Интегрированный попаданец

      После заполнения документов, мы покинули кабинет и вновь оказались в своеобразном тамбуре, где Шайнинг попросил подождать пару минут, а сам поспешил скрыться за второй дверью слева. Однако же не прошло и минуты, как из того же помещения буквально вылетела зелёная земнопони с яркой жёлтой гривой, облачённая во всё ту же позолоченную броню. Увидев Каденс, которая снова заняла место справа от меня и чуть распахнула крылья (у меня в голове промелькнула картинка птицы, которая то ли собирается драться, то ли убегать), стражница затормозила, будто наткнулась на стену, после чего звонким голосом отчеканила:       — Лейтенант Гринпис, Ваше Высочество. Прошу прощения за неподобающее поведение.       — Гхм, — кашлянув, явно скрывая досаду, принцесса сложила крылья и чинно кивнула. — Всё в порядке, лейтенант.       Из всё ещё раскрытой двери выглянул Армор, выражение морды коего было каким-то виноватым (опущенные уши и полуприкрытые веки каким-то образом передавали именно этот эффект). Впрочем, неловкая пауза продлилась недолго, а нарушила её Вельвет, строгим тоном спросившая:       — Лейтенант, чем мы обязаны вашему вниманию?       Зелёная пони, телосложением не уступающая, а то и превосходящая белого единорога, вытянувшись по стойке «смирно», отозвалась громко и чётко:       — Сержант Армор доложил, что пострадавший Жора, от действий минотавра Бига Шоу, решил отказаться от претензий за нанесение телесных повреждений и нападения в целом. Я же решила убедиться, что на пострадавшего не оказывается стороннего давления, так как заключённому в случае, если дело дойдёт до суда, грозят серьёзные санкции…       На последних словах голос лейтенанта заметно потерял в громкости и бодрости, а взгляд, пусть она и старалась смотреть ровно перед собой, нет-нет, но соскальзывал на Каденс. Желая понять, что её так тревожит, я тоже посмотрел на аликорницу, выражение мордочки которой стало каким-то отстранённым, а взгляд определённо похолодел.       — Жора, на тебя оказывается давление? — спокойно спросила крылато-рогатая пони.       «Если подумать… жалобные глазки можно рассматривать как давление?», — решив не нагнетать обстановку, тем более из-за желания неуместно пошутить, проглатываю глупый вопрос.       — Нет, — произношу вслух, продолжая испытывать недоумение.       «Вот ведь… плоский хлебушек. Такое ощущение, будто бы мимо меня проходит куда более оживлённое общение, нежели то, что я слышу и вижу. Как сказал бы американский Винни Пух: «Вот досада». М-да», — промелькнули мысли у меня в голове, пока мои спутницы изображали из себя цветные изваяния.       — Вы убедились, лейтенант? — ровным тоном уточнила Каденс, ушки которой наклонились назад.       — Да, Ваше Высочество, — в этот миг Гринпис забавно цокнула задними копытцами, закованными в позолоченные накопытники, словно бравый офицер каблуками. — Прошу прощения за беспокойство. Разрешите идти?       — Разумеется, лейтенант, — изобразила кивок принцесса. — Не смею вас задерживать.       Земнопони изобразила поклон, развернулась и, чеканя шаг, снова скрылась в кабинете, не забыв закрыть за собой дверь. Наступила тишина, которую нарушил уже я, спросив:       — Кто-нибудь объяснит, что только что было?       — Прости, Жора, — потупила взгляд аликорница, шаркнув по полу правым передним копытцем. — Не думала, что наткнусь во дворце на… такое.       «Это, несомненно, многое объясняет», — саркастично отозвался мой внутренний скептик.       — Тут и объяснять нечего, — перехватила инициативу Твайлайт, переступившая передними ногами, попутно толкнув меня в бедро плечом. — Просто кое-кто хотел надавить своим положением, чтобы кто-то другой не избежал суда… Я бы даже похвалила Гринпис за бдительность, так как на пострадавшего действительно могли давить, если бы она сама не собиралась сделать то же самое. И ещё единорогов обвиняют в том, что мы — расисты.       — И вы это поняли…? — выразительно умолкаю, ожидая хоть каких-то пояснений.       — Просто увидев Каденс, лейтенант растерялась, и её можно было читать как книгу, — хмыкнула единорожка, прицокнув языком. — Если бы ты не был выгоревшим, то сам бы всё ощутил.       — Как говорилось в старом анекдоте: «Ненавижу две вещи — расизм и негров», — коротко усмехаюсь, тут же ловя на себе два недоумённых взгляда. — Как бы… У людей есть разделение по цвету кожи: белые, красные, чёрные… Одна из стран, громче всех кричащая о равенстве, сперва притесняла одних, теперь других… Эта фраза описывает происходящие там события.       — Люди странные, — констатировала крылато-рогатая пони, умилительно сложив бровки домиком. — Вы ведь — одна раса. Какая разница, какого цвета шкура?       — Думаю, разделять народ на «своих» и «чужих» — это естественно для всех, — сцепив руки за спиной, чуть иронично замечаю: — У вас — пони, тоже ведь был период, когда три расы враждовали.       Вельвет и Каденс отвели взгляды, опустив ушки, тем самым вызвав у меня желание потрепать их по макушкам, которое усилием воли удалось отогнать. Опомнившись, оглядываюсь вокруг, после чего облегчённо опускаю напряжённые плечи: стражники оказались далеко, ну а сами мои спутницы уже привыкли к моим эмоциям (мало ли как жеребцы отнесутся к фонящему от меня желанию потискать их принцессу…).       — Давайте поговорим о чём-нибудь другом? — решаю перевести тему разговора, явно неприятную моим собеседницам.       «Стоит запомнить, что не все пони относятся к другим народам лояльно. Не будь со мной принцессы, то эта лейтенант, наверное, относилась бы ко мне как к Биг Шоу, которого, очевидно, хотела посадить… а то и отправить в ссылку в местную Сибирь. Хотя, учитывая всех уже мне знакомых четвероногих, подобных уникумов меньшинство… на что хочется надеяться», — сделав себе в памяти воображаемую заметку, ещё раз бросаю взгляд на дверь, за которой скрылись стражники.       Из глубин памяти всплыл старый анекдот про декабристов: командированный репортёр спрашивает: «Как вам живётся в Сибири?», а мужчина ему и отвечает: «Сперва было нормально, но потом приехали наши жёны и испортили нам всю ссылку».       «Стоп. Что-то тут не вяжется», — посмотрев на крылато-рогатую пони, старательно вспоминаю всё то, что знаю о способности местных чувствовать чужие эмоции.       — Что-то не так, Жора? — подняв на меня вопросительный взгляд, произнесла Каденс, насторожённо навострившая ушки.       — Да вот думаю… как лейтенант не почувствовала тебя заранее? — от собственного красноречия захотелось приложиться лицом к ладони, но сие постыдное желание было уверенно проигнорировано.       — Ну… я не настолько «яркая», как тётушка Селестия, так что мне куда проще скрывать себя, маскируясь под единорога, — потемнев мордочкой, с намёком на чувство вины ответила на мой вопрос принцесса.       — Жора, ты хотел бы везде и всегда привлекать к себе внимание? — вступилась за подругу Твайлайт, выйдя чуть вперёд и повернувшись ко мне мордочкой.       — Я ничего не говорю, — поднимаю руки в защитном жесте. — Просто заметил странность — вот и всё.       — Что-то Шайнинг не торопится, — решила сменить тему обсуждаемая пони, взглядом указывая на дверь в кабинет Гринпис.       — Если он не появится в следующие пять минут — пойдём спасать, — не стала упираться единорожка, охотно поддерживая порыв аликорницы.       …       Штурмовать кабинет местной начальницы казематов ради спасения белого единорога (принцесса, спасающая рыцаря от его непосредственного командира — это оригинально) нам, к счастью, не пришлось. Армор, немного подавленный, но живой и здоровый, сам вышел к нам с очередным брелком-ключом в телекинетическом поле, не успела истечь и половина отведённого времени. На вопросы о задержке же он объяснил, что получал разрешение на то, чтобы лично выпустить одного двурога…       — Никто не возражает, если я войду первым и поговорю с Шоу наедине? — спрашиваю у своих спутников, когда мы, миновав очередные решётки, уже подошли к камере одиночного заключения, находящейся за дверью в левой стене коридора (между картинами пляжного берега и зелёных холмов).       — Зачем? — не понял Шайнинг, но тут же подозрительно прищурился и уточнил: — Ты ведь ничего не задумал?       «Точно-точно. Хочу его спровоцировать на повторное избиение, чтобы уж точно посадить далеко и надолго, при этом оставшись в глазах окружающих невинной жертвой. И какая только чушь в голову не лезет», — правой ладонью провожу по лицу, чувствуя лёгкую досаду.       — Просто хочу убедиться, что поступаю правильно, — не совсем верно озвучиваю свои внутренние ощущения, но эта причина, пусть и частично, тоже правдива, так что на лжи меня не поймать.       «Как там было…? Эльфы не могут врать, но могут обманывать. Не скажу, что такой уж гениальный хитрец, да и особого злого умысла не имею, но… нужно учиться играть словами», — встряхнувшись, перевожу вопросительный взгляд с одной мордочки пони на другую.       — Я не возражаю, — ответила улыбкой аликорница, задорно взмахнув ушками. — Вам действительно нужно поговорить, чтобы не было недопонимания и обид.       — Если что — кричи, — подмигнула единорожка.       — Биг Шоу не такой, — осуждающе посмотрела на подругу крылато-рогатая пони.       — Ох, Каденс… — закатила глаза Вельвет.       — Ну, не вижу причин мешать, — пожал плечами Шайнинг, после чего вставил ключ в замочную скважину и выстрелил в него лучом из рога. — Как закончите и соберётесь выходить — просто постучи в створку.       Створка открылась, предоставляя нам вид на… комнату, оформленную в сине-зелёных тонах, с одноместной кроватью, откидным столиком, креслом (опять эта ловушка для двуногих) и полным отсутствием окон. Освещение обеспечивала вставленная в потолок стеклянная сфера, излучающая довольно яркий жёлтый свет, который совершенно не мешал минотавру, одетому в красно-жёлтые клетчатые рубашку и штаны, спать, лёжа мордой к стенке.       «Мы тут, значит, пришли его из тюрьмы освобождать, а он — спит. Какая наглость!», — моё удивление, замешанное на праведном негодовании, заставило пони закашляться.       — А…? — вскинулся двурог, принимая сидячее положение на кровати, сонно хлопая на открытую дверь глазами.       «Что-то мне уже не хочется его освобождать. Почему бы это?», — скинув с себя состояние ступора, решительно захожу в камеру и, взявшись за край двери, толкаю её, захлопывая за собой.       — Вот мы и остались один на один, Биг, — произношу с нотками предвкушения в голосе, чувствуя как в душе поднимается целый коктейль из эмоций.       — Жора… Я всё объясню, — Шоу поднял руки в защитном жесте, одновременно с этим отползая на заднице в угол кровати. — Только не делай ничего… противоестественного.       — Интересное предложение, — чуть было не начав смеяться, так как происходящее до жути напомнило мне сценку из «Властелина колец», в его переводе от «Гоблина», ладонями растираю лицо, после чего глубоко вздохнув, направляюсь к креслу, стоящему у противоположной от кровати стены. — Рассказывай, за какие такие заслуги решил мне голову проломить?       «И с чего я вдруг такой смелый? Давлю на минотавра, который меня в бараний рог скрутит и не поморщится», — обдумав эту мысль, ловлю себя на том… что не боюсь.       Попытавшись понять очередной выверт своего сознания, прихожу к выводу, что двурог не страшный, потому что понятный. В конце концов, вскипятить мне мозги усилием воли он не может, ну а физическая сила — это вещь привычная (а ведь не так давно у меня к нему было другое отношение…).       «Тем лучше», — мысленно кивнув себе, усаживаюсь на сидение и устремляю взгляд на Шоу, который сидит в углу кровати, одетый в местную вариацию тюремной робы, при этом выглядя весьма комично (не каждый день от меня качки в панике уползают).       — Ну? — вскинув брови, решаю немного поторопить собеседника. — Не хочешь облегчить душу, перед тем как…?       — Я… — собеседник как-то разом поник, опустил руки и голову, а его уши безвольно повисли. — В общем… я не хотел.       «Очень информативно», — вновь подал голос мой внутренний скептик.       — Биг, я разговаривал с доктором, который мне голову лечил, и он мне объяснил, почему ты так отреагировал, — произношу уже нормальным тоном, стараясь всем видом излучать серьёзность. — В общем, я всё понимаю, но… пока ты в себе не разберёшься, мы работать не будем.       — А…? — подняв голову, выразительно выпучил глаза узник подземелий.       — Б, — огрызнувшись, в очередной раз провожу ладонью правой руки по лицу. — Скажу честно: я жутко хочу тебе врезать, как за твоё поведение до удара, так и за сам удар. Но зла не держу, и уже написал отказ от претензий. Так что сейчас мы выйдем и разойдёмся по своим делам. Но, Биг, пока ты сам в себе не разберёшься, чтобы таких инцидентов больше не было, я с тобой работать отказываюсь.       «Как-то это прозвучало… пафосно, что ли», — отмахнувшись от этой мысли, продолжаю смотреть на минотавра, который уже перестал пучить глаза, но смотрит на меня в ответ.       — Жора… — собеседник подвинулся к краю кровати, спустил ноги на пол, опустил голову и, почесав между рогами пальцами правой руки, произнёс: — Спасибо. Правда, я… виноват. И… Я рад, что ты не отказываешься со мной общаться. В общем…       — Проехали, — слушать сбивчивую речь двурога желание пропало окончательно, а вместо этого захотелось чего-нибудь съесть, после чего придавить подушку часика на два.       — Слушай… — прервал мои мысли Шоу, подняв на меня взгляд. — По-поводу «врезать»… Есть вариант.       «Так. Что это он задумал?», — нахмурившись, подозрительным взглядом буравлю морду собеседника.       — Нет, Биг, бить тебя в камере я точно не буду, — слегка усмехаюсь уголками губ. — Не хочу остаться здесь вместо тебя. Уж извини.       — Да я не о том, — махнул своей лапатообразной ладонью минотавр. — Есть у нас в Кантерлоте клуб кулачных боёв. Ограничений масса, но другого шанса официально набить морду лично я не знаю.       «Жора, пойдём в клуб кулачных боёв, где ты попробуешь мне врезать, а я тебе врежу в ответ», — промелькнула у меня в голове саркастичная мысль.       — Как-нибудь в другой раз, — хекнув, поднимаюсь из кресла и киваю на дверь. — Идём: нас уже ждут.       — Идём, — угрюмо согласился двурог, тяжело поднимаясь с кровати, после чего вздохнул, жалуясь самому себе: — Опять дневник вести придётся…       — Это зачем? — поддавшись любопытству, спрашиваю у Шоу.       — А… — дёрнув плечом, минотавр ответил: — Обычная практика. Говорят, что описывая мысли и поступки на бумаге, чтобы потом перечитать, можно переоценить свои поступки непредвзято. И Жора…       — Да? — стоя в полутора шагах от двурога, смотрю на его смущённую морду, а затем перевожу взгляд на протянутую руку с раскрытой ладонью.       — Спасибо.