Заплати за мою любовь

      И снова рабочий вечер на дороге. Чимин, прислонившись спиной к тускло горящему столбу, прикуривает сигарету, удерживая фильтр тонкими пальцами и выпуская дым поблёскивающими пухлыми губами. Сегодня он не один, неподалёку стоит ещё пара юных мальчиков, но они не суются к Паку, давно поняв, что общаться с ними тот не настроен. Считают его заносчивым и зазнавшимся, обычно одним лишь взглядом показывающим, что не желает и даже необходимости не видит уделять внимание кому-то вроде них. Хотя на самом деле стоял с ними наряду, разделяя одну дорогу и работу.       На улице было довольно тепло, несмотря на то, что время уже позднее, поэтому тонкая переливающаяся ткань кофты давно скинута с плеч, оставаясь лежать на согнутых локтях, показывая обнажённую сияющую кожу рук. Майка, заправленная в рваные чёрные джинсы, тоже особо не скрывает тела, наоборот, дразнит воображение своей прозрачной белизной всякого, кто решит взглянуть на молодого, продающего себя мужчину.       Ярко подкрашенные глаза внимательно следят за дорогой, высматривая потенциальных клиентов, точнее, одного конкретного. Сегодня Чимин уверен в себе на все сто, впрочем, как и всегда, но всё же перед выходом специально провёл немного больше времени у зеркала, приводя себя в порядок и подбирая самый роскошный наряд из возможных. А, как итог, стоило ему оценивающе взглянуть на отражение, с уверенностью мог сказать, что трахнул бы себя сам, если бы, конечно, была возможность. Его блондинистые волосы уложены в небрежную причёску, глаза тонко подведены чёрным, из-за чего взгляд казался ещё более завораживающим и заманивающим, стоило бы ему только применить свои чары соблазнителя, а невероятные губы притягивали внимание своей поразительной формой, их хотелось пробовать и пробовать.       В этот вечер Чимин не собирался продешевить, как это случилось вчера, когда узнал из тихих разговоров парней, что сразу после того, как он сел в машину какого-то очередного богатенького бизнесмена, к его одинокому фонарю подъехала чёрная бугатти, а довольно горячий водитель спросил через открытое окно «ту милашку, которая вечно стоит здесь». А не получив, чего хотел, быстро рванул с места, скрываясь в ночном сумраке. Было до жути любопытно, кто мог им так целенаправленно интересоваться, а ещё любопытнее, откуда тот вообще мог его знать.       Чимин крутится в этом «бизнесе» уже довольно давно, у него есть постоянные клиенты, а, следовательно, и постоянный доход. Он мог многое позволить себе, получая немалые деньги от заинтересованных в нём мужчин, которых выбрал сам и которым позволял покупать себя неоднократно. Они приезжали в определённые вечера и каждый раз с горящей надеждой в голосе предлагали забрать его для себя насовсем. Но Пак знал, что это «насовсем» продлится отнюдь не так уж и долго, как хотелось бы, и его выкинут за порог, как только наскучит. Он утратит занятое место, потеряет с таким упорством завоёванное внимание всех своих состоятельных клиентов, снимающих лишь его одного, полностью увлечённых и поглощённых красотой молодого очаровательного мужчины. Возвращаться же к своей прежней жизни Чимин не собирался, ведь воспоминания, причиняющие лишь боль и каждый раз вгоняющие в отчаяние, отказываются забываться так просто. Его всё устраивает, и на то, как сейчас протекают будни, не может жаловаться: у него есть хорошая квартира в центре города, небедная брендовая одежда, он может позволить себе питаться в достаточно неплохих ресторанах, да и побаловать себя всякими, казалось бы, мелочами всегда готов. Зачем гнаться за большим, если всё оно — лишь неосуществимая мечта и ложная надежда?       Размышления развеиваются, когда перед его столбом останавливается машина. Далеко не обещанная бугатти. Нет, это Сохён, у которого жена должна была улететь за границу. Чимин помнит, но их договорённость теряет всякий смысл, потому что теперь он ждёт кого-то другого, кого-то, кто явно заплатит в разы больше за встречу с ним.       — Привет, прелесть моя, — опуская окно, тянет мужчина, сразу видя, как к нему уже приближается Пак, откидывая тлеющую сигарету в сторону и прикрывая плечи переливающейся тканью кофты.       — Извини, Сохён~а, — добавляя немного фальшивой грусти в свои слова, произносит он и опирается на дверь, пытаясь звучать и выглядеть абсолютно сожалеюще. — Сегодня я занят.       Чимин протягивает ладошку и касается тут же нахмурившегося лица, одновременно состраивая свои самые невинные глазки, стараясь задобрить мужчину, зная, что характер у того отнюдь не такой сладкий, в отличие от речей, которыми он вечно его кормит, пытаясь заманить в свои такие привлекательные сети и заполучить себе лакомый кусочек, которым ему приходится делиться со всеми, кто предложит больше. Но очевидно, что отнюдь не из добрых побуждений, а скорее, чтобы в очередной раз показать своё превосходство, что смог забрать с рынка самую горячую и вожделенную всеми задницу. Уж что-что, а цену Пак себе и впрямь знал (как бы смешно это ни звучало), и было ясно, как день, что стоит ему только захотеть, все начнут волосы на себе рвать, лишь бы заполучить пусть даже незначительный кусочек его красоты. Он это прекрасно осознаёт и поэтому держит дистанцию, позволяя лишь изредка иметь возможность наслаждаться собой, не сближаясь без необходимости, но и не забывая, что Сохён бывает довольно щедр не только на слова. Но едва ли Чимин отказывал ему прежде, поэтому и предугадать, какой будет реакция, не представлялось возможным, в глубине сознания ожидая чего-то определённо неприятного, основываясь лишь на неспокойном характере мужчины.       — Я думал, у нас договорённость, малыш, — ластясь к нежным пальчикам, отвечает всё же довольно холодно, опуская свою ладонь на тонкое запястье.       — Мы ведь можем отложить нашу встречу, правда? — начинает Пак, считая, что так сможет покончить с этим бесполезным разговором, не имея никакого желания растягивать столь «приятную» беседу хоть на секунду дольше нужного. — Я буду полностью в твоём распоряжении. Сможешь даже отвезти меня в тот чудесный домик у моря, помнишь, о котором ты говорил в прошлый раз... — определённо не имея ввиду то, что говорит, заканчивает, пытаясь изо всех сил уболтать того просто уехать как можно скорее.       — Ты ждёшь кого-то? — кидая взгляд на пустое шоссе, с подозрением спрашивает, игнорируя все слова, произнесённые с такой заискивающей сладостью, полностью осознавая, что от него сейчас просто пытаются избавиться, усмехается. — Нет, прелесть. Не думаю, что мы сможем отложить эту встречу. Ты ведь не забыл, за что я плачу тебе, верно?       Чимин тут же хмурится сам, одёргивая руку, и, хоть он не удивлён, что этот подлый ублюдок решил ответить ему именно так, внутри всё равно что-то неприятно щемит. Суровая правда будто режет по нему своим острейшим ножом, с которого не переставая сочится яд, а с каждой его каплей, попадающей в кровь, жить становится всё более и более сложным занятием. Подобное ломает, и хоть Пак и не признаёт этого, но каждый раз, когда его окунают в то болото, в котором он увяз, с головой, напоминая, кем он является на самом деле, оставаться незапачканным не получается. А приводить себя в порядок, смывая всю эту грязь, Чимин устал. Смертельно устал.       Но сейчас глупо жаловаться и снова жалеть себя, ведь его никто не принуждал к такой жизни, хотя и права выбора тоже не предоставил. Он вполне осознавал, когда шёл на это, что в большинстве своём люди, которые решают повеселиться подобным образом, полнейшие моральные уроды, таким только дай повод — они с радостью покажут, где твоё место.       Уже глядя, как мужчина вылезает из машины, Чимин слышит в отдалении шум нарастающий, приближающийся. Но сосредоточиться на нём не получается. Сохён не намного выше него самого, но значительно крупнее, Паку определённо точно не справиться с ним, если тому в голову ударит какая-нибудь глупость. Ситуация становится всё более напряжённой, когда Пак начал пятиться, всем своим естеством не желая сейчас оказаться в руках невменяемого мужчины, в глазах которого уже полыхал огонь, разгораясь с каждым шагом лишь сильнее.       Вот только этого ему не хватало. Ну почему именно сегодня он должен был встретиться с этим ненормальным?       Шум вдалеке становится более различим, приближаясь с каждой секундой. Вот только Чимин теряет к нему всякий интерес, полностью сосредотачиваясь на Сохёне, подходящем всё ближе, и внимательно глядя, как за ним самим тянутся широкие ладони, собираясь схватить, но ему удаётся вовремя увернуться, продолжая отходить назад.       — По-моему, я ясно дал понять, что сегодня занят, — уже со злостью скалится Пак.       — На мой взгляд, ты сейчас совершенно свободен, — усмехается. — Так что будь добр...       Внезапно для обоих раздаётся громкий звук тормозов, и Чимин видит, как рядом с уже припаркованной машиной останавливается ещё одна. Он сомневается, что глаза его не обманывают и ему не мерещится, как абсолютно идеальный молодой парень выбирается наружу, подняв дверь ламборджини, пленительно улыбается и смотрит прямо на него. Одними лишь удивительно чёрными глазами затягивает в свою необычайно глубокую бездну.       — Ты...? — явно узнавая в парне кого-то, начинает было Сохён, но его быстро прерывают, игнорируя.       — Я опоздал? — слова, произнесённые, наверное, самым мелодичным и приятным голосом, какой только Чимин мог слышать, заставляют сердце замереть, но лишь на мгновение, в следующую секунду уже сходя с ума от того бешеного ритма, на который оно непроизвольно сорвалось.       Незнакомец медленно отводит очевидно восторженный взгляд от глаз Пака и переводит его на мужчину, точно так же обернувшегося на него, но вот те искры заинтересованности, сверкающие на дне чёрной пропасти, гаснут вмиг, застывая и покрываясь корочкой льда. Видно, что ситуация явно ему не по душе, как, собственно, и Чимину.       — Определённо да, Чон, сегодня эта сладость моя, — звучит весьма самоуверенно, отчего хочется дать этому кретину в лицо всё сильнее.       — Извини, но, кажется, кроме тебя здесь никто так не считает, — снова подавая голос, парень замечает едва заметную панику на дне невероятных карих глаз, которые не отрывались от его собственных.       И именно поэтому Чимин, заворожённый лишь своим новым гостем, который, к слову, мог бы приехать и минут на пять пораньше, предотвратив всё это дерьмо, происходящее прямо сейчас, пропускает, когда Сохён всё же хватает его за руку, с силой сжимая пальцы на запястье и притягивая, наконец, тонкое тело к себе. В этот момент становится до невозможности обидно за то, что Пак всё же позволил такому произойти. Что разрешил себе даже мысль допустить, что сможет держать ситуацию с кем-то, как Сохён, под контролем, когда, как сейчас, всё разваливается к чертям. И вечно милый и добрый мужчина, старающийся казаться безобидным, внезапно становится неконтролируемым подлым лицемером, так убедительно втёршимся в доверие, на самом деле считающим себя на ступень выше всех вокруг, и при первом же случае показавшем свою истинную сторону.       Чимин неожиданно усмехается, наконец до конца осознавая, что этот ублюдок ясно дал понять минутой ранее, как именно относится к нему. Но теперь от этого хочется лишь рассмеяться ему в лицо. Ладно, может, он и правда шлюха, любящая всё преуменьшать и доверять людям больше, чем они бы того заслуживали, от этой своей стороны он уже, наверное, никогда не сможет избавиться, но уж решать чьи деньги ему брать, а чьи — нет, он будет сам.       — Отпусти меня, — стиснув зубы, шипит Пак, яростно глядя в пылающие самодовольством глаза.       Но не успевает он и моргнуть, как чувствует, что руки, сжимающие его, неожиданно расслабляются, а сам мужчина оседает на землю. Чимин пользуется этой возможностью и быстро отходит в сторону, не понимая до конца, что произошло.       Незнакомец же, так внезапно оказавшийся рядом, разминая пальцы на руках, присаживается на корточки рядом, и Пак только сейчас замечает, что Сохён держится за свой бок, громко хватая воздух губами.       — Хэй, думаю, тебе стоило бы посетить пару уроков вежливости, Сохён~щи, — растягивая слова, тихо произносит парень, сочувствующе улыбаясь и заглядывая в глаза, поглощаемые яростью с каждой секундой всё сильнее. — Хотя мне показалось, что такой истинный джентльмен, как ты, и так должен знать, что вести себя с такой милой принцессой стоило бы повежливей.       Чимин недоумённо фыркает, когда слышит это, неосознанно пытаясь привести внешний вид в порядок, ощущая себя сейчас как никогда грязным.       — Надеюсь, теперь ты свободен? — поднимаясь на ноги, спрашивает, одновременно протягивая руку, явно ожидая, что Чимин с радостью примет её.       