Пещера Чудес

      Плач жеребёнка заставил Винил проснуться, но ещё несколько секунд она не могла осознать, где находится и что происходит. Впрочем, это не помешало ей попытаться выбраться из кокона, в который превратилось обмотавшееся вокруг тела одеяло.       — Лежи, я подойду, — с неприкрытым весельем в голосе произнесла Оникс, соскальзывая с края постели на пол и потягиваясь всем телом, словно большая кошка. — Крестоносец, включи свет… пожа-алуйста.       На последнем слове чёрная единорожка широко зевнула, после чего потёрла глаза предплечьем правой передней ноги. Скретч же, наконец-то справившись с одеялом, приподнялась на передних копытцах и, щуря глаза от ударившего по ним сияния ламп, медленно разгорающихся под потолком, повернулась к люльке в виде корзины, установленной у противоположной стены спальни.       — Кто это у нас тут такой шумный? Кто недовольный?.. — растянув губы в искренней улыбке, Шилд подошла к постельке маленькой серой единорожки, наклонилась и втянула носом воздух. — Кто это у нас пелёнки испачкал?       — Подожди, — диджейка спустилась с кровати на пол и, воспользовавшись телекинезом, стала доставать принадлежности для умывания. — Сейчас я со всем разберусь.       — Отдыхай, Вини, — подняв плачущую кобылку из корзины передними ногами, Оникс перенесла её на низкий столик. — Не зря же я тут нахожусь?       — Эй, — шутливо возмутилась Винил, легонько ткнув подругу левым передним копытцем. — Я, может быть и не молодая, но и не немощная старуха.       — Заметь… — начала было говорить чёрная единорожка, но услышав сердитое сопение, повернулась к подруге и подняла передние копытца в защитном жесте. — Молчу-молчу.       — Так-то, — фыркнула Скретч, подходя к дочке и начиная развязывать пелёнки. — Лучше принеси воды.       — Угу, — подруга кивнула и направилась в ванную. — Сколько нести?       — Стакана хватит: мне только горло промочить, — ответила диджейка.       — Эй! — резко обернулась Шилд, сердито глядя на подругу. — Я тебе не служанка.       — Шучу я, — вздохнув, театрально закатила глаза Винил. — Окти нужно почистить. Не забыла?..       За прошедшие месяцы ситуация в стойле окончательно стабилизировалась и даже вопрос воды уже не стоял столь остро: непрерывно работающие конденсаторы и посменно сменяющие друг друга гидроманты, полностью обеспечивали потребности пони в жидкости. Впрочем, стирка одежды всё равно оставалась слишком большим расточительством, так что привилегия одеваться осталась только за жеребятами.       Вдвоём, белая и чёрная единорожки быстро справились с устранением причины неприятного запаха и плохого настроения светло-серой кобылки, маленький рог которой больше напоминал шишку на лбу. Ну, а закутав дочь в чистую ткань, диджейка принялась с ней сюсюкаться:       — Кто у нас такой чистый? Кто у нас довольный? Хочешь кушать?.. Ты моя прелесть.       — Сейчас принесу, — вздохнула Оникс, направляясь к выходу в коридор.       — Смотри какая вредная эта тётя Шилд: как принести мне стакан воды, так возмущается, а если нужно сбегать на кухню за молоком… Ууу, — надула щёки Скретч.       — Ты сама сказала, что не немощная, — показала подруге язык чёрная единорожка, прежде чем скрыться за дверью.       — Вредина, — дёрнув ушками, проворчала диджейка, удобнее усаживаясь крупом прямо на пол и прижимая к груди маленький свёрток. — Только ты меня и любишь, моя маленькая Окти…       Покачиваясь вперёд-назад, немолодая кобыла продолжала говорить мягким, негромким голосом, в каждое слово старательно вкладывая все тепло и заботу, на которые только была способна. Для неё было тяжёлым ударом узнать после пробуждения после родов, что она не сможет сама кормить свою дочь, да и слова о немощи были не столь далеки от истины, так как стоило чуть-чуть перенапрячься, как сердце начинало колоть и дыхание сбивалось.       — Я ни о чём не жалею, моя дорогая, — чмокнув крохотную единорожку в макушку, заявила Винил. — Я сделаю всё, чтобы дать тебе счастливое детство и лучшее будущее. Обещаю.       …       Грузовик, приводимый в движение электродвигателем, работающим от спарк-батареи, въехал в металлический ангар, пристроенный к небоскрёбу, словно бы окружённому тонкой прозрачной плёнкой. Едва он остановился, как внешние створки закрылись, отсекая внутреннее пространство от тусклого света серого и безрадостного дня, а установленные под потолком распрыскиватели включились, покрывая все поверхности химическим составом. Только после этого, ещё одни двери (на этот раз — внутренние) открылись и, стуча по полу тяжёлой обувкой, из второй шлюзовой камеры вышли пони в костюмах химической и радиационной защиты.       