***
Портреты трёх заморских принцесс, накрытые тончайшей вуалью, стояли на мольбертах перед царём. — Обрати внимание, государь, — взывал к нему советник, — княжна с севера, белокурая Джессика. И Люк откинул вуаль с небольшого портрета маслом, с которого смотрела на них белокурая и голубоглазая княжна с заплетёнными в толстые косы волосами. — Какая-то она бесцветная, — сморщил нос царь, — и эти голубые глаза. Разве они подходят к таким волосам? Лучше бы они были зелёными. — Что ж, тебе виднее, государь, — склонил голову Люк, — тогда взгляни сюда. Дочь короля с юга, неистовая Базин. И Люк развернул к царю портрет жгучей брюнетки, надменно взиравшей на них тёмными глазами. — Ой, — всплеснул руками царь, — разве ты сам не видишь: она же злая, с ней страшно будет заговорить, не то что жениться на ней! Советник с сомнением посмотрел на портрет, но спорить не стал. Он снял вуаль с третьего портрета, представляя изображённую на нём девицу царю: — Осталась ещё принцесса с востока, нежная и благоуханная, как сам цветок, Роуз. — Даже смотреть не стану! — отвернулся от портретов царь, капризно выпятив нижнюю губу. — Право же, Люк, порой ты поражаешь меня! Откуда ты взял, что она «благоуханная, как цветок»? Понял по портрету? — Каждый портрет, доставленный издалека, сопровождался подробным письмом с описанием, государь, — пояснил Люк. — Ну нельзя же всему верить на слово! — воскликнул, поворачиваясь к советнику, царь. — Вот что. Я сам найду себе невесту. Вот прямо сейчас выйду в город и найду! Люк еле уговорил царя пойти инкогнито, убедив его тем, что выбранная девица должна увидеть и полюбить в государе человека, а не его титул. Хотя в том, что их моментально узнают, Люк даже не сомневался.***
И вот царь стоял на площади и, как заворожённый, смотрел на подходящую к нему со шляпой в руках девушку. Он вынул из кошелька и бросил в поднесённую шляпу золотую монету. — Ого! — засмеялась весело девушка. — Какой ты щедрый! Как же тебя зовут? — Арми, — пискнул царь, но откашлялся и повторил: — Армитаж. А тебя, прелестное созданье? — Ну, спасибо тебе, Армитаж! Приходи ещё завтра, да уж не плати, я спою песню специально для тебя. А зовут меня Рей. И девушка, взметнув юбки, радостно убежала к поджидающим её соратникам. Советник подошёл к царю и тронул его за рукав. — Нам пора, Ваше Величество, — с беспокойством оглядываясь вокруг, проговорил он. — Да, да, — рассеянно отозвался царь и повернулся к Люку. — Люк, немедленно отыщи эту девушку и доставь во дворец! Она станет моей женой! И петь теперь будет только для меня, — пробормотал он под конец.***
Бен стоял с самого края площади, в тени, под балконом большого серого дома. Его лицо, уже привычно неподвижное, сохраняло маску глухонемого человека, которую он надел на себя несколько лет назад. Бен услышал смех и музыку на площади издалека и слегка замедлил шаги, пытаясь унять забившееся в волнении сердце. Неужели сейчас он увидит её — девушку, что приходила в его сны почти каждую ночь и чьи черты наяву уже ускользали от него, лишь в снах становясь отчётливыми и яркими? Это действительно были они — маленькая труппа бродячих артистов. Кудрявый По, как и прежде, играл на гитаре, пока чернокожий Финн поднимал тяжёлые гири и штанги, а хрупкая девушка в юбке Коломбины весело танцевала и била в бубен. Из-за набежавшей толпы сначала Бену плохо было видно происходящее на площади, да он и не стремился подойти ближе, боясь выдать себя, он просто стоял и судорожно глотал весенний воздух, пытаясь утихомирить бившееся уже где-то в горле сердце. Но вот Финн подхватил девушку на плечо и стал обходить с ней площадь. Толпа засвистела и зааплодировала, и, когда атлет повернулся в его сторону, Бен наконец увидел Рей, его Рей. Она стала ещё красивее, чем прежде, красивее, чем он помнил. Широко распахнутые глаза лучились счастьем и весельем молодости. Волосы отросли и небрежными локонами ниспадали на плечи. Даже со своего места Бен видел милые ямочки на щеках и щедрую россыпь веснушек, усыпавших щёки и аккуратный носик. Её мелодичный смех звучал звонче пения птиц. Бен не думал, что сможет полюбить Рей ещё сильнее, но понял, что ошибался. Глядя на неё сейчас, щурясь, как от яркого