Интегрированный попаданец

      Проснувшись от стука в дверь и какого-то выкрика женским (кобыльим) голосом, переворачиваюсь на спину и затуманенным после сна взглядом смотрю вверх.       — Здравствуй… вполне знакомый потолок, — произношу через широкий зевок, затем вздыхаю и усмехаюсь. — Опять молчишь? Ну и хорошо.       В голове постепенно проясняется, а остатки сна тают, как снег, брошенный в огонь. Помню, что ко мне приходил зелёный чебурашка, который вещал о том, что: «Дружба — это Великая Сила» и «Великая Сила влечёт за собой великую инерцию». А когда я у него спросил: «Почему ты зелёный?», он ответил: «Я много болел».       — Э-эх! — потянувшись всем телом, принимаю сидячее положение и спускаю ноги с края кровати.       Взглядом быстро нахожу одежду и поспешно натягиваю штаны, чтобы не краснеть из-за своей наготы, если кто-нибудь неожиданно войдёт. Не то чтобы местные стеснялись ходить голышом, та же Каденс тому великолепный пример, но вот для меня это опыт новый… который хотелось бы оттянуть на как можно более долгий срок.       «И ведь понимаю, что мы разных видов, но всё равно ходить голым перед разумным существом другого пола…», — хлопнув себя по щекам (как бы это действие не вошло в привычку, а то ещё начну от него удовольствие получать), встаю в полный рост и прохаживаюсь по комнате.       — Интересно, а нижнее бельё у них есть? — пытаюсь вспомнить что-то на эту тему из вчерашнего урока, но про минотавров, одежду которых на меня и перешили, было совсем мало. — Поживём — увидим.       Остановившись рядом с окном, выглядываю на улицу… чтобы увидеть пару пегасов, спешащих куда-то по своим пегасьим делам. В голове словно разряд прострелил, а память подкинула откровенно наркоманский анекдот: «Летят по небу два крокодила: зелёный и красный… особенно — красный».       — И почему я не попал в мир, где живут одни лишь девушки? — спрашиваю сам у себя, и тут же даю себе ответ: — С моей удачей, это был бы мир, как в старом польском фильме, где мужчины вымерли, а двоих размороженных из криосна героев изучали как интересных и опасных животных. И это — не худший вариант…       Мне стало даже немного весело от осознания, что попадание в мир разноцветных говорящих пони, по крайней мере на данный момент, является более удачным вариантом, нежели перемещение в мир мечты спермотоксикозного подростка. В конце концов, здесь меня не только вылечили, кормят и учат, но и обещают дать свободу передвижений, что много больше того, что можно было бы ожидать, если бы кто-то из местных попал к нам.       «План максимум — вернуться домой в полной комплектации; план минимум — обеспечить себе условия, чтобы можно было пытаться исполнить первый вариант. Как там говорилось в песне? «Вода не течёт под камень лежачий»? Вот и будем шевелиться… Тем более, что есть куда», — сцепив руки за спиной, поднимаю замок из пальцев вверх, попутно выгибая спину до хруста позвонков, замираю на пятнадцать секунд, а затем расцепляю кисти и расслабляюсь.       Улыбнувшись, растираю ладонями лицо, ощущая, как быстрее побежала кровь в жилах, а энергия буквально требует куда-то её выплеснуть (и не только энергия…). Задумчиво почесав живот, подхватываю со стола рубашку и, накинув её, подхожу к двери.       — М… — чувствуя себя ужасно глупо, стучу по створке и произношу: — Сестра, мне срочно нужно в уборную!       Из коридора донёсся дробный цокот, а затем дверь приоткрылась, а с той её стороны прозвучал вопрос:       — Мистер Жора, что-то случилось?       — Мне срочно нужно в уборную, — на этот раз слова прозвучали менее уверенно, но всё ещё достаточно громко. — Но доктор запретил выходить из комнаты без защитных браслетов.       — А… — собеседница замялась, но пауза продлилась недолго, так что мне ответили довольно бодро: — Подождите одну минуту. Я что-нибудь придумаю.       Створка захлопнулась, а из-за неё снова раздался цокот, но на этот раз — удаляющийся от моей палаты…       …       «Капитан, капитан, улыбнитесь: ведь улыбка — это флаг корабля. Капитан, капитан, подтянитесь: только смелым покоряются моря!», — мысленно напевая эту незатейливую песенку, поднимаюсь с керамического судна, не забыв бросить туда мягкую бумажку, а затем накрываю его крышкой.       