Но Пак лишь с сомнением смотрит на широкую ладонь, не чувствуя себя сейчас готовым подставляться какому-то малолетнему незнакомцу, возомнившему себя доблестным рыцарем.       — Не волнуйся, принцесса, я смогу позаботиться о тебе как следует, в отличие от твоего прежнего ухажёра, — кивая в сторону уже поднимающегося на ноги Сохёна, но не обращая на его болезненные постанывания никакого внимания.       — Думаешь, справишься? — складывая на груди тонкие руки, спрашивает с отчётливо звучащим сомнением в голосе.       — Я в этом уверен.       Довольная улыбка на губах так и манит. В глазах снова пляшут озорные огоньки, завлекая, обещая незабываемый вечер, если ему доверятся и пойдут за ним. И Чимин хочет поддаться. Почему-то... Хочет узнать, что же всё-таки таится за этой до невозможности привлекательной и обворожительной внешностью. Быстро проходясь своим цепким взглядом по так и замершей с протянутой рукой фигуре парня, Пак отмечает все таящиеся под мешковатой спортивной одеждой прелести, в которых сомневаться не приходилось. Всё внутри него кричало о том, чтобы согласиться, внушая уверенность, пытаясь доказать, основываясь лишь на чувствах, вырывающихся из самой глубины, что эта их встреча сможет не только удивить, но и... дать надежду?       — Ну же, принцесса, — уже усмехается, с интересом наблюдая внутреннюю борьбу Чимина, но и так прекрасно зная её исход.       Хмурясь сильнее, Пак ничего не может поделать со своим предательским телом, которое просто тает под направленными на него хитрыми проницательными глазами, а ладонь непроизвольно тянется навстречу, еле касаясь грубоватой кожи и тут же оказываясь сжатой в крепкой уверенной хватке длинных пальцев, утягивающих в сторону неизвестности.       Самопровозглашённый рыцарь уже открывает перед ним дверь машины, когда всеми забытый Сохён подаёт голос.       — Можешь больше не рассчитывать, что я вернусь, Чимин... — опираясь о своё авто, мужчина продолжает держаться за бок, прожигая взглядом замершего Пака, в голове уже прикидывая парочку вариантов, как именно сможет подпортить репутацию очаровательной шлюхе, а заодно и его новому клиенту.       Но спустя секунду тот лишь растягивает губы в фальшивой миленькой улыбке и в ответ произносит:       — Ох, не переживай об этом, Сохён~а. И передавай привет жене, — подмигивает, наконец, садясь в машину и скрываясь за затонированным стеклом.       А невероятно довольный собой молодой парень, закрыв за ним дверь, обходит спортивную красавицу и садится на водительское место, предварительно кинув на мужчину до боли жуткий взгляд, не обещающий ничего хорошего, лишь на секунду тем самым показав своё истинное лицо, что невольно заставило Сохёна вздрогнуть, уже провожая глазами сорвавшийся с места транспорт, исчезающий из виду на ночной дороге за считанные секунды.       — Ну и кто же ты такой? — Чимин, повернувшись к своему спасителю, сразу стал изучать его не менее внимательно, чем минутой ранее рассматривал салон дорогого авто, оставаясь полностью удовлетворённым, из-за чего настроение непроизвольно пришло в норму.       Никогда раньше он ещё не был с кем-то настолько молодым. А на вид незнакомец явно был младше него самого и при этом уже разъезжал на таких шикарных машинах. Что ж, кому-то явно повезло в этой жизни. Только вот незнакомец ли это на самом деле, ведь лицо этого парня было невероятно знакомым, словно его уже доводилось видеть и раньше. И откуда тот мог знать Чимина вообще? Где видел? Кто рассказал? Пака разъедает любопытство. Он полностью разворачивается на сидении, подкладывая одну ногу под себя и оттягивая ремень безопасности, позволяя кофте съехать с плеча, и продолжает рассматривать горячего водителя, не скрывая того озорства, которое поглотило его с головой. Теперь, находясь так близко, он мог более детально изучить замысловатые чёрные узоры татуировок, которые тянулись вдоль предплечий, видневшихся из-под широких рукавов оверсайзной футболки, под которой определённо скрывалось что-то гораздо более увлекательное. Видя, как плотно тёмная ткань обтягивает мощные мышцы на груди благодаря прижимающему её ремню, Чимин мог только мечтать поскорее увидеть завораживающее тело во плоти и убедиться в своих догадках.       Парень, должно быть, кожей ощущая этот изучающий взгляд, только по-доброму усмехается и, не отводя глаз от пустующей трассы, отвечает:       — Чон Чонгук.       В голове будто щёлкает, и неразборчивые детали быстро складываются в единую картинку, создавая чёткий образ человека, находящегося перед ним.       — Хах, теперь ясно, откуда у тебя столько денег, — беря себя в руки, хмыкает Пак, тут же осознавая всю сложившуюся ситуацию, которая, честно говоря, его больше позабавила, чем насторожила, но виду он, конечно, не подал.       — Ты определённо не знаешь, сколько у меня денег.       — Находясь сейчас в твоей машине, впечатление складывается непроизвольно, Чон Чонгук.       Все в этом городе знали семью Чон, владеющую почти всем бизнесом, который так или иначе касался недвижимости. А с недавних пор члены этой семьи стали медленно пробираться и в политику, распространяя своё влияние в самых верхах, занимая должности, явно им не предназначавшиеся. Живя в этой стране, вряд ли можно было хоть даже и отдалённо, но не слышать о них. Включая и Чонгука. Сына нынешнего заместителя вице-президента.       — Ты судишь обо мне лишь по машине, принцесса?       — Не только. Твоя известность шагает впереди тебя, знаешь ли, — игнорируя глупое обращение, отвечает Чимин, сразу меняя тему. — Но ты лучше скажи: сколько же тебе лет? — интересуется, невесомо проводя пальцами по татуировкам.       — Двадцать два.       Пак непроизвольно фыркает. Он так и знал. Слишком молод.       — Это имеет значение?       — Знаешь, на самом деле нет, — выдыхает Пак и тут же довольно добавляет, лукаво растягивая губы в улыбке, — раз уж ты платишь. И куда мы едем?       — Ко мне.       Чимин тут же меняется в лице, и Чонгук замечает это, понимая, что тому определённо не по душе ехать в чужой дом с абсолютно незнакомым человеком, как он, но отступать сейчас в его планы не входило.       — Наверное, ты удивишься, но имей ввиду, что я не катаюсь с незнакомцами не пойми куда. Ты ведь должен это понимать, — от былой игривости в голосе не остаётся и следа, а Чимин чувствует, как его тело непроизвольно напрягается и внутренний глубоко запрятанный испуг начинает просачиваться наружу, ведь такому богатенькому мальчику наверняка с рук сойти может что угодно. — Так что разворачивайся в отель, или можешь высадить меня прямо здесь.       — Я не собираюсь тебя похищать, — спокойно произносит Чон, не сбавляя скорость, — и верну тебя под твой фонарь сразу же, как мы закончим... если, конечно, ты не захочешь остаться. Я могу доплатить.       Захочет остаться? Серьёзно? Пак почти нервно фыркает на это, но берёт себя в руки прежде, чем успевает сказать что-то необдуманное. Но вот только внутри него сразу же начинают разрастаться сплошные противоречия. Нет, он определённо не верит таким сладким, пропитанным какой-то фальшивой заботой, словам. Но та уверенность во взгляде и протянутая рука так и стоят перед глазами и продолжают безостановочно затягивать в пучину, из которой, Пак знает, невозможно будет выбраться. Но всё его естество так и тянет, так и хочет поддаться, настолько сильно хочет, что просто начинает игнорировать растущую тревогу, почти заставляя её уйти, давая возможность вновь ощутить то непередаваемое чувство лёгкости, когда собственная ладонь опустилась в чужую, давая разрешение утянуть себя на дно, полное загадок и тайн. Стоит ли оно того? Чимин без понятия. В этот раз решая довериться своим необузданным эмоциям и лишь надеясь, что не совершает ошибку.       — Я ведь не пожалею об этом? — продолжая напряжённо смотреть на Чонгука, наконец подаёт свой голос, исполненный неуверенностью.       — Это уже решать будешь ты, принцесса, — всё так же твёрдо и непоколибимо отвечает, на миг поворачиваясь к Чимину, давая снова заглянуть в свои невероятно чёрные глаза, которые, казалось, смогли немного успокоить бушующее внутри старшего волнение. — Я лишь прошу довериться мне.       Довериться... Как будто это так легко.       Чимин больше ничего не говорит и, прикусив губу, просто отворачивается, садясь на мягком сидении как следует и устремляя внимательный взгляд за окно.       Он понимает, что очень рискует, позволяя увезти себя непонятно куда непонятно кому, но сердце то и дело продолжает предательски срываться с ритма. У него по-прежнему крутится куча вопросов в голове, но он решает повременить и первым делом определить, что же делать и как вести себя с этим парнем дальше.       Спустя минут пятнадцать они уже пересекли границу города, из-за чего Чимин вновь стал нервничать, но быстро успокоился, ведь он следил за дорогой и прекрасно осознавал, где именно они находились.       И вот, наконец свернув с главной дороги, Чонгук проехал вперёд ещё немного и через пару минут они оказались около загородного дома, на вид невероятно большого и богатого для Чимина, который подобное видел лишь в кино. Вокруг дома стоял высокий забор, и, чтобы попасть внутрь, им нужно было проехать ворота, на которых стояла весьма внушающая охрана.       Боже, во что он вляпался?       Когда всё-таки машина остановилась перед домом, Чимин, как ни старался, так и не смог выдохнуть с облегчением, наблюдая, как за ними закрываются те самые ворота, будто перекрывая все пути к отступлению и обрывая ход его привычной жизни.       — Хэй, ты не забыл, что нужно дышать? — отстёгивая так и замершего Чимина, усмехается Чон, видя наконец, как звонкий щелчок быстро приводит того в себя.       — Это и правда твой дом? — с интересом спрашивает Пак, игнорируя слова младшего и открывая дверь, выбирается из машины, сразу же поправляя одежду. — Или всё же твоих родителей? — дразнит, оборачиваясь и опираясь о крышу авто, наблюдая, как с другой стороны выпрямляется парень, бесшумно закрывая дверь.       — Это мой дом, кроме нас здесь никого, не переживай, — спокойно отвечает.       Чимин только хмыкает, ещё раз внимательно осматривая большое богатое здание и широкую ухоженную лужайку перед ним. Вся территория была хорошо освещена, но всё же находиться здесь так поздно ночью было немного не по себе, хотя он не мог отрицать и того, что всё это окружение ему определённо нравилось. Но в то же самое время Чимин искренне боялся, что вся эта медленно выходящая из-под контроля ситуация ударит по нему и вся его выдержка просто рухнет, показывая кому-то чужому потаённые чувства и эмоции. А Пак хорошо знал, что стать для кого-то очевидным — значит проиграть.       — Интересно, чем же ты занимаешься тогда?       — У тебя так много вопросов, — обходя машину, всё так же продолжает хитро усмехаться Чон, видя забавную реакцию старшего, — пожалуйста, по одному за раз.       Он подходит почти вплотную, внимательно рассматривая невысокую фигурку перед собой, наслаждается, даёт себе время впитать каждую частичку этой бесподобной и такой желанной красоты, отчётливо ощущая, как внутри начинает бушевать ураган из абсолютно непохожих друг на друга чувств. Чонгук так долго ждал этого момента, так долго искал, и вот теперь эта заветная сладость почти у него в руках. И, кажется, всё время на свете принадлежит ему. Им. Но даже так упускать не хочется ни мгновения.       Чон тянется и в конце концов касается, опуская ладони на изящную талию, оглаживая невероятные бока, мысленно восторгаясь точёными изгибами, и понимает, что его глаза сейчас вряд ли смогли бы обмануть хоть кого-то, показывая истинные чувства каждому, кто решится заглянуть. Ткань сразу неприятно собирается под пальцами, лишь мешая. От неё хочется избавиться, разорвать на кусочки, чтобы кожа к коже, почувствовать, ощутить жар, исходящий от великолепного тела. Понять наконец, что это не очередной сон, а реальность.       Скользя всё ниже, ладони натыкаются на тонкий ремешок, вдетый в шлёвки джинсов. Парень тут же останавливается и сжимает тазовые косточки, неспешно притягивая к себе буквально замершего Чимина, вжимая его бёдра в свои, всё так и не переставая внимательно наблюдать за будто растерявшимся мужчиной.       Это бы было даже забавно, вот только... Чонгук всё знает. Знает, кто перед ним, и от этого становилось отнюдь не радостно. От понимания этого всё тело холодело, попадая под контроль необузданной ярости, которая, хоть и была давно заперта в прочной клетке сознания, до сих пор давала о себе знать, в очередной раз доказывая, что она никуда не уйдёт, как бы сильно Чон того не хотел.

