Посланник снов

      — Езжайте прямо до первого поворота направо, — выдохнул Дарий, осторожно потирая раненую ногу. Слегка морщась от боли, он смотрел прямо перед собой и старался игнорировать обеспокоенные взгляды, которые украдкой кидал на него Яровецкий, когда думал, что он не видит. Инаев был слишком раздосадован и сердит, и вся его выдержка уходила только на то, чтобы хоть немного успокоиться.       И чтобы сохранить последние остатки достоинства, он отвернулся и принялся смотреть в окно.       — Вы злитесь? — внезапно поинтересовался Роман, и Дарий прикрыл глаза, бесшумно выдохнув. — Я, может, сейчас не вижу вашего лица, но, по моему опыту, так громко сопят, только если злятся.       Дарий поправил очки, продолжая молчать, в то время как в голове на огромной скорости проносилась одна мысль за другой. Он что-то не так сказал? Не так сделал? Вроде бы он ясно дал понять, что инцидент исчерпан и говорить не о чем, так зачем господин следователь за ним увязался? Хочет выяснить какие-то подробности? Или подозревает в чем-то?.. Инаев покачал головой. Бесполезно гадать.       — Ну же, скажите что-нибудь.       Дарий по-прежнему хранил молчание. Раз уж спутник так легко понял его состояние, зачем было провоцировать лишний раз? Кажется, Дарий абсолютно доходчиво обозначил свое нежелание продолжать вынужденное знакомство, но у Романа, видно, на этот счет были совершенно другие соображения. Инаеву вдруг закралась в голову мысль, что чем сильнее он сопротивляется, тем большее вызывает любопытство у господина следователя.       — Дарий Николаевич, я вас что, чем-то обидел, что вы не хотите со мной разговаривать?       Инаев на мгновение прикрыл глаза и бесшумно вздохнул, после чего повернулся к Яровецкому и нахмурился.       — Вы использовали свое служебное положение в личных целях. Это незаконно и безответственно!       Роман громко фыркнул и как-то надтреснуто рассмеялся, несколько раз ударив по рулю. Дарий какое-то мгновенно недоуменно наблюдал за его странной реакцией, а затем отвернулся.       — Не вижу в этом ничего смешного.       — Просто… Вы сейчас говорите в точности как мой брат. — Голос Яровецкого неожиданно оказался насквозь пропитан горечью, и на мгновение художнику даже стало стыдно за свою вспышку. — А что касается незаконности моих действий, то о них ведь только вы знаете, и, я надеюсь, сохраните этот небольшой эпизод в тайне. Здесь направо?       Инаев бросил на него удивленный взгляд, не веря своим ушам, а затем потупился и снова повернулся к окну, ответив разом и на вопрос, и на просьбу.       — Да.       Яровецкий послушно повернул в указанном направлении. Повисло молчание. Они заехали в проулок с односторонним движением, где с обеих сторон тянулись ввысь слегка потрепанные советские девятиэтажки. Неподалеку из-за деревьев проглядывали ворота детской площадки; оттуда периодически доносились скрип качелей и детские восклицания. Роман предусмотрительно снизил скорость, глядя исключительно на дорогу перед собой. Дарий от всего сердца понадеялся на то, что больше говорить они не станут, но следователь неожиданно разбил вновь воцарившуюся тишину.       — Вы поэтому злитесь? — вдруг спросил Яровецкий, на миг повернувшись к пассажиру. Дарий моргнул.       — Простите?..       — Вы злитесь, потому что переживаете, как бы меня из-за вас не уволили?       Дарий громко вздохнул и поправил очки. Пусть разговор и мог немного отвлечь его от саднящего колена, однако вся ирония была в том, что разговаривать сейчас ему не очень хотелось. Больше всего бы подошел вариант вообще стереть эти полдня из памяти, но, увы, такой способностью природа его не наделила. А жаль.       — Я спас вам жизнь не для того, чтобы вы вот так бездумно пускали ее под откос такими… такими глупыми жестами, — кое-как выдавил он из себя, потому что отчасти это было правдой. — Поверните налево за последним домом в ряду.       