Любимые женщины майора Измайлова

Подъезжая к знакомой многоэтажке, Измайлов с удивлением заметил, что у него дрожат руки. Давно стемнело, и на улицах было тихо, — район, где жила Рыбкина, находился вдалеке от центра ночной жизни Москвы, — и ничто не заглушало противный внутренний голос, который всю дорогу твердил ему, что теплого приема ждать не стоит, что уже слишком поздно — во всех смыслах. Но нет, в голове все еще звенели последние слова сестры. — Знаешь, Гринь, — сказала Ника, провожая его. — Я извинюсь перед… Алисой. И, если у тебя все серьезно, я не буду вам мешать. Измайлов грустно улыбнулся. В том, что это серьезно, он не сомневался, но сможет ли он перебороть себя?.. Крис уверяла, что это временная реакция, шок, что он уже смог себя переломить, что ему надо лишь попробовать. Но он боялся посмотреть на Алису и снова увидеть… их. — С чего такие перемены сердца? — спросил он. Сестра замялась. Гриша с удивлением понял, что ей и вправду стыдно. — Там, в подвале… Когда она просила не убивать… Я не сразу поняла, но она боялась не за себя. Она думала только о тебе. Как тебе будет больно узнать, что я… Гриша вырвал себя из грозящего утянуть на дно водоворота тяжелых мыслей. Надо было что-то решать. Вернее, для себя он уже все решил. Осталось убедить Алису. Он нажал кнопку звонка. Дверь открылась не сразу, хотя шаги он услышал. Такое чувство, что хозяйка квартиры, рассмотрев в глазок позднего гостя, очень долго думала, пускать его или нет. — Открой дверь, Алис, — устало попросил Измайлов. — Я бы предпочел не ночевать на твоей лестничной клетке, но если придется… Она, наконец, открыла. Глаза, как и у Вероники, были красными и опухшими. Протиснувшись мимо нее в узкой прихожей, он прошел прямиком в гостиную, служившую девушке заодно и спальней. Остановился у окна. С десятого этажа ночная Москва казалась полем огненных цветов, распускающихся под ногами. Оказавшись с ней рядом, в небольшом замкнутом пространстве ее квартирки, окутанный свежим, ненавязчивым ароматом ее духов с нотками пороха и оружейной смазки, Измайлов, наконец, смог расслабиться, отпустить то напряжение, в котором, сам того не зная, находился с той минуты, когда узнал, что она пропала. Все, она жива, она в порядке, все хорошо… Все хорошо? Она заговорила, и Гришу как хлыстом по обнаженным нервам ударил ее мертвый тусклый голос. — Зачем ты пришел? Под ее пустым, ничего не выражающим взглядом Измайлов почувствовал себя зеленым мальчишкой на первом свидании, с вспотевшими руками и опустевшей вмиг головой. — Я… ты не приходила, — растерянно начал он. — Я не думала, что ты захочешь меня видеть, — с честностью и неотвратимостью топора, опускающегося на шею смертника, ответила Рыбкина, даже не потрудившись придумать какую-нибудь вежливую отговорку. — Я хотел. Я хочу… Повисло хрупкое молчание. Каждый ждал, что заговорит другой, каждый боялся разорвать невидимую струну, натянутую между ними с такой силой, что воздух вокруг начал петь. Наконец, Алиса заговорила, спугнув неловкое равновесие. — Гриша… Я ухожу из отдела. Завтра подам рапорт. — Почему? — выдавил Измайлов. Она смотрела на него терпеливо, как на ребенка. — А ты не понимаешь? Он почувствовал, как внутри закипает гнев. — Нет, я не понимаю, объясни, будь добра. Она сглотнула и опустила глаза, не в силах вынести обвиняющую тяжесть его взгляда. — Я думала, что справлюсь. Смогу быть просто твоим другом, коллегой, напарником. Но когда я увидела тебя с Аленой… Это больно, Гриш. Я не хочу, чтобы мне было больно. — А обо мне ты подумала? — хрипло и страшно произнес он. — Когда ты планировала все это, ты хоть на минутку задумалась о том, каково будет мне?! — Его голос все набирал и набирал громкость. — Рыбкина, ты ураганом прошла сквозь всю мою жизнь и к ебеням снесла тот дворец на песке, который я пытался строить с Аленой. Ты настоящая ведьма, прав Володя, ты заколдовала меня, приворожила так, что я никого больше не вижу, я не хочу никого, кроме тебя, что-ты-со-мной-сделала-Рыбкинаааа… Алиса не могла пошевелиться, прикованная к месту, на котором стояла, силой его