***

      Это произошло четыре года назад. Именно тогда он впервые увидел неописуемую и выразительную игру этого забытого всеми танцора, его грацию и безграничный талант. Чон и подумать не мог, что тот переметнётся на эту сторону. Тёмную и грязную.       Чонгуку было восемнадцать, когда он и купил те два судьбоносных билета в тот чёртов театр. Казалось бы, что может быть проще, побаловать роскошью девушку, с которой был намечен весьма увлекательный вечер, сводить в дорогой ресторан, пригласить на известную в то время постановку, проходящую лишь один вечер в зале самого роскошного театра города. Парень понимал, что и без всего этого он смог бы заполучить любую, ведь деньги — это очень весомый аргумент, когда дело касалось секса. Но ему становилась абсолютно неинтересна эта однообразность, и все шлюховатые девочки остались в прошлом его подросткового возраста. Гораздо интереснее было завлекать малодоступных девиц из более высшего общества, наслаждаясь их пробуждающимися чувствами, так стремительно растущими, что даже с этими красотками, сошедшими с обложек журналов, становилось невероятно утомительно.       Вот только Чонгук и подумать не мог, какую шутку сыграет с ним судьба, когда, находясь в центральной ложе, он увидел его. Уже нагоняющий тоску балет, внезапно засиял для парня совершенно новыми красками.       Как всё произошло, он и понять толком не успел, но вот его бешено стучащее сердце запомнило это мгновение навсегда, впитав в себя всю неземную красоту танцора, покорившего своими яркими и впечатляющими движениями весь зал.       Он узнал, кто это был, в тот же вечер, лишь подойдя к администратору после выступления и выразительно глянув на него, но вот на заманчивое предложение пройти в гримёрку к артистам отказался. Как бы Чон не хотел признавать, что попросту испугался тогда, он не мог отрицать полыхающего нутра, будто вывернутого наизнанку, определённо не готового увидеть сияющую блистательной аурой изящную невысокую фигуру прямо перед собой. Спутница была полностью забыта. Без каких-либо объяснений её забрал личный шофёр парня и увёз домой сразу же, стоило им выйти из концертного зала.       Чону ничего не стоило выяснить об этом танцоре всё, что, по его мнению, было так или иначе важно. Другими словами, абсолютно всё.       Он не втягивал в это отца, представляя его реакцию, на, как покажется, очередную пассию сына. Нет.       Ему всегда претила его семья, он не был счастлив в ней или же особо любим, и Чон не хотел пройти всю свою жизнь по их следам. Он стал понимать это уже в детстве, когда наблюдал, как отец обхаживал незнакомых женщин, приводя их в дом, когда как собственная мать не особо и возражала. К сожалению или к счастью, в свои тринадцать Чон волей судьбы, когда родители отправили его на очередной семестр подальше от родного дома в так не любимую мальчиком частную школу, тесно сдружился с сонбе из старших классов, как позже выяснилось, торговавших на территории запрещённым товаром, а конкретно, лёгкой травкой. Чонгуку не потребовалось много времени, чтобы ступить на эту скользкую дорожку.       Чон Хосок, с которого всё и началось, в настоящее время являлся единственным человеком, которого Чонгук, не лукавя, мог назвать родным братом. Они были невероятно похожи. И стоило раз скурить пару самокруток вместе, как парни буквально стали словно не разлей вода, то и дело обмениваясь своими нерадужными историями, стараясь поддержать друг друга. И уже вскоре, приторговывая в школе на пару с хёном, Чонгук понял, что это довольно интересный и прибыльный бизнес, в который ему хотелось погрузиться с головой, в отличие от нудной и приевшейся учёбы. В любом случае, торговля и в правду была у него в крови, а язык подвешен так, что даже старшие начинали к нему прислушиваться.       Это было скромное начало, но с каждым днём Чонгук рос, а вместе с ним и его маленькое незаконное предприятие. Спустя пять лет он смог добиться значительных успехов, всё это время продолжая отдаляться от родных всё дальше, на что, однако, Чону было откровенно плевать, он просто продолжал на пару с Хосоком собирать вокруг себя собственных людей, готовых идти за ними и сотрудничать на их условиях, расширяя своё дело и непрестанно шагая вперёд, догоняя по своим поставкам довольно крупные группировки города. Это был чистый азарт, бурлящий в молодой крови, подстёгиваемый славными сделками и вечными победами в недружественных стычках с влиятельными людьми, которые просто не могли игнорировать новое появившееся на рынке лицо. Но и Чонгук не мог полностью отрицать, что по началу не брезговал пользоваться своим положением и своей фамилией, что невыносимо злило каждый раз, когда его просто недооценивали, в открытую насмехаясь над наивным мальчишкой, родившемся с серебряной ложкой во рту. Но даже это выступало лишь как очередная мотивация, забавляя и заставляя вновь вступать в игру.       Всё шло так прекрасно, и ничто его не волновало, до того самого вечера, когда в одно мгновение мысли просто улетучились, оставляя после себя только чистейшие и такие искренние чувства. Никакие дела его больше не интересовали в тот момент, и лишь одного хотел парень, — чтобы этот волшебный неземной образ в голове воплотился и оказался рядом с ним.       Чонгук знал, что танцора зовут Пак Чимин, что он на четыре года старше его самого, студент, через пол года заканчивающий университет искусств, одновременно успешно подрабатывающий в маленьком театре на окраине города, чтобы оплачивать свою скромную съёмную квартиру и дорогостоящее обучение. На большую сцену тот попал совершенно случайно, решив от отчаяния пройти пробы, о которых узнал из объявлений, но та постановка была единичным случаем. Спонсоры, которые пообещали ему уйму поклонников и невероятную известность, будто испарились через пару дней после поистине грандиозного дебюта, из-за чего танцору пришлось вновь вернуться на своё старое место, где посетителей с каждым разом становилось всё меньше, а свободных рабочих мест всё больше. Театр был на грани, и Чонгук на самом деле даже старался помочь, но в то время его связи и средства были не настолько обширны и велики, чтобы растрачивать их на такие незначительные для их бизнеса дела, и все попытки шли коту под хвост. Но сам он с того рокового для себя дня так ни разу и не пропустил выступлений, где участвовал Чимин. Он приходил на них, чтобы успокоить своего беснующегося зверя внутри, сгорающего заживо от тоски, проклинающего трусливого хозяина, который за два месяца так и не набрался смелости подойти к этому чистейшему созданию, каждый раз так искренне выплёскивающему все эмоции на сцене, сплошь пропитанные отчаянием, нуждающемуся в срочной помощи.       Но когда всё же этот день настал, когда Чон был полностью готов, чётко выставив перед собой все цели и приоритеты, на заявление о которых Хосок выразил своё явное недовольство, ведь всё то время, пока Чонгук страдал от своей неразделённой любви, ему приходилось самому улаживать все рабочие вопросы. Да, именно тогда для Чона всё и рухнуло. Как он ни старался, из кожи вон вылезая, отыскать драгоценного похитителя своего сердца, найти так и не смог. Тот просто пропал. И даже его люди были не в состоянии разыскать хоть какую-то зацепку, куда бы ни сунулись, — везде было пусто. Ничего. Последнее, что Чон узнал, так это что театр закрылся, а в университете искусств больше не было никакого студента с именем Пак Чимин...

***

      — Может, теперь ты ответишь мне на пару вопросов? — тихо тянет Чонгук, склоняясь всё ниже, почти соприкасаясь с миленьким носиком. — Так ли нежны и сладки твои губки на вкус, как и на вид?       Чимин словно отмирает, заглядывая в чёрную бездну, обезумевшую, затягивающую в себя. Хочется окунуться или же нырнуть без оглядки, он ещё не решил, но точно попробует. Дыхание одно на двоих за мгновение становится непередаваемо жарким. По спине пробегают крупные мурашки, и, когда бёдра нечаянно потираются друг о друга так, что тут же хочется ощутить это снова, Пак всё же тянется навстречу. Руки опускаются на широкие плечи, соскальзывая дальше, обвиваясь вокруг мощной шеи.       — Так проверь.       Между ними мечутся искры от напряжения, которые тут же превращаются в один яркий взрыв искренних сияющих ослепляющим светом чувств. Они сталкиваются губами, неосознанно стискивая друг друга в объятиях, таких крепких, что, кажется, ещё немного и захрустят рёбра. Будто бы влюблённая пара, прожившая в разлуке несколько лет, встретилась, стараясь уместить весь спектр зашкаливающих эмоций в одном лишь поцелуе. Так странно, необузданно и горячо.       Чимин тихо поскуливает от нахлынувших чувств, ноги подкашиваются, но сильные руки не отпускают, держат, крепко обхватив за спиной. Губы горят от той страсти, с которой на него набросился парень, заражая ею и старшего, врываясь в горячий ротик языком, играясь с чужим, вылизывая сладчайшие губки, оказавшиеся в разы вкуснее, чем казалось поначалу.       Чонгук ощущает, как за него хватаются ладошки, яростно сжимают ткань широкой футболки, натягивая с такой силой, словно стараясь разорвать. Младший понимает это, ведь у самого руки так и чешутся от желания избавиться от всей одежды, невыносимо мешающей сейчас ощутить жар пылающей кожи, такой белоснежной, будто прозрачной. Он видит, как дрожат пушистые ресницы, как тонкие брови сводятся к переносице от напряжения, будто старший сейчас и вправду испытывает подобное впервые. От этого становится непередаваемо тепло внутри. И хоть огонь так и продолжает пылать, теперь, немного успокаиваясь, он начинает медленно расползаться по всему телу.       Чонгук выпрямляется, неспешно отстраняясь от пухлых губ, таких соблазнительных, что хочется вновь как можно скорее ощутить их на своих и уже не отрываться вовсе. Но он сдерживается, напоминая себе, что это лишь начало и парень непременно сможет распробовать мужчину полностью, не упустив ни кусочка вожделенного тела.       — Это было в разы слаще, чем казалось, — неотрывно смотря в помутневшие светлые глазки, произносит Чонгук.       Но уже через мгновение его взгляд перемещается ниже, и теперь с неподдельным обожанием он пожирал глазами мокрые от слюны и лишь ещё больше распухшие приоткрытые губы. Отпустив изящную талию, Чон тянется ладонью к очаровательному лицу и, затаив дыхание, стирает влагу, проводя по этой завораживающей красоте большим пальцем, ощущая волшебную мягкость, и тут же, смущая старшего ещё сильнее, подносит к собственным губам, слизывая лакомство, которым был намерен баловать себя всю ночь.       — Пойдём в дом, — хрипит и берёт Пака за руку.       Чимин быстро развеивает странное наваждение, заполнившее туманом разум, и чувствует, как его утягивают за собой. Глянув вниз, он лишь тихо и недовольно мычит, увидев, как явно напрягшийся в штанах член неприятно натягивает плотную ткань джинсов, благо его майка выбилась из-за пояса и теперь немного прикрывала пах. Ну вот почему этот Чонгук настолько горяч? Пак с запозданием осознаёт, что никогда ещё не шёл за кем-то с такой радостью, которую сейчас с усилием старался подавить, сгорая от стыда за самого себя. Да, он ложился под клиентов по собственной воле, но никогда не переставал думать о том, что это всего лишь способ заработать денег, который никогда не значил чего-то большего. Просто секс с приятным бонусом в конце. Но вот именно сейчас ему хотелось этого как никогда раньше, и дело было отнюдь не в деньгах, так завлекающих первоначально. Его манила загадочная высокая фигура перед ним, всё продолжающая и продолжающая утягивать за собой в неизвестность. А собственное нутро желало лишь одного — следовать за ним. И в такие моменты становится ужасно сложно сопротивляться самому себе.       Проходя в главную дверь, Чимин даже и не успел разобрать ничего из-за отсутствия света, но фонари с улицы дали ему небольшую возможность оценить дом изнутри, и даже этого хватило для понимания того, что обстановка весьма впечатляет. Но для составления более полноценной картины времени ему, к сожалению, не дали, ясно было только, что внутри дом оказался гораздо светлее, чем можно было подумать. А на втором этаже его сразу же провели в комнату, где акцент явно был сделан на массивной кровати, застеленной белыми свежими простынями, и больших раздвижных стеклянных дверях чуть дальше, ведущих на широкий балкон с парой стульев и столиком, где вид открывался весьма и весьма живописный. Чимин был очевидно заворожён. Ему понравилось всё, что он успел увидеть, и непроизвольно захотелось просто остаться здесь и насладиться роскошью и уютом большого дома, в который его заманили против воли. Но сейчас, когда, переводя взгляд из-за окон, видит, как Чон, отойдя к кровати, так и оставшись стоять к нему спиной, принимается стягивать с себя одежду, медленно оголяя мощную спину, понимает, что ради подобного готов с лёгкостью переступить некоторые свои давно устоявшиеся правила. Пак чувствует, как кровь под кожей закипает вновь, а вся волнующая его секундой ранее обстановка и вовсе забывается. Ладонь, за которую его сюда привели, просто горит от ощущения того, что секундой ранее её крепко сжимали длинные пальцы, покрытые чёрными узорами, которые, как оказалось, вились гораздо выше предплечий. Крупные мышцы просто перекатывались под смуглой кожей при каждом движении, отчего и рисунок, краем задевающий лопатку, изменялся, или это Чимину просто казалось из-за отсутствия хорошего освещения, так как лишь неполная луна, зависающая над кромкой густого леса, позволяла разглядеть то немногое, что хотелось увидеть при ясном свете солнца, которое без проблем смогло бы обрисовать все чёткие контуры крупной фигуры. Но нет, Чимин не жалуется, сейчас он слишком доволен всем происходящим и сам так и тянется навстречу, желая ощутить эту красоту кончиками пальцев, ладонями, всем телом. Он уже мысленно представляет, как Чонгук окажется над ним, опустит руки на его бёдра и...       Чонгук неспешно оборачивается, откидывая мешающую ткань в сторону. Улыбается до невозможности обворожительно, когда замечает направленный на него сверкающий взгляд старшего, уже сделавшего пару шагов ему навстречу, попутно избавившись от ненужной обуви. Он снова протягивает руку, довольно наблюдая, как к нему тут же без прежних сомнений тянутся, доверяясь и смело вкладывая небольшую ладонь. Чонгук сжимает тонкие пальчики своими, с удовольствием отмечая их теплоту и даже жар, который, казалось, просто распирает мужчину напротив, не переставая искать выход. И с этим парень был готов помочь.       Чимин очарован. Он не на секунду не сомневался в том, что под одеждой скрывалось безусловно великолепное тело, к которому его так и тянуло, но стоило тому повернуться, как Пак ощутил, будто земля стала уходить из-под ног, а сердце просто не могло успокоиться, заставляя своего хозяина шумно глотать воздух. Спереди парень выглядел ещё лучше, чем секундой ранее сзади, но, чем ближе он подходил, тем более заметными становились и некоторые неровности на коже, казавшейся такой идеальной вначале, и старшему оставалось совсем немного, чтобы наконец осознать, что это. Протягивая свободную ладонь, он касается тяжело вздымающейся груди, тут же чувствуя, как словно слабыми разрядами по собственному телу проходит ток, заряжая сердце, вынуждая его биться о рёбра с такой силой, что, кажется, даже Чонгук услышал. Скользит пальчиками ниже, оглаживая крупные мышцы, натыкаясь на редкие стяжки кожи, следит глазами и всё же видит сквозь весь полумрак, никак не дающий полной картины. Шрамы? Откуда у этого избалованного мальчишки могут вообще взяться шрамы? Но даже так Чимин не одёргивает руку, наоборот, прослеживает дорожку вниз, детально изучая каждый выступ на мягкой коже, подмечая каждую неровность, не в силах перестать восхищаться крупным телом перед собой, игнорируя опасность, о которой кричит всё внутри.       — Откуда это у тебя? — облизывая полные губы, хрипло произносит Пак, чувствуя, как широкие ладони, отпустив его руку, тянутся вверх, цепляя тонкую ткань кофты на плечах и утягивая её вниз.       — Что именно? — напрягая свой и так каменный живот, спрашивает Чон, прекрасно видя, как нравится Чимину происходящее.       — Это, — говорит в ответ, надавливая пальцами на неровные участки смуглой кожи, — и вот тоже... Откуда?.. — с придыханием поднимая взгляд вверх и встречаясь с чёрными пленительными глазами, он всё же решает вновь озвучить вопрос, который ранее был оставлен без ответа: — Чем ты занимаешься?       — Хм, это... разные вещи, — довольно размыто отвечает, и Чимин явно не удовлетворён этим.       — Что значит «разные»? — звучит более настойчиво, как раз в момент, когда поблёскивающая ткань всё же падает на пол, а чужие руки уже тянут вверх тонкую майку, забираясь под неё, касаясь нежнейшей кожи, сжимая её в пальцах и притягивая стройную фигуру к себе.       — Довольно серьёзные вещи, принцесса. Может, я тебе о них и расскажу когда-нибудь, но поверь, то, что я катаюсь на дорогих машинах, привлекая внимание конкретной ночной феечки, в их счёт не входит, — улыбается.       Чимин хмурится, совершено недовольный таким раскладом, но сразу как-то расслабляется в сильных руках, улавливая смысл до конца и уже с самодовольством переспрашивая:       — Привлечь моё внимание? — хитро щурит глазки. — Серьёзно? Тебе и правда уже двадцать два?       — Хах, но ведь правда в том, Чимин, что это сработало, и ты ждал меня, верно?       — С чего ты это, интересно, взял? — произносит с напускным удивлением, невинно приподнимая тонкие брови.       — Ты же поехал со мной, совершенным незнакомцем, вместо того, чтобы, как и всегда, сесть в машину того подонка, с которым спишь уже год. Ты знал, что я приеду, и ты ждал меня.       У Чимина перехватывает дыхание. Откуда он знает про Сохёна?       Но Чонгук не даёт ему и слова больше вставить, не желая говорить, потому что не упоминать, кем именно является человек перед ним, просто невозможно, а от каждого такого напоминания в животе всё туже завязывается узел, переполненный гневом и отрицанием. Он просто даёт волю своим бесчисленным желаниям, оставляя за спиной все свои тёмные стороны, которые никогда и ни в коем случае не покажет Чимину.       Четыре года он ждал этого момента, представлял и грезил. Поймать, приручить и не отпускать. Парень склоняется к растерянному лицу, такому невероятно прекрасному, каждую линию и изгиб на котором он выучил наизусть, пока не прекращая изучал фотографии, предоставленные его людьми, сделанные в то время, когда тот ещё не пропал и продолжал выступать на сцене. Опаляя сладкие губы горячим дыханием, он не сдерживается больше и получает свой второй, несравнимый с первым поцелуй, почти не контролируя себя и упуская томный стон, когда понимает, что, забывая обо всём, ему отвечают, вновь обнимая, вжимаясь всем телом. Внезапно становится ясно как день, что старший просто тает перед ним, упиваясь ласками, чувствами, о которых до сей поры, оказывается, так мало знал и даже не думал, что может быть и так. Страстно, волнительно, обжигающе. Да, Чонгук тоже это прекрасно понимает. Ни с кем ему не было так хорошо, ни с кем он не чувствовал себя настолько живым, готовым отдавать всего себя.       Они целуются куда более напористо, чем в первый раз. Чимин так и льнёт к обнажённой груди, сжимая пальчиками упругую кожу, под которой скрывались твёрдые мышцы. С трепетом ощущает широкие прохладные ладони на своей пояснице, как они ласкают ставшие такими чувствительными места, задевая края джинсов, стараясь проникнуть под них, но так не кстати этому вновь мешает тугой ремешок. Пак хнычет в горячие губы, двигая бёдрами навстречу, вновь понимая, что его медленно, но верно охватывает полыхающий внутри огонь, всё разгорающийся и продолжающий пожирать всё на своём пути, вот-вот готовый перекинуться на высокую фигуру рядом.       Чонгук, проскальзывая ладонями ниже, проходясь по великолепной и просто неземной заднице, и, немного склонившись вперёд, тянет за сладкие бёдра вверх, чтобы в следующее мгновение уже выпрямиться, подкидывая стройное тело на руках. Он держит уверенно, явно не испытывая никаких неудобств, а Чимин лишь спешит легко улыбнуться прямо в поцелуй, даже так не желая отрываться от манящих губ. Теперь они были наравне, и старший, крепко обхватив парня ногами, выгнулся, с сожалением выдыхая оттого, что с него так и не успели снять майку, ведь до безумия хотелось ощутить этот жар собственной кожей, впитать его в себя, прочувствовать как следует. Он просто начинает двигать бёдрами, потираясь пахом об обнажённый крепкий живот, отчего ягодицы, так славно лежащие в руках Чона, напрягались от каждого движения, давая хорошенько оценить волшебные формы, заставляя сдавленно мычать прямо сквозь напористые поцелуи. Пак продолжает оглаживать проворными пальчиками каждый изгиб на сильных плечах, надавливая в самых чувствительных местах, наслаждаясь каждым моментом.       Чонгук же, получая сейчас так много, о чём и мечтать прежде не смел, словно зверь, накинулся на полную миску сочного мяса, пытаясь наесться досыта после долгого голодания. Хочется проглотить целиком, даже не разжёвывая, просто съесть, но парень продолжает усиленно держать себя в руках и всё-таки старается насладиться своим ужином не спеша, тщательно пробуя каждый кусочек. Он отходит назад, через секунду упираясь ногами в кровать. Опускается, аккуратно удерживая мужчину на руках, садясь и сразу пристраивая сладкую попку на своих коленях. Забирается ладонями под маечку и, стараясь коснуться каждого оголённого участка бархатной кожи, скользит всё выше, ощущая пальцами мелкую будоражащую сознание дрожь. Наконец, отрываясь от покрасневших губ, парень быстро снимает тонкую ткань, невольно цепляясь взглядом за яркую черную надпись на боку, отмечая про себя, что её определённо раньше не было, но каждая буква, покрывающая кожу на выпирающих рёбрах, будто уже давно впиталась гораздо глубже, чем казалось на первый взгляд. Смысл для Чона терялся, и он мог лишь догадываться об их значении, но вот склониться и оставить мягкий поцелуй на этих чернилах всё же ничего не помешало.       Чимин сразу отклонился назад, упираясь руками в чужие колени позади себя, стараясь выгнуться в спине как можно более сексуально, открываясь для ласк младшего и не мешая ему наслаждаться своим телом. Уж кто-кто, а Пак определённо знал, чего именно от него ожидают, прекрасно видя, как сильно нравится его внешность окружающим, а этот парень ясно дал понять, что более чем заинтересован им, с самого начала.       Чон скользит грубоватыми ладонями по изящному телу, подтянутому и такому гибкому, оглаживая живот, проскальзывая за спину, легко царапая поясницу и поднимаясь всё выше, пока губами не переставал оставлять влажные поцелуи на боку, пометив собой каждую резко выведенную букву, прослеживая мокрую дорожку к груди, на которой до безумия хотелось оставить как можно больше следов. Он вылизывает каждый миллиметр волшебной кожи, слушая манящие стоны, раздающиеся над головой, вбирает самый сладкий вкус, вдыхает пьянящий собой запах, пока ласкает совершенство, надёжно держа его в своих руках, не собираясь отпускать или делиться. Нет. Сегодня он сделает эту принцессу своей. Любыми способами удержит рядом и сделает этот день последним, когда к изумительному и поражающему своей изысканностью телу прикасался кто-то другой, трогал красоту, принадлежащую лишь одному человеку, с которым определённо не стоит шутить или пытаться вести игру. Потому что Чонгук всегда выигрывает. Оставляя едва краснеющие следы на груди, парень ощущает, как в волосы забираются маленькие пальчики, медленно утягивая вверх, и младший успевает лишь слабо куснуть острую ключицу, когда его всё же заставляют взглянуть в помутневшие карие глазки, на дне которых бесновались чертята, явно намереваясь позабавиться.       Чимин коротко целует парня в щеку, тут же склоняясь и широко проводя мокрым язычком вдоль мощной напряжённой шеи, слыша, как тот громко сглатывает, и видя, как движется кадык под кожей. Он более напорист, чем когда-либо. В жилах кипит кровь, растекаясь по организму с такой скоростью, что сердце просто не успевает справляться. Его тянет к Чону, и он не может этого отрицать. Наверное, тот просто слишком горяч и невероятно убедителен в своих словах, и от этого хочется отдаться в его сильные руки поскорей, предоставить ему полную власть над собой и упиваться дикой страстью, забирая её часть и одновременно делясь своей.       — Знаешь, что я думаю, Чонгук, — томно шепчет на ухо, касаясь губами и горячо выдыхая каждое слово, не забывая двигать бёдрами, на которые опустились руки парня, — что ты тот тип людей, с которыми лучше бы не связываться. Ты очень... — целует, прерываясь лишь на секунду, — очень плохой мальчик, верно?       — Верно, — губы непроизвольно растягиваются в усмешке. — Ты хочешь узнать так сильно, принцесса?       Останавливая плавные возбуждающие только сильнее движения, сжав полные бёдра покрепче, Чон снова чувствует сладкие дурманящие поцелуи на шее, а следом и скользящие вниз по животу озорные пальчики, цепляющие шнурок на поясе спортивных штанов, развязывая и медленно оттягивая ткань пробирающейся внутрь ладошкой. У парня дыхание перехватывает, когда Чимин касается кромки белья. Хорошо, что он успел принять душ после своих вечерних пятнадцати километров в зале, хотя мысли о том, чтобы утянуть эту феечку в тесную кабинку вместе с собой, сейчас кажутся просто волшебными и невероятно заманчивыми. Разум улетучивается в ту же секунду, как парень чувствует прохладные пальчики, обернувшиеся вокруг влажной головки. С губ слетает томный стон непередаваемого удовольствия, теперь в голове вертится лишь мысль об одном единственном желании: ощущать внизу больше этих мягких, кружащих голову прикосновений, которые проворная ладошка стремится скорее предоставить, скользя ниже, вдоль всей длины, прослеживая вздувшиеся венки, размазывая капельки смазки, наконец обхватывая как следует и несильно сжимая. Чонгук просто теряется, ощущая накрывающее с головой наслаждение. Он не спал ни с кем последние две недели, упорно подготавливая себя к этой встрече. Его молодое ненасытное либидо зашкаливало, но внутри одновременно бушевал ураган самых разных эмоций, создавая полнейшую неразбериху, в которой и хотел разобраться парень до того, как всё-таки будет готов увидеть танцора перед собой не в очередном своём сне, а вживую, на самом деле. Сейчас же, оставив позади, наверное, самое волнительное мгновение в его жизни, произошедшее на ночной дороге, незаметно копившееся всё это время возбуждение грозит прорвать громадную плотину его терпения и затопить в себе всех вокруг, а точнее, одну конкретную игривую принцессу, подливающую лишь больше масла в это бушующее пламя своими действиями. Чон чувствует каждой клеточкой неспешные движения в своих штанах, такие мокрые, грязные, хочется упасть в эти бесконечные грани удовольствия, просто провалиться, утопая в их всепоглощающей глубине. Пухлые губы уже покусывают плечи, опускаясь к тяжело вздымающейся груди, но младшего будто переклинивает. Он резко вытягивает шаловливую ладошку, а следом опрокидывает удивлённого мужчину на спину, подтягивая его к середине кровати и нависая сверху. Осознание того, что почти кончил лишь от неспешной короткой ласки, бьёт по его внутреннему самоуважению. Но всё же он признаёт где-то в глубине, что удержаться, находясь в руках того, кого искал четыре года, дорогого стоит.       Громко выдыхая, парень выпрямляется, смотря теперь на лукавую усмешку на выразительном лице, но сам не поддаётся на эту откровенную провокацию и лишь грубовато расстёгивает ремешок на узких штанах старшего, а следом и тугую пуговицу с молнией, приходя в себя и успокаиваясь. Отвечая такой же хитрой улыбкой, он тянет за плечо, переворачивая под собой тонкое тело на живот, Чимин на это только продолжает слабо посмеиваться, специально выставляя свою попку повыше, изгибаясь в пояснице, неспешно принимаясь водить бёдрами из стороны в сторону. Чонгук заворожённо следит глазами, опуская ладони на плотную ткань чуть выше колена и, сжимая в пальцах упругие мышцы на великолепных стройных ногах, ведёт выше, надавливая, не контролируя себя. Но кто бы вообще устоял на его месте? Медленно скользя взглядом вверх, Чонгук подмечает каждый участок молочной кожи на выгнутой спине, освещённый лишь мягким светом ночной луны, её непередаваемую красоту и нежность, тело перед ним было таким изящным, что казалось хрупким в собственных руках. Узкая талия, неширокие плечи и открытая шея, в которую хотелось впиться губами и оставить пару отметин, ни в коем случае не останавливаясь и спускаясь всё ниже, заласкать каждую клеточку, каждый миллиметр светлой кожи, достигая сладких манящих ямочек на пояснице.       Чонгук только и мог, что грезить об этом изо дня в день, мечтая прикоснуться, узнать, каково это — быть с кем-то настолько по-неземному прекрасным, чистым и незапачканным такой откровенно скверной жизнью, протекающей в большом городе, полном несправедливости и лжи... Но теперь ему этого никогда и не узнать. Чон с силой закрывает глаза, прогоняя светлый образ кружащегося на сцене главного танцора, парящего и увлечённого настолько, что он и в самом деле будто примерил на себя роль ангела.       Коротко мотая головой, парень видит, что серая макушка устроилась на согнутых руках, из-за чего теперь можно было услышать громкое сдавленное дыхание, которое мужчина старался до этого скрыть в простынях. Устроившись между разведённых ног, Чон возвращает взгляд на всё ещё поднятые вверх бёдра и чувствует, как в собственных штанах член снова дёргается от этой жаркой картины, заставляя выкинуть из головы всё лишнее. В предвкушении младший проводит длинными пальцами по заветной промежности, ощутимо надавливая и сразу сжимая округлые ягодицы в ладонях, от чего тело перед ним охотно подалось навстречу жадным касаниям, которые тот с большой радостью готов был предоставить. Не удержавшись, Чонгук всё же склоняется и прикусывает кожу на боку, таком соблазнительном и сладком, но уже испачканном в чёрном, принимаясь вылизывать чувствительные изгибы, тут же ощутив дрожь, прошедшую по спине старшего и собственные мурашки, покрывшие плечи за одну секунду, когда ладони, наконец, уцепившись за края джинсов, спустили их вниз, обнаруживая, что никакого белья под ними не оказывается. Сглатывая вязкую слюну, он с трудом, но снимает последнюю одежду с Пака, оголяя волшебную задницу и длинные ноги, не останавливаясь и медленно перемещаясь поцелуями всё ниже, слыша сладостные стоны сверху, которые становились только громче с каждым последующим касанием. Руки сжимали напряжённые бёдра, скользя по ним то вверх, то вниз, лаская и стараясь расслабить. Боже, никогда его ещё так не тянуло вылизать чужую задницу, какой бы та ни была аппетитной. А сейчас его дурманил даже запах, такой насыщенный и приторный, опьяняя и заполняя лёгкие собой, заставляя подчиниться ему, идти у него на поводу. Чон несильно сжимает зубы на упругой половинке, страшась открыть глаза, ибо всё это до сих пор казалось лишь потаённой фантазией. В следующее мгновение слышится слабый выдох, в котором неожиданно звучит его собственное имя, и это определённо самые волшебные звуки, которые парню удалось услышать в своей сполна насыщенной жизни. Стоны всё же вынуждают поднять глаза к светлой макушке, а следом и отстраниться, выпрямляясь между разведённых ног.       Чимина ведёт, он чувствует, что вот-вот его накроет мощная волна, перекрывая собой весь внешний мир, заставляя прекратить думать о ненужных сейчас вещах, выкинуть все вопросы из головы и сосредоточиться лишь на этих мягких губах и грубоватых руках внизу. Он возбуждён так сильно от, казалось бы, простых ласк, и ему просто хочется надеяться, что всё это лишь наваждение, навеянное глубоким сном. Но просыпаться он ни за что на свете бы не стал. Задыхаясь от удовольствия, Чимин ждёт следующих действий со стороны младшего, но даже спустя долгие секунды ничего не происходит, поэтому, изгибаясь в спине, поворачивается назад, кидая свой замутнённый взгляд из-под светлой чёлки на парня, внезапно нахмуревшегося и смотрящего куда-то вниз. В одно мгновение становится не по себе и сознание немного проясняется.       — Что не так?       Тихий голосок отрезвляет, но Чон не может оторвать тяжёлый взгляд от тёмных следов на бедре Чимина. Его будто ударил мощный разряд, пройдясь по всему телу, отдаваясь острой шипящей болью в груди. Он ведёт пальцами по почти сошедшим синякам, вроде бы и вовсе незаметным в полумраке комнаты. Но Чонгук всегда был слишком внимателен к мелочам, а когда перед тобой оказывается самый светлый, будто выдуманый образ, не заметить что-то даже столь незначительное становиться попросту невозможно. Зубы сжимаются до скрежета, он буквально чувствует, как его заполняет очередная вспышка ярости и злости, распространяясь по телу, заполняя собой каждую клеточку. Внутри всё снова разрывается на куски, параллельно с львиной долей горького разочарования, растворившейся в водовороте чувств. Было довольно очевидным, как именно появились эти следы, и Чон уже красочно прогоняет в сознании ту сцену, где вышибает мозги тому ублюдку, который посмел оставить это.

