***
Вадим направлялся в свое купе, иногда оглядываясь на людей, которые спрашивали, что же крики были в тамбуре около часа назад. Музыканту пришлось отмахиваться, что он сам вышел посмотреть на случившееся, да и он вообще не при делах. Открыв дверцу, он увидел Глеба, спящего с бутылкой водки в обнимку. Очевидно, Младший ее выхлебал за те полчаса, пока Старший выкуривал пачку сигарет в тамбуре. Вадим взял с верхней полки плед и накрыл им брата. Тот, ворочаясь, практически не разборчиво пробормотал «Ва-а-аадик» без какой-либо злобы в голосе, скорее с теплом. Музыкант замер. «Нет, показалось» — мысль исчезла так же быстро, как и появилась.***
До остановки в каком-то маленьком, неизвестном никому, городишке оставалось 3 часа. Младший Самойлов все также спал, периодически ворочаясь и похрапывая. Старший сидел на кровати спиной к стене и что-то увлеченно рисовал в своей тетради для стихов. Старательно, штрих за штрихом, рука музыканта выводила очертания… Глеба? Вадим не понимал, почему все, что он сейчас набросал на клетчатом листочке формата А5, так похоже на его брата, но он продолжил рисовать. В окне стремительно менялись пейзажи сел и городишек, которые встречались на пути поезда, а в наушниках Вадика зазвучало вступление «Вольно». «Счастье мое, почему ты грустишь? Прячешь лицо и молчишь, и молчишь…» Спокойный голос брата довольно странно влиял Старшего: вроде успокаивая, но в то же время вызывая бурю эмоций и какую-то щемящую боль где-то глубоко в сердце. Действительно, почему же ты грустишь, Вадик? Ты хотел увидеть брата? Вот, увидел. Хотел наладить контакт? Увы, не получилось. Последние несколько лет тоже не получалось, но не надо опускать руки, верно? А если все уже прошло? Если до конца жизни вы так и будете сраться по поводу и без? Больно думать об этом, больно. Ты здесь, но разве можно резко все бросить и сбежать? Пути назад нет, надо пытаться, надо пробовать. «Вольно, можешь разорвать меня на части, Я-то знаю, что такое счастье. И мне уже почти-почти не больно, Вольно…» Песни лились одна за другой, плеер сам перемешивал их. После Агаты звучали Pink Floyd, Depeche Mode, The Cure и многие другие зарубежные и отечественные исполнители, среди которых была и Матрица. Вадик сам не заметил, как одна композиция сменяла другую. Он увлеченно вырисовывал глаза Глеба, а в его душе разливалось тепло. «Не спи. Держись, держись. Как только мы уснём, убьют. Мы под огнём…» Да, Вадим порой слушал Матрицу, следил за успехами брата и восхищался ими. Даже несколько раз был его концертах, но тот об этом конечно же не знал. Самойлов-старший был уверен: Глеб делает то же самое. Порой Вадику надоедало ходить в клубы «под прикрытием» и он хотел раскрыться, но мысль о том, что тогда концерт Младшего, который он недавно посетил, станет последним для него, быстро ставила все на свои места. Теперь же, с покупкой двух лотов, головная боль с эти самым «прикрытием» пропала, по крайней мере на ближайшие два концерта уж точно. Рад ли Вад? Определенно, да! Мало того, что он будет приглядывать за братом и, в случае чего, сможет помочь, так еще и надежда на примирение есть, хоть и не большая. Рука медленно двигалась из стороны в сторону. Карандаш плавно скользил по белому клетчатому листочку, выводя очертания музыканта, спящего напротив Самойлова. Закончив с портретом нынешнего Глеба в левом верхнем углу страницы, Вадик принялся за портрет Глеба молодого, расположив его в нижней части листа справа. Открыв на телефоне фотку восемнадцатилетнего брата, он невольно залюбовался им. «Things get damaged Things get