эмоций, горячечным жаром, исходившим от него, болезненной искренностью его слов. Она боялась поверить ему, он видел, но в глубине ее глаз отражался тот же ад, что и у него, и он знал — его любимая ведьма все еще здесь, похороненная под толстым слоем льда, но живая, и нужна всего лишь искра, чтобы вызволить ее из добровольного заточения… Что ж, огня в нем предостаточно. Он одним широким шагом сократил расстояние между ними и впился ей в губы, прохладные и соленые от слез, обжигающим, наказывающим поцелуем. На какую-то долю секунды она замерла, не отвечая, но, как он и ожидал, почти сразу оттаяла, раскрываясь, выпуская на волю огненное инферно, такое же, как то, что таилось внутри него. Так было только с ней, единственной женщиной, которая принимала его полностью, не боясь его демонов, которая никогда не отстранялась от него в страхе, а с дьявольским хохотом делала шаг навстречу, заставляя смотреть в глаза новой, переписанной ею реальности. Ты мой, — говорили ее поцелуи. — Только мой. Навсегда. И Гриша сдавался-сдавался-сдавался… Как они срывали друг с друга одежду — он не помнил, — а может, она просто испарилась, не выдержав жара, что пылал между ними. Все, что смог зафиксировать Гришин мозг — это отдельные картинки-фрагменты: контраст его загорелых пальцев на сливочно-белой коже ее груди, ее рваные вздохи, когда он заново рисовал языком татуировку у нее на шее, вой, вырвавшийся из его глотки, когда он ощутил влажную нежность ее рта там, где ему хотелось больше всего… Буквально в двух шагах от них стоял диван, но сделать эти два шага было равносильно тому, чтобы дойти пешком до Луны. Да и зачем, когда совсем рядом был широкий, удобный подоконник… Алиса ахнула и выгнулась ему навстречу, избегая контакта разгоряченной кожи с холодным стеклом. Он мог только поприветствовать такое мудрое решение с ее стороны, и, поощрив ее предусмотрительность довольным стоном, развел ее бедра. — Ведьма… — простонал он, резко, изо всех сил вбиваясь в нее. В другое время ей совершенно точно было бы больно — все-таки по сравнению с ним она совсем маленькая. Но сейчас, сегодня ей нужна была эта боль, чтобы знать, чтобы чувствовать — это настоящее, это реальность, это не сон. Он читал это в ее глазах, господи, они и вправду похожи, они одно целое, она создана специально для него… Одной этой мысли хватило, чтобы подтолкнуть его к краю, и он разлетелся на осколки, падая в пропасть вместе с ней лишь затем, чтобы обрести крылья и вместе воспарить к солнцу… Немного отдышавшись, он снял обессиленную — и поэтому не сопротивляющуюся — девушку с подоконника и, морщась от боли в боку, перенес на диван. Не озаботившись одеждой, прилег рядом с ней, прижавшись здоровой стороной и уложив ее голову себе на плечо. Немного подумав, Измайлов дотянулся до тонкого пледа, свисающего со спинки, и прикрыл их разгоряченные тела. С чувством выполненного долга усмехнулся и нежно чмокнул задремавшую, казалось, девушку в макушку. Тишину разрезал хрипловатый голос Алисы. — Значит, ты все решил? Гриша улыбнулся в темноту. — Конечно. Я же с тобой… — А… — девушка рядом с ним напряглась. — Как же… Ника? Гриша фыркнул. — Если я хорошо знаю свою сестру, а я знаю ее очень хорошо, то завтра… нет, уже сегодня с утра она припрется в обнимку с ящиком пива — или чего покрепче — и будет выносить тебе дверь. Ну, так она понимает искренние извинения. Правда, пить ей сейчас вроде бы нельзя, но… Маленький кулачок несильно стукнул его в плечо. — Измайлов, я серьезно. — Куда уж серьезнее, — усмехнулся он. — Я же сказал тебе — я все решил. Теперь — твоя очередь… Рыбкина уютно вздохнула, устраиваясь под пледом поудобнее. Подумав немного, приподнялась на локте и поцеловала его в плечо. — Это да? — уточнил для порядка Измайлов. Та что-то пробурчала сонно. Майор самодовольно ухмыльнулся. Вымотал он ее… Впрочем, он тоже устал. По краю норовящего соскользнуть в глубокий здоровый сон сознания проскочила последняя внятная мысль. — И никаких рапортов, ясно? Придумала тоже, увольняться, кто ж тогда работать будет, а, Рыбкина?.. Ответом ему стало мерное посапывание.