Медсестра Ваниль, которая скоро должна сдать свою смену, не нашла создающие защитное поле браслеты, но не расстроилась и принесла… ночную вазу (если говорить литературным слогом). Оставив данный предмет в моей палате, она поспешно ретировалась, попросив позвать её, когда всё будет закончено.       Пожалуй, если бы не маленькая миска, наполненная остропахнущей жидкостью, перебивающей все остальные запахи, то я бы предпочёл потерпеть: всё же сидеть в комнате, вдыхая запахи собственных… выделений, не слишком приятно. Сейчас же, ополоснув руки в том самом составе, по крайней мере смогу не краснеть от стыда, если с визитом заявится какой-нибудь гость.       Вновь подойдя к двери и постучав, громко произношу:       — Я закончил!       На этот раз долго ждать не пришлось и единорожка в халате забрала всё принесённое, окутав судно и миску облачками телекинеза. Пообещав скоро принести завтрак, она удалилась, оставляя меня одного.       Пройдясь по комнате, выглянув в окно и не найдя для себя ничего нового, я опёрся о подоконник и стал бездумно смотреть на небо. Все конструктивные мысли, которые только можно было обдумать, закончились, а в очередной раз задаваться вопросами, на которые не знаю ответа, или же мучить себя мыслями о том, как родня восприняла моё исчезновение, очень не хотелось.       Небо… завораживало. Необычайно глубокое и неестественно чистое, оно напоминало бездонную синюю пропасть, в которую можно падать и падать, пока не окажешься достаточно глубоко, чтобы свет уже не мог рассеивать тьму. Даже в детстве, когда моё зрение почти не уступало ровесникам, редко удавалось увидеть настолько чистый небосвод: обычно он напоминал поверхность моря, с неспешно плывущими пенными гребнями волн…       «А как забавно было убегать от грозовых туч, медленно и неостановимо наступающих по всему фронту. Интересно, а тут дети, смотря на небо, угадывают то, на что похожи облака? Ведь если пегасы могут менять их форму, это становится как-то… не волшебно», — поймав себя на ироничности этой мысли, учитывая магичность местных жителей, продолжаю своё увлекательное занятие.       Стук в дверь заставил вздрогнуть и вынырнуть из воспоминаний, а пока я оборачивался, на пороге уже появился Харт, рядом с которым в воздухе парил чёрный чемоданчик. Окинув меня быстрым взглядом, пони улыбнулся и спросил:       — Как самочувствие, Жора? Хорошо спалось?       — Всё отлично, доктор, — отвечаю бодро, почти не кривя душой.       — Чудесно, — войдя в палату, единорог закрыл за собой дверь и велел: — Готовьтесь к прививкам. Сегодня лаборатория наконец-то прислала лекарства, подобранные под ваш организм.       Щёлкнули защёлки, и чемоданчик открылся, и моему взгляду предстал ряд из дюжины шприцов. При виде этого «богатства» я даже непроизвольно сглотнул…       — Разве можно делать сразу двенадцать уколов? — спрашиваю с затаённой опаской, ловя себя на том, что оттягиваю неизбежное.       — Не стоит переживать: эти уколы не конфликтуют, — заверил Харт, перед которым в воздухе затанцевали небольшие флакончики, тампоны и баночки. — Заодно и заполним некоторые документы, а то у нас о вас кроме расы да имени, никакой личной информации.       — Это обязательно? — спустив штаны так, чтобы оголить сидалище, забираюсь на кровать и ложусь на живот, скрещивая ладони под головой.       — Вы ведь хотите получить гражданство? — вопросительно вскинул брови собеседник. — Тогда — да.       Ощутив, как в том месте, где спина теряет своё благородное название меня по коже мазнуло чем-то холодным, непроизвольно напрягаюсь, но тут же заставляю себя расслабиться. Доктор же неспеша извлёк из чемоданчика первый шприц, снял с него колпачок, кивнул каким-то своим мыслям и произнёс:       — Сейчас укусит маленький комарик…       «Да если бы у нас были такие комары, люди не выходили бы из дома без полной химической защиты», — стиснув зубы, молча пережидаю ощущение острого жара, распространившееся по ягодице.       — Первый… пошёл, — добродушно объявил Харт, после чего приложил к месту укола один из круглых тампонов. — Начнём опрос?       — Как скажете, доктор, — отзываюсь слегка приглушённо. — И много уколов мне вообще нужно сделать?       — На первое время — двенадцати хватит, — заверил единорог, начав шуршать бумагами. — Имя?       — Жора, — своего я так и не вспомнил, а придумывать новое не вижу смысла. — В смысле «На первое время»?       — От основных, самых частых и опасных заболеваний этого хватит, — заверил собеседник. — А вот если вы полезете куда-нибудь в дикую местность, то рекомендую всё же использовать защитные браслеты: любой единорог сможет заряжать их хоть каждый день. Пол?       «Средний…», — укусив себя за кончик языка, чтобы не ляпнуть чего-то подобного, а то вдруг и вправду запишет, произношу: «Мужской».       — Же-ре-бец, — произнёс по слогам Харт. — Возраст?       — Двадцать пять лет, — задумавшись, вспоминаю о том, что местный день короче, а значит, и год — тоже, но в итоге решаю, что проще не умничать.       — Семейное положение? — сделав очередную пометку, вновь спросил единорог.       — Не женат…       …       Процедура затянулась: после того, как доктор узнал интересующие его сведения, уколы продолжились с промежутком в десять минут. Во время перерывов мы разговорились о том, что в больнице, где я сейчас лежу, оказывают самый широкий спектр различных услуг, начиная от лечения простуды и заканчивая сменой пола (вот уж что удивило).       Харт рассказал о том, что у молодых родителей считается модным менять цвет шёрстки жеребят, для чего им под кожу вводятся специальные вещества, после чего спросил у меня, не хочу ли я что-нибудь подкорректировать.       — Подкачать мышцы; отрастить шерсть; вырастить рога? — пони неторопливо упаковал очередной шприц в контейнер для мусора. — Может быть что-то другое…       — А увеличить мужскую гордость можно? — поморщившись от очередной вспышки боли в ягодицах, задаю вопрос с намёком на усмешку.       — Гордость? — задумался единорог, правой передней ногой потерев подбородок. — Не знаю, зачем её увеличивать, но думаю, психологи справятся и с этим.       — Я немного не о том, — бормочу смущённо.       — Я знаю, — ехидно усмехнулся доктор. — В любом случае — невыполнимого тут нет. Желаете записаться на операцию?       — У меня… денег нет, — нахожусь с ответом, уже каря себя за сказанную глупость.       — Короны оплачивают ваше лечение, — заметил собеседник, наставительно подняв правую переднюю ногу. — Так что рекомендую пользоваться, пока есть возможность.       — Я подумаю, — говорю нейтральным тоном, мысленно констатируя, что не собираюсь злоупотреблять гостеприимством и доброжелательностью властей (хотя, сделать из себя Аполлона, было бы здорово).       «Угу. Дутые мышцы, от которых ни силы, ни выносливости нет. Да и красоваться тут не перед кем», — мысленно одёргиваю себя, возвращаясь от мечтаний к реальности.       …       Сидя на коленях перед столиком, на котором стоит миска с салатом из зелени и морепродуктов, а также лежат бутерброды из светлого хлеба, масла и синей икры, вынуждено признаю, что кормят тут весьма достойно. Тут же вспомнились истории о некоторых стариках, которые в разгар зимы, каждый год, ложились в больницу недели на две, чтобы подлечиться… а заодно и сэкономить на коммунальных услугах, а летом отправлялись на дачу, сдавая своё жильё в аренду.       Вряд ли, конечно, в наших больницах кормят также… По крайней мере, в тех, где мне доводилось лежать, икру точно не подавали. Впрочем, всё бывает в первый раз…       — Тц… — из-за неловкого движения, ощущаю, как седалище простреливает болью.       По словам доктора, последствия двенадцати уколов пройдут уже к завтрашнему утру, ну, а пока мне придётся спать на животе, сидеть на коленях, поджав под себя ноги, а также следить за своим самочувствием, на случай если какое-то лекарство всё же организму не подойдёт. Радует лишь что после этой экзекуции, мне можно будет покидать свою палату и гулять по этажу. Хотя… на что здесь смотреть?       «Не на пони же, в самом-то деле», — криво усмехаюсь, приступая к уничтожению еды.       