Трое жеребцов и две кобылы, кто — копытами, а кто и при помощи магии, сноровисто вскрыли контейнер и стали выгружать из него тяжёлые ящики. Им понадобилось не более получаса, чтобы переместить продукты питания из транспортного средства во вторую герметичную комнату, после чего один из работников подошёл к кабине, где на водительском месте разместился причудливый робот, похожий на паука.       — Мистер Крусейдер, мы закончили, — прокашлявшись, привлёк к себе внимание таинственного покровителя Хуфбол.       — Я заметил это, — прозвучал спокойный ответ механическим голосом. — Ваша часть сделки?       — Да-да, конечно, — земнопони засуетился и, потянувшись к закреплённой на боку сумке, извлёк из неё защитный футляр, похожий на пенал. — Вот — четыре водных талисмана малой мощности.       — С Цитаделью приятно иметь дело, — протянув трёхпалый манипулятор, шестилап забрал контейнер из копыт жеребца, а затем спрятал его внутри своего корпуса.       — Мы же одно дело делаем, — смутился житель башни. — Да и если бы не вы, нам бы пришлось надолго затянуть пояса, пока теплицы выйдут на нормальную производительность.       — К сожалению, не все пони понимают, что лишь взаимопомощь, взаимоуважение и взаимовыгодное сотрудничество помогут Эквестрии восстать, — констатировал тот, кто управлял дроном, после чего объектив камеры, установленной в поворотной башенке, навёлся на Хуфбола. — Да и я вовсе не уверен, что в условиях нехватки практически всего, главы Цитадели согласились бы отдать такую ценность как водный талисман совершенно безвозмездно. Да и можно ли винить их за это? В конце концов, щедрость, как и милосердие, способны проявлять только сильные…       — Что вы такое говорите, мистер Крусейдер! — возмутился жеребец, даже всплеснув передними ногами в воздухе. — Милосердие…       -…для слабых; сильным — яду из флакона. Мне бы слабость, я бы может не стоял у рубикона, — с нотками непонятной иронии словно бы процитировал механический голос, после чего вернулся к прежней манере речи: — Не берите в голову, друг мой. Никто не может сказать, что было бы если… Главное — это то, что мы делаем сейчас. А сейчас у нас с вашими лидерами выгодное сотрудничество.       — Думаю… вы правы, мистер Крусейдер, — не стал дальше развивать спор работник башни, тем более, что не следовало задерживать напарников, уже ушедших во вторую шлюзовую камеру. — Хорошего вам дня.       Пони ушёл обратно за вторые створки, которые поспешно закрылись позади него, после чего внешние ворота распахнулись. Двигатель грузовика заурчал и машина выехала из ангара, который после этого снова оказался закрыт.       Небо над Мэйнхэттеном продолжали скрывать свинцовые облака, из которых уже давно не проливалось дождя, словно бы специально создавая атмосферу уныния и безысходности. Впрочем, многочисленные дроны, разбирающие завалы и собирающие сколь-нибудь ценные вещи, отправляемые на импровизированные склады, вносили в общую картину свои штрихи.       Механические работники, не знающие усталости и страха, требующие лишь зарядки батарей и ремонта изнашивающихся деталей, избавляли дома от мебели, электроники, мотков проводов, труб и даже облицовочной плитки. Они вынимали из уцелевших проёмов двери и окна… Разумеется, далеко не везде шли подобные работы, всё же для охвата целого города потребовалась бы огромная армия шестилапов, но внимательный наблюдатель вполне мог заметить закономерности.       В то же время в других местах, на крыши, укреплённые балконы и в оконные проёмы устанавливались разнообразные орудия, как для ведения огня по небу, так и для стрельбы по земле…       …       Склоны пологого холма были изрыты взрывами, на границе круга радиусом в два километра виднелись броневики, грузовики, пони в броне Стальных рейнджеров, сбитые небесные повозки и пегасы в силовой броне. На фоне пожухлой травы, красующейся частыми проплешинами, воронок от снарядов и серого неба, завод МВТ, скрывающийся за бетонными стенами в четыре метра высотой, с башнями по периметру и непрерывно сканирующим пространство радаром, выглядел будто полноценная крепость (каковой, по своей сути, на деле и являлся).       