На Романа, казалось, его формулировка произвела неизгладимое впечатление. Он смерил Дария достаточно долгим удивленным взглядом и хмыкнул.       — «Глупыми жестами»? Вы хромаете по моей вине, а я, значит, даже не могу в благодарность вас до дома довезти?       — Ценой увольнения или, не дай бог, тюремного срока? Не уверен, что ваши действия кто-нибудь бы смог назвать как-то иначе. Особенно если учитывать, что именно из-за вас моя нога так разболелась.       — Если бы вы не были таким упрямым и сразу позволили себя довезти, мне бы не пришлось пользоваться служебным положением, а вам изображать из себя покорителя марафонских дистанций, — парировал Роман, слегка повысив голос. — Я ни в чем вас не обвиняю, а просто констатирую факт: согласен, я все же повел себя глупо, но первым начали вы.       Яровецкий свернул влево. Дарий повернулся, чтобы что-то произнести, но слова так и остались невысказанными, потому что в ответе Романа было зерно истины. Конечно, будь это всего лишь воля случая, ничего не мешало бы Инаеву принять помощь, но все оказалось совсем не так. Правила и рамки, которые он сам для себя установил и в которые с годами глубоко загнал себя, являлись для него и защитными стенами, и цепями, которые сковывали по рукам и ногам. Он не хотел стать чьей-то сенсацией; не хотел, чтобы его мозги изучали в какой-нибудь научной лаборатории; не хотел жалости и шумихи вокруг себя. У Дария была только одна обязанность, наложенная кем-то свыше в награду или в наказание за что-то — кто знает? — и он как мог старался выполнять ее. Спасти и уйти незамеченным. Исчезнуть, не оглядываясь, и просто продолжать жить, всеми силами стараясь искупить те провальные случаи, когда он не успел. И Дарий не хотел принимать ничьей благодарности, потому что знал, что не заслужил ее.       Он сжал трость сильнее и отвернулся к окну, невидящим взглядом пробегая по знакомой с детства улице. Они оказались аккурат перед его домом, и Инаев еще в жизни не был так рад тому, что жил настолько близко к месту работы.       — Остановите здесь.       Роман послушно припарковался у ближайшего подъезда и с громким вздохом откинулся на спинку сиденья. Похлопал себя по карманам куртки, вытащил пачку сигарет, но почему-то открывать ее не спешил. Дарий снял ремень безопасности и, не глядя на Яровецкого, бросил:       — Спасибо. Дальше я сам.       Роман вдруг шумно втянул воздух сквозь сцепленные зубы и быстрым жестом растрепал себе волосы. Вид у него был какой-то потерянный.       — Ладно. Простите. Возможно, я действительно не должен был настаивать и ставить вас в такое положение. — Яровецкий повернулся к нему, и Дарий, уже успев открыть дверь, замер. Следователь еще секунду помедлил, а затем несмело улыбнулся и протянул руку: — Мир?       Дарий часто заморгал, уставившись на протянутую ладонь. Он знал, что был несправедлив к Яровецкому, и понимал, что в произошедшем его собственной вины куда больше. Какой-то робкий голосок внутри говорил, что небеса не рухнут и земля не разверзнется, если он согласится и признает, что тоже повел себя не самым разумным образом, но другой — рациональный и куда более громкий — советовал бежать от господина следователя как можно дальше. Оборвать все концы одним махом, чтобы вернуться к привычной жизни.       Дарий поправил очки, не смея поднять глаза. Протянутая ладонь Яровецкого так и осталась нетронутой.       — Берегите себя, — едва слышно пробормотал он. — И всего вам доброго.       Не дав себе даже шанса передумать, Дарий вылез из автомобиля, чудом сумев сдержать рвавшееся наружу шипение, когда раненая нога снова встретилась с асфальтом. Не оборачиваясь, Инаев проковылял к подъезду, затылком чувствуя на себе взгляд Романа. И только когда тяжелая металлическая дверь закрылась, отрезав его от спасенного следователя, он выдохнул и позволил себе прислониться к косяку, чтобы просто немного постоять.       На душе, вопреки всем доводам, скребли кошки.