солнца, он ощутил, как это чувство охватило всё его существо, заполнив собой каждую клетку без остатка. Но сначала он должен был выполнить обещание и вылечить ноги Маз. Бен чувствовал, что готов, нужно было только запастись необходимым и начать лечение. Не дожидаясь окончания представления, юноша направился в дом Сноука, вернее, в каморку, выделенную ему царским лекарем, где под тощим матрацем хранились припрятанные им украдкой порошки и снадобья. Бен был полон решимости исполнить задуманное, а затем покинуть этот город навсегда. Собрав всё необходимое, Бен вышел из дома и направился к подворью, на котором обычно останавливалась труппа бродячих артистов. Проходя по узким улочкам и ныряя в тёмные арки, он вдруг вспомнил тот день, когда впервые здесь оказался. Тот самый день, события которого, подобно порывистому ветру, повернули флюгер его жизни на сто восемьдесят градусов.***
Стояла ранняя весна. На деревьях и кустах уже набухли тугие малиновые почки. В воздухе пахло прелью, влажной землёй, разрываемой острыми стрелками всходящей изумрудной травы. Бен на минуту остановился, щурясь от яркого весеннего солнца, и из-под козырька поднятой ко лбу ладони посмотрел на виднеющийся внизу в долине город. Серые каменные башни венчали высокие шпили, крепкая решётка въездных ворот, к которым вёл арочный мост, выстроенный над узкой, но бурной речкой, была поднята; из ворот сновали туда-сюда оживлённые горожане. Бен разглядел даже несколько повозок и карет, въехавших в ворота. Судя по всему, это был многолюдный столичный город. «Подходит!» — хмыкнул про себя Бен и припустил с холма. Дорога была разбита по весенней распутице колёсами многочисленных экипажей и лошадиными копытами, поэтому Бен, поправив на плече короб со снадобьями, побежал напрямик через поля, внимательно глядя под ноги, чтобы не угодить в кротовую нору, и подпинывая на ходу сухие коровьи лепёшки. Улицы были узкими, застроенными высокими каменными домами в два-три этажа. Бен развернул короб, открыл его верхнюю крышку, чтобы разложенные внутри порошки и снадобья были лучше видны, откашлялся и громко произнёс: — Багдадские снадобья от всех болезней! Порошок вечной молодости: проглоти один и наслаждайся бесконечной жизнью! Прокричав так несколько раз и услышав в ответ только эхо, Бен покрутил головой из стороны в сторону: улица была пустынна. Но вот в конце её Бен заприметил согбенного старика, медленно бредущего с большой вязанкой хвороста. Подбежав к старику, Бен тронул его за руку: — Позволь помочь тебе, старик! Вижу, тебе нелегко нести свою ношу. Старик остановился и внимательно оглядел Бена: его широкие плечи, видавшую виды одежду и смеющиеся глаза. — Ну, помоги, — согласился он, сгружая хворост в руки Бена. Бен легко закинул вязанку за плечи и пошёл вслед за стариком. — Когда-то и мне было легко, и не такие тяжести я поднимал, — вздохнул старик, — а теперь, видишь, и пальцы не гнутся, и ноги плохо ходят. — Так позволь мне помочь тебе ещё раз! — воскликнул Бен, ставя хворост у порога, к которому подошёл старик. — Смотри, что я несу в своём лотке: Багдадский порошок вечной молодости. Прими его и избавишься от всех болезней! — Неужто прямо ото всех? — засмеялся старик. — Не от всех, так от многих! — блеснул зубами Бен. — И стоит всего ничего — всего лишь две монеты. — Ну, давай мне два: молодеть, так вместе со старухой, — кивнул головой старик, доставая из кармана деньги, — больно уж парень ты весёлый. Бен передал старику порошки, подкинул на ладони полученные монеты и пошёл со своим товаром дальше. Только он завернул за угол, как его нагнал тяжело дышащий молодой человек в богато украшенном атласном платье. В руке от теребил шляпу с пером. — Постой, торговец, я хочу спросить тебя, только не знаю твоего имени, — замялся молодой человек. — Зови меня Бен Соло, — ответил Бен, — так что тебе нужно? — Меня зовут Дофельд Митака, и мои родители очень богаты, — начал молодой человек и покраснел, — но все вокруг смеются надо мной, называя глупцом. — И чего же ты хочешь от меня? — переспросил Бен. — Нет ли у тебя лекарства от глупости? — с надеждой глядя на Бена, выпалил Дофельд, даже перестав мять свою шляпу. — Конечно, есть, — широко