Мысли сами собой вернулись к недавнему разговору: совру если скажу, что никогда не хотел выглядеть круто и красиво. Не так давно даже носил длинные волосы, выкрашенные в почти белый цвет, что вполне себе неплохо смотрелось вместе с бежевым костюмом. Только вот повторная утрата зрения после краткосрочного периода улучшения заметно урезала мои амбиции.       Опять же совру, если скажу то, что не хотел бы изменить в себе некоторые мелочи: от той же мускулатуры культуриста, накачать которую никогда не хватало ни времени, ни упорства, я бы не отказался. Учитывая же, что мне фактически восстановили глаза и кожу на теле, то можно предположить, что эти мышцы будут не такими уж и декоративными. Однако же попросить о подобном, к примеру, Каденс, у меня язык не повернётся, а больше у меня и знакомых-то нет… Харт не считается, так как он — врач.       «Как говорила наша учительница по массажу: «Массажист — не человек». Потом она добавляла, что во время работы мы должны относиться к пациенту не как к мужчине или женщине, а как к взрослому или молодому телу», — ностальгические мысли вызвали лёгкую улыбку, и вроде бы даже седалищные бугры болеть стали не так сильно.       Память подкинула очередной анекдот, в котором возвращается доктор-гинеколог домой, а молодая жена ему с порога и говорит: «Дорогой, ты совсем не уделяешь мне время». Мужчина снимает куртку, проводит супругу в комнату, усаживает на кровать и спрашивает: «Что вас беспокоит?».       А ведь когда я только начинал работать, тогда зрение всё ещё позволяло неплохо ориентироваться, хотя лица уже различал едва ли с пары шагов, как-то непроизвольно отмечал на улице осанку и походку у людей вокруг. Не могу сказать, что это было особо приятно, так как к примеру там, где до обучения увидел бы просто красивую девушку, после выпускного видел искривление позвоночника, мысленно начиная вспоминать то, как это лечить и что при этом должно болеть.       Как-то незаметно еда закончилась, затем пришла зелёная единорожка в белой накидке, которую меня подмывало назвать «Сестра Йода», молча забравшая столик на колёсиках. Делать было нечего, так что вооружившись книжками, оставленными Каденс на столе у моей кровати, разложил их на подоконнике и начал разглядывать картинки.       Возможно, будь я историком или археологом, то и сумел бы что-нибудь понять из весьма красочных, будто бы даже объёмных рисунков. Но…       «А ведь прикольно», — взяв в руки маленькую книжицу, похожую на блокнот, раскрыв первую страницу, начинаю наклонять её под разными углами.       Помниться дома, когда я ещё нормально (относительно нормально) видел, то у меня была пара магнитиков на холодильнике, при взгляде на которые под разным углом можно было увидеть разные изображения: портреты президентов, какие-то храмы… Тут же эффект несколько иной, хоть и основан на том же принципе: смотря на картинку под углом в сорок пять градусов слева, вижу молодую белую аликорницу с розовой гривой; под углом в девяносто градусов от изображения она уже взрослая, а в гриве у неё довольно много золотых и красных прядей; при взгляде под углом в сорок пять градусов справа, она ещё старше, а розового в волосах почти нет.       «Видимо, какое-то особое, подарочное издание. Наверняка, дорогое», — закрыв книжку, осторожно откладываю её в сторону, не желая случайно испортить.       До слуха доносится дробный торопливый цокот, а затем в дверь раздаётся бодрый (понятия не имею, как это получилось, но ощущение именно такое) стук. И вновь, не дожидаясь ответа, створка открылась и в палату просунулась знакомая мне розовая голова, хозяйка которой произнесла:       — Привет, Жора, можно войти?       «Нееет! Видеть тебя не хочу!», — ехидно отозвался мой внутренний юморист… которого давно пора бы заткнуть, ну или хотя бы отправить на переподготовку.       — Здравствуй… Каденс, — улыбаюсь аликорнице, одной рукой опираясь об подоконник. — Рад тебя видеть. А я тут… книжками балуюсь.       Хотевшая было обиженно надуть щёки принцесса, после моих слов радостно растянула губы в белозубой улыбке, легко проскальзывая в комнату и задней ногой захлопывая дверь. На её боках опять обнаружились сумки, но на этот раз они оказались намного объёмнее, но при этом не сильно тяжелее.       — Я поговорила с доктором Хартом, и он сказал, что сегодня тебе можно выйти на улицу, если ты наденешь защитные браслеты, — нетерпеливо пританцовывая, объявила моя посетительница (покровительница?). — Правда здорово?       — Да… — подняв правую руку, почёсываю свою шею, а затем всё же произношу: — Каденс, у меня нет обуви.       — А? — удивилась розовая пони, даже замерев на месте.       — Ага, — левой рукой указываю себе на ноги, демонстративно шевеля пальцами стоп. — Кожа на подошвах мягкая и легко повреждается, а магии, чтобы защитить их так же, как вы защищаете копытца, у меня нет.       Опустив голову, Каденс пристально посмотрела на мои стопы, хмуро сдвинув бровки и состроив выражение мордочки, будто бы перед ней находится враг народа, который запретил сладкое и отменил все праздники. Мне даже как-то неуютно стало от этого, но прежде чем я успел всерьёз заволноваться, она вскинула голову и произнесла:       — Не проблема. Просто включишь браслеты на второй режим работы на нижних лапах и всё. А накопители и я смогу подзаряжать в процессе… Главное — напоминай.       — Раз ты так говоришь… — развожу руками. — Тогда у меня других возражений нет.       — Чудненько, — распахнув крылья, привстав на задние ноги, аликорница цокнула друг об друга передними копытцами, снова опустилась на четыре конечности, при помощи магии сняла со спины сумки и перенесла их на кровать. — Переодевайся, и пойдём. Я успела заглянуть к портному из квартала минотавров, чтобы забрать сшитые по твоим меркам костюмы.       Напор и энтузиазм этой пони буквально сбивали с серьёзного лада, вызывая растерянность и смущение. Дома я привык к куда более тихому обществу, так что это было вдвойне непривычно…       «Придётся привыкать», — промелькнула мысль в голове.       — Спасибо, но… зачем? — задаю крайне высокоинтеллектуальный вопрос.       — Ты же не собираешься в больничной пижаме расхаживать по улице? — скептично изогнула брови принцесса.       — Ну… — с одной стороны, это было логично, если не учитывать один факт. — То есть, тебе без одежды на улице показываться можно, а мне в пижаме — нельзя?       — Да, — утвердительно кивнула аликорница.       «У неё есть шерсть…», — напоминаю себе, что общаюсь всё же не с человеком, так что и судить её мерками людей нельзя.       — А тебе в пижаме по улице ходить можно? — спрашиваю с лёгким предвкушением, ощущая азарт от того, что вроде бы начал понимать логику этого мира… пусть и в такой мелочи.       — Нет, — ужаснулась посетительница. — Это же неприлично!       «Логика, где ты? Впрочем, можешь не отвечать: я догадываюсь», — понятливо кивнув, подхожу к сумкам и открываю ближнюю.       — Каденс, я даже не знаю, что и сказать, — взяв за плечи тёмно-малиновую куртку с застёжками на рукавах и шестью пуговицами в виде звёзд, держу её перед собой на вытянутых руках. — Мне тебя и отблагодарить нечем.       — «Спасибо» вполне достаточно, — с удовольствием зажмурившись и прижав ушки к голове, заявила принцесса. — Ты ещё второй костюм не видел.       Отложив первый наряд, состоящий из куртки и штанов, открываю вторую сумку, в которой обнаружился серебристый блестящий свёрток, лёгкий и тонкий. Стоило же его развернуть, как моему взгляду предстала свободная рубашка, без пуговиц, но зато с вырезом на груди, а на постель упали широкие брюки того же цвета.       — Спасибо, — говорю, смотря на своё отражение в этом одеянии.       — Тебе не нравится, — разочаровано протянула пони.       Я уже открыл было рот, чтобы возразить, но вспомнил то, что она чувствует мои эмоции. Так что если сейчас начать что-либо говорить, то можно сделать только хуже.       — Каденс, мне очень приятна твоя забота… Да вообще то, что ты со мной возишься — это уже больше, чем я мог ожидать, — положив зеркальную одежду на кровать, присаживаюсь на одно колено, ощутив болезненное покалывание в седалище. — Для меня это очень важно, веришь?       — Угу… — подняв голову, пони улыбнулась, затем встряхнулась, словно бы сбрасывая недавнюю печаль, и снова звонким голосом произнесла: — Тогда переодевайся и пойдём. Я столько всего хочу рассказать…