***
Он… он и вправду до сих пор не может поверить, что это всерьёз. Джейхоби (он же Хосок, как он попросил себя называть) теперь его спонсор. Со всеми вытекающими. Юнги — Юнги согласился на встречу с ним на нейтральной территории, в отеле, Хосок отправил ему адрес и время, как полагается, и Юнги просто не может в это поверить. Всё произошло слишком быстро, и он сам ещё не знает, вправду ли он этого хочет. Это до сих пор кажется таким невыносимо мерзким. Юнги давно понял, что ему нравятся мужчины, но до этого момента романтика и секс его не слишком увлекали — он был слишком занят беспрестанной учёбой и работой, денег с которой всё равно хватило только на пару месяцев в столице. Чёрт, да он вообще девственник. И он даже и не подозревал, что, возможно, его первый раз случится… с кем-то с подобного сайта. С незнакомцем, что старше его на двенадцать лет. Ему страшно. Но одновременно ему голодно, потому что денег еле хватает на самый дешёвый рамён, и холодно, потому что в гостиной у однокурсника сломалось окно, и жёсткий, хлёсткий сеульский ветер застал Юнги даже во сне. Он видит, как на руках проступают синие вены, и решает, что ему нужно. Скрепя сердце, через «не хочу». Да и потом, этот Хосок кажется очень вежливым в общении — если, конечно, за маской вежливости не скрывается садист-психопат. То, что он ищет себе, эм, партнёров на подобном сайте — это же уже должно о чём-то говорить? Всю неделю до встречи он ходит сам не свой, то и дело порываясь зайти на сайт и написать Хосоку, что он не сможет прийти, или вообще молча удалить анкету с концами — ему же за это ничего не будет, так? Но в худом бумажнике убого шелестят последние купюры, и он понимает, что не сможет. Даже если это окажется одним большим разводом, он не сможет позволить себе искать отговорки. В вечер встречи он одевается в лучшую свою одежду и долго стоит перед зеркалом, размышляя, стоит ли замазать тёмные круги под глазами — а затем убеждает себя, что Хосок всё равно наверняка сразу прикажет ему развернуться и закрыть дверь с другой стороны. С чего он вообще взял, что на него и вправду клюнут богачи?***
Он топчется перед отелем, всё никак не решаясь зайти внутрь — но, когда он всё-таки собирается с духом, то с удивлением обнаруживает, что консьержка действительно кивает на его тихое «я, я здесь с Хосоком» и протягивает ему ключ-карту. Если это развод, то определённо на высоком уровне. Если он робел перед входом в отель, то перед дверью в номер всё намного, намного хуже. И, к его ужасу, когда он, зажмурив глаза, переступает через порог, а затем медленно эти глаза открывает, то понимает, что в комнате никого нет. Его взору открывается огромная кровать с белоснежными простынями, плазменный телевизор, кофейный столик с двумя кожаными креслами, но никакого Хосока тут нет. Он вдыхает и выдыхает, пытаясь успокоиться, скидывает обувь, проходит внутрь и присаживается на самый краешек кровати, нервно сцепляя ладони. Он подождёт тут… минут десять, и уйдёт. Всё не так плохо, как он себе надумал, во всяком случае, ничего страшного ещё не произошло. Он вздрагивает всем телом, когда слышит щелчок ключ-карты уже через две минуты, а затем — отчётливый хмык и мужское «ты уже здесь, да?». Затем дверь закрывается, и ещё через пару секунд Юнги, тут же вскочивший с кровати, видит высокого, стройного мужчину в офисных брюках и рубашке, точь-в-точь с фотографии — он успевает рассмотреть слабую улыбку на его лице, прежде чем склониться в поклоне. Хосок… это реальный Хосок. А это значит, что он пришёл сюда ради того, что указано в анкете Юнги. Ради секса. У Юнги дыхание перехватывает, когда он перестаёт, наконец, кланяться, и Хосок так очевидно оглядывает его с ног до головы, как бы оценивая, а затем легонько и будто бы удовлетворённо кивает. — Ты немного рано, нет? Прости, я спешил изо всех сил. Тут он одним ловким движением снимает с себя галстук и бросает его на кресло. Юнги нервно сглатывает накопившуюся слюну и не знает, куда девать