Из-за диверсии предателей, совпавшей по времени с ударом мегазаклинаний, системы безопасности перестали отличать «своих» и «чужих», в результате чего управляющий комплексом компьютер решил, что объект оказался захвачен врагами. О его дальнейших действиях несложно догадаться: были активированы турели, охранные роботы, заблокированы двери, в систему вентиляции поступил газ (усыпляющий или отравляющий — уже не важно). Работники и охранники не успели пискнуть, как были ликвидированы, ну, а завод, не получив отклика на запрос в головной офис, перешёл на осадное положение.       При помощи квадрокоптеров облетев периметр базы, в процессе потеряв полторы дюжины машин, пока не определил безопасное расстояние, на котором автоматические системы безопасности не воспринимают движущиеся объекты за угрозу, я убедился в том, что и Стальные Рейнджеры, и пегасы новоявленного Анклава, уже пытались прибрать это место к своим копытам. Впрочем, стоит ли этому удивляться, зная о том, что тут готовились выпускать маленькие колёсные танки, с ракетным, плазменным вооружением, реактивными миномётами, эффективность которых доказали ещё мои бывшие сородичи во время самой кровавой войны в истории? А ведь судя по информации Пинки Пай, местное отделение МВТ разрабатывало систему сменных модулей, чтобы прямо в полевых условиях можно было превратить самоходный миномёт в вездеход, способный пересекать болота и реки.       «А учитывая, что оборона завода создавалась с учётом попытки штурма с применением авиации и тяжёлой техники, ну и то, что управляющий системой безопасности компьютер имеет доступ ко всем ресурсам базы… обломанные зубы Стальных Рейнджеров и Анклава — это закономерный итог. Сюда нужно пригонять армию с артиллерией, чтобы даже не захватить объект, а просто проломить периметр. Впрочем, так было до тех пор, пока здесь имелись живые защитники, способные действовать вне рамок, установленных программой», — констатировав сей факт, в очередной раз возношу хвалу Селестии (пусть и мысленно) за то, что здесь не использовали очередного «Крестоносца», ограничившись простым компьютером.       Стоит лишь представить то, что мог бы натворить взбесившийся ИИ, имеющий в своих манипуляторах завод-крепость, способную выпускать боевых дронов, как становится очень неуютно. В конце концов, если тут мне повезло, кто даст гарантию, что где-нибудь на другом объекте МВТ, Министерства Морали или даже Министерства Мира, прямо сейчас не планирует истребление всех «врагов» какой-нибудь суперкомпьютер или мутант?       Но всё это — досужие размышления, которые не отвлекают мои подпрограммы от выполнения поставленной перед ними задачи. Прямо сейчас шестилапы, прошедшие глубокую модернизацию для ведения подземных работ, закапываются под холм, чтобы добраться до подвальных помещений завода. В то же время Техник создаёт ЭМИ бомбу, которая будет достаточно мощной, чтобы вырубить если не весь комплекс, то хотя бы его центральную часть, где и расположен управляющий компьютер, способный запустить систему самоуничтожения в случае, если будет не в состоянии сдержать врагов.       «В иной ситуации я бы даже поаплодировал предусмотрительности проектировщика комплекса», — сопоставив получаемые данные, прихожу к выводу, что на глубине пяти метров, управляющий компьютер моих дронов не видит, но ради предосторожности, всё же отдаю приказ о том, чтобы шестилапы использовали только проводную связь (мало ли в какой-то момент радиоволны окажутся перехвачены и послужат причиной активации самоуничтожения).       Возвращаясь к теме колёсных танков: они, скорее всего, планировались как передвижные турели, необходимые для подавления противника огнём и быстрого обустройства обороны. На сегодняшний день их заявленная мощь избыточна, так как просто не осталось противников, против которых их имело бы смысл применять (ну не обстреливать же бункеры, в самом-то деле?). Впрочем, подобную «дубинку», как показывает практика, лучше иметь и не применять, чем не иметь, когда она будет нужна.       «Если же взять завод под контроль не удастся, то его самоподрыв — тоже удовлетворительный результат».       