Интегрированный попаданец

      «Гениальная мысль, Жора — пойти по следу неизвестно кого и неизвестно куда. И ведь даже премия Дарвина тебе не светит, так как в этом мире о таком не слышали», — стараясь шагать так, чтобы стопа ровно приминала снег, с упорством достойным лучшего применения, продвигаюсь вперёд, в свете луны ориентируясь только на оставленные кем-то (предположительно — Селестией) следы.       Позади меня, заваленные необходимыми припасами, скользят низкие санки, сбрую от коих мне пришлось надевать на грудь, чтобы не держать ремни в руках. Сами кисти, обмотанные найденными полотенцами, сцеплены на груди, чтобы было удобнее выдыхать в них тёплый воздух изо рта, когда они снова начинают замерзать. К счастью, ветер за всё это время так и не поднялся, благодаря чему терпеть низкую температуру заметно легче.       Я почти уверен, что следы оставила Селестия, так как слишком уж большие промежутки между отдельными следами. Конечно, это может быть и кто-то лично мне не знакомый, из-за чего нужно сохранять бдительность, как завещал одноглазый отставник силовых структур. Впрочем, если мне не повезёт, то учитывая разницу в силах и размерах, отбиться вряд ли поможет даже кухонный нож…       «Не меч же брать с собой? Много я им навоюю», — представив себя в роли размахивающего железкой фехтовальщика, тихо усмехаюсь, затем останавливаюсь и, глубоко вдохнув через нос, через рот выдыхаю в поднесённое к лицу полотенце.       К своему великому (минимум — для меня самого) походу я подготовился основательно: перетряхнул несколько сумок и нашёл стеклянные термосы, один из которых уронил, но не разбил, а также три кулька с сухофруктами. Мог бы, наверное, собрать намного больше и еды, и напитков, но времени на это потребовалось бы совсем немало, а совесть и страх выступали единым фронтом против этого.       Страх… Забавно, но когда есть конкретная цель, которая его вызывает, моя защитная реакция перековывает его в злость. Далеко не всегда это хорошо, что было понятно ещё дома, но стало гораздо более очевидно здесь, где туземцы чувствуют даже скрываемые внутри себя эмоции. Однако же сейчас, когда это чувство вызывает неизвестность… мне бы очень хотелось злиться, а не думать о разных плохих вещах.       «Неизвестность — это действительно страшно. Не зря же люди с древних времён придумывали названия для всего, начиная от обычных повседневных вещей и заканчивая природными явлениями. Если ты знаешь, как называется пугающее тебя существо, то подсознательно боишься его меньше, чем того, кого встречаешь в первый раз: ведь ты уже знаешь, чего можно от него ожидать и хотя бы предполагаешь, как с ним справиться… Даже если способ борьбы — самообман», — в голову стали упорно лезть обрывки фильмов ужасов, где герои боролись с мистическими существами при помощи знаний из сказок и легенд (в подростковом возрасте мне нравилось щекотать себе нервы, сидя в темноте и смотря ночное кино, чему не мешало даже расплывающееся изображение).       На что можно злиться, если страх вызывают мысли увидеть замёрзшую насмерть белую пони, которая так и не дошла… куда шла? Разве что на самого себя, свою медлительность и то, что не сразу нашёл эти следы. Впрочем, вряд ли совесть позволила бы мне бежать за кем-то одним, при этом бросив мёрзнуть всех остальных.       Ещё я боюсь, что если Селестия так и не восстановилась, а на пути ей попадётся какой-нибудь хищник, то она не сможет защититься. Самому мне, если подумать, при встрече с представителями фауны тоже не поздоровится…       «Приручать волков я не умею, а Баттерфляй со мной нет», — вспомнив о пегаске, мрачнею из-за того, что так и не смог её найти.       Может ли быть, что мою… подругу оставили в одном из закрытых контейнеров? Вполне возможно. Но почему пострадавшую пони вообще закрыли? Ответа нет, а гадать можно до посинения…       «Не хотелось бы», — ещё раз выдохнув в полотенце, хоть так стараясь греть руки, возвращаюсь к мысленному перечислению всего, что лежит на санях.       