глаза, и тут его взгляд падает на ладони Хосока, поднявшиеся к пуговицам рубашки — и, к своему ужасу, он видит блеск золотого кольца на его безымянном пальце. Хосок женат. Пока он так бесстыже расстёгивает свою рубашку и поднимает бровь, видя обескураженное выражение лица Юнги, его дома, возможно, ждёт не находящая себе места жена — а может, ещё и ребёнок, Хосоку ведь уже за тридцать. С Юнги прямо сейчас изменяют. Он знает, что должен что-то сказать, что он не может больше здесь находиться — но он замирает на месте и позволяет ладони Хосока (той, что с кольцом) опуститься на своё плечо, а затем и мягко толкнуть себя на кровать. Он утопает в нереально мягком матрасе, пока Хосок прижимает его сверху, приникая к его шее, и зажмуривает глаза, ожидая непонятно чего — пока не понимает, что Хосок отстраняется от него, видимо, заметив, что его начало бить крупной дрожью. — Юнги? — слышит он тихое, а затем ощущает тёплую ладонь на своей щеке. — Юнги. Эй. Что-то не так? «Всё не так», — хочет сказать Юнги. Всё не так, и он этого не хочет. Он хочет домой. Он согласился бы хоть сейчас уехать в Тэгу, на ферму родителей, и остаток своей жизни выращивать клубнику. Он не знает, зачем по глупости решился на всё это. Он качает головой, а затем решается открыть глаза. Он видит лицо Хосока над собой и что-то непонятное в его взгляде. Он знает, что прямо сейчас его выгонят без гроша в кармане. Хосок просто хотел расслабиться, он договорился на секс без обязательств с каким-то студентом, а Юнги устраивает проблемы на пустом месте. Хосок вот-вот фыркнет и велит ему проваливать. Вместо этого Хосок чуть опускается и коротко целует его в лоб. — Ты красивый, — шепчет он, и Юнги думает, что ему послышалось. — Почему ты боишься меня, Юнги? Я не сделаю тебе больно. Хосок снова оставляет короткий поцелуй, на этот раз — на его губах, а затем отстраняется, и Юнги кажется, что он ждёт его ответа. — Кольцо, — шепчет он в ответ. — Кольцо — сними его. Это не то, что он хочет сказать. Его пугает то, как ощущается вес Хосока сверху, и то, что он чувствует его твердеющий член через два слоя брюк, и то, что он не видит ни одного выхода из этой ситуации, от которого ему не становилось дурно, но… но кольцо — это всё, что лезет ему в голову. Быть может, если Хосок снимет его с глаз долой, станет легче. Хосок пару секунд смотрит на него всё тем же нечитабельным взглядом, а затем снимает кольцо — оно легко соскальзывает с его длинного пальца — и кладёт его на тумбочку возле кровати. — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, — его слова звучат спокойно и размеренно, — тебе станет легче, если ты расслабишься. Если бы оно имело хоть какое-то значение, я бы не снял его так легко. «А для неё?», — хочет спросить Юнги. «Как ты думаешь, для неё оно имеет значение?». Но Хосок уже мягко целует его в губы, и он с удивлением понимает, что эти мысли и вправду вылетают у него из головы. Потому что Хосок умеет целоваться так, что можно забыть обо всём. Его раздевают медленно и осторожно, оставляя влажные поцелуи тут и там. Хосок ухмыляется довольно и ловит его взгляд, когда Юнги вздрагивает всем телом, едва его сосок обводят горячим языком, и он уверен, что его щёки тут же заливает румянцем. Это первый раз, когда он подпускает кого-либо так близко к своему телу — и, кажется, Хосок и сам это понимает, когда высвобождает его из штанов и заставляет прижать колени к груди, открывая вид на сухую, узкую дырочку. Потому что Юнги снова зажмуривается и даже дыхание задерживает — он пытался трогать себя там, но только зазря размазывал по ягодицам смазку — толкнуться пальцами внутрь не хватало духу. — Юнги-я, — внезапно это звучит чересчур ласково. — Юнги-я, только не говори мне, что ты девственник. Он медленно, нервно выдыхает и коротко кивает, не в силах открыть глаза. И в следующую секунду слышит тихий смех Хосока, от которого веки распахиваются сами собой. — Ты просто очарователен, честно, — Хосок давит на его худые бёдра, заставляя