escorte d'amour

Закат переливается малиновыми оттенками, словно ягодный сок окрасил облака в свой цвет. Солнце сегодня согревает до последнего лучика, дарит своё тепло до самого конца. Вечер обещает быть прекрасным. Наконец-то кто-то обретет долгожданную свободу. Только нужна ли она до сих пор? Хочется ли немного побыть в узах волнующих внутренний мир чувств? Или стоит убежать, как и планировалