до щемящей боли в груди голос. — Проводник показывает на комнату, от которой веяло жаром и говорит: «Тут у нас сидят те, кто поджариваются на сковородках». Цезарь помотал головой и они пошли дальше. Проводник показал на вторую дверь, объявив: «Тут у нас сидят те, кто мёрзнут на леднике». Цезарь опять помотал головой, а потом указал на третью комнату и спросил: «А можно я устроюсь там, рядом с вентилятором?». Проводник ему и ответил: «А эта комната у нас для тех, кто переворачивается всякий раз, как вспоминают его имя и… это не вентилятор, а Дискорд».       Опустив миску на землю и положив в неё ложку, сиреневая единорожка слушала голос Пинки Пай… Той самой Пинки Пай, какой она была ещё до министерств и всей той грязи, что оказалась с ними связана. Той Пинки Пай, которая была готова всегда прийти на помощь и никогда не бросала грустных пони одних. Той Пинки Пай… которой ей очень не хватало… и которую она подвела, обвинив во всём, в чём только можно.       — Прости… — прошептали дрожащие губы, а по мордочке покатились горячие слёзы.       — Что случилось, Вельвет? — обеспокоился отец семейства, вырывая Спаркл из её мыслей прикосновением правой передней ноги к левому плечу.       — А…? — вздрогнув и подняв голову, сиреневая единорожка увидела, что на неё смотрят все, от пары пожилых единорогов и до жеребят, оторвавшихся от радиопередачи, и выглядящих крайне удивлёнными.       — Н-ничего, — помотав головой, Твайлайт смахнула с мордочки слёзы, натянуто улыбнулась и поднялась на все четыре копытца. — Я кое-что вспомнила. Простите. Мне нужно идти.       — Вельвет, может быть я могу чем-то помочь? — поднялась со своего места кобылка-земнопони.       — Нет-нет… не беспокойтесь! — уже срываясь с места в галоп, крикнула напоследок Твайлайт.       Перед глазами мелькали ряды палаток, мордочки пони, провожающих её удивлёнными взглядами, один раз встретился полицейский. Наконец, сумев справиться с собой, министерская кобыла остановилась, чувствуя как тяжело бьётся в груди сердце, отдаваясь тупой болью в висках. Она тяжело дышала, пусть и совершенно не запыхалась, а на языке крутились два вопроса: «Где я?» и «Что я здесь делаю?».       Вокруг находился лагерь, живущий своей обыденной, уже успевшей стать привычной жизнью. Она стояла на импровизированном перекрёстке, оглядываясь так, будто бы видела всё это в самый первый раз, а жеребцы и кобылы, говоря нечто неодобрительное, старались поскорее увести любопытных жеребят подальше.       — Мисс, вы в порядке? — голубая единорожка в сине-бело-золотой форме и фуражке, подойдя к Твайлайт, с лёгкой улыбкой на напряжённой мордочке спросила: — Я могу вам чем-нибудь помочь?       — Я… — Спаркл сглотнула, зажмурилась, глубоко вдохнула и выдохнула, а затем решительно посмотрела на полицейскую. — Мне нужно поговорить с полковником. Это важно.       Стражница порядка встретилась со взглядом министерской кобылы, словно бы пыталась увидеть в её глазах что-то особенное, а затем выражение её мордочки смягчилось и она кивнула, коротко велев:       — Идите за мной.       …       Полковник Бустер — розовый земной пони с седой гривой, грузным телосложением и техномагическим визором в виде обруча, закрывающего глаза, обитал в кузове грузовика, обустроенного под кабинет. На крыше контейнера находились антенны, стенки были усилены листами композитной брони, у входа стоял Стальной Рейнджер в броне, почему-то вызывающий в душе сиреневой единорожки ассоциацию с королевскими гвардейцами довоенного времени.       Странным было то, что когда сопровождающая Твайлайт пони сообщила, что «Вельвет» нужно поговорить с полковником, стражник дал разрешение войти менее чем через минуту. Спаркл едва успела обернуться и поблагодарить за помощь кобылку, уже уходящую обратно в лагерь.       — Я просто выполняю свою работу, мисс, — ответила голубая пони, улыбнулась и добавила: — Удачи вам.       