развести ноги шире, — боже мой. Если это возможно, прикосновения Хосока становятся ещё нежнее — он долго гладит Юнги по ляжкам и ягодицам, прежде чем потянуться к смазке и выдавить себе немного на пальцы. Он не перестаёт поглаживать его кожу, пока растягивает его — Юнги ощутимо вздрагивает, когда он входит одним пальцем, и выдаёт что-то вроде унизительного мяуканья; на это Хосок не смеётся, но резко вбирает воздух через нос. Он добавляет ещё и ещё смазки, пока Юнги не оказывается в состоянии свободно принять в себя два пальца; Юнги не знает, сколько точно проходит времени, — у него на глаза наворачиваются слёзы от того, насколько он стал чувствительным, но вскоре Хосок останавливается и недовольно выдыхает. — Ты слишком узкий, — говорит ему Хосок, помогая ему перевернуться на бок, а сам ложится с ним рядом, прижимаясь к нему со спины. — Чёрт, Юнги, ты даже сам себя никогда не трогал, да? Нам придётся отложить это на следующий раз, а пока что… Юнги чувствует что-то у себя между бёдрами и едва сдерживает рвущийся из груди ах — Хосок толкается туда членом, случайно проезжаясь по его чувствительной мошонке, и одновременно обхватывает за талию, крепко-накрепко прижимая к себе. Его член скользит слишком легко, грязно хлюпая смазкой, размазанной по бёдрам Юнги, и этого для него слишком много — он всхлипывает и чувствует, как по щекам начинают течь горячие слёзы. Хосок снова целует его в шею, слегка прикусывая нежную кожу, а затем одной ладонью находит его сосок, выворачивая его — и Юнги кончает на простыни и себе на грудь, так ни разу и не притронувшись к себе. Хосок продолжает трахать его между бёдер, опуская тяжёлую руку на одно из них, чтобы Юнги сжал их посильнее — и Юнги старается, старается, как хороший мальчик, напрягая бёдра и всё ещё чувствуя, как всё тело содрогается после оргазма, пока Хосок не следует за ним и не кончает. Они лежат, кажется, минут десять — до тех пор, пока их рваные, судорожные вдохи и выдохи не выравниваются. Хосок всё так же прижимает Юнги к себе, и тот чувствует его распалённое дыхание на своей шее — а ещё то, как пот засыхает на его теле неприятной плёнкой, а от слёз распухли щёки. Он поверить не может, что это взаправду. Теперь, когда он лежит на боку, не двигаясь, он видит прикроватную тумбочку и лежащее на ней золотое кольцо, которое Хосоку так легко было снять, и в голове у него ничего нет. Абсолютная пустота. Хосок приподнимается первым, целуя его в ухо и проводя ладонью по его боку до косточки бедра. — Тебе помочь дойти до душа? И Юнги понимает, что теперь-то он точно попал.***
Хосок переводит деньги на его карточку при нём, хотя Юнги только и может, что смотреть в пол при этом. Теперь, когда они стоят друг перед другом, полностью одетые, и Хосок платит за секс, ему становится не по себе. Он получает от Хосока визитку. Блядскую визитку, на которой красивым шрифтом написано «Чон Хосок, CEO, J Enterprises». Он гуглит его, как только приезжает на квартиру к однокурснику, и ощущает, как сердце падает куда-то вниз, в пятки, когда он видит рыночную стоимость компании. Если бы Хосок захотел, он смог бы вот так спонсировать хоть пол-Сеула. Он идёт в ресторан и заказывает себе говядину. Настоящую. А потом покупает себе хорошую, тёплую куртку, что будет действительно спасать от сеульских ветров. И оплачивает долги по учёбе. Когда он пишет на номер, указанный на визитке, «большое спасибо», в ответ ему приходит «Не за что. Когда обговорим, где снять тебе квартиру?». Ему кажется, что он спит, когда он видит маленькую, уютную квартирку в спальном районе неподалёку от его университета. Тут есть настоящая кровать, а не старенький диван, и большие окна, выходящие на улицу, а не во двор, и даже навороченная посудомойка, блять, обнаруживается. Он съезжает от однокурсника и первую неделю в новой квартире ходит, как во сне, потому что он никогда — правда, никогда — не жил ещё в таком красивом месте, где всё, как из глянцевого журнала. Мин Юнги теперь любовник