Кроме сухофруктов, в одной из сумок мне попалась бумажная упаковка с печеньем, которая уже была вскрыта хозяином и опустошена на две трети. Порыв зажевать стресс сладким я всё же подавил, убедив себя в том, что в случае неудачи в преследовании неизвестного, вся еда ещё пригодится.       На всякий случай на сани были погружены пять сложенных одеял, в каждое из коих можно было завернуть среднего пони. На это действие меня побудили две мысли: во-первых, Селестия заметно крупнее своих подданных, а во-вторых, в случае чего можно будет завернуться, словно в кокон, и ждать спасения, коли таковое придёт. Просто лечь спать в относительном тепле тоже лучше, чем дрожать, сидя на санях, вообще без всего.       Ну и… всё. Взятые с собой лекарства, если я не перепутал их с какими-нибудь приправами, можно не считать: много места они не занимают, но принимать их самому совершенно не хочется. Да и захвачены они исключительно для успокоения собственных нервов…       «Хотя бы себе смогу говорить, что сделал всё, на что был способен», — глотнув холодный воздух открывшимся ртом, начинаю глухо кашлять, отчего на глазах выступают слезинки.       — И почему эти руины не могли находиться где-нибудь в тропиках? — задаю в пустоту тихий вопрос.       Услужливое воображение тут же нарисовало змей, насекомых, крупных и мелких хищных животных. Память подкинула истории о том, как легко заболеть в тёплых странах…       — С моей головой, определённо, что-то не в порядке, — констатирую удручённо.       «Будто бы это и так не было очевидно», — саркастично заметил внутренний скептик.       …И снова хруст снега под ногами, разносящийся в окружающей тишине будто бы на километры… пусть умом я понимаю, что это невозможно. Взгляд цепляется за следы под моими ногами, которые начали слегка петлять, будто бы оставившая их пони успела «принять на грудь», а в небе — луна. Если бы не ямки в белом пушистом покрывале, то можно было бы решить, что мир застыл на месте и движение вперёд больше не существует.       «Как там было?.. Беги изо всех сил, чтобы остаться на месте; остановись и отстанешь. Хм… Не помню цитату. Да и сдалась она мне», — поморщившись, наступив в очередной отпечаток копыта, чувствую, что под ногой находится какая-то неровность, вроде камня.       — Вот уж не думал, что ремни от санок не дадут упасть, — вернув себе равновесие, поднимаю голову и оглядываю окрестности, утопающие в отражающемся от поля лунном свете. — Сюда бы снегоход… или лыжи. И почему я не догадался сделать для ног какие-нибудь снегоступы?       «Будто бы умею их делать. Хотя… в детстве мы чем-то подобным увлекались с парнями», — вспомнившиеся кресты из досок, скреплённые гвоздями и привязанные к ногам верёвками, вызвали печальный вздох.       — А не спеть ли мне? — спрашиваю сам у себя.       «Если тут есть хищное зверьё и оно меня каким-то образом ещё не почуяло, то на звуки голоса точно сбежится», — покрутив эту мысль в своей голове, решаю не сбивать дыхание окончательно.                   ***       До боли в глазах всматриваясь туда, где по её мнению должны были находиться упавшие кобылы, Селестия упрямо шла вперёд. Сердце тяжёлыми ударами отзывалось в груди, напоминая ей о том, что следовало бы поберечь себя хотя бы до момента восстановления связи с эфирным планом, но… это было слишком долго.       Белая аликорница не могла себе позволить потерять и одну лишнюю минуту, не говоря уже о часах, а то и днях. Кроме того, если бы она остановилась, то в голову начали бы стучаться мысли о том… том…       «Туда ли я иду?», — пробились в голову сомнения.       Вокруг был снег, не имелось чётких ориентиров, кроме звёзд и луны… Ноги могли пронести её мимо сестры и дочери, которые нуждались в ней как никогда прежде. Острое зрение помогало смотреть намного дальше, чем обычным пони, но и оно не являлось идеальным.       Импровизированный мешок, закинутый на спину, оказался жутко неудобным и постоянно норовил съехать то вправо, то влево. Приходилось придерживать его приподнятыми крыльями, что тоже отнимало силы и внимание…       «Мне бы подняться в небо…», — внезапное озарение заставило большую белую пони застыть с поднятой для очередного шага ногой, чтобы затем тяжело опустить копыто в рыхлый снег.       — Какая же я… Не важно, — закрыв глаза и сосредоточившись, аликорница прикусила нижнюю губу и воспользовалась магией, отправляя в эфирный план характерный сигнал, за что пришлось расплатиться вспышкой боли и головокружением (всё же в той башне ей серьёзно досталось).       «Ну же… Ты же услышала!», — мысленно взмолилась принцесса дня, чувствуя нетерпение, надежду и… страх, нарастающий с каждой новой секундой.       Боль постепенно утихла до уровня, когда её можно было легко игнорировать. Да и существовала она исключительно в голове Селестии, так как тело являлось полностью здоровым, в то время как эфирная составляющая… находилась в не лучшей форме. Впрочем, это была совсем малая цена за надежду, подаренную от чего-то сбоящей памятью.       — Почему… — нервный вздох был похож на всхлип. — Отзовись же!..       Тишина была ответом, от которого в груди стало больно. Однако же белая аликорница не позволила себе отчаиваться, вместо этого упрямо подняла ногу и шагнула вперёд… второй раз… третий…       Вспышка пламени заставила вздрогнуть и зажмуриться, а когда веки принцессы дня снова распахнулись, на расстоянии вытянутой ноги от неё в воздухе уже парила птица с огненно-золотыми перьями, пламенеющим хохолком, длинным клювом, загнутым вниз у самого кончика, а также шикарным пышным хвостом, коему позавидовал бы любой павлин. Феникс осмотрела свою подругу, которую не видела с тех самых пор как отправилась создавать гнездо, чтобы устроить брачные игры (проходящие раз в десять лет, а то и реже).       Взмах широких крыльев окатил Селестию тёплым ветром, отчего она искренне и облегчённо улыбнулась, а затем прижала к голове ушки, так как Феломина звонко запела… кроя глупую четвероногую птицу отборными ругательствами. Если бы в данный момент рядом находился пони, хоть немного понимающий язык фениксов, то он бы впал в культурный шок, но даже не зная ни единого слова, случайный прохожий ощутил бы и гнев, и возмущение, и страх магического существа.       — Фела, я в порядке… — постаралась успокоить подругу белая аликорница, за что «собеседница» не больно, но обидно клюнула её в нос. — Ладно. Я не в порядке. Но сейчас это не главное. Ты ведь помнишь Сансет? Да-да… Помнишь «Глупую бескрылую, попытавшуюся подпалить феникса». Она и Луна находятся где-то здесь… Примерно там…       На последних словах принцесса дня указала правой передней ногой в сторону, куда держала свой путь. Феломина проследила за направлением, затем вернула взгляд к Селестии и недовольно прощебетала.       — Фела… им хуже, чем мне, — дрогнувшим голосом попыталась объяснить белая аликорница, на глазах у коей заблестели слёзы. — Я должна их найти. Если я их потеряю… то…       Ответом крылато-рогатой кобыле стала гневная трель, после чего феникс взмахнула крыльями особенно сильно и стрелой взмыла ввысь, а затем начала кружить в небе. К сожалению, свойства, вроде исцеления других, умения переносить тяжёлые предметы при помощи телепортации и многое другое, что приписывали этим птицам, на самом деле оставались вымыслом. Всё, на что была способна Феломина, это перерождаться в огне, носить мелкие предметы в когтях… ну и управлять пламенем в небольших масштабах.       «А ещё, у неё очень хорошее зрение, великолепная чувствительность и склочный характер», — последний пункт Селестия вспомнила, потирая пострадавший от птичьего произвола нос.       На выходку пернатой подруги можно было обидеться, но они слишком давно друг друга знали, благодаря чему и создали связь, чем-то похожую на ту, которая имелась у принцессы дня со светилами. К счастью, даже после пребывания в ловушке сфинксов эта нить не разорвалась окончательно, благодаря чему Феломина и услышала зов о помощи…       Наконец огненная птица спикировала обратно, зависла перед четвероногой птицей и торжественно прощебетала, сообщая о своей находке. От сердца белой аликорницы отлегло, так как страхи не подтвердились: её сестра и дочь были совсем близко и она даже почти не отклонилась от нужного курса.       «Если бы не Феломина, я имела все шансы пройти мимо», — промелькнула в голове тревожная мысль.       — Отведи меня к ним, пожалуйста, — произнесла крылато-рогатая кобыла.