улыбнулся Бен, но тут же его лицо приняло самое озабоченное выражение, — но оно цены немалой. — У меня богатые родители, — засуетился Дофельд, вытаскивая туго набитый кошелёк, — заплачу любую цену! С самым серьёзным выражением лица Бен стал копаться в своём лотке. Наконец с самого дна он вытащил маленькую запылённую баночку. — Вот! Держи! — передал он баночку в руки нетерпеливо перетаптывающегося Митаки. — Только не начинай принимать сразу, подожди до вечера. Митака кивнул и кинул Бену кошелёк. Бен радостно улыбнулся, хлопнул глупца по плечу и, подхватив свой короб, побежал по улице. Он бежал, хохоча, пока улица не вывела его на небольшую площадь. Площадь почти до краёв была заполнена народом. Бен потолкался в толпе и пробрался к самому центру, где на вытертом цветастом ковре развернула своё представление маленькая труппа бродячих артистов. Весёлый кудрявый паренёк, подыгрывая себе на гитаре, пел мелодичную балладу о рыцаре, победившем дракона ради прекрасной дамы. А рядом поднимал пудовые гири и всячески крутил ими в воздухе чернокожий крепыш, на которого толпа показывала пальцами, смеясь и улюлюкая. Но вот баллада закончилась, певец удалился за натянутый между двумя жердями занавес. Послышались звуки флейты, и Бен, вытянув шею, увидел, что на флейте играет старая женщина, которая почему-то не вышла на ковёр, а осталась неподвижно сидеть на перевёрнутой бочке. Чернокожий атлет оставил свои гири, повесил на шею небольшой пузатый барабан, обтянутый воловьей кожей, и принялся размеренно бить в него, создавая ритм мелодии. В это время из-за занавеса показалась хрупкая девушка в яркой юбке Коломбины. Она взмахнула изящными ручками и закружилась в весёлом танце под музыку. И хотя Бен в своих странствиях не раз уже видел подобные выступления бродячих артистов, он почему-то не мог оторвать взгляд от лёгких движений девушки, от поворотов её гибкого стана, от сияющих глаз, от крошечных веснушек на её маленьком носу, от искренней улыбки, с которой она смотрела на зрителей. Обернувшись на толпу, Бен вдруг увидел, как подобрели лица зрителей, как они стали хлопать в ладоши и притоптывать ногами в такт музыке. Девушка, казалось, излучала доброту и жизнелюбие, щедро делясь ими с окружающими. Когда представление окончилось и зрители начали расходиться, Бен остался на площади, наблюдая за тем, как артисты стали собирать свой нехитрый реквизит и складывать его в повозку. Увидев, как девушка-танцовщица скатала ковёр и подняла его, чтобы отнести к повозке, он сорвался с места и, подбежав к ней, выпалил: — Позволь мне помочь тебе! Вздрогнув, девушка повернулась к нему, но увидев лицо Бена и его открытую улыбку, улыбнулась в ответ и кивнула: — Что ж, помоги! Бен легко поднял ковёр и передал его стоящему в повозке кудрявому певцу. Вдвоём с девушкой он снял занавес и выдернул из земли жерди. — И как же тебя зовут, помощник? — казалось, что улыбка никогда не сходит с лица этой милой девушки. — Бен. А тебя? — Бен понимал, что выглядит сейчас не лучше того глупца, что попался ему по дороге, но ничего не мог с собой поделать и продолжал неотрывно смотреть на девушку, на ямочки на её щеках, на её солнечные веснушки. — А меня Рей! — ответила она и указала рукой на стоящего в повозке юношу. — А это По, мой брат. А это, — Рей обернулась и нашла глазами темнокожего атлета, который, взяв на руки старую женщину, осторожно усаживал её в повозку, — это Финн, ещё один мой брат. — Брат? — удивлённо переспросил Бен. — Ага. Наша матушка, Маз, нашла нас всех детьми: одного, а потом другого и последней — меня, и взяла к себе, — так же улыбаясь, пояснила Рей. — Ну, а ты чем занимаешься, Бен? — Я торговец: торгую зельями и снадобьями для поправки здоровья, — рассказал Бен. — Зельями? Это же лекарства, да? — Бен впервые за всё время увидел, как Рей перестала улыбаться и о чём-то задумалась. — А есть у тебя такое лекарство, что поможет человеку вроде бы здоровому, но вот ноги у которого совсем-совсем не ходят? — Конечно, есть! — широко улыбнулся Бен. Он вытащил из-за спины свой короб, раскрыл его, превратив таким образом в лоток торговца, и выудил оттуда небольшой свёрток. — Вот оно — Багдадское снадобье от всех