Пещера Чудес

      — Доколе? Доколе мы будем это терпеть?! — стоящий на облачном возвышении пегас серо-стального цвета с седой гривой, одетый в военную форму старого образца с россыпью медалей на груди, обводя яростным взглядом толпящихся вокруг жеребцов и кобыл разных возрастов, вещал неожиданно сильным зычным голосом: — Пока генералы, греющие свои крупы в мягких креслах, бросали наших детей и внуков на позиции полосатых выродков с практически голыми копытами — мы молчали; когда была объявлена эвакуация на облака лишь для пегасов, из-за чего внизу остались наши друзья и любимые — мы молчали; когда генералы объявили о гибели принцесс и заражении земель Эквестрии смертоносной магией — мы молчали… Мы верили, что сражаемся за ценности Эквестрии; мы верили, что проливаем кровь за наших жеребят, которые ценой потерь на фронте вновь и вновь просыпаются в лучшей в мире стране, видят солнце и могут радоваться своей жизни; мы верили, что старый мир погиб, но продолжали терпеть и работать на общее благо потому, что нам говорили, что мы единственные способны отстроить Эквестрию вновь!.. И теперь мы узнаём, что всё это время там внизу пони, такие же, как вы или я, выживали в тяжелейших условиях… когда не хватает еды и воды, лекарств и тепла… даже лучей солнца, раз за разом напоминающего нам о том, что после самой долгой и тёмной ночи обязательно настанет рассвет!.. Главы Анклава, словно последователи Найтмер Мун из древних легенд, воспользовавшись нашей доверчивостью и верностью присяге… устроили для Эквестрии вечную ночь. То, что демоническая кобылица не смогла сделать при помощи магии, они сотворили хитростью, коварством и подлостью, заставив нас… каждого из нас замарать копыта в той грязи, которую гордо называют «Политика»!       Ропот голосов был ему ответом, а над домами одного из многочисленных облачных поселений, расположенных вокруг башен ПОП, в небо поднялись пегасы из военной полиции. Однако же пока они пытались пробиться через пегасов, окружающих импровизированную сцену подобием полусферы, оратор продолжил говорить:       — Словно вожди полудиких племён, они возжелали всем владеть и всеми править, для чего им требовалось лишить нас чести, гордости, достоинства и воли! И самое ужасное здесь заключается в том… в том… что они почти добились успеха. Но сейчас… когда мы знаем о преступлениях тех, кому доверяли наши жизни; когда мы знаем, что внизу остались пони, всё ещё нуждающиеся в нашей помощи; когда назначенные принцессами главы министерств взывают к нашему долгу — я не буду молча стоять в стороне! В наших копытах — сила; в наших крыльях — свобода; в наших сердцах — верность!       Постепенно неуверенные голоса одиночек слились в единый рёв поддержки, а пожилой летун поднялся на задние ноги, широко расправив крылья для удержания равновесия, вскинул правое переднее копыто вверх и выкрикнул призыв:       — За принцесс! За Эквестрию! За наше будущее! Остановим!..       Тихий, почти неразличимый хлопок прервал пламенную речь, что заставило толпу пони притихнуть, а затем по груди ветерана стало расплываться алое пятно, в считанные секунды пропитавшее его форму. В наступившей тишине, словно гром, прозвучали сиплые слова:       — …Спасём Эквестрию.       Потеряв равновесие, жеребец упал назад, прямо на находящихся рядом с возвышением пони. Несколько пар копыт подхватили его, аккуратно опустили на облачную площадь… и следом за этим воздух разорвал крик ярости и отчаяния пожилой кобылы:       — Убийцы! Вот как они отплатили Вайсу за долгую службу!..       Бойцы военной полиции, в один миг оказавшиеся целью ярости толпы, растерянные и находящиеся в численном меньшинстве… не сумели вовремя отреагировать на новую угрозу…       С тихим щелчком изображение монитора переключилось.       