***

      Несколько часов спустя в тот же день Дарий с трудом приковылял в поликлинику, чтобы открыть больничный. Странно было сидеть с бабушкиной тростью в свои тридцать два между старушками, ровнехонько сидящими в рядочек, поэтому, как только боль в ноге немного поутихла, он поднялся с места, уступив стул какой-то женщине с ребенком. Та не слишком отнекивалась от предложения, и Дарий, доковыляв до окна под шепотки и одобрительные комментарии о джентльменском поведении, осторожно присел на край подоконника. На залитой солнцем улице прямо за окном колыхались на ветру березы. Было видно часть больничной ограды и парочку маляров, беливших бордюр. Инаев просто наблюдал за ними некоторое время, но мысли его продолжали носиться туда-сюда по замкнутому кругу.       Тогда, поднявшись в квартиру, Дарий сквозь прозрачную занавеску выглянул из кухонного окна, которое выходило во внутренний двор: Яровецкий стоял, прислонившись спиной к машине, и курил. С такого расстояния сложно было разглядеть его лицо, да и смотрел он куда-то перед собой, так что Инаеву оставалось лицезреть только художественно растрепанные смоляные волосы. Он наблюдал за следователем до тех пор, пока тот не закончил курить и не уехал, и злился на себя за то, что чувствовал себя виноватым, хотя и не должен был.       — Забудь, — твердо сказал себе Дарий, прикрыв глаза, но отстраниться от всего было куда сложнее. По инерции он переоделся, собрался и почти так же машинально пришел в больницу, потому что в голове прокручивались произошедшие разговоры. После драки кулаками не машут, и сказанного не воротишь, но Инаев не был бы собой, если бы не попытался ничего изменить. Нет, ему нужно было обязательно разложить все по полочкам, как следует обдумать и понять, можно ли было сказать или сделать что-то иначе? Дарию было не по себе оттого, что они с Романом Яровецким как-то не слишком удачно расстались, и это обстоятельство все никак не давало ему успокоиться до конца.       Пребывая в своих невеселых мыслях, Дарий и не заметил, как подошла его очередь.       В кабинете Ивановой, как, впрочем, и во всей больнице, неприятно пахло… больницей. Эти въевшиеся в беленые стены запахи лекарств и прочих медицинских препаратов, вероятно, не смогли бы выветриться и за века. Это была очень большая светлая комната с двумя столами, парой стульев, стеклянным шкафом, кушеткой и ширмой. На обоих подоконниках стояли комнатные растения. Ольга в кабинете была одна и что-то писала, когда он вошел, но, услышав, как закрылась дверь, подняла на посетителя глаза. И пусть половина ее лица была закрыта маской, но по тому, как образовались морщинки в уголках глаз врача, Дарий сразу почувствовал, что она понимающе улыбнулась.       Мысленно он вздохнул, приготовившись к неизбежному.       — Дарий Николаевич, — отложив ручку в сторону, Иванова скрестила пальцы домиком и, окинув его многозначительным взглядом с ног до головы, кивнула в сторону стула напротив. — Что же вы, присаживайтесь, в ногах правды нет. Уж в вашем случае, как я погляжу, так точно.       Он смущенно улыбнулся, поправив очки, и, проковыляв к стулу, сел.       — Я… был неосторожен на кладбище, — так и не придумав ничего лучше, Дарий сказал ей то же, что и своим коллегам на работе. Иванова покивала для приличия с участливым видом, но он на все сто процентов был уверен в том, что она ни на йоту ему не поверила.       — Ай-я-яй, Дарий, что же вы такой неаккуратный. Я уж было понадеялась, что хоть в этом месяце вы ко мне не заглянете, но, видно, вам очень нравится мое общество, — с легким оттенком кокетства произнесла врач. Прежде чем Дарий нашел, что на это ответить, она, громко вздохнув, поднялась со своего места. — Что ж, давайте посмотрим, с чем вы ко мне пожаловали на этот раз.       Ольга Иванова была коротко стриженной крашеной блондинкой до сорока и проживала в поселке недалеко от города с мужем и тремя детьми. Дарий помнил, как спасал ее, будто это было вчера: жаркий солнечный день, смех детей, плескавшихся на мелкоте, едва заметная рябь на воде, шелест ив, склонивших ветви к озеру вдоль почти всей узкой кромки берега. Ольга плыла на спине и сама не заметила, как ее унесло течением, и она заплыла очень далеко от берега. Озеро было искусственным и достаточно глубоким: на его месте когда-то был гранитный карьер. В своем сне Дарий наблюдал за ее утоплением, находясь на берегу рядом с указательной табличкой, на которой было обозначено количество километров от озера к городу и ближайшему поселку. Когда же дело происходило в реальности, он без раздумий сиганул в воду именно с того места. Дарий успел как раз вовремя, и Ольга отделалась только продолжительным кашлем и сильным испугом. Впрочем, и вся ее семья перепугалась не меньше. Дарию тогда не удалось улизнуть незамеченным, и его, двадцатипятилетнего юнца, только успевшего закончить университет, кормили и поили три дня без остановки, а потом еще довезли под самые двери и передали прямо в руки обеспокоенной Кристине. Что-то из тех трех дней он помнил только урывками, а вот хрипы и булькающие вдохи Ольги врезались в память на всю оставшуюся жизнь.       — Перелома нет, но отек очень сильный, — задумчиво сказала она, осмотрев колено, после чего вопросительно взглянула него. — Однако рана не выглядит свежей. Когда это случилось?       Дарий бесшумно выдохнул, машинально поправив очки.       — Пять дней назад.       Взгляд Ивановой с вопросительного перешел в скептический.       — Дайте угадаю: это ваш директор опять силком сослал вас на больничный?       Иногда от проницательности этой женщины, которая знала его уже не один год, иррационально хотелось закрыться руками, а еще лучше, спрятаться куда-нибудь или за кого-нибудь. У Дария не было братьев или сестер, но Иванова чаще всего напоминала ему именно такую сердобольную старшую сестру, которая все никак не может определиться, отругать несчастное дите за пренебрежительное отношение к своему здоровью или, наоборот, пожалеть, потому что это самое дите снова нашло неприятностей на свою голову.       Дарий вымученно улыбнулся.       — Вы хорошо меня знаете.       — Я знаю, что вы ходячая катастрофа, Дарий, — без обиняков произнесла она, и Инаев кивнул, принимая это как должное. — У меня на одного вас и ваши выписки целая полка в шкафчике с документацией.       — Наверное, я просто очень неуклюжий человек, — извиняющимся тоном произнес он. Иванова одарила его долгим многозначительным взглядом. Сев за стол, она взяла его карточку и принялась что-то писать.       — Знаете, будь я помоложе, не замужем и без детей, действительно бы решила, что вы калечите себя нарочно, — хмыкнула Ольга. — Дурацкий способ произвести впечатление на девушку, но сейчас чего только не вытворяют… Но раз уж вы приходите сюда, только когда вас взашей выгоняют с работы, то сдается мне, что добрая половина ваших травм вообще проходит мимо меня. Думаю, если бы вы приходили как положено, у меня было бы в шкафчике уже две полки. — Она перестала писать и, секунду подумав, добавила: — А может, и три.       Дарий негромко рассмеялся.       — Вы преувеличиваете. Все не так плохо.       — В самом деле? — Русые брови взметнулись к светлой челке в притворном удивлении. Иванова подняла его толстую медицинскую карту и показательно постучала по ней пальцем. — Ваша история болезни с вами точно не согласится.       Инаев поджал губы, понимая, что крыть ему нечем. Иванова тоже это понимала и была явно довольна собой. Дарий любезно решил оставить сегодня последнее слово за ней. В конце концов, с его стороны было бы крайне глупо с ней сейчас спорить.       — Когда же ваша Кристина уже отучит вас заниматься членовредительством?.. — со вздохом произнесла Ольга и, не дожидаясь ответа, протянула ему обратно его карту. Дарий тоже решил ничего не говорить. Иванова взяла еще один листок и что-то быстро на нем нацарапала.       — Направление на рентген, — пояснила она, протягивая Дарию бумажку. — Перелома хоть и нет, но в костях может быть трещина, лучше знать наверняка. Не думаю, что придется прибегать к помощи травматолога: вы бы и сами додумались к нему пойти, если бы действительно было все плохо. Так что держите ногу в покое и ставьте теплые компрессы; я вам все подробно расписала. И ради бога, дождитесь, пока колено заживет, прежде чем идти получать новую травму.       Дарий спрятал карту в пакет и благодарно кивнул.       — Спасибо, Ольга Вячеславовна.       — Не за что, — с громким вздохом сказала она, но светлые глаза смотрели тепло и вполне дружелюбно. Дарий небезосновательно считал, что сегодня еще легко отделался.       Попрощавшись, он направился на рентген. Выяснив в результате, что обошлось даже без трещин, Дарий в конечном итоге покинул больницу и медленно заковылял домой. Он усмехнулся про себя, непроизвольно вспомнив замечания Ивановой о полках в шкафчике, и признавал, что она действительно довольно точно все себе представляла. Может, даже о чем-то догадывалась… У Ольги Вячеславовны была хорошая интуиция: он это еще в самом начале знакомства понял, но деталями решил ее не отягощать. Хватит с него и Кристины…       Одна за другой мысли снова вывели его на сегодняшнее знакомство с братьями Яровецкими. Дарий тут же тряхнул головой, будто это бы помогло ему избавиться от нелепого чувства вины, которое появилось, как только он вспомнил протянутую в знак перемирия ладонь. Ладонь, которую Инаев предпочел проигнорировать, чтобы напрочь отбить у Романа желание продолжить общение.       Дарий остановился посреди тротуара и, подняв голову, просто посмотрел на безоблачное голубое небо. Ветер слегка трепал его волосы. Он стоял какой-то миг и думал о том, что и сам бы после такого точно не захотел себя видеть.       …Вечером заглянула Кристина. Дарий некоторое время думал о том, стоило ли упоминать об инциденте, устроенном Романом на дороге, но потом решил все же оставить это при себе, как и обещал. Только в двух словах рассказал ей, что ему пришлось согласиться на настоятельное предложение Яровецкого отвезти его домой. Кристина вставила несколько одобрительных комментариев по этому поводу, понятия не имея, что тем самым щедро отсыпала каждым словом добрую пригоршню соли ему на раны. Дарий, собственно, ничем этого не показывал и просто кивал в ответ на ее реплики.       — Обо мне не спрашивали? — поинтересовалась она, убирая посуду после ужина, и Дарий отрицательно покачал головой.       — Нет… Но это ведь хорошо, правда? Твой отец устроил бы мне грандиозный разнос, если бы узнал, что ты как-то связана с ДТП и моим в нем участием.       Кристина с чувством фыркнула.       — Это точно… Ну и ладно. И без того забот хватает.       Закончив мыть тарелки, она протерла их полотенцем, после чего расставила по шкафчикам. Дарий рассеянно наблюдал за ее действиями какой-то момент, а потом чуть нахмурился, когда понял, что что-то не так. Он пристальнее пригляделся к подруге, которая все еще возилась у раковины и стояла к нему спиной. И в этот момент до него вдруг дошло, что весь вечер она старательно избегала смотреть ему в глаза, а он этого даже не заметил, так как был слишком занят тем, что пытался прогнать прочь нелепое чувство вины.       Кристина совершенно не торопилась оборачиваться, будто намеренно оттягивая момент, и Дарий, нахмурившись, поинтересовался:       — Что-то случилось?       — Нет! — как-то слишком бодро откликнулась девушка, повернувшись к нему лицом, и сразу выдала знакомую кривоватую усмешку. — Понедельник — день тяжелый, сам знаешь.       Она поджала губы, заправила за ухо выбившуюся прядь волос, после чего снова отвернулась, чтобы протереть руки полотенцем. Что-то явно было не так, но Дарий решил не давить. Он и сам не любил, когда его к чему-то принуждали, и уж тем более не собирался так обращаться с подругой.       — Ладно.        Он тепло улыбнулся, и Кристина вернула ему робкую улыбку в ответ. Тогда они попили чаю, поболтали о работе и студентах, после чего Кристина ушла домой, кажется, в чуть более приподнятом настроении, чем пришла.       После ее ухода Дарий пытался почитать давно отложенную книгу о древнем Китае, но, когда поймал себя на том, что перечитывает одну и ту же строчку несколько раз, понял, что дела не будет. Он терпеть не мог в себе эту привычку раз за разом прокручивать в памяти свежие эпизоды из череды своих неудач до тех пор, пока они ничего не будут у него вызывать, и все равно делал это с садистской регулярностью. Потянувшись к спинке кровати и вытащив прислоненный к ней альбом, Дарий развернул его на нужном развороте с портретом Яровецкого. Потом взял с тумбочки карандаш и, немного подумав, подписал внизу:       «Роман Яровецкий, следователь по уголовным делам. ДТП, 13 мая, среда. Жив».       Немного поглядев на портрет, он со вздохом положил альбом и карандаш обратно на тумбочку, после чего снял очки и погасил свет. Уютную тишину разбавлял только размеренный цокот секундной стрелки на настенных часах. Дарий с закрытыми глазами успел отсчитать одиннадцать ударов, прежде чем провалиться в сон.       …Небольшое помещение сплошь завалено какими-то ножами, ножницами, пилами и палками. Они лежат на столах, стоят у стен, большие и маленькие. Через секунду до Дария доходит, что это садовые принадлежности, в том числе лопаты, грабли, сапки, и их довольно много. Освещение плохое и исходит откуда-то извне, а в следующий момент он замечает грязное окно и свет, что падает через него. Только поэтому удается частично разглядеть предметы в комнате. Еще пару мгновений спустя Дарий понимает: на улице ночь, и свет наверняка исходит от какого-нибудь фонаря. В воздухе едва уловимо пахнет краской и древесиной, а вообще, он очень сухой, и хочется то ли кашлять, то ли чихать. На первый взгляд кажется, что сарай (а Дарий почти уверен, что это сарай) пуст, но потом он слышит чей-то тихий стон. Света по-прежнему слишком мало, чтобы разглядеть подробности, но Инаев вдруг замечает в темноте силуэт, медленно поднимающийся с пола. Силуэт приобретает мужские очертания, тихо охает, хватается за голову и начинает очень шаткой, едва ли не заплетающейся походкой идти в сторону окна. Когда он попадает в свет фонаря, Дарий сразу же узнает этого человека и смотрит на него в неподдельном изумлении. Прежде чем он успевает что-то сообразить, в поле зрения неожиданно появляется чья-то ладонь, затянутая в черную перчатку. Все происходит так быстро, что Дарий замечает отблеск лезвия, зажатого в руке неизвестного, в самый последний момент. Инаев не может крикнуть, чтобы предупредить силуэт у окна, не может вдохнуть, ничего не может сделать — ему остается только наблюдать за тем, как с жутким чваканьем нож входит куда-то в район правой лопатки мужчины. Рука незнакомца отпускает рукоять и вновь исчезает из поля зрения. Молодой человек у окна с хриплым вдохом оседает на колени, по дороге сметает ладонями со столешницы пару ножей, и случайно режет пальцы. С них медленно струится кровь…       На этот раз пробуждение было резким и стремительным, будто кто-то изо всех сил дал ему под дых.       — Роман!.. — крикнул Дарий в темноту, тяжело дыша. Он рывком сел, краем сознания отмечая, что весь вспотел и его била крупная дрожь, будто от холода или лихорадки. Несколько долгих томительных минут Инаев просто дышал, пытаясь привести мысли в порядок, но те, будто подхваченные ветром, не желали останавливаться. Дарий вцепился в края кровати, словно боясь, что упадет с нее, и уставился куда-то в пространство, не смея даже моргнуть от осознания того, что только что видел.       Ему никогда не снились обычные сны.       И однажды спасенные люди больше тоже никогда не снились.       Дарий медленно протер руками лицо, словно бы желал убедиться в собственном существовании, прежде чем решиться признать то, что только что видел.       Убийство. Впервые в жизни ему приснилось убийство.       Вторая смерть Романа Яровецкого.