***

      Так когда всё же Чонгук узнал? Когда нашёл своего ангела, не дождавшегося, успевшего спуститься так низко, испачкав при этом свою нетронутую красоту и растеряв всю чистоту? Ох, Чон искал его, искал каждый божий день, не переставая цепляться за каждую ниточку, забывая о том, что работа в это время не стояла на месте и дело порой несло убытки из-за его невнимательности. А Хосок лишь бесился сильнее, стараясь, однако, привести парня в себя и помочь расставить приоритеты по местам как оно и должно было быть всегда, но терпел лишь неудачи, видя так и не прекращающиеся упорные попытки отыскать пропавшего танцора. Он даже старался помочь другу, но это дело казалось просто неосуществимым, до того самого дня, когда один из его подчинённых, так удачно собиравший информацию о новоиспечённом конкуренте на рынке, случайно не оказался в довольно популярном большом клубе, где тот любил проводить своё свободное время. Парень подслушал довольно увлекательный разговор нескольких, по его словам, солидно выглядевших мужчин, в одном из которых он признал Ли Джису, владельца нескольких крупных игорных заведений. Тот уже под градусом от выпивки, делился довольно личной информацией с окружающими его людьми, рассказывая, что недавно нашёл себе первоклассную шлюху, проезжая по обычно пустующей окраинной дороге. И вот тогда стоило только краем глаза увидеть откровенную фотографию, которую Ли показал на своём телефоне, всё сразу встало на свои места. Все приближённые знали, кого именно ищет Чонгук, и все хотели ему угодить, получив при этом и свой сладкий кусок пирога, поэтому узнать на снимке того самого Чимина большого труда не составило. В тот же вечер этот засланный парень заявился в кабинет Чонов, готовый поделиться ценной информацией и получить хорошую награду за неё. Но только вот Чонгук явно не был готов к такому. И стоило лишь озвучить данную новость, как в наполнившемся гробовой тишиной помещении, где тогда находился и Хосок, отчётливо послышался хруст ломающегося носа и болезненный стон. Младший Чон был в ярости, хватая парня за ворот и собираясь ударить ещё пару раз, но вовремя подоспевший хён успел остановить его, велев подчинённому скрыться, а усадив друга на мягкий диван, быстро налил ему выпить.       Тогда у Чонгука в голове вертелось лишь: «Какого чёрта?»       Руки стали подрагивать от непреодолимого желания превратить лицо этого убогого лжеца в месиво, но, выпив пару бокалов крепкого виски и успокоившись, Чон всё же заставил себя выслушать Хосока, который привёл его в себя и напомнил, что его люди врать бы не стали, а особенно в этой щепетильной для всех теме, и что эту информацию, хоть и не обнадёживающую, но стоит проверить.       Много времени не понадобилось. И уже на следующее утро на массивном столе лежала тонкая папка, содержащая подробную и подтверждающую каждое, казалось, выжигающее саму душу, слово того паренька, историю, успевшую произойти с Чимином за эти годы. Чон просто отказывался верить и, буквально полыхая изнутри, пока рвал в клочья всю бумагу, находившуюся внутри злосчастной папки, решил... просто забыть. Окончательно, бесповоротно, закрывая своё горящее сердце в прочной стальной клетке, заставляя его остановиться, покрываясь толстой коркой льда.       Он больше двух месяцев старательно изображал отстранённость и безразличие, пытаясь доказать всем вокруг и самому себе, что больше он не будет отвлекаться и возьмёт все дела под жёсткий контроль. Что какая-то шлюха не станет тем, кто положит конец всей хоть и недолгой, но внушающей уважение истории Чонгука, его достижениям и победам.       Ни за что.       Только вот стоило ему увидеть на очередной деловой встрече того самого Ли Джису, каким-то чудесным образом втеревшегося в доверие к его партнёрам, как рука, даже не дрогнув, взялась за оружие, в следующую секунду уже спуская курок, а распрощавшееся с жизнью тело повалилось на стол, заливая кровью его поверхность. В большом переговорном зале наступила гнетущая тишина, в которой тут же напрягшиеся люди готовы были стрелять в ответ. Этот инцидент удалось легко загладить, но вот сидевшие в Чоне жажда и голод всё же напомнили о себе и дали понять, что как бы он ни пытался забыть, они не дадут. Образ Чимина преследовал его везде. Более того, в парне начало просыпаться чувство вины, абсолютно необоснованное, но так и продолжающее пожирать его изнутри. Он стал винить себя в том, что произошло с Паком. Ведь он мог помочь, на самом деле помочь. Решить эту ситуацию с театром, университетом. Он мог, но его трусость сыграла с ним злую шутку. Если бы он только подошёл к танцору ещё в самую первую встречу, ничего подобного бы не произошло. А сейчас ему лишь оставалось наблюдать со стороны, как богатые выродки продолжали покупать мужчину ради своих мерзких утех, лишь пользуясь его красотой и до сих пор будто слепящим великолепием, которое, несмотря ни на что, так и не угасло в уже давно потухшем образе упавшего с небес ангела. Чонгук знал всех, с кем пришлось иметь дело Чимину, знал и не переставал думать о том, как расправится с каждым из них собственноручно. Как будет выжимать последние капли угасающей жизни из того ублюдка, который и представить себе не может, насколько же крупно ошибся, когда решил подтолкнуть сломленного и разбитого на кусочки танцора на тот самый неверный путь, на самом деле же окунув его в это дерьмо с головой, отдав на растерзание голодным гиенам, которые были только рады свежему мясу в своей миске, стараясь успеть ухватить для себя кусок аппетитной плоти побольше.       Чонгук изолировал себя ото всех, заперся даже от Хосока, не позволяя приближаться к себе никому, пока размышлял о том, чего же он хочет больше. Вытащить Чимина из всего этого и остаться рядом, вновь подвергая риску, или же на самом деле спасти его, дав надежду на новую жизнь, где не будет больше страха перед завтрашним днём, а вся грязь останется в прошлом, показавшись лишь дурным сном.       Он не может снова ошибиться. Слишком велика цена, которую придётся заплатить в этот раз.

***

      Чонгук лишь едва касается слабых отметин на бедре, скользя пальцами по упругим напряжённым мышцам под светлой кожей, всё такой же мягкой и нежной.       — Всё в порядке, — наконец отвечает, поднимая потемневший взгляд к обернувшемуся обеспокоенному лицу.       Тело, лежащее перед ним, очевидно, стало гораздо тоньше и меньше, но даже так фигура по-прежнему выдавала своего хозяина, каждой своей клеточкой намекая, что красота эта дана ему не спроста, а заработана тяжёлым не оценённым в своё время по достоинству трудом. Было невыносимо вновь осознавать, что всё могло бы быть совершенно иначе, рассматриваться под другим углом, и их отношения складывались бы отнюдь не заключённые в рамки клиента и его шлюхи. Бушующие внутри чувства просто кричат о возможности всё рассказать, о том, что не стоит пытаться скрыть, продолжая удерживать всё в себе. Его нутро умоляет не упустить свой второй шанс, прямо как и в первый раз, стоя на коленях, изо всех сил раздирало грудную клетку изнутри, пытаясь дотянуться до светлого образа, оказаться рядом, но потерпело горестное поражение перед ложными здравыми мыслями, которые лишь скрывали за собой откровенную позорную трусость. Чонгук признался себе в этом не так уж и давно, что просто побоялся пойти на поводу у мимолётных чувств, заглушая свои порывы изо всех сил, ведь в конечном итоге так и не смог устоять. А признаться в этом перед тем, кто из-за твоей же ошибки упустил и потерял собственную жизнь, такую привычную и даже любимую, не смотря на все суровые трудности в ней, было сложнее в тысячи раз. Страшно. Снова страшно. Тому, кто, казалось бы, не должен бояться уже ничего.       Парень принял решение, когда очередной вечер подряд осушал успевшие оскуднеть запасы дорогого алкоголя в своём пентхаусе, сидя на полу и разглядывая фото человека, который лишь своим существованием переворачивал его жизнь с ног на голову уже во второй раз. Яркие глаза будто смотрели в душу, в самую глубину, играясь с уплывающим сознанием как только вздумается, заставляя определяться с уже и так давно известным выбором, сделанным, как только злосчастная папка на его столе была взята в руки.       Никогда бы Чонгук не смог отказаться от этого мужчины, добровольно отпустить его. Ни за что. И пусть это неправильно, эгоистично по отношению к Чимину и его желаниям, он не сможет поступить по-другому. Сделает всё ради его защиты, его счастья, оставляя все неприятности и угрозы за спиной, укрывая собой и не позволяя больше проникать пропитанной сплошь грязью тьме, давая ощущать лишь тёплые лучи света, которые сам же и создаст, показав, что он сможет дать ему самое важное и такое необходимое чувство безопасности.       Заглушая ревущий в крови гнев, Чон склоняется над изогнутым телом, ловя пальцами острый подбородок, а губами касаясь чужих, таких полных и мягких, целуя и заставляя окунуться в свою нежность, которой был пропитан он сам. Он не позволит себе выпустить и каплю той так долго копившейся злости из-за своего же промаха, когда рядом с ним Чимин.       — Просто вспомнил, как же восхитительно ты раньше танцевал, — шепчет прямо в приоткрытые сладкие губы, делая шаг в пропасть.       А Чимин, утонувший в невероятной ласке, даже и не понял сперва, о чём только что сказал младший, продолжающий с таким обожанием заглядывать в его карамельные прикрытые глаза, которые мгновением позже в ужасе расширяются от осознания, в замешательстве смотря на парня, стараясь понять до конца, не послышалось ли ему. Но взгляд, направленный на него, давал ясно понять, что нет. Не послышалось.       Пак резко отталкивает от себя нависающего парня, отползая к изголовью кровати.       — Какого чёрта? — шокировано выдыхает мужчина, не отрывая взгляда от выпрямившегося Чона, пока что никак не старающегося подобраться ближе, чувствуя, как в груди начинает неприятно жечь. — Да кто ты вообще такой?       — Я уже сказал тебе, кто я, — спокойно отвечает, упираясь ладонями в собственные колени, следя за паникующим мужчиной, который очевидно просто не понимает, как именно ему реагировать на подобное.       — Откуда ты меня знаешь?       Чимин чувствует, как его словно с головой окунают в прошлое, давая возможность лишь за пару секунд пропустить ту прежнюю жизнь через себя, вспомнить как следует и ощутить резкую боль в груди, медленно поглощаемую необъятной пустотой, ведь сейчас внутри него была только она. Пустота. Он судорожно пытается найти в памяти тот день, тот момент, когда мог увидеть, может случайно и непреднамеренно заметить молодого богатенького мальчишку рядом с собой. Но как бы ни старался, у него не выходит. Пусто. Он точно не мог знать его лично до сегодняшнего дня и от этого искреннего непонимания становится лишь страшнее. Чимин определённо не знает, какие именно цели преследует парень, отыскав его, а может, даже и следив за ним всё это время. Что ему может быть нужно? От него...       Чимина переполняют несвязные мысли, мимолетные догадки. Зачем он приехал за ним? Зачем забрал? И какого чёрта вообще решил рассказать об этом именно сейчас? К чему была эта неясная скрытность?       Пак ничего не понимает. В опасности ли он сейчас? Или же бояться нечего? Глядя на Чона, он не мог прочитать в его до ужаса тёмных глазах ни одной эмоции, ни одного намёка или подсказки, в каком именно направлении ему искать. Ничего.       Закрывая глаза, Чимин с силой стискивает зубы, ощущая, как его тело начинает медленно потрясывать от того невозможного водоворота эмоций, разбушевавшегося внутри. Пальцы крепко сжимают белые простыни, натягивая, готовые вот-вот разорвать ткань в клочья. Чувствует, как сердце бьётся в сумасшедшем ритме, грозясь, протиснувшись сквозь рёбра, и вовсе выскочить наружу от беспомощности, охватившей всё тело, давая понять, насколько же он беззащитен сейчас...       Но неожиданное осторожное касание выводит из состояния самокопания. Он слишком резко одёргивает руку, стараясь уйти в сторону, желая сейчас и вовсе ничего не чувствовать, но этим лишь заставляет Чона идти буквально напролом.       Парень видит, как непросто сейчас старшему, и, игнорируя его яростные протесты, замечая, что тот и вовсе собирается встать с постели, хватает того под коленями и тянет к себе, заставляя вновь повалиться на мягкие простыни. Быстро перехватывает замахнувшиеся было кулаки, сжимая тонкие запястья и будто извиняясь, тут же нежно целует предплечья, а затем и сами ладони.       — Я не хотел пугать тебя.       — А чего же ты тогда хочешь? — шипит Чимин, чувствуя предательское тепло в местах, где коснулись мягкие губы.       Чонгук склоняется над ним, прижимает ладони к постели и ведёт носом по щеке, еле касаясь и вдыхая томный запах. Чимин дёргается в сторону, но парень держит крепко, и поэтому следующее, что он чувствует, — волнительно лёгкие поцелуи на шее, горячий язык, скользящий по коже. Ощущения вынуждают следовать за ними, поддаваться им, стараясь получить больше. Чимин морщится, когда младший прикусывает плечо, скользя губами вдоль острых ключиц. Ведь хочется оттолкнуть, убежать и держаться подальше, но тело его предаёт, отзывчиво выгибаясь навстречу. Ему противно от самого себя. Неужели он и правда сможет вот так отдаться в руки кого-то, о чьих истинных мотивах не знает совершенно ничего? Чимин старается не пускать в голову мысли, от которых лишь воротило. Что ему нравится, что ему безумно приятно чувствовать на себе столько внимания и будоражащей ласки, что на самом деле он не может отрицать того, как сильно тянет его к этому парню, заставляя внутри всё скручиваться от выжигающих противоречий.       