чеболя. Это не совсем так, как он ожидал. Его не топят подарками и не заставляют носить женское нижнее бельё; его не трахают на каждой поверхности вне зависимости от его желания. Нет, всё не так. Хосок… Хосок к нему добр. Он растягивает Юнги до тех пор, пока тот с лёгкостью не принимает в себя три пальца, и только потом они и вправду занимаются сексом в первый раз. Он не гнушается доводить Юнги до оргазма первым, отлизывать ему, пока у него не начнут трястись бёдра от чувствительности, давать ему передохнуть или и вовсе задремать между раундами. Хосок исправно платит по его счетам, делая это всего лишь парой кликов, и снимает кольцо со своего пальца, прежде чем оказаться в постели с Юнги. Правда, всё остальное время оно неумолимо блестит у него на ладони, и Юнги нет-нет да и бросает на него взгляд время от времени. Когда Хосока нет рядом, когда он слишком занят в своём офисе в Каннаме или, наверное, со своей женой в их доме за миллион долларов, Юнги продолжает жить. Он обнаруживает, каково это — когда на всё действительно хватает денег. Он понял, что ему не стоит бояться просить их у Хосока — когда у него сломался старенький ноутбук, например, и он, мучаемый совестью, прятал глаза от Чона и всё никак не знал, как ему об этом сказать, тот раскусил его с лёгкостью. Вытащив толстый бумажник из кармана куртки (у Юнги невольно отвисла челюсть), он отсчитал несколько крупных купюр и горько усмехнулся, когда Юнги склонился до пола, прежде чем стыдливо их принять. «Не бойся просить, Юнги, денег у меня достаточно», — сказал ему тогда Хосок. «В конце концов, я продал за них душу». Теперь он может позволить себе ходить выпить с друзьями, покупать хорошие средства для гигиены, нежиться в кровати в выходное утро вместо того, чтобы вскакивать в шесть тридцать и бежать на подработку. Он замечает в зеркале, как пропадают тёмные круги под его глазами и округляются худые щёки. Он слышит, как его музыка становится глубже, чище, выше по качеству — теперь он пишет о том, какая терпкая, горькая и вместе с тем прекрасная весна в Сеуле, как ощущаются бессонные ночи перед экраном, пропитанные вдохновением, как — как хорошо, идеально, будто кусочки пазла, подходят друг к другу человеческие тела. Потому что, когда он лежит рядом с Хосоком в полутёмной комнате, уткнувшись ему в грудь и ощущая, как тот накрывает их обоих сверху мягким одеялом… он не знает, как описать это чувство, но для него оно ново, и он выливает его в свою музыку. С Хосоком странно. За несколько месяцев Юнги учится читать его настроение, знает, что когда тот приезжает к нему на квартиру с чёлкой, опущенной на глаза, и вздувающимися венами на руках, ему стоит уткнуться лицом в подушку и поднять задницу повыше, позволяя Хосоку взять себя так грубо, как ему приспичит, и выместить на нём злобу после очередного рабочего дня. В другой раз Хосок может широко улыбаться, светиться счастьем, и его губы будто бы складываются в сердечко — в такие дни Юнги знает, что очень скоро он будет лежать на спине и тихо, жалобно постанывать, пока Хосок оставляет засосы на его бёдрах, бросая на него нахальные взгляды оттуда, снизу, и называет его своим котёнком. Выучить, чего он хочет, несложно — это всегда секс. В конце концов, это то, что было указано в его анкете. И Юнги даёт ему то, чего он хочет, пусть его иногда и одолевают приступы сомнений в самом себе, мысли о том, что это мерзко — но сильные, заботливые руки Хосока его успокаивают. Юнги нравится спать с Хосоком, и секс с ним не напоминает продажу собственного тела. Когда они не занимаются сексом, Хосок почти что не говорит с ним. Это всегда одни лишь быстрые «как дела?» и «ты хочешь что-нибудь ещё?». Юнги думает, что его всё устраивает, хотя иногда ему кажется, что, встреться они в какой-нибудь параллельной вселенной — и они стали бы друзьями.***