broken I thought we'd manage But words left unspoken Left us so brittle There was so little left to give» Завораживающий голос солиста Depeche Mode, Дэйва Гаана, нагонял на Вадима тоску и легкую боль в сердце и на душе. За чередой ссор и ругани братья действительно позабыли о своих чувствах друг к другу. Обида и злость затуманили их разум, заставляя отнюдь не лестно высказываться друг о друге. А кому от этого хорошо? Посрались, послали друг друга куда подальше, а на душе паршиво. Очень паршиво. Спасает только крепкий алкоголь, да и то ненадолго и не от основной проблемы. Братья знали, что после ссор примирений не будет. Гордость. Глеб не пробовал что-то восстановить, исправить, ему оно уже и не нужно было. Пытался только Вадик. Но все было безуспешно. У Самойловых уже давно не осталось общих тем для разговора. Постоянная ругань слишком вымотала их души. Им хотелось просто не видеть и не знать друг друга, но это, увы, невозможно: родная кровь как-никак. Но бывали моменты, когда Глеб ловил себя на мысли о том, что скучает по Вадику и по былым временам. А пару раз он вообще подумал, что хотел бы вернуться в лихие 90-е. Вадим же отчаянно пытался найти способ как-либо наладить отношения с братом, который всячески его посылал и отталкивал от себя. Даже когда Глеб попал в больницу с острым приступом панкреатита, Старший настойчиво предлагал свою помощь, однако Младший отказался, наговорив кучу обидных слов. Что уж тут говорить о маме… Братья сами не знали, как она справляется, ведь ей было очень тяжело, когда они ссорились. Но помириться они не могли. Слишком разные, слишком сильно заледенели сердца. И вот уже немало лет они продолжали втайне следить за успехами друг друга, скрываясь за нелепыми именами и фамилиями, стараясь не выдать себя.***
Поезд остановился у провинциального городка, который больше смахивал на деревушку. Симпатичные проводницы заглядывали в каждое купе, оповещая пассажиров о часовой остановке. Вадик приветливо кивнул женщине в галстучке, заглянувшей к ним, и лениво потянулся. Затем засунул руки в карманы в поисках пачки сигарет, но, обнаружив ее отсутствие в них и вспомнив, каким образом он истратил ее, лишь грустно вздохнул и посмотрел на брата. Глеб все еще спал, периодически ворочаясь и переваливаясь с одного бока на другой. «Ну как я мог оставить тебя одного?» Взяв деньги и еще несколько необходимых вещей, Вадим встал с кровати и потянулся. С каждым годом возраст все чаще дает знать о себе, не молодеем все-таки. Заботливо поправив одеяло, он вышел из купе, тихо прикрыв за собой дверь. На столе остался лежать листок с портретами Глеба, между которыми красовалась надпись «я не забуду о тебе никогда…» Вскочив с койки в холодном поту Глеб огляделся. Только что ему снился очередной кошмар, но сейчас он в разы отличался от предыдущих. Ему приснилось, что Вадик бесследно исчез. В своем сне Самойлов сначала радовался этому происшествию, пока на душе не появилось чувство, будто у него насильно отобрали что-то дорогое и не собираются возвращать. В реальности же Глеб боялся признаться самому себе, в первую очередь, что все еще в глубине души очень любит Вадика, несмотря на все суды, ссоры и ненависть. «Приснится же такое…» — подумал Глеб, сонно потирая глаза. Часто и тяжело дыша, Самойлов огляделся. В залитом солнцем купе был только он, брата не было. Сердце заколотилось еще быстрее. «В смысле? А где Вадик? Неужели это был не сон?» — этого Глеб одновременно хотел и боялся больше всего. Того, что Вадика в один прекрасный день не станет. Сначала музыкант подумал, что тот