Он не удерживает слабого стона, когда Чон спускается к его груди, отпуская запястья, которые так и остаются неподвижно лежать над головой.       — Я видел тебя, — прерывая каждое слово влажным поцелуем, произносит Чонгук, — впервые на твоём большом выступлении, — проскальзывая рукой под выгнутой поясницей, обнимает, заставляя прижаться к себе, разделяя бушующее пламя на двоих, другую же опуская на стройную ножку, поглаживая бархатную нежную кожу.       — Да ты просто счастливчик, — язвит и чувствует, как в нём просыпается неясная злость, из-за отчётливых воспоминаний того грандиозного вечера и отнюдь не менее ужасающего провала, который не заставил себя ждать, становясь для него решающей точкой. Но в то же время следом за болезненными воспоминаниями, пропитавшими сознание, по телу пробегается слабая дрожь от ощущения пылающей кожи на своей, он невольно подаётся бёдрами вверх, потираясь никуда не девшимся возбуждением о невероятно крепкий живот, продолжая неохотно оттаивать из-за невыносимо томительных поцелуев, которые младший не прерываясь оставлял на его теле.       — Но потом... Я не пропускал ни одного твоего представления...       Чимин хмурится, опуская ладони на широкие плечи, выгибаясь от чувства, как мягкие губы принялись посасывать грудь, чередуя нежность со слабыми укусами. Как долго этот парень следил за ним? Чего он добивался этим? В голове медленно выстраивается картинка, но верна ли она была на самом деле? Неужели это он тот человек, занимающий самое дальнее ложе, которое со сцены было не так-то и просто разглядеть? А сам Чимин знал это лишь потому, что именно об этом посетителе всегда рассказывал их директор, искренне радуясь тому, что всё ещё оставались люди в их городе, которым не чуждо подобное искусство, сетуя как раз таки на Пака, их единственную большую звёздочку, который, наверняка, сам того не зная, привёл его за собой после грандиозного шоу. Но только вот сам он никогда не видел этого человека, не видя и смысла интересоваться подобным, полностью сосредотачиваясь на своей работе.       — Зачем?       Отрываясь от сладкой кожи, Чонгук тянется к нахмуренному лицу, заглядывая в блестящие глаза, и произносит:       — Ты уже и сам всё понял.       Слова звучат так искренне, честно, а глаза просто не могут врать. Чимин ужасно боится ошибиться. Его сердце до сих пор бьётся как сумасшедшее от волнения, от понимания того, что рядом с ним человек, который знает. Знает о нём. Вот только всё ещё остаётся неясным, как много. И это лишь будоражит сильнее. Он не выдерживает и подаётся вперёд первым, обнимая и утягивая в поцелуй. Решает, что разговор может подождать и дать ему время сполна насладиться этой необычной и продолжающей удивлять ночью.       А Чонгук лишь ликует внутри, хоть и старается это скрыть всеми силами. Он чувствует, что мужчина тянется к нему, переступая через себя, заставляя свои терзания утихомириться. Это невольно даёт надежду на нечто большее. Но только вот настойчивые губы не дают как следует осмыслить и осознать происходящее, утягивая в пучину удовольствия, вынуждая сосредоточиться только на их хозяине, так крепко обнимающем за плечи.       Чимин, правда, не может поверить в происходящее, что он готов забыться ради молодого парня, скрывающего от него так много. Но тело так и тянется навстречу этому жару, обволакивающему сознание целиком, лишая возможности думать здраво в данной ситуации. Сильные руки продолжают прижимать, а Чимин только раздвигает ноги шире, стараясь подпустить ещё ближе, потираясь о мягкую ткань спортивных штанов, под которыми так откровенно прослеживался до сих пор крепкий стояк.       Каждый старается ухватить для себя побольше воздуха сквозь не прекращающиеся поцелуи, такие жадные, нетерпеливые, застилающие непроглядной пеленой ясное сознание, давая им возможность забыться друг в друге. И если для Чонгука это было чем-то долгожданным и заветным, будто осуществившемся сном, повторяющимся из раза в раз, преследующими его каждую ночь грёзами, то для Чимина всё это было сродни прыжку в неизвестность, с летящим за ним следом собственным страхом снова быть обманутым, брошенным. Он не знал ничего. Ни что за человек перед ним, ни тем более его планов или целей. Пак не встречал его раньше, не видел, и сейчас ему остаётся только гадать, чего именно тот добивается своими действиями. Но даже так мужчина точно понимает, что буквально всё внутри него, не останавливаясь, продолжает тянуться к этому мальчишке. С момента, как увидел его уверенную улыбку и точно такие же глаза. Сейчас все инстинкты в нём будто пробудились и непрестанно твердят: нельзя упустить, нельзя потерять. Нужно просто плыть по течению, неважно, куда именно оно приведёт, самое главное, чтобы рядом был он.       Чонгук никак не может насытиться тем желанием, которое старший источает буквально каждой клеточкой своего роскошного обнажённого тела, будто передавая его через касания, наполняя до краёв их обоих. Внизу всё горит, тугое бельё стягивает собственное возбуждение, на которое он и внимания не обращал до этого момента, уделяя его лишь Чимину, полностью забывая о себе. Только вот старший думает совершенно иначе. Его ладони ласкают широкие плечи, спешно соскальзывая на грудь, сжимая пальчиками твёрдые мышцы, выпуская слабые стоны от подобного удовольствия. Он спускается всё ниже, оглаживая напряжённый живот, добираясь до кромки штанов, шнуровку на которых уже давно ослабил.       Чон снова чувствует, как шаловливые пальчики, оттягивая в сторону резинку, проникают под одежду. Только в этот раз старший использует обе свои руки, прогибаясь в спине от нетерпения. И здесь можно было бы даже поспорить, кому из них двоих было приятней, когда ладошки всё же обхватили крупный член, ощутимо сжимая, когда оба резко прервали свой поцелуй, упираясь лбами, разделяя одно дыхание, пока под закрытыми веками сознание запускало бесконечные фейерверки. Чимин водит своими пальчиками по всей длине, вновь размазывая капельки смазки, делая внизу всё невыносимо мокрым и скользким. Он видит, как хмурятся тёмные брови, как Чонгук с силой жмурится, громко глотая воздух, и сам, не выдерживая, медленно опускает взгляд вниз, чуть приподнимаясь, тут же давясь воздухом, когда замечает крупную блестящую головку, выглядывающую из-под оттянутого пояса, и собственные руки, ласкающие невообразимо твёрдый член, пока его хозяин старался изо всех сил держать себя в руках. Ощущения непередаваемые. Чимин тянется губами к открытой шее, слабо цепляя зубками, в это же время пальцами продолжая дразнить поджавшуюся мошонку внизу, сохраняя размеренный темп. Он хочет свести с ума, хочет, чтобы его надолго запомнили, сохранив в памяти его бесподобные нежности.       Чонгук же в эти секунды и правда теряет последние капли рассудка, опираясь на локоть сбоку от светлой макушки, с такой жадностью вжавшейся в его шею. Губы, созданные для поцелуев, сейчас усыпали чувствительную кожу бесконечными ласками, оставляя после себя краснеющие следы, выпуская удовлетворённые стоны, посылая стаи мурашек вдоль спины. Собственные бёдра, не выдерживая сладостную пытку, толкаются навстречу неспешным движениям, проскальзывая в тесное кольцо нежных пальчиков всё быстрее. Он теряет контроль над собственным телом, забываясь от горячительных ласк внизу, даже и не думая никогда, что подобные прикосновения могут так будоражить.       — Ты ведь не хочешь кончить прямо так? — шепчет на самое ухо, широко проводя языком следом, еле сдерживая издевательский смешок, так и норовящий сорваться с губ.       Чонгук лишь рыкает, полностью поглощённый действием, но всё-таки, переступая через себя, останавливается в самый последний момент. Снова. Не теряя времени, тут же тянет за плечо, переворачивая мужчину под собой на живот, из-за чего шаловливые ладошки сами собой выскользнули из штанов, давая тем самым небольшой перерыв. Он разводит длинные ножки, заставляя немного приподняться на коленях, и пристраивая чужие бёдра прямо на своих поудобнее, из-за чего изящная спина прогибается сильнее, а попка так и вовсе не даёт от себя глаз оторвать. Продолжая смотреть вниз, старается игнорировать тёмные следы, чуть склоняется над идеальной задницей, ухватившись обеими руками за упругие ягодицы, оттягивая их в стороны, в нетерпении раскрывая маленькую узкую дырочку. Буквально продолжает то, на чём закончил не так давно. Он выпрямляется, от волнения громко хватая воздух, пока ладонями не переставал мять сладкие половинки, дурея лишь от одной этой картины.       Сейчас его уже ничто не сможет остановить.       — Я надеюсь, что ты чист, принцесса, потому что резинка осталась в машине, — хрипит, спешно облизывая губы.       Чимин громко сглатывает, невольно ведя бёдрами, чувствуя волнующую дрожь. Он никому не позволял трахать себя без защиты, даже если ему предлагали больше денег, уверяя, что полностью здоровы. Но нет, ни при каких условиях Чимин не допускал подобного. Никогда. А сейчас это, на удивление, почему-то не кажется чем-то опасным, наоборот, естественным, будто этот парень и есть тот единственный, кому он бы мог довериться, словно это было заложено где-то в глубине, определённый рычаг, который имел систему самоактивации, сработавшую лишь с заранее вложенным условием. Условием в виде Чонгука. И только из-за того, что в его мозгу всё коротит, не давая возможности перечить, Чимин и не возражает. Только поэтому. В следующее мгновение Пак вздрагивает от неожиданности, чувствуя, как прямо между ягодиц на него капает что-то вязкое, быстро проскальзывая вниз, смачивая поджавшийся проход.       Младший смотрит своими потемневшими глазами, не смея оторваться, следит, как собственная слюна пачкает очаровательную задницу, и спешно протягивает пальцы к самому заветному местечку. Сейчас в голове царит невероятный хаос. Чонгук отгоняет все гадкие мысли, стараясь отстраниться от реальности всеми силами. Принять то, что на самом деле перед ним лежит совершенно обычный мужчина, танцор, поражающий своей гибкостью и изяществом, буквально созданный для услады чужих глаз, для удовольствия и расслабления. Не подразумевая ни одной грязной мысли. Лишь чистоту и небывалую красоту, способную согреть и взбудоражить одним лишь своим видом. Чонгук правда старается. Пальцами он неспешно размазывает слюну, уверенно надавливая на дырочку, кажется, только и ждущую. Дразнит, медленно проникая, не желая больше ждать ни секунды, совершенно не удивлённый тому, как легко всё выходит. Идеальная попка буквально затягивает длинные костяшки внутрь, а Чимин лишь стонет громче, с нетерпением подаваясь навстречу движениям, и в его голосе младший буквально чувствует довольную улыбку, такую хитрую и волнительную.       — Мне стоит поработать с твоей попкой подольше? — шепчет Чонгук, глядя сверху вниз на выгнутую спину, вытягивая пальцы наружу, одновременно удерживая другой рукой Пака на месте, который так старался сохранить эту заполненность, толкаясь назад.       Член в штанах уже пылает, посылая волны желания по всему телу, отчего в голове стоял ужасный шум, а сердце будто и вовсе хотело выпрыгнуть из груди, заглушая своими ударами слабые постанывания снизу.       — Не нужно... — выдыхает, захлёбываясь в водовороте эмоций, — просто поторопись.       Чимин ещё ни разу не ощущал себя таким открытым, доступным, даже беря в учёт сферу его работы. Никогда он не чувствовал подобного. Словно всё его тело было добровольно отдано в руки этого несносного мальчишки, доверено без возможности возвратить. Как это случилось? Разве что-то подобное вообще может происходить с кем-то вроде Чимина? Ему так хочется поддаться, дать самому себе возможность плыть по течению, насладиться моментом, этой ночью. Он противится всем дурным мыслям, так и твердящим, что здесь определённо что-то не так, есть подвох, какая-то тайна. Чимин стирает каждую из них, не оставляет и следа, растворяясь в сильных руках, сходя с ума от приятных ласк внизу, от бархатного голоса, такого чарующего и волнительного одновременно. Его возбуждение было совершенно очевидным, несмотря на всё, что уже успело произойти, этот парень всё равно как-то умудрялся сохранить его томительное желание, растекающееся под тонкой сияющей кожей, заставляя затуманенное сознание метаться из крайности в крайность. Длинные пальцы нежат готовую дырочку изнутри, растягивая сильнее, хотя этого на самом деле и не требовалось, гладят упругие горячие стеночки, толкаясь глубже, стараясь найти самую чувствительную точку. И Чимин бесспорно знает, что тот найдёт. Заставит терять голову и забыть обо всём на свете. И ему это определённо нравится.       — Хорошо.       Чонгук чувствует, как подрагивают собственные колени от нетерпения, когда он уводит руку в сторону, освобождая лакомую задницу, цепляя пальцами резинку собственных штанов, спуская их вниз вместе с бельём, уже давно намокшим из-за всех манипуляций старшего. Невообразимо чувствительный сейчас член, больше не стеснённый тугой тканью, приятно опускается прямо на славные половинки с ласкающим слух шлепком, от звука которого слюна вновь заполняет рот. Младший не может и слова вымолвить, хотя на языке так и вертятся разные пошлости, он просто поглощён моментом, осознанием того, что прямо сейчас он трахнет того самого Пак Чимина, да, того самого, который смог за один лишь вечер полностью овладеть им, его телом, мыслями и сознанием, засесть где-то внутри, не смея сделать после и шага в сторону. Нет. Он крепко накрепко вцепился в его сердце и уже давно дал понять, что, что бы ни произошло, никогда не уйдёт, оставляя возможность лишь мечтать о себе и маленький шанс когда-нибудь поймать наяву. А Чонгук не привык отступать.       