Это происходит на четвёртый месяц — Хосок приезжает к нему с потухшим взглядом и дрожащими руками. Юнги не знает, что ему делать, и в конце концов опасливо спрашивает, не хочет ли Хосок выпить. Тот соглашается. После третьей опрокинутой в себя рюмки в гнетущей тишине Хосок просит Юнги что-нибудь рассказать. Тот теряется, но заставляет себя что-то придумать. Он говорит об учёбе, о том, что недавно его пригласили стать звукорежиссёром в студенческой постановке, что лучшие ученики их группы должны будут поехать в Японию на стажировку через пару месяцев; он переключается на свою группу друзей, и, как бы странно это ни ощущалось, рассказывает об успехах Сокджина на уроках вокала и о том, как Намджун чуть не поджёг собственные волосы на чьей-то вечеринке. Хосок смотрит на него из-под чёлки, откинувшись на спинку стула и чуть расслабив галстук; он откликается, говоря, что ему обязательно нужно поехать в Японию, и чуть посмеивается над неудачами Намджуна. Его щёки становятся краснее, а взгляд — живее. И, наверное, впервые с тех пор, как всё это началось, приезд Хосока в его квартиру не заканчивается сексом. Вместо этого Юнги доводит в стельку пьяного Хосока до кровати и укладывает его спать. В ту ночь он долго смотрит на спокойное лицо Хосока — во сне он выглядит намного моложе, и, если бы не его острая и такая мужская линия челюсти, его можно было бы принять за такого же, как Юнги, студента. Юнги размышляет, как бы Хосок вписался в их компанию, если бы он и вправду был одним из них, но быстро бросает эту затею. Он не знает Хосока на самом деле. Что он знает? Он знает его тело, знает, как заставить его задохнуться, проведя языком прямо по венке на его члене, знает, как до странного чувствительны его уши. Он вызубрил большинство его настроений, даже научился делать ему массаж, чтобы расслабить вечно напряжённые плечи. Ещё он догадывается, что Хосок ненавидит свою жизнь. Это видно по тому, как легко Хосоку снимать кольцо со своего пальца; по тому, как тот поморщился и проигнорировал робкий вопрос Юнги о работе во время одной из первых их встреч; по тому, как Хосок сидел в тот вечер и жадно внимал рассказам Юнги о его жизни. Он находит жену Хосока в поисковике. Ким Черин, тридцать лет, тоже из семьи чеболей — с фотографий на него смотрит довольно-таки миловидная миниатюрная женщина. Юнги рассматривает её неживую улыбку слишком долго, прежде чем откинуть от себя телефон (последней модели — подарок Хосока) к чертям подальше.***
Он думает о том, что это не продлится долго. Может, у него есть ещё несколько месяцев, а затем он неизбежно наскучит Хосоку, сколько бы тот ни называл его своим котёнком — глупо было бы рассчитывать на то, что это действительно что-то значит. Они с Хосоком существуют в абсолютно разных мирах. Он копит деньги — откладывает значительную часть того, что получает от Хосока, в банк, а ещё всё так же торгует битами, которые теперь звучат на порядок лучше. Если было время до Хосока, то будет и время после Хосока, а Юнги не хочет быть вечной содержанкой. Он знает, что сможет в итоге встать на ноги самостоятельно, без мужчин, которые будут платить за его тело. Но проходит ещё пара месяцев, а Хосок всё никак не исчезает из его жизни. Вместо этого он входит в неё ещё глубже, переплетается, будто формируя паутину; однажды он приезжает в его квартиру без предупреждения и в итоге обнаруживает Юнги, Намджуна, Сокджина и Тэхёна, пьющих на кухне. Пока Юнги отчаянно краснеет, пытаясь объяснить, почему незнакомый им мужчина постарше позвал какого-то котёнка, едва закрыв за собой дверь (от которой у него почему-то был ключ), Хосок уже представляется им, и уже изрядно пьяный Тэхён спрашивает, а не парень ли он «нашего Юнги, а то он так упорно отказывается от свиданий вслепую», и тогда Хосок отвечает, что да, парень. И заставляет Юнги сесть к себе на колени под одобрительные возгласы. И никто не замечает, как он юрко снимает с пальца золотое кольцо и прячет его в карман. Хосок разговаривает с ним намного чаще, расспрашивает его про университет, сетует, что Юнги не взяли в Японию, и даже сам иногда рассказывает о своей работе — например, о том, как его секретарь Пак Чимин перепутал кварталы, пока заполнял бумаги, и поставил в тупик инвесторов. Юнги с удивлением понимает, что ему не приходится притворяться заинтересованным, пусть он и не понимает половины из тех финансовых терминов, которыми Хосок так и сыпет. Тот приятный собеседник и хороший рассказчик, он знает, где ввернуть шутку, да и его смех сам по себе чересчур заразительный. Всё чаще они сидят на кухне вместо того, чтобы сразу переходить в спальню, а потом Юнги каким-то невообразимым образом оказывается у Хосока на коленях, и они долго и сладко целуются, пока Юнги не начинает ёрзать чересчур много — и только тогда Хосок относит его в спальню, или раскладывает прямо на кухонном столе, если совсем невтерпёж. Приезжает он теперь тоже чаще, практически каждый день, и остаётся на выходные. Сперва Юнги всё никак не может привыкнуть к нему с растрёпанными волосами, в обычных растянутых футболках и трениках, и тому, что он так по-человечески иногда слюнявит подушку во сне. Хосок привозит с собой свою зубную щётку и шампунь; Юнги приглашает его сесть рядом с собой, когда он открывает программы для продюсирования, и шаг за шагом объясняет ему, как создать простенькую мелодию. Хосок наблюдает за ним с живым интересом, задаёт глупые вопросы, говорит, что всегда хотел научиться играть на гитаре, а затем спрашивает, может ли Юнги написать что-нибудь о нём. Тот только фыркает и почти что смущённо велит не зазнаваться, скрывая тот факт, что он написал о Хосоке слишком много песен. В последнее время его музыка вся сплошь о том, как он хочет. Он хочет, чтобы всё это было взаправду, чтобы Хосок был всего лишь его парнем, всего лишь студентом университета. Чтобы когда Юнги гуглил его, поисковик выдавал бы ему каких-то незнакомых однофамильцев, и чтобы Хосок жил с ним, хвалил приготовленную им еду и постоянно носил домашнюю одежду. Ему не нужны были бы деньги. Если бы он остался без гроша в кармане, как раньше, но мог при этом лежать в руках Хосока и чувствовать себя так, будто ему никто и никогда не сможет навредить, он бы согласился без всяких сомнений. Но это всё его глупые мысли, его дурацкие фантазии. Хосок старше его на двенадцать лет, у него есть многомиллионная компания и семья, и… и Юнги читал его интервью в последнем выпуске модного бизнес-журнала. Q: Вы, наверное, уже задумывались о наследнике? A: Конечно. Черин и я уже долго над этим думаем, да и наши родители уже заждались внуков, особенно старик Ким (смеётся). Вы, должно быть, слышали слухи о бесплодии — так вот, это чушь, мы просто решили повременить. Юнги отчётливо помнит, как его глаза скользили по этим строчкам раз за разом, пока мозг отказывался воспринимать информацию. Наследник. Наследник. Хосок хочет ребёнка. Он хочет ребёнка со своей женой. И тем не менее, Юнги всё никак не может заставить себя отпустить. Он жмётся к Хосоку изо всех сил каждый раз, когда обнимает его на прощание перед тем, как тот уезжает домой. Он замечает, как резко меняется его настроение, когда Хосок пишет, что не сможет сегодня приехать. И, сидя в ванной в один из таких одиноких вечеров, прижав колени к груди и пялясь вверх, в потолок, Юнги понимает, что отпустить у него и не получится. Они знакомы с Хосоком чуть меньше года, но папка Юнги с набросками и демо уже вся забита песнями о нём. Песнями о том, как сильно он хочет быть ближе.***
На их годовщину Хосок почему-то приезжает с тортом. Весь вечер у Юнги где-то в затылке крутится вопрос, действительно ли многие отмечают годовщины со своими любовниками, и какого чёрта Хосок вообще помнит об этой дате, а тот только улыбается и кормит его с ложечки, специально размазывая крем по его носу и сам же развратно его оттуда слизывая. И всё же Юнги кое-что видит. То, как у Хосока стекленеют глаза, когда он думает, что Юнги на него не смотрит. Они занимаются сексом медленно — Юнги двигает бёдрами, оседлав Хосока и прижавшись своей грудью к его. Их пальцы переплетены, и сперва Юнги невероятно хорошо, — он сам находит правильный угол и охает, когда член Хосока попадает прямо по его простате, — но затем что-то резко становится не так. Хосок перестаёт двигаться под ним ему в такт, и его член внутри чуть опадает. Когда Юнги открывает глаза, он видит, что в глазах у того стоят слёзы. Он останавливается и поспешно слезает с Хосока. Он никогда не видел его таким — Чон дрожит мелко-мелко и ловит его за запястье, будто умоляя остаться с ним. Конечно, Юнги остаётся. Он ложится Хосоку под бок и зарывается пальцами в его волосы, мягко их поглаживая — до тех пор, пока Хосок не всхлипывает и не начинает говорить. У Черин задержка. Хосок не хочет ребёнка. Он говорит, что он не чеболь, но он очень хотел им быть. Когда-то давно, в университете. Когда он встретил девушку из богатой семьи, Ким Черин, которую никогда даже и не любил — нет, он хотел денег. Он получил деньги, но у всего есть своя цена. И теперь, когда пришла пора платить по счетам, Хосок отдал бы всё на свете, чтобы повернуть время вспять. Они плачут вместе, вцепившись друг в друга. Хосок шепчет «я люблю тебя» и тут же в ужасе замирает. Юнги только улыбается криво сквозь слёзы и прижимается к его губам в коротком, горьком поцелуе.***
Хосок обещает ему, что найдёт способ. Юнги ему не верит, но пытается улыбнуться в ответ. С каждым днём Хосок мрачнеет всё сильнее. Юнги замечает, что от него начинает нести крепкими сигаретами, а напряжённым мышцам не помогает даже массаж. Хосок спит неспокойно, постоянно дёргается во сне, иногда начиная бормотать что-то невнятное. А ещё Юнги кажется, что за ним следят. Он будто бы видит неприметную побитую машину везде, куда он ходит, и пару раз ему кажется, что он слышит щелчок камеры. Это странно, но он не рассказывает об этом Хосоку — это наверняка просто его сдающие нервы, потому что быть рядом с Хосоком, которому так очевидно плохо, и быть не в силах ему помочь — это намного хуже, чем он мог себе представить. Они получают короткую передышку. Задержка Черин оказывается пустышкой, тест показывает одну чёткую полоску — но это не значит, что теперь всё будет хорошо. Её родители требуют ребёнка, это их единственный шанс заполучить наследника, потому что два её брата, на которых возлагались надежды, умерли несколько лет назад — один в автокатастрофе, другой от передоза. Всё усугубляется тем, что дела J Enterprises идут на спад — инвесторы чем-то недовольны, и акции уменьшаются в цене уже вторую неделю подряд. Пожалуй, последней каплей становится то, что однажды, когда Юнги просыпается и по привычке проверяет утренние новости, он видит имя Хосока в одном из заголовков. Ему приходится перечитать его несколько раз, чтобы понять, действительно ли это то, о чём он думает. Тайный любовник Чон Хосока 23 сентября, Сеул — Известный бизнесмен, СЕО конгломерата J Enterprises и муж Ким Черин Чон Хосок был замечен наносящим очередной визит в маленькую квартиру в одном из спальных районов Сеула. Тридцатидвухлетний зять Ким Чонхёка прошёл путь от младшего клерка до СЕО за девять лет, женившись на Ким Черин в двадцать четыре. Репортёрам издания *** была передана информация, согласно которой господин Чон часто навещает адрес, где на его имя зарегистрирована однокомнатная квартира. В период с 1 по 20 сентября его машина, сделанная на заказ и импортированная из США, была замечена во дворе этого жилого дома по меньшей мере одиннадцать раз. Репортёрами было установлено, что на данный момент в этой квартире проживает некто Мин ****, студент одного из сеульских университетов. Господин Мин был замечен с господином Чоном, когда последний провожал его до своей машины в восемь часов утра 13 сентября. Последний год изданием *** часто освещалась личная жизнь четы Чон и Ким; госпожа Ким упоминала, что в ближайшее время они могут ожидать появления наследника. Семья Ким и секретарь господина Чона отказались давать комментарии. В статье есть фотографии. Хосок и Черин на одной из фотосессий для журнала, машина