Поднявшись по приставной металлической лесенке к двери, встроенной в заднюю стенку контейнера грузовика, сиреневая пони решительно вошла внутрь, оказавшись в приёмной, где за столом, в свете электрической лампы сидел молодой земнопони-секретарь. Жеребец был обложен планшетами, рядом с ним стоял маленький переносной терминал, в углу тихо гудел холодильник.       — Я к полковнику Бустеру, — ощутив лёгкую неуверенность, буквально на секунду поднявшую голову из глубины души, переступила передними копытцами министерская кобыла.       — А? Да-да, — закивал словно болванчик жеребец. — Вас уже ожидают. Проходите.       «Как-то это странно», — подозрительно подумала Твайлайт, но всё же зашагала мимо стола к перегородке, отделяющей два помещения друг от друга (на всякий случай она подготовила заклинания щита, телепортации и молнии).       За вторым порогом единорожку встретила квадратная комната, освещённая одинокой тусклой лампой, разделённая напополам даже на вид тяжёлым столом, по ту сторону которого сидел командующий местными вооружёнными силами. Розовый земнопони, одетый в военный мундир с бронежилетом, удобно устроился в кресле с высокой спинкой, а от обруча его визора, к ещё одному переносному терминалу, тянулся толстый кабель высокоскоростного соединения.       Кроме двух сидений для посетителей, здесь не было никаких украшений или дополнительной мебели… даже плакаты или фотографии отсутствовали. Впрочем, как поняла сиреневая единорожка, зрение здешнего обитателя всё равно не позволяло любоваться яркими красками.       — Рад видеть, что вам стало лучше, мисс Спаркл, — дождавшись, когда за хвостом кобылки закроется дверь, заявил полковник Бустер. — Полагаю, у вас много вопросов, как и у меня. Присаживайтесь: времени у нас много, а спешить, по крайней мере сейчас, некуда.                   ***       Группа из семи гулей, закутавшихся в свободные плащи поверх комбинезонов с многочисленными кармашками, осторожно продвигалась по сельским дорогам Эквестрии, старательно обходя банды мародёров, Стальных Рейнджеров, обычных пони, пытающихся выжить маленькими общинами. Впрочем, к последним, после продолжительного наблюдения, они могли выйти ради торговли или обмена слухами: из-за одичавших собак, различных хищников и бандитов, патроны для разнокалиберного оружия стали ценностью наравне с припасами еды. Но если первое расходовалось у всех одинаково, то второе группе беженцев было нужно только как товар.       — Ещё раз прошу прислушаться к моим словам: гули — это не чудовища, а такие же пони как вы или я, но попавшие под воздействие вредоносной магии зебриканских некромантов, использованной при создании бомб, — проникновенным, негромким голосом вещала молодая кобылка из динамиков радиоприёмника. — На первой стадии страдают волосяной и кожный покровы, мышечная, и нервная системы, теряют свои функции кровеносная и выделительная системы. Жизнедеятельность пони поддерживается за счёт собственной магии и внешнего фона, клетки организма практически перестают делиться, но при этом обретают свойство восстанавливать свою целостность за счёт высокого фона энергии, вызвавшей изначальную мутацию. На второй стадии происходит частичное угнетение отделов головного мозга, что приводит к потерям памяти, а также невозможности адекватно оценивать обстановку: многие гули, находящиеся на второй стадии болезни, вынуждены раз за разом проживать один и тот же день, с малыми изменениями, зависящими от внешних условий. Третья стадия заболевания, проявляющаяся у кого-то раньше, а у кого-то могущая вовсе не проявиться, наступает в момент отказа мыслительных центров головного мозга, в результате чего больной начинает вести себя как дикое животное, ведомое первичным инстинктом…       Сложно сказать, было ли гулям легче от того, что их считали не мёртвыми, а больными (пусть и не заразными), но вот известие о том, что болезнь может прогрессировать, почти никого из разумных представителей этого вида не оставило равнодушным. Никому из тех, кто осознавали своё положение, не хотелось однажды «застрять» в цикличном воспоминании о прошлом, пусть даже это будет момент, когда он был счастлив, а вероятность обратиться пускающим пену изо рта каннибалом вовсе приводила в ужас.       — Дабы избежать, ну или максимально отсрочить прогресс заболевания, необходимо регулярно заниматься упражнениями на мышление и память: решать задачки и примеры, рисовать по памяти, вспоминать песни, — продолжала говорить пони, голос которой был так похож на главу Министерства Мира. — Прямо сейчас наши лучшие сотрудники разрабатывают методики лечения и лекарства, которые смогут не только остановить развитие, но и обратить болезнь вспять. Мы сделаем всё, чтобы помочь пони вернуться к полноценной жизни, но без вашей помощи этого успеха придётся ждать очень долго. Если вы хотите нам помочь, то обратитесь по адресам…       И гули шли вперёд, чтобы бороться за своё будущее, помочь другим и… обрести смысл своего существования. Группа из семи беженцев, скрываясь от здоровых пони, медленно приближалась к Мэйнхеттену…       Отряд из пятнадцати пехотинцев, с которыми был экипаж лёгкого танка на энергомагическом двигателе, продвигался к Эпплузе…       Многочисленные одиночки, сбивающиеся в группы, шли к Понивиллю…       Всех их объединяло одно: надежда.                   ***       С металлическим лязгом десятки пар ног чеканили шаг, а закреплённые на боках земнопони орудия оглашали окрестности грохотом выстрелов. И без того слабое сопротивление, которое попытались оказать немногочисленные защитники колонны, разбилось о сталь брони Стальных Рейнджеров, с непреклонностью отлаженного механизма сжимающих кольцо окружения.       Ехавший первым внедорожник горел, а его водитель лежал отдельными кусками, разбросанными взрывом гранаты; жёлтый автобус перевернулся на бок, а затем его изрешетили крупнокалиберные пулемёты гренадеров.       Жеребцы и кобылы пытались прикрывать жеребят своими телами, кричали, взывая к милосердию, но их палачи оставались глухи к молитвам. Когда же над полем побоища установилась тишина, двое солдат в броне МВТ, поставили на колени в лужу грязи когда-то красную единорожку, рог которой был обломан у основания.       — Они говорят, что эти монстры — живые пони! — прохаживаясь перед рядами своих бойцов, вещал «паладин», голос коего звучал хрипло и надрывно. — Они говорят, что этих тварей, самим своим существованием порочащих память тех пони, которыми были при жизни, нужно лечить! Они говорят… что мы ДОЛЖНЫ проявлять к ним терпимость, понимание… доброжелательность.       Последнее слово жеребец буквально сплюнул, а когда в очередной раз проходил мимо пленницы, остановился и от души врезал ей по морде, заставляя голову мотнуться в сторону, веером разбрасывая зубы.       — Не могут быть живыми те, у кого даже сердце не бьётся; кто не чувствует ни тепла, ни холода… ни боли, ни удовольствия, — схватив единорожку за клочковатую гриву, «паладин» заставил её поднять голову, водянистыми глазами смотря на ряды тех, кто пару минут назад по своей прихоти перебили её новых друзей и знакомых. — Скажите мне, какое милосердие мы можем им оказать? Чего заслуживают те, кто хотят отобрать будущее у наших жеребят?! Ведь они… могут влачить своё существование о-очень долго.       Ответом ему было хмурое молчание.       — Катись в Тартар, трусливый… ублюдочный дезертир… — зло прошепелявила кобылка-гуль.       — Сержант, отрежьте ей её грязный язык, — пророкотал командир этого отряда. — Затем — свяжите и бросьте в огонь.       — Сэр, я понимаю необходимость очистить Эквестрию от этой погани, пока она не стала повсеместной угрозой, — заговорила кобылка, удерживающая пленницу слева. — Но зачем нам опускаться до подобной…       — Затем, чтобы те, кто сейчас наблюдают за нами знали, что так будет с каждой зебриканской тварью, — перебил её «паладин». — Они могут прятаться от нас в заражённых радиацией городах, но стоит им выйти оттуда, как тут же появимся мы. Пусть сидят в своих норах и дрожат ожидая того часа, когда наши воины, верные идеалам истинных пони, придут за ними. Исполняйте приказ!