Младший направляет свободной рукой член, легко проскальзывая влажной головкой между ягодиц, дразня сжимающийся проход, продолжая оттягивать пальцами одну половинку в сторону, сжимая упругую кожу на ней. Склоняется и медленно выпускает густую слюну, размазывая ладонью по всей длине, совершенно забывая о приготовленной ранее смазке под подушкой.       — Я вхожу, принцесса, — предупреждает и тут же толкается внутрь.       Дыхание прерывается, и глотнуть воздуха становится задачей невыполнимой. Член медленно проникает всё глубже, растягивая податливую дырочку, принимающую в себя с такой готовностью и вожделением, что перед глазами начинает темнеть от наслаждения. Но неожиданно сам Чимин поднимается на подрагивающих руках. Чонгук его не останавливает, смотрит лишь, как тот выпрямляется, сжимаясь на пульсирующем члене только сильнее, прижимаясь спиной к его груди, поворачивая светлую макушку. Тонкая ручка оборачивается вокруг напряжённой шеи, а сверкающие глаза смотрят прямо в душу.       — Трахни меня как следует, Чонгук~щи, — шепчет прямо в губы, двигая своей круглой задницей внизу, принимая только глубже.       Выражение этого заискивающе прекрасного лица ломает внутри парня всё, что так или иначе ещё оставалось целым, добивая до конца, заставляя плавиться от распирающего пламени в груди, полностью охватившего сердце, как следствие одного лишь единственного взгляда озорных карамельных глаз.       Перехватывая мужчину поперёк груди и опуская широкую ладонь на нежное личико, Чонгук тянется за новым поцелуем, одновременно подаваясь бёдрами вперёд, тут же слыша влажный звук шлепка кожи о кожу, разнёсшийся по спальне, точно как и звонкий стон, приглушённый собственными губами. Внизу на удивление всё быстро становится мокрым и скользким, в разы облегчая проникновение, разнося вокруг себя сладкий фруктовый запах.       — Всегда нужно быть готовым к быстрому траху, знаешь ли, — когда до слуха доносится неопределённое хмыканье, сразу едва разборчиво поясняет Пак куда-то в чужую щёку, громко хватая воздух губами. — Прямо как сейчас, — лукаво усмехается, в следующую секунду с силой жмурясь, ощущая крупную дрожь по всему телу от нового грубоватого толчка.       — Думаю, тебе лучше помолчать, — хрипло отвечает, вжимая тонкое тело в себя ещё сильнее, соприкасаясь с мягкими губами собственными, слегка прикусывая.       Внизу всё пылает, разнося небывалые всплески удовольствия по взбудораженному организму. Хочется, чтобы это длилось вечно, ведь что может быть более желанным, как чувствовать в своих руках того, кто пленил, кто очаровал с первых секунд?       Чимин цепляется за напряжённое предплечье парня, пока пальчиками другой руки в отместку слегка оттягивал длинные чёрные пряди на его затылке, буквально задыхаясь от волнительных движений бёдрами. Невольно начиная осознавать, что Чону не нравится, когда он, хоть и отдалённо, говорит о чём-то так или иначе напоминающем о его работе, хмурится, пропуская через себя очередной разряд, обескураживающий и заставляющий теряться в догадках. Младший, очевидно, не собирается сбавлять темп, проскальзывая ладонью по подтянутому животу ниже, то и дело сжимая и слегка царапая нежную кожу, из-за чего собственный член уже изнемогает, и Чимин чувствует, как его дразнят, специально избегая прямых прикосновений.       Сам же Чонгук сейчас, кажется, покоряет седьмое небо самого чистого и блаженного наслаждения, никак не в силах принять тот факт, что ему всё же удалось завладеть этим ангелом, лишь заигрывающим и заманивающим, а сейчас оказываясь таким доступным, отдающимся ему с такой готовностью и страстью. Это происходит взаправду. Хитрая лиса, потрёпанная жизнью, вышла из своей клетки, в которую сама же когда-то решила запереть себя. Вышла на встречу с ним. Ради него. Чонгук никак не может осознать этого, в то же время всё продолжая вбиваться в изумительное тело, чувствуя, как от удовольствия блондинистая макушка откидывается на его плечо, а горячие губки выпускают пленительные стоны, лаская слух своим чудесным звучанием. Он никак не хочет верить в то, что эту красоту могли видеть многие. Видеть неподдельную грацию в каждом движении, прикасаться к фигуре, будто созданной на самих небесах, где прописали каждую пропорцию и изгиб, вплетая нити великолепия, добавляя горсть невиданной изящности, вкладывая всё только самое лучшее. Чонгук обещает себе, что не оставит и следа от тех, кто посмел посягнуть на его ангела, сотрёт в порошок, предварительно сломав каждую косточку в их никчёмных телах, убрав с их самодовольных лиц мерзкие ухмылки, кто только лишь решился подумать, что был выше наичистейшего создания на этом свете. Крепче сжимая бедро, парень старается притянуть Пака ближе, проникнуть глубже, ощущая, как по упругим ягодицам стекает вязкая смазка, пачкая их обоих, отчего звонкие шлепки становились лишь громче. Рука скользит по груди, в которой так сильно билось сердце, ничуть не уступая собственному, готовому остановиться в любой момент от небывалых эмоций, утонуть в их бездонной пучине. Пальцы тянутся к тонкой открытой шее, лаская натянутую чувствительную кожу на ней, оглаживая острый подбородок, касаясь покрасневших влажных губ, пока сам не переставая целовал сладкое ушко, играясь зубами с длинной серьгой.       — Тебе ведь нравится это, принцесса, — шепчет, замедляясь, ведя бёдрами по кругу, стимулируя самые изнеженные места внутри обворожительной задницы. — Скажи, что нравится.       — Чонгук~и, ты... так хорошо справляешься, — покорно отвечает, привыкший к особо разговорчивым клиентам, но он знает, что ему достаточно будет лишь попросить, — пожалуйста, не останавливайся, ну же, трахни меня поглубже, — сверкая своими шаловливыми глазами, томно произносит, потираясь аппетитными половинками о парня.       Чонгук прекрасно слышит, как тяжело звучит этот заискивающий голосок, совершенно запыхавшийся, но одновременно продолжающий соблазнять, дающий понять, что нужно постараться получше, чтобы этот ангел в его руках остался полностью удовлетворённым, как следует распробовав наслаждение, которое не сравнится ни с чем, что тот мог испытывать прежде, чтобы почувствовал, как сильно младший нуждается в нём. Чон уводит чужую руку из-за шеи и слегка подталкивает вперёд, давая понять, что Чимину стоит вернуться вниз, что тот и выполняет без лишних слов, ложась на мягкие простыни грудью, утыкаясь в согнутые локти, сразу ощутив сильный толчок сзади, проникающий гораздо глубже, чем получалось до этого, лишь морщась от удовольствия, пронизывающего всё его расслабленное тело.       — Будь искренним со мной. Всегда, — произносит Чон, проскальзывая ладонями по выгнутой спине, удерживая Пака на месте, пока сжимал лакомые бока, вновь толкаясь внутрь, задевая при этом совсем иные точки, восстанавливая размеренный темп.       Чимин на это лишь глухо мычит, натягивая пальцами белую измятую ткань, пока старался вдохнуть немного больше воздуха, чувствуя, как снова задыхается, ощущая каждое движение слишком остро. А собственный член каждый раз лишь слегка проезжался по простыни, пачкая её, только раздразнивая, ведь сейчас он желает гораздо более резких прикосновений, таких же, как крепкая хватка широких ладоней на его бёдрах. Этот мальчишка просто невероятен. Чимин буквально плавится под ним, под его напором. У него ещё никогда не было такого. Жадность чувствовалась в каждом касании, в каждом движении, слове. Будто Чонгук нашёл что-то непередаваемо заветное для него, такое желанное и притягательное, обретя второе дыхание, изо всех сил стараясь насладиться этим и впоследствии удержать. Чимин не хочет думать о том, что этим «чем-то» являлся он сам. В это невозможно было поверить, но мысль против воли засела где-то глубоко в голове, в тайне согревая и давая ложную надежду, чувство необходимости, которое ему ещё никогда не доводилось испытать за всю свою жизнь, и прошлую, и настоящую.

***

      Как бы он ни противился, ни прятал воспоминания в самый далёкий угол в своём подсознании, оставляя в пустующей тёмной комнате, единственном напоминании о неудавшейся жизни, никогда не мог контролировать это. Каждый раз, когда, обслужив очередного клиента, Чимин возвращался домой, быстро ныряя под тёплое одеяло, которое, казалось, сможет забрать все печали и защитить от всего на свете, стоит лишь им укрыться, стоит лишь прикрыть глаза, проваливаясь в спасительный сон, он всегда открывал эту далёкую непримечательную дверь, проваливаясь в воспоминания, что причиняли только боль.       Тогда, в тот вечер, в одиночку репетируя в небольшом зале, допустив наигрубейшую ошибку из-за необузданной злости, бурлящей в крови, на самого себя, на несправедливость собственной жизни, он упустил мгновение, когда его нога подвернулась, а сам он тяжело обрушился на паркет, ударяясь головой и теряя сознание. Это была его ошибка, и винил всегда он только себя. Но то, что последовало дальше, казалось, было в разы ужасней покалеченной лодыжки. Пришедший к нему на следующий день в больницу директор с горечью сообщил, что он продал землю, на которой стоял театр, не в состоянии больше выплачивать ренту, искренне сочувствуя танцору, так как был прекрасно осведомлён о его непростом положении, но сделать для него он ничего не мог.       Чимин не был готов к подобному.       В голове тогда была пустота, всё вокруг стало неважным, абсолютно чуждым. Закрытие театра дня него было приравнено к его собственной гибели. Ему нечем было платить за квартиру, за обучение. Он задолжал всем. Даже собственным друзьям, не раз выручавшим его. Это был конец. Спустя неделю его отчислили, а милая женщина, сдававшая ему квартиру, лишь с грустью посетовала на преследующие молодого парня неудачи, и всё, что смогла предложить, это остаться ещё на пару ночей, прежде чем съехать. И именно тогда, не в силах больше ладить со всем этим, Чимин отправился в тот чёртов бар, собираясь забыться хоть на один вечер, где совершенно случайно и встретил своего давнего знакомого ещё со школы, сразу предложившего ему лёгкие деньги после того, как выслушал непростую историю парня. Сейчас тот знакомый, окунувший его в это болото, казался дьяволом во плоти, с которым Паку суждено было заключить сделку, поставившую крест на всём, чего он так старался добиться.       Всё тогда пошло по наклонной.       Казалось, это было несложно, побыть в сопровождении у каких-то небезызвестных людей, посветив лишь своей красивой мордашкой, но ведь на этом всё не ограничивалось. Сперва он старался не переходить черту, всё ещё не оставляя попыток найти подходящую работу, преследуя надежду накопить денег и восстановиться в университете. Но только вот никто его не нанимал, давая лишь пустые обещания перезвонить, как появится свободное место. Деньги, которые он получил после тех нескольких встреч с богатеями, закончились, и другого выхода он просто не видел.       Его быстро пустили в оборот, ведь в подобном деле никто не мог оставить такое симпатичное личико без внимания. В скором времени у него даже появилось несколько постоянных заказчиков, каждую их встречу так щедро одаривающих его различными подарками, в свою очередь не упуская шанса предложить сладкому мальчику разделить с ними постель, обещая заплатить гораздо больше, прекрасно видя, как внутри Пака зарождается сомнение, со временем лишь разрастаясь, делая его решительное «нет» совсем не таким уверенным как прежде.       И в конце концов это случилось. Он ненавидел себя, презирал и не видел больше смысла в подобном существовании, но с каждым последующим разом, происходящее становилось принять всё легче. У него просто не было выбора. Весь мир оказался против него. Так почему он должен был продолжать бороться и следовать его правилам, когда, казалось, даже собственная жизнь отвернулась от него?       Нередко у него бывали трудные дни, но даже они разбавлялись чем-то приятным, и со временем всё это просто превратилось в рутину. Чимин перестал воспринимать свою работу как нечто отвратительное и неправильное, он просто шёл по пути, по которому ему позволили пройти. Он лишь старался позаботиться о себе. Разве это плохо?       Прежняя цель забылась сама собой, утонув в круговороте бессонных ночей. Теперь всё, чего ему хотелось, это стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Чимин быстро уловил все неписанные законы мира, в котором оказался, и старался следовать уже им, наплевав на чьё-либо мнение из мира более правильного, как ему когда-то казалось. Что ж, теперь он был сам по себе.       Но грязь внутри него отнюдь никуда не пропадала, как он думал раньше, когда возвращаясь домой после очередной ночи, расслаблялся, отпуская все мысли, готовясь вступить в новый день абсолютно незапачканным. Наоборот, она медленно скапливалась глубоко внутри, заставляя саму душу чернеть, незаметно оплетая её светлые частички своей мерзостью, растекаясь мелкими пятнами. Только вот когда Чимин это заметил, было уже поздно.       Его вера в спасение исчезла и надежды больше не было.       Но он принял и это, понимая, что покончить со всем, как и со своей никчёмной жизнью, ему просто не хватит сил.       Пусть так. Он смирился.       А сейчас же его жизнь, будто выжимая из него последние соки, решила подбросить ему новую свою издёвку. Того, кто поднял в нём воспоминания из самой глубины. Открывая ту поросшую пылью дверь нараспашку, перебирая в памяти каждый эпизод тех дней четырёхлетней давности, давая почувствовать свежий глоток воздуха. Словно какой-то призрак из прошлого. Чонгук. О котором он даже и не знал ничего вовсе. Почему его кровь сейчас так кипит? Почему сердце готово выскочить из груди, будто наполнившееся живительным соком? Зачем всё это? Тем более сейчас, когда ему это было уже не нужно...