Разгневанная толпа волна за волной бросалась на административное здание очередного поселения, где закрылись назначенные Анклавом чиновники и безопасники. И если бы бунт произошёл в довоенные времена, то они вполне могли бы дождаться подхода подкрепления, но… многие из нападающих служили в армии, имели опыт боевых действий, хранили оружие в своих домах, а то и вовсе служили в действующих частях. Ситуацию ухудшало ещё и то, что простые солдаты переходили под знамёна мятежников, непонятно когда успевших достать флаги старой Эквестрии…       Новый щелчок ознаменовал переключение изображения на другую камеру, где в копытной схватке сцепились элитные штурмовые отряды Анклава и молодые новобранцы, которых на приступ складов вооружения вели матёрые ветераны, за счёт опыта и почти вытравленной поколениями мирной жизни пегасьей ярости не уступающие воинам в силовой броне. Звучали крики, рычание, всхлипы, лязг и выстрелы, лилась кровь и ломались кости…       — Жалеешь, что присоединилась к повстанцам? — прозвучал двоящийся грудной голос из-за спины, заставив Скуталу вздрогнуть. — Прости. Я тебя напугала?       — Нет, — тихо выдохнув, отозвалась оранжевая пегаска, отворачиваясь от монитора, установленного в кабине небесного десантного судна, уверенно приближающегося к ставке генерального штаба Анклава. — Просто я слишком сильно задумалась.       — Настолько сильно, что не услышала моих шагов? — королева чейнджлингов, стройная и высокая, закованная в облегающую тело матово-чёрную броню, не скрывающую от взглядов, а словно бы подчёркивающую хищную красоту кобылы, без лишних церемоний уселась на пол транспортного средства перед креслом, в котором расположилась одна из основательниц «Стойл-Тек». — Так что: жалеешь обо всём этом?       — Мне больно оттого, что пони сражаются с пони, — не без труда заставив себя заглянуть в зелёные глаза с вертикальными зрачками, украшающие точёную мордочку с острыми чертами, обтекаемо отозвалась Скуталу.       — Это не ответ на мой вопрос, — заметила собеседница, чуть наклонив голову, от чего ядовито-зелёные пряди гривы скользнули по изящной шее, а искривлённый длинный рог будто бы нацелился на крылатую пони.       — Знаю, — поморщилась оранжевая пегаска, откидываясь на спинку кресла, специально разработанного для представителей её расы. — Что ты хочешь услышать, Визалис? Жалею ли я, что из-за меня в Анклаве начались беспорядки и столкновения между военными подразделениями? Да, жалею. Жалею ли я о том, что мирное население начало исход на землю? Нет, не жалею… Будь моя воля, я бы приказала всем покинуть облака, оставив генералов и их прихвостней жить в их игрушечном королевстве одних… Только вот у них есть верные солдаты и совсем не игрушечное оружие, способное причинить немало разрушений и привести к ещё большему количеству смертей, чем если свергнуть верхушку милитаристов сейчас. Но какое тебе дело до бед пони?!       Только произнеся последние слова, которые самой Скуталу показались слишком грубыми и неблагодарными, она прикусила кончик языка и замолчала. Её взгляд же вперился в мордочку молодой королевы чейнджлингов, выслушавшей всё это с невозмутимым выражением мордочки и каким-то печальным взглядом.       — Действительно… какое мне дело до пони, от выживания которых зависит судьба моего народа? — задумчиво спросила сама у себя правительница перевёртышей.       — Я не это хотела сказать, — попыталась оправдаться оранжевая пегаска, прекрасно понимающая, насколько глупо это звучит.       — Ты сказала то, что было у тебя на душе: такие вещи мы умеем ощущать, — прервала её чейнджлинг. — У моего вида не самая лучшая репутация… и я не буду врать, что она незаслужена. Однако же ещё моя мать поняла, что если мы хотим не только выживать, но и жить, нам нужно отходить от практики похищения чужой любви. Знала бы ты, маленькая пони, скольких усилий ей стоило добиться переговоров с принцессой Ми Аморе дэ Каденс… и сколь болезненной для всех нас стала её гибель во время покушения ДМД. В тот роковой день рой едва не принял решение, что от сотрудничества с пони нас ждут сплошные неприятности, из-за чего план с созданием виртуальной реальности для выращивания кормовых пони уже не выглядел такой уж дикостью…       Перед внутренним взором одной из основательниц «Стойл-Тек» пронеслись образы длинных коридоров бункера, вдоль чьих стен расположены полупрозрачные коконы, внутри которых в зеленоватой жидкости плавают тела жеребцов и кобыл, головы коих скрыты под технологичными шлемами. В этих видениях чейнджлинги сновали туда-сюда, сцеживая из коконов розоватую субстанцию, которую после этого разделяли между всеми членами роя, а глубоко внизу в отдельных боксах зрели коконы и в искусственных утробах выращивались новые жеребята…       — Не нравится? — участливо