Хосока в его дворе, они с Хосоком, идущие к машине, они, уже сидящие внутри и неспешно целующиеся. Лицо Юнги везде замазано, но от этого ему не становится легче. Это именно то, чего он так боялся, что иногда снилось ему в кошмарах — и теперь это стало его реальностью. Он пишет Хосоку и, не получив ответа, хочет ему позвонить — но затем решает, что у того и без него наверняка слишком много проблем. Это… это разрушило его жизнь. Юнги разрушил его жизнь. Хосок говорил ему, что всё будет хорошо, что, вне зависимости от того, что произойдёт, в итоге они будут вместе, но Юнги знает, что это далеко не так. Весь день он мечется в кровати, чувствуя себя хуже некуда и практически неотрывно глядя на экран своего телефона — он получает только сообщения от троих Кимов в их общий чат, потому что они — наконец-то — складывают два и два. Он не может не обновлять ленту новостей, видя, как копятся комментарии под статьёй, и все они сплошь оскорбляют Хосока и его на разные лады. Акции J Enterprises стремительно падают в цене. В одиннадцать часов вечера он слышит скрежет ключей в замке. Он тут же вскакивает с кровати и устремляется к двери. — Хосок-а, — только и успевает выдавить он, прежде чем его изо всех сил прижимают к крепкой груди. Он жмурится изо всех сил, чтобы не расплакаться — а потом слышит, как Хосок смеётся. В недоумении подняв взгляд наверх, он видит раскрасневшиеся будто бы от бега щёки Хосока, а затем тот подхватывает его под задницу, заставляя вскрикнуть от удивления, и прижимает к ближайшей стене. — Меня убрали с поста, — он говорит быстро, лихорадочно и отчего-то звучит очень счастливо. — Старик Ким велел проваливать из дома. Чёрт, Юнги. Юнги, я… мы можем быть вместе, Юнги. По-настоящему. Мы с тобой. И Юнги не понимает, о чём он. Не может же быть, что… что… Хосок целует его в губы от переизбытка чувств. — Мы разведёмся. Они начнут собирать бумаги завтра же. И я выкинул кольцо, Юнги. Выбросил его в окно, пока ехал сюда. Юнги бросает короткий взгляд вниз — естественно, он не видит ладони Хосока, она всё ещё поддерживает его под задницей, но он ему верит. Он всё ещё не совсем понимает, что именно происходит, но Хосок шепчет ему в губы, что всё будет хорошо, и он ему верит. — Мин Юнги, — внезапно говорит Хосок очень серьёзно, и Юнги кажется, что он тонет в его тёмных карих глазах. — Я буду с тобой. Здесь. Всегда. Юнги всхлипывает. — Всегда.***
Развод Хосока и Черин происходит быстро и тихо, но раздел имущества растягивается на несколько месяцев. Хосок соглашается на гораздо меньшую долю, чем ему положено законом — он остаётся акционером J Enterprises и получает личные доходы из инвестиций во внезапно выстреливший стартап своего друга, Чон Чонгука. Теперь, когда он и Юнги вместе, они больше не боятся бедности так, как это было когда-то. Хосоку идёт обычная, неофисная одежда, о чём Юнги ему беспрестанно напоминает. Его побледневшая было кожа возвращается к своему здоровому, загорелому оттенку, а из мышц постепенно исчезает постоянное напряжение. Они учатся жить вместе, ругаясь насчёт того, блюда какой кухни заказывать на ужин и того, пуделя им стоит завести или ши-тцу. Они подолгу нежатся в постели, в ванне, на балконе под солнцем, и Юнги учит Хосока, как жить медленнее. Хосок привыкает. К — к тому, что фирменный завтрак Юнги теперь встречает его каждый день, и что ему не нужно никуда спешить с утра, или сидеть на работе до ночи, или всегда выглядеть на все сто. К тому, каково это — жить с по-настоящему любимым человеком. А ещё Хосок теперь ходит в танцевальную студию, — место, которое он так любил раньше, до, — и Юнги, не удерживаясь, прикладывает ладонь ко рту в немом шоке, когда впервые видит, как тот танцует. Хосок мог бы построить на этом карьеру, но они оба знают, что не стоит говорить обо всём, что могло бы произойти. Потому что, если бы не всё это, они бы никогда не встретились. Потому что, несмотря на все преграды, они вместе. И, кроме этого, ничего не имеет значения.