***

      — Я же сказал, — шепчет Чон прямо на ухо, совсем неожиданно оказавшись так близко, — будь искренним.       Чимин чувствует, как тревожные мысли, буквально овладевшие им, рассеиваются, словно туман, с удовольствием подчиняясь хриплому голосу.       — Я и есть...       Тут же парень тянет напряжённые бёдра на себя, крепко вжимаясь пахом в упругие ягодицы. Ведёт по кругу, стимулируя растянутые нежные стеночки внутри, утыкаясь в выпирающие острые лопатки на изящной спине, ведя носом по позвонкам, с жадностью вдыхая чарующий запах. Выпрямляется, удерживая нетерпеливого старшего на месте, пока медленно подаётся назад, освобождая жадную тесную дырочку, давая как следует прочувствовать каждый миллиметр. Манящие изгибы невероятной фигуры словно околдовывают. Невозможно оторвать глаз. Головка выскальзывает наружу, и Чон видит, как из поджавшейся попки тут же сочится вязкая смазка, стекая по ложбинке всё ниже. Парень толкается вперёд, в этот раз лишь проходясь всей длиной между сочных ягодиц, дразня и размазывая прозрачную субстанцию, слыша абсолютно недовольный возглас. Хватает ладонями упругие половинки, сжимая ими свой член покрепче, продолжая потираться о сладкую дырочку, вынуждая мужчину всего подобраться, пока лишал его самого главного.       — Сосредоточься, принцесса, думай только обо мне.       — Только о тебе, — прерывисто отвечает, самостоятельно подмахивая бёдрами, — я понял.       Головка трётся о нежную промежность, дразнит, проскальзывая дальше, пока Чонгук мнёт мягкие половинки, продолжая толкаться между ними, отчего мужчина перед ним задрожал, чувствуя сокрушительное нетерпение.       Но так или иначе, неожиданно ухватив парня за руку, Чимин тянет его на себя, тут же изворачиваясь и опрокидывая не сопротивляющегося Чона на кровать.       — Сейчас я покажу тебе, как умею сосредотачиваться, Чонгук~и, — с лёгкостью перекидывая свою длинную ножку через усмехающегося парня, тихо шепчет Пак, словно предупреждая.       Младший тут же опускает ладони на аппетитные бёдра, проскальзывая пальцами по сияющей коже вверх, с готовностью наблюдая за действиями старшего, такого прекрасного и удивительно яркого, возвышающегося над ним, словно занимая своё место, управляя парнем, как бы только ни вздумалось. Тонкие ручки тянутся за спину, сразу находя пальчиками влажный крупный член, сжимая его у основания и скользя по всей длине, вырывая из Чона тихие хрипы. Он безумно рад, что перед выходом не пожалел смазки, и сейчас волноваться о подобном просто не приходится. Другой рукой Чимин слегка тянет чужие свободные штаны вниз, спуская мешающую ткань, всё так же не останавливаясь и продолжая свои игривые ласки, пока собственное возбуждение пачкает рельефный живот младшего, как бы намекая, что пора заканчивать эти забавы.       — Ну же, — усмехается Чон, уже не скрывая своего потяжелевшего взгляда, — я весь во внимании.       Чимин только недовольно хмыкает, но не возражает, позволяя остаться этой колкости без ответа, ведь сам уже на грани. Приподнимаясь и выпуская твёрдый член из ладошки, он раздвигает свои ягодицы, двигая попкой и находя крупную головку своей жадной мокрой дырочкой. Смотрит не отрываясь, точно как и парень под ним, буквально пожирая друг друга глазами, потемневшими от желания.       Чонгук ведёт руками по, соблазняющим каждую клеточку в его сознании, бокам, лишь слегка направляя мужчину, чувствуя вновь эту приятную обволакивающую тесноту, воспроизводя в голове красочную картинку того, как тугая попка с лёгкостью принимает в себя его крупный стояк, насаживаясь и растягиваясь вокруг него, такая мокрая и жадная.       Когда Чимин буквально садится на парня, то тут же ведёт бёдрами по кругу, заставляя их обоих резко выпустить весь воздух. Он опускает ладони на широкие запястья, неспешно ведя по предплечьям, украшенным чёрным, пока мысленно настраивался на нужный темп их игры, в то же время пытаясь не сойти с ума от такой точечной стимуляции внизу, ощущая, как по виску уже стекает первая капелька пота из-за неожиданно пробившего напряжения. Плоть внутри него пульсирует, вырывая слабые стоны, такие тихие и нежные, бесспорно заставляющие мальчишку упиваться ими. Он слегка подаётся вперёд, находя свою опору, раздвигая ноги немного шире и устраиваясь поудобнее, сжимая пальцами упругие мышцы на чужой груди, слегка царапая смуглую кожу, тут же поднимая попку, скользя дырочкой по длине, чувствуя, как края податливо выворачиваются, искреннее отказываясь выпускать этот чёртов член. Чимин задерживается так буквально на секунду, подаваясь обратно вниз, опускаясь со звонким шлепком, не выдерживая и запрокидывая голову кверху, разглядев через пелену светлый потолок, и принимаясь, наконец, двигаться, ловя нужный ритм. Крепкая хватка на боках то и дело грубо тянет вниз, делая каждый толчок ещё более резким, обжигающим.       Громкие стоны наполняют спальню. Мягкий свет луны ласкает кожу, заставляя её буквально светиться. Мокрая светлая чёлка липнет к лицу, а дыхание никак не может прийти в норму. Несмотря на то, что сверху он сам, чувство такое, словно трахать продолжают его, хотя... ведь так оно и было. Не в силах Чонгука вот так легко отдаться чувствам, его пожирающим, он просто не может оставаться не у дел, когда над ним возвышается подобное произведение искусства, насаживаясь каждым своим пропитанным страстью движением на его член, с таким наслаждением отдаваясь кипящей пучине желаний, существующих в данный конкретный момент. Чонгук толкается навстречу, натянув пятками измятые простыни, подкидывая бёдра вверх, с таким усердием проникая в упругую дырочку, проезжаясь по самым чудесным местам, вынуждая старшего трепетать, пока сам покорял занебесные вершины собственных удовольствий, давно уже выведя их на новый уровень.       Это было довольно быстро даже для него. Чимин теряется в пространстве, когда широкая ладонь, ухватив его за тонкую шею, утягивает вниз, крепко сжимая пальцами блондинистые пряди на затылке уже в следующее мгновение. Стремительные толчки ничуть не сбавили своего темпа, пока Чонгук с жадностью сминал до ужаса сладкие красные губки в жадном поцелуе, впитывая чужую безысходность и готовность на всё. Это только подстёгивало сильнее. Чимин просто падает, из последних сил продолжая утягивать бёдра вверх, только чтобы в следующее мгновение его грубо утянули вниз, пронзая самую глубину. Он едва ли может дышать, когда весь воздух из него вытягивают напористые поцелуи. Вряд ли он сможет припомнить более страстный и чувственный секс, чем тот, что происходил в данный момент. То наслаждение, которое его заставляли испытывать, можно было чуть ли не потрогать, таким оно было сильным и пронзающим.       Чонгук неожиданно замирает, давая Паку вдохнуть побольше воздуха, пока, подхватив сладкие взмокшие бёдра, вновь перевернул их на постели, опрокидывая идеальное тело на мягкие простыни, чувствуя тут же, как его обнимают за плечи, не давая отстраниться. Шлёпнув упругую половинку, он тянет ножки под коленями в стороны, поддающиеся этому так легко, в очередной раз лишь радуя и завораживая своей гибкостью. Член Пака скользит между их животами, зажатый и вот-вот уже готовый излиться, пока Чон навёрстывал упущенные секунды, вбиваясь в растянутую дырочку с новыми силами, наверное, последними оставшимися в нём.       — Ты чувствуешь меня,— едва различимо произносит он, — правда же, принцесса?       Чимин мычит в ответ, сомневаясь вообще в том, что понял хоть слово, поглощённый лишь накатывающими волнами небывалого удовольствия, проникающими и оседающими где-то глубоко внутри, растворяющимися в крови. Он отказывается отпускать мальчишку, отказывается от того одиночества, ожидающего его в квартире. Сознание отключается, оставляя лишь чистые настоящие чувства, так долго скрываемые ото всех, буквально от всего мира, такого несправедливого и жестокого.       В эту секунду важна лишь их связь и ничего кроме.       Он рвано дышит в чужое плечо, чувствуя, как длинные пальцы скользят по его ногам, сжимая упругую кожу, как горячий язык и мягкие губы ласкают шею, опаляя таким же жарким дыханием, пока острые зубки оставляли едва заметные следы. Внизу всё, казалось, полыхало, сжигая обоих в неконтролируемом пожаре страсти и желаний.       Чимин переступает заветную черту, утопая в спасительном водовороте, таком приятно прохладном, накрывающем с головой, пока внутри разливалось волнительное томление.       Чонгук выпрямляется, выпутываясь из расслабившихся рук, едва лишь различая размякший силуэт перед собой из-под длинных взмокших прядей, ходя в этот момент по самому краю, толкаясь глубоко внутрь самого прекрасного образа когда-либо созданного, единственного для него, незаменимого и такого нужного. Он падает на самое дно, утягиваемый этим самым образом, уже ожидающим его, распахнувшим свои опьяняющие объятья, в которых он с готовностью растворяется, идя на поводу у своих эмоций, требующих от него всё это время только одного.       Перед глазами плывёт, и темнота медленно расступается.       Чонгук жадно хватает воздух губами, замерев внутри восхитительного тела, медленно опуская глаза вниз, проскользив ими по усталому лицу, тонкой шее, на которой виднелись его слабые отметины, которые в свою очередь едва ли сохранятся даже до утра, тяжело вздымающейся груди и ещё ниже. Вряд ли он будет готов повторить подобное в ближайшее время, ощущая себя полностью опустошённым. Но даже так Чонгук не может удержать порыв, всплывающий в голове, когда он видит расслабленные длинные ноги, лежащие на его бёдрах. Он скользит по ним, подхватывая одну и опуская на своё плечо, устало закрывая глаза и сладко надавливая на упругие мышцы под светлой кожей, нежа и усыпая ласками, пока покрывал лёгкими поцелуями изящную лодыжку, упиваясь всем происходящим, неспешно приходя в себя.       Старший лишь покорно принимает нежности, совершенно не желая возвращаться в реальный мир после подобного. Ему не хочется думать ни о чём, пусть всё останется как сейчас, застынет в этом самом моменте. Подобные мысли вызывают лишь усмешку. Он ведь не в какой-то сказке, где всегда есть смелый рыцарь, готовый спасти свою принцессу из лап опасности. К сожалению, нет. И этот самый мир с каждым новым касанием длинных пальцев медленно просачивается в сознание Пака всё больше, подкидывая всё новые и новые картинки его жизни. Прошлой и настоящей, когда сожаление накрывает своим привычным большим одеялом, вынуждая ощутить все неудачи вновь. Распробовать их на вкус в очередной раз.       Нежности неожиданно становятся отнюдь не такими приятными, как секундами ранее, поэтому, слегка поморщившись, Чимин отталкивает парня, отводя ногу в сторону и уходя от прикосновений, от этих неутешительных ласк. Ему обидно как никогда. Почему всё так? Зачем? Мягкая кровать кажется совершенно неудобной и чужой, и с каждой секундой желание очутиться в собственной растёт только сильнее. Поднимаясь на постели, Пак чувствует, как горячая сперма вытекает из его растраханной задницы, и это уже раздражает. Он без зазрения совести тянет край одеяла, вытирая эту чёртову влагу между ягодиц и со своего живота, лишь безучастно глядя за большое окно, откуда светила ясная луна, сопроводившая всю эту ночь, единственный их свидетель.       От того, насколько всё было прекрасно, сейчас ровно настолько же было паршиво.       Чонгук и без слов понимает всё, чувствует эту давящую на мужчину ситуацию. Догадывается, о чём именно тот думает, и это не может не угнетать, только вот Чон не за этим отыскал его, не для того, чтобы наблюдать теперь, как он мечется от неизвестности, уязвлённый и не понимающий, что делать.       — Что думаешь об этом доме? — неожиданно произносит Чон, глядя на нежную ровную спину.       — Крайне заносчивый, как и его хозяин.       Чонгук усмехается.       — Думаешь, ты бы мог сделать его лучше? Слыша это, Чимин невольно вздрагивает, не понимая до конца, к чему именно клонет парень, говоря подобное, но быстро приходит в себя.       — У тебя совершенно неверное представление о шлюхах. Я не дизайнер, знаешь.       — Да, это точно, — слега мрачнея, отвечает, — зато у тебя выходило неплохо справляться на сцене, ты так не считаешь?       Чимин резко оборачивается, в его глазах бушует ярость, вызванная этими словами. Какое этот избалованный мальчишка имеет право копаться в нём, в его мыслях, в его жизни?       — Да что ты вообще знаешь? — шипит, почти прыская ядом, и сразу поднимается с кровати, подбирая свою одежду с пола, стремясь как можно скорее спрятаться от этого прожигающего взгляда.       — Я знаю достаточно...       — Отвези меня обратно, — не желая ничего слушать, прерывает, наконец накидывая на плечи переливающуюся ткань.       — А как же твоя плата, принцесса? — удивлённо вскидывая брови, спрашивает Чон. — Не хочешь сначала её получить?       Чимин явно ломается изнутри, тот волнительный момент их близости прошёл, и сейчас его невыносимо раздражает сам факт того, что этот самоуверенный мальчишка знает что-то о нём, и осознание того, насколько много, пугает, не имея за собой никакого смягчающего фактора, как это было около часа назад, ударяя по нему в этот раз со всей силой.       Чонгук кивает в сторону небольшого столика у стены, на котором лежал чёрный закрытый кейс, призывая Пака подойти туда.       Желая лишь побыстрее закончить со всем этим, Чимин подходит и, взявшись за ручку, открывает, сперва даже не понимая до конца, что забитый деньгами небольшой чемодан — не плод его разнеженного бурным сексом воображения, тут же закрывает его обратно и замирает на месте, переваривая увиденное пару секунд.       — Хочешь отдать мне это за секс? — оборачиваясь и опираясь о столик, криво усмехается, абсолютно неуверенный в реальности происходящего, глядя, как парень уже натягивает на себя штаны, поднимаясь с кровати.       — Нет, — отвечает, уверенно глядя на замершего мужчину, — хочу вложиться в твой новый маленький бизнес.       — Какой бизнес?       — Твой театр, разве ты совсем забыл о нём?       — Думаешь, можешь купить меня? — голос дрожит, а глаза не отрываются от фигуры, надвигающейся на него.       — Я не собираюсь покупать тебя, принцесса, — шепчет, уже нависая над замершим Чимином, смело опуская ладонь на нежную талию, смотря уверенно, не давая и капле сомнения проскользнуть в мысли Пака. — Я дам тебе возможность начать всё сначала.       Чимин чувствует, что умирает изнутри, пока сильные и в то же время ласковые руки обнимают его, а собственное сердце останавливается в груди лишь на долю секунды, чтобы уже в следующее мгновение забиться с новой силой, пуская внутрь себя стальные цепи, цель которых лишь одна — привязать и не отпускать. Он чувствует, как собственная голова безвольно опускается на широкую грудь, кажущуюся такой надёжной сейчас, как чужие руки проскальзывают под кофту, притягивая лишь ближе и прижимая к горячему телу, не так крепко, как раньше, а нежно и будто заботливо.       Чимин проделал ужасно длинный и долгий путь, уже устав и выбившись из сил, но даже так беспрестанно продолжая идти вперёд. А сейчас, глядя вниз, понимает, что он всё же пришёл к своей цели, находясь лишь в шаге от той черты, за которой оставит всю грязь и мерзость, которые следовали за ним по пятам всё это время, и шагнёт в новую жизнь, неизвестную и, может, даже опасную. Вот она. Грань. И, перешагивая её, Чимин точно знает, что не пожалеет.