спросила Визалис, но не дожидаясь ответа, продолжила: — Мне тоже не нравится. И пусть в том, чтобы держать в таком состоянии сумасшедших, преступников и стариков, желающих вновь ощутить себя молодыми, лично я не вижу ничего предосудительного, но если бы чейнджлинги пошли этим путём в отношении всех пони, он привёл бы нас к деградации и вымиранию. Возможно, что однажды наши потомки и вовсе утратили бы способность менять облик, а то и мыслить сколь-нибудь творчески, превратившись в бездумных исполнителей воли королевы… которая тоже перестала бы быть разумным существом. Я как-то читала легенды пони о перевёртышах, в которых говорилось, что у нас относительно разумной является только матка, а все остальные — безмозглые дроны… словно насекомые с единым сознанием. И знаешь что, пони? Это было одновременно обидно, унизительно и… страшно. Страх потерять свою личность, тщательно развиваемую индивидуальность, позволяющую чувствовать себя по-настоящему живыми, толкает нас на самые рискованные поступки… И даже сейчас, помогая вам разобраться между собой, мы надеемся на то, что в нас перестанут видеть лишь… паразитов… и позволят жить в обществе, не скрывая свою истинную суть.       Скуталу непроизвольно поёжилась, вновь вспоминая образы рядов коконов, посмотрела на замолчавшую собеседницу, потом прикрыла глаза и произнесла:       — Даже если все будут знать, что вы помогли нам свергнуть совет генералов… неприязнь к чейнджлингам слишком глубоко сидит в пони. Вам всё равно придётся маскироваться.       — Мы знаем это, — холодно ответила королева. — Но даже если до конца дней нам придётся носить личины, чтобы жить, как равные среди равных, мы всё равно будем самими собой, а не какими-нибудь пони с фальшивым прошлым. Впрочем, вряд ли ты поймёшь, что значит жить под чужим именем, с чужой легендой и страхом того, что рано или поздно тебя раскроют, а твои вчерашние друзья возьмутся за топоры и вилы, чтобы «Убить проклятого монстра, похищающего любовь».       — Но разве вы не похищаете любовь? — посчитав, что раз уж у них происходит столь откровенный разговор, то собеседница не обидится на такой вопрос, произнесла оранжевая пегаска, привставая из своего кресла для того, чтобы немного размять мышцы.       — Точно так же, как и кобылы, «похищающие» семя жеребцов для того, чтобы забеременеть, — ехидно оскалилась Визалис, тоже вставая на ноги и нависая над крылатой пони. — Если мои сородичи не ставят перед собой цель «осушить досуха», то твои сородичи вовсе не замечают, что у них что-то забирают. Но ведь и вы, кобылы, тоже способны «осушить» жеребца, если поставите себе такую цель. Разве я не права?..       — Это… не самое удачное сравнение, — ощутив, как к мордочке приливает кровь, летунья попыталась отвести взгляд от ухмыляющейся королевы, а в следующую секунду ощутила толчок в грудь, который отбросил её на сидение, в то время как в воздухе словно бы зазвенела музыка, улавливаемая самым краем уха.       — Послушай меня, пони, — вибрирующим голосом потребовала Визалис, плавной походкой сытого хищника начав обходить сидение, на миг показавшееся Скуталу ловушкой.             С давних пор нас называли чужаками,             И вампирами вполне считать могли.             Но послушай, мне поверь,             Изменилось всё теперь,             Новой жизни вижу свет вдали…       — Не вру. Ей-ей, — остановившись позади спинки, королева перевёртышей заглянула через правый подлокотник и подмигнула крылатой пони.             Все чейнджлинги от природы полиморфы,             Этим даром мы владеем с малых лет.             Но судьёй мне белый свет,             Обращаюсь я для тех,             Для кого обмана слаще в жизни нет…       — Понимаешь, о чём я? — остановившись уже прямо перед оранжевой пегаской, заглянула ей в глаза Визалис.             Любых несчастных поней всегда я жду,             И едва они попросят «Зачаруйте вы меня» — все их беды отведу.             Правда, если кто другой             В спину крикнет мне «Изгой»,             То разговор нас ждёт уже совсем другой…       Песенная магия распалась, а вместе с ней ушло и наваждение, которое делало из Скуталу лишь наблюдательницу. Впрочем, сама правительница перевёртышей была ничуть не более довольной: на её мордочке отчётливо проступили раздражение и смущение.       