Однако же до того момента как подкоп будет завершён, пройдёт ещё немало времени, так что текущие процессы можно перевести в фоновый режим наблюдения. Позже сюда будут стянуты ремонтники, техники, «танки»… ну и персонал из числа благонадёжных гулей.       …       К Кантерлоту, раскинувшемуся на вершине и пологом склоне одноимённой горы, мои дроны добирались несколькими группами, после чего встретились уже на пригородной станции железной дороги. Несколько фургонов, переведённых с бензиновых двигателей на электрические, работающие от спарк-батарей, бензиновые генераторы, полсотни вооружённых шестилапов и две турели для стрельбы по небу — вот и вся группа, отправленная на разведку в поражённое заразой сердце государства.       Наверное, в чём-то это даже символично: прогнившее «сердце», где сплели себе гнездо различные интриганы, прямо сейчас истекает ядом, убивающим всё живое… либо превращающим в чудовищ. Хотя, мирные жители, оказавшиеся здесь в день гибели страны, явно не разделили бы моё мнение.       Если Мэйнхэттен, и днём, и во мраке ночи подсвечивает изумрудный огонь, придавая ему дополнительный ореол мистики, то в Кантерлоте всё выглядит так, будто бы город вышел из сна. Очень неприятного, кошмарного сна, приснившегося какому-то безумцу.       Пригородные дома, похожие друг на друга настолько, что кажется будто их строили одни и те же пони, встретили моих дронов тишиной и унынием: будто брошенные хозяевами животные, смотрящие вдаль большими глазами-окнами, окружённые засохшей растительностью и потемневшими, местами покосившимися заборчиками. В отличие от других городов, подвергшихся бомбардировке, здесь не видно следов разрушений, если не считать редкие автомобили, врезавшиеся в какие-либо препятствия, да следы пожаров, произошедших из-за бытовых причин.       Одноэтажные домики с крытыми верандами, двухэтажные дома с аккуратными крылечками и балконами, трёхэтажные особняки с декоративными башенками, выкрашенные в белый цвет, с двухскатными крышами и зеркальными окнами могли бы прямо сейчас принять новых жильцов. И словно бы в контраст этому высохшие кривые кусты и деревья, пруды и маленькие бассейны с мутной водой, трупики птиц и животных, среди коих изредка встречаются пони, разрушают идиллическую картину.       Розовый туман, создаваемый (если верить моему «другу») спящим внутри горы драконом, плотным покрывалом стелится по земле между домами, поднимаясь по стенам всё выше и выше, оставляя свободными от своей пелены лишь крыши самых высоких строений. В других обстоятельствах, это, наверное, даже можно было бы назвать красивым (в особенности, когда под порывом ветра проступают контуры высокого здания, будто бы застывшего во времени).       Мои разведчики заняли под свою базу двухэтажный дом с гаражом, фасад коего выходит на широкое шоссе, ведущее прямо вглубь города. По остаткам растительности видно, что раньше передний дворик украшали кусты каких-то цветов, служащие живой изгородью, от невысокого крытого крыльца тянется вымощенная булыжниками дорожка, от которой отходит тропинка к гаражу, на втором этаже видны только зеркальные окна, а под почти плоской крышей красуется циферблат остановившихся часов. Один из шестилапов, отправленных на задний двор, обнаружил небольшой пруд, вода в котором затянута розоватой плёнкой, заднюю дверь и балкон, нависающий над ней.       Взяв одного из разведчиков под прямой контроль, подвожу его к передней двери и проверяю замок. Деревянная створка, выкрашенная в оранжевый открылась с тихим скрипом, который в неестественной тишине этого места прозвучал необычайно резко и пронзительно, а объективу камеры предстала прихожая, совмещённая с гостиной.       Шестилап послушно двинулся вперёд, подсвечивая себе путь башенным фонариком, выхватывая из почти полной темноты толстый ковёр синего цвета, круглый стол, С-образный диван, повёрнутый спинкой ко входу, а передом к телевизору, повешенному на дальней стене, а кроме того — П-образную лестницу, поднимающуюся на второй этаж вдоль правой и левой стенок, где переходит в широкий карниз с тремя дверями.       «Если бы не вездесущая пыль, то дом можно было бы назвать жилым. Видимо обитателей либо не было в Кантерлоте на момент атаки, либо они не попали под барьер и успели эвакуироваться», — придя к таким выводам, отдаю дрону приказ проверить все помещения внизу, а затем и наверху.       Как оказалось, чердака в этом доме нет, а двухскатная крыша, кроме своего прямого предназначения, выполняет ещё и роль потолка. Подобные архитектурные решения, если верить моим базам данных, часто использовались в семьях, где есть пегасы (всё же им нравится простор), что позволяло жеребятам учиться летать в домашних условиях и без посторонних взглядов.       Под левой лестницей обнаружился спуск в подвал, закрытый на символическую защёлку, слева от телевизора расположился вход в ванную комнату и туалет. За правой от «окна в мир» дверью дрон обнаружил просторную кухню с раковиной, газовой плитой, рядом шкафчиков и холодильником, а также — длинный разделочный стол и выход на задний двор. Ну и наконец под правой лестницей был чулан, заставленный вёдрами, коробками, пустыми банками и бутылками.       Шестилап послушно поднялся на второй этаж, открыл первую справа дверь и заглянул внутрь. На этот раз моему вниманию предстала комната с кроватью у правой стены, окном напротив входа, шкафом у левой стены и прикроватным столиком с ночником. На стене висит плакат Вандерболтов, на кровати лежит большая мягкая игрушка в виде голубой пегаски с радужной гривой, вытянувшей передние и задние ноги так, будто на самом деле летит. На столе, под лампой, лежит тетрадь и ручка.       «Уровень радиации?.. Допустимо низок. На обратном пути можно будет взять некоторые вещи для стойла», — отдаю приказ разведчику идти дальше и… замечаю появление неизвестного жёлтого маркёра на карте пип-бака…                   ***       — А эту песню я хочу посвятить тем из крылатых, кто вопреки всему остались под облаками и не предали нашу общую родину, — сквозь редкое потрескивание счётчика радиации, произнёс звонкий, наглый, полный энергии голос, тут же сменившийся звуками музыки, в которой смешались ударные, струнные, клавишные и даже духовые инструменты.             Луч солнца пробивает толщу тучь насквозь,             Враг снова повстречает мой оскал и злость.             Пусть даже я теперь один…             Среди пепла и руин…             Свет надежды под бронёй…             Ещё живой!             Крик боли превратится в наш бессмертный гимн,             Родиться, умереть, но снова быть живым!             Пусть жить осталось пять минут…             Смерть враги в огне найдут,             Свет надежды под бронёй…             Ещё живой!             Стук сердца снова входит в свой привычный ритм,             Нет смерти — чудеса надежда сотворит!             Пусть даже я лечу один,             Среди родины руин,             Свет надежды под бронёй…             Я всё ещё живой!..       — Тц… — досадливо скривившись, она перевернулась на бок и стукнула закованным в броню копытцем по переключателю. — Пропаганда для жеребят.       В полумраке чердачного помещения одного из пригородных домов Кантерлота наступила тишина, разгоняемая редкими потрескиваниями счётчика, встроенного в сине-бело-золотую броню офицера Анклава. Впрочем, все опознавательные знаки она давно сорвала или замазала, не желая иметь с этой расистской организацией дезертиров ничего общего. И крылья бы отрезала, если бы не была к ним столь сильно привязана.       В комнате было тепло, сухо, тихо и… пусто. Лишь матрас, притащенный в первые дни после того, как она решила тут обосноваться, профессиональная радиостанция, найденная в доме у соседей, ну и коробка с припасами долгого хранения, найденными во время редких вылазок — вот и всё, чем могло похвастать логово героини войны. Впрочем, если верить различным радиопередачам, которых стало как-то слишком уж много для конца света, то она ещё неплохо устроилась.       «Самой от себя противно», — скривившись, пегаска перекатилась на живот, поднялась на ноги и подошла к окну, откуда открывался великолепный вид на утопающий в медленно колышущемся розовом облаке Кантерлот (тот самый город-мечту, куда стремились попасть все от малых жеребят и до дряхлых стариков).       