болезней! — Матушка! — радостно вскричала Рей, выхватывая у Бена свёрток. — Посмотри! Есть лекарство для тебя! Рей подбежала к сидящей на повозке женщине и протянула ей порошок. — Да что ты, Рей, перестань, — улыбнулась ей женщина, — ерунда всё это, не поможет. — А вдруг поможет! — возразила ей Рей и вернулась к Бену. — Я куплю у тебя это снадобье. Сколько ты просишь? — Десять, — коротко назвал цену Бен. — Десять монет? — протянула Рей. — Так дорого? — Нет. Десять поцелуев, — усмехнулся Бен. Стоявший рядом По весело захохотал, а темнокожий Финн, наоборот, нахмурился. — Ещё чего не хватало, Рей, — замахала с повозки руками Маз, — даже не вздумай! — Ну, это же не по настоящему, — возразила Рей с самым решительным выражением лица, — и это ради дела! Бен сдвинул свой короб на бок, и Рей положила тёплые ладошки ему на грудь. Она глубоко вздохнула и робко прикоснулась нежными губами к щеке Бена. Потом к другой, считая громким шёпотом: «Раз, два…» Бен зажмурился от удовольствия. Больше всего ему хотелось, чтобы этот отсчёт никогда не закончился. А ещё больше ему хотелось накрыть ладошки Рей своими ладонями, притянуть её к себе поближе и, перехватив её губы, прижаться к ним в самом сладком поцелуе. — Эй! Эй! Торговец! — Бен очнулся от крика, раздавшегося с той стороны площади. Он открыл глаза и увидел Дофельда Митаку, который нёсся к нему со всех ног. Незадачливый покупатель так спешил, что чуть не сбил с ног важного пожилого господина, прогуливающегося вдоль торговых рядов. Господин изумлённо проводил глазами Митаку, поправив своё дорогое, но не вычурное платье. Бен и хотел бы убежать с площади, но на пути у него невольно оказалась Рей, а задевать её Бену совсем не хотелось. — Плут! Что ты продал мне? — Митака остановился возле Бена, тяжело дыша. — Никакое это не лекарство от глупости! Это же козьи какашки: я еле отплевался от них! Засмеялись все, стоявшие рядом с Беном, даже серьёзный Финн. В первый миг Рей тоже засмеялась вместе со всеми, но улыбка быстро покинула её лицо, и она взглянула на Бена, сердито нахмурив брови. — Ну, почему же? — возразил Бен. — Вот ты уже и поумнел. — А ну, верни мне деньги! — потребовал глупец. — С чего вдруг? Лекарство же подействовало, — насмешливо глядя на Митаку, произнёс Бен. — Ах так! Ну, погоди же! — Дофельд погрозил Бену кулаком и ринулся куда-то в сторону боковой улочки. Бен опустил глаза и встретился взглядом с сердитым взглядом Рей. — Поцелуи возвращать? — криво усмехнувшись, поинтересовался он. В этот момент с той стороны, куда убежал Митака, раздался его громкий голос: — Господин офицер, господин офицер! Здесь плут и мошенник, арестуйте его! Из улочки показался патруль, состоящий из нескольких солдат, возглавляемый офицером в помятой кирасе и шлеме. Солдаты вели группу каких-то оборванцев, уныло бредущих по булыжной мостовой. Мгновенно оценив обстановку, Бен как человек, не раз за свою недолгую жизнь попадавший в подобные передряги, ловко отодвинул Рей и стрелой метнулся в противоположную от патруля сторону. Пробегая по площади, Бен лишь в последний момент успел увернуться от того же самого важного господина, что всё ещё прогуливался по площади, едва не задев его своим коробом. Господин всплеснул руками, задержав на Бене взгляд своих голубых глаз. А Бен, завидев проезжающую через площадь чёрную карету, быстро догнал её и, вскочив на задний приступок, уехал от своих преследователей прочь. — Ну, и где же твой плут и мошенник? — положив тяжёлую руку Митаке на плечо, властно спросил офицер. — Да вот же, господин офицер, он только что был тут, — растерянно пробормотал Дофельд. — А ты, я смотрю, крепкий малый, — прищурив глаза и оглядывая парня с ног до головы, процедил офицер, — в армии нам как раз нужны такие. Офицер дал знак солдатам, и те, подхватив Митаку под руки, втолкнули его в кучку бедолаг, уже шагавших под их конвоем. — Это чудовищная ошибка! — вскричал несчастный Митака. — Я сын богатых горожан! Я не хочу в армию! — Ничего, ничего, — сплюнул на мостовую офицер, — идёт война, а ей всё равно: бедный ты или богатый. И офицер продолжил движение по направлению к располагавшимся за городом казармам, не обращая никакого внимания на жалобно вопящего Митаку.