отошел в туалет, но ни через 5 и ни через 10 минут Вадим так и не объявился. Глебу стало страшно. Неужели все? Нет, нет, нет, этого не может быть! Самойлов начал отчаянно метаться по купе. Как мог Вадик просто так взять и уйти, оставив его одного? Нет, он не маленький мальчик, но он очень боялся того, что брат ушел навсегда. Тут музыканту на глаза попался клетчатый листочек с портретами Глеба и строчкой из песни. У Самойлова задрожали руки. Вадик ушел. Снова оставил его. Но теперь уже навсегда… Резко вскочив с кровати и с размаху открыв дверь в купе, напуганный Глеб принялся отчаянно звать Вадима. Он метался по проходу и тамбуру, мешал людям, ходившим туда-сюда, не реагировал на просьбы успокоится, отмахивался от назойливых проводниц, посылая их куда подальше. Он хотел найти его. Поиски в вагоне не дали результатов, и Глеб начал заглядывать в каждое купе, спрашивая у людей и показывая им фотку брата, на что те отрицательно мотали головой и удивленно переглядывались. Диму, Стасю и Валеру он не нашел, да и ему было все равно на них. Их отсутствие он точно переживет. Уж лучше без этой троицы, но зато с Вадиком! Под слова «до конца остановки осталось 15 минут» Глеб продолжал носиться, как ужаленный и жалобно звать брата по имени. Он даже выскочил на перрон и искал там, но брат словно сквозь землю провалился. Куря сигарету и звеня двумя бутылками пива Вадим быстрым шагом подошел к вагону, в котором явно происходил какой-то бардак. Самойлов настороженно посмотрел на часы. «До отправления 10 минут еще, вроде успел» — Вад выдохнул, выпуская белые сгустки вишневого дыма из дыхательных путей. — «Надеюсь, Глеб еще не наворотил глупостей» Только Самойлов-старший успел войти в проход, так на него тут же налетел взъерошенный Младший. Он часто и глубоко дышал, в его глазах перемешались страх и ужас. — В-в-вад-д-ик… — растерянно пролепетал тот. — Т-т-ты… — Так, давай мы пройдем в купе, и ты мне объяснишь, почему выглядишь так, как будто только что пробежал марафон. — Вадим подхватил брата под руку и повел его в сторону помещения. Они зашли в купе, плотно закрыв за собой дверцу. Глеб, все еще тяжело дыша, сел на кровать и взял руку Вадика. — Я… мне… — запинаясь, испуганно произнес он, — мне приснился кошмар, в котором ты исчез навсегда. А потом… я проснулся, а ты… Тебя не было. Нигде не было… Я обыскался… Спросил у всех… Тебя никто не видел. Я уж подумал… — голос Младшего все еще дрожал, — подумал, что ты действительно ушел от меня... Навсегда… Вадим искренне улыбнулся уголками губ, присаживаясь к Глебу на койку. Он заботливо заключил брата в свои объятия, крепко прижимая к себе. — Глеб, ты что? — Старший чмокнул его в макушку. — Как тебе такое могло в голову прийти? -Я… я не знаю, Вадик… — Младший все сильнее прижимался к брату, боясь, что он снова уйдет. — Да еще и рисунок твой… — Красивый? — Самойлов-старший по-доброму усмехнулся. — Очень… Спустя 5 минут Глеб успокоился. Поезд давно отошел от перрона и продолжал везти пассажиров в Удмуртию. За окном все так же мелькали поля и леса. Младший даже не отказался от бутылки пива, которую принес ему брат. — Вадь, — музыкант растерянно посмотрел на Старшего. — Ты же больше не уйдешь? Ты меня не бросишь? — Нет, конечно. С чего бы? — Да так, просто спросил… — Глеб уставился в окно. Меньше всего ему хотелось, чтобы Старший догадался о его чувствах. Нет, сейчас Вадим не должен об этом знать. Пусть и дальше думает, что Глебу похуй. Об этом он скажет когда-нибудь потом, но не сейчас. В голове у Вадима крутилась навязчивая мысль. Видимо Глеб все еще любит его…