Иногда ей казалось, что сейчас поднимется ветер и прогонит это облако, а под ним окажутся целые и невредимые улочки, по которым гуляют жеребцы и кобылы в дорогих костюмах и красивых платьях. Яркие витрины, красочные рекламы, журчащие фонтаны и красивые цветы, заполняющие воздух дурманящими ароматами вновь будут радовать душу… а последние месяцы обратятся обрывками кошмара, который не устоит под напором принцессы Луны. Только вот кошмар и не думал прерываться, а пелена, стоило ей раствориться под каплями дождя, открывал взору вид на вплавленные в дорожное покрытие тела пони, некоторые из которых даже сейчас продолжали шевелиться, другие — застряли в проходах, а то и вовсе слились с кабинами машин, став их вечными пленниками…       Ночью было не лучше: она одна бродила по пустынным улицам, под открытым звёздным небом, на котором вместо луны сиял розовый глаз без зрачка, будто бы следящий за ней каждую секунду, где бы она не пыталась спрятаться. А в какой-то момент начинали появляться пони: изломанные, словно какие-то старые куклы, облезлые, иногда не имеющие некоторых конечностей, но неизменно взирающие своими розовыми глазами, в которых плещутся обида, немой укор и что-то ещё… Последнюю эмоцию никогда не удавалось разобрать.       А однажды ей приснилась принцесса Луна, сидевшая на троне во дворце и взирающая на свою подданную с молчаливым нетерпением. Аликорница ничего не говорила, но пегаска сразу поняла то, чего от неё ждут…       «Я их всех подвела», — зажмурившись, она почувствовала как горячие слёзы выступили в уголках глаз, но так и не скатились по впалым щекам.       Вероятно, плохой идеей было искать убежище именно здесь — на границе розового облака. Но когда по её следу летели ликвидаторы новоявленного Анклава, именно тут казалось наиболее безопасно: Кантерлот вызывал тоску и страх одним своим видом, за считанные часы вгоняя в уныние. Если бы у неё была более слабая воля, то…       «Не нужно об этом думать», — отвернувшись от окна, кобыла прошлась по чердаку, села рядом с радиостанцией, включила её и настроила на одну из волн.       Звонкий, жизнерадостный и такой… знакомый голос заставил резко втянуть воздух в грудь, чувствуя одновременно и тепло, и глухую боль. Впрочем, и первое, и второе ощущения разгоняли апатию, не давая утонуть в своих мыслях и окончательно пасть духом.       Пегаска понимала, что отсюда нужно уходить, ведь город, даже сейчас, каким-то образом продолжал на неё влиять, подталкивая к одному-единственному решению. Только вот… не могла. В первые дни, пока пряталась, это ещё не ощущалось, но сейчас на шее будто бы затянулся поводок, который не позволял уйти слишком далеко (в последний раз во время попытки улететь, крылатая кобыла сама не поняла как свернула обратно и почти влетела в клубящуюся пелену).       «Одна. Совсем одна».       «Одна. Всех подвела».       «Одна. Никому не нужна».       Обняв радиостанцию, будто бы это могло помочь, пони заплакала, чувствуя как гаснет огонёк в груди, сменяясь холодом и апатией. И что-то подсказывало ей, что на этот раз она уже не очнётся… по крайней мере — собой.       «Ты всегда можешь нас позвать, глупенькая».       «Дорогуша, не стоит взваливать всё на себя».       «Только свистни, сахарок».       — Девочки… я больше так не могу, — одними губами прошептала летунья. — Помогите.       Словно бы в ответ на эти слова, пиликнул встроенный в броню коммуникатор, оповещая хозяйку о том, что кто-то пересёк охранный периметр, собранный из снятых с домов богатеев сигнализаций. Этот простой звук заставил вздрогнуть, встряхнуться и, собрав всю волю в копыта, скинуть с разума наползающую пелену.       -…и если случилась с тобою беда, то друг, без сомнений, поможет всегда! День или ночь? Лето, зима? Для друга нет разницы «где» и «когда»!..       Шмыгнув носом, через силу улыбнувшись и, выключив радио, пегаска на секунду прикрыла глаза, негромко произнося:       — Спасибо, Пинки.       Ещё раз встряхнувшись, она подошла к матрасу и взяла с него шлем, осторожно водрузила его себе на голову и защёлкнула крепежи. Перед глазами пронеслись радужные разводы, сменившиеся тактическим экраном, где было отмечено место «прорыва» периметра.       «Кого-то понесло в Кантерлот… по земле. Плевать. Одно из двух: либо они мне помогут, либо… либо помогут по-другому. Я больше не собираюсь здесь оставаться, но и в город по собственной воле не пойду», — приняв решение, она проверила своё вооружение, бросила взгляд на седельные сумки с остатками лекарств и запасными батареями, но решительно мотнула головой.       — Как там в песне? Свет надежды горит под бронёй… Что за глупость, — открыв окно, кобыла посмотрела на облачную завесу. — Чтоб вас всех геморой замучил.       А дальше был прыжок, хлопок расправленных крыльев и стремительный полёт, петляющий между пустующими домами…