К счастью, в этот самый момент пилот десантного корабля доложил:       — Три минуты до цели.       — Идём, пони, — подхватив телекинезом шлем, королева вспыхнула языками изумрудного огня, чтобы спрятать рог и покрыться шёрсткой, а также изменить крылья, после чего надела его на голову.       «Сейчас она похожа на насекомое даже больше, чем без брони», — промелькнула в голове пегаски неожиданная мысль, сразу же отметённая в дальние закоулки сознания, так как было не время рассуждать на посторонние темы.       Надев свой головной убор, ничем особым не отличающийся от остальных участников операции, Скуталу вслед за Визалис вышла в трюм-ангар, где мордами друг к другу застыли полностью вооружённые пегасы и замаскированные чейнджлинги в силовой броне.       Несмотря на то, что крылатые пони были выбраны из числа лучших бойцов сопротивления, перевёртыши могли оказаться даже более грозной силой: уступающие пегасам в скорости, земнопони в силе, единорогам в магическом потенциале и разнообразии воздействий, они имели возможность производить слияние разумов в ограниченном пространстве, тем самым превращаясь в единый организм со множеством крыльев, глаз и копыт (впрочем, сами они этот процесс не любили, так как всегда оставалась угроза лишиться индивидуальности). В сражении же, пока противник был вынужден сперва принимать решение, а затем говорить или действовать, они выигрывали за счёт более высокой скорости мышления и отсутствия необходимости говорить.       «Хорошо, что они на нашей стороне», — мысленно порадовалась оранжевая пегасочка, впервые благодаря генералов Анклава за их слишком очевидный расизм, из-за которого чейнджлинги даже не задумались о присоединении к их фракции.                   ***       Стиснув зубы от ярости, красный пегас смотрел на гаснущие зелёные огоньки на карте Эквестрии, расположенные в местах размещения башен ПОП. Одно за другим поселения выходили из-под контроля военных, в ряде случаев сразу вместе с местным гарнизоном, забирающим с собой оружие и технику, а иногда поступали сообщения о массовом исходе гражданского населения с облаков на землю. Военная полиция либо бездействовала, либо же оказалась смята толпой в тех случаях, когда у них хватало чести до конца исполнять приказы.       «Неблагодарные крысы… Бегите, бегите. Покажите всем, кто вы такие на самом деле. Забудьте о том, что ради вас мы сражались и проливали кровь врагов и союзников; ради вас предали присягу; ради вас обагрили свои копыта кровью пони и зарылись в грязь настолько, что даже ушей не видно. Забудьте о том, что даже после исхода на облака мы продолжали обеспечивать вас едой, бытовой техникой, лекарствами, защитой от грифонов…» — медленно вдохнув и выдохнув, жеребец прислушался к многочисленному топоту копыт, доносящемуся из-за закрытой двери командного штаба.       Звуки короткого сражения показали, что лично выставленные в дозор охранники до конца исполнили приказ. От мысли о том, что не все пегасы испугались и решили встать крупом вверх, чтобы врагам Анклава было проще поиметь с них «моральную компенсацию», а сохранили гордость и воинскую честь… на душе стало теплее, но при этом появилась и горечь.       «Пока есть хоть один пегас, для которого приказ — это не пустой звук, наш народ не обречён. Пока есть настоящие воины, хранящие честь и исполняющие долг… наш народ не обречён», — шум распахивающихся створок, новые крики и звуки борьбы не заставили генерала вздрогнуть или обернуться, да и вторженцы не спешили приближаться к нему.       — …Сдавайся, всё кончено, — прорвался усталый, но при этом холодный и уверенный голос синей пегаски к разуму красного летуна. — Пора заканчивать это безумие.       — Безумие… — горько усмехнулся крылатый пони, отмечая факт исчезновения ещё одного зелёного огонька, что означало падение очередного поселения перед силами мятежников (а может быть, командиры просто впустили противника в здание администрации, тем самым желая спасти свои крупы). — Это предательство.       — Знаю… Мне не в первый раз этим заниматься, — с тенью злой иронии ответила собеседница, подходя всё ближе и игнорируя предупреждения своих солдат о том, что это опасно. — Помнишь, ради чего мы это сделали? Мы хотели спасти пегасов… хотя бы пегасов от того, куда Эквестрию толкали корпорации, предатели… принцессы. А теперь мы же приказываем расстреливать тех, кого стремились защитить.       «Для разговора даже переоделась? Давно кобылки для меня не прихорашивались», — промелькнула в голове генерала мысль, стоило ему увидеть в отражении монитора синюю пегаску в штурмовой силовой броне, пусть и без шлема (будто бы её хозяйка просила пустить ей пулю в лоб).       — Может быть, ты хотела именно этого, но у меня были другие цели, — усмехнулся жеребец, с раздражением понимая, что даже окружив его широким кольцом, при этом обезвредив всех операторов терминалов и охрану, приведённые на штурм сопляки не могут решиться сделать один-единственный выстрел. — А вот я ставил более… идеалистические цели. Я хотел построить общество, в котором будут царить порядок и дисциплина… в котором за каждое преступление будет следовать равная расплата… в котором не будет мерзавцев, сидящих в высоких кабинетах и плюющих на головы простых пони из окна, пока те думают, что идёт дождь. Я хотел построить общество, в котором до высших чинов сможет дослужиться каждый… кто приложит достаточно знаний и усердия… Идеальный мир, где пони ценились бы не за то, что родились с серебряной ложкой в заднице, а за то… кто они есть на самом деле! Неужели это было настолько… неправильно?       Прикосновение бронированной ноги к плечу заставило всё же отвлечься от карты и посмотреть на крылатую кобылу, в глазах которой отражались похожие мысли. Далеко не всегда их взгляды сходились, да и глядя на общение двух генералов между собой можно было подумать, что они едва ли не враждуют… Только вот каждый из тех, кто возглавлял Анклав, прошёл слишком много испытаний, оставивших на душах уродливые шрамы, и потерял очень многое… чтобы не ценить таких же, как и сам.       — Мы проиграли, — прошептали губы летуньи, которая тем самым говорила, что не собирается отрицать всего совершённого, пусть и ради блага для своего народа. — Пришла пора отступить… чтобы не стать теми самыми чудовищами, ради своих амбиций сжигавшими жизни в горниле войны.       — Я слишком устал от всего этого навоза, — произнёс красный жеребец вполголоса, а затем продолжил говорить в полный голос, при этом не отрывая взгляда от глаз собеседницы: — Оператор, личный код доступа старшего генерала Анклава… двенадцать-ноль-один-четыре-ноль-два «Снегирь». Приоритетный приказ войскам: прекратить выполнение текущих операций и отступить на резервные базы, где дожидаться дальнейших приказов.       Ответом ему была тишина, которую нарушил голос синей кобылы:       — Исполняйте.       После этого бойцы наконец-то зашевелились, и кто-то из них даже начал набирать код, чтобы передать последний приказ самопровозглашённого главнокомандующего.       «Вот и всё. Похоже… что старые сказки были правдивы: чтобы победить чудовище, нужно самому стать чудовищем. Тогда получается, что победивший меня займёт это место? Хм… Пожалуй, я не доставлю им такого удовольствия», — мысли летуна впервые за многие годы были легки и стремительны, да и сам он ощутил облегчение от того, что всё это наконец-то закончилось, и от него более ничего не зависит.       — Ты пойдёшь со мной?.. — спросил крылатый жеребец, разворачиваясь к своей соратнице, отпустившей его плечо.       Несколько секунд она молчала, затем улыбнулась уголками губ и ответила:       — Да.       Подавшись вперёд, красный пегас нежно коснулся губ синей пегаски своими губами, обнимая её крыльями за бока, а левой передней ногой за шею. В то же самое время его правое переднее копыто коснулось детонатора, висящего у него на поясе, который отозвался тонким пиканьем.       «Чтобы добро восторжествовало, воплощающие зло чудовища должны умереть. И пусть я стану ненавидимым всеми злом этого мира, чтобы на моём фоне образ героев казался светлее и чище. Если это единственный способ помочь моим пони… пусть будет так».       Уши синей пегаски дёрнулись при активации устройства, но вместо того чтобы отстраниться или как-то защититься, она лишь крепче прижалась к своему жеребцу, при этом крепко зажмуривая глаза и будто бы ища у него защиты. Другие пегасы слишком поздно поняли, что произошло, а потому успели лишь отпрянуть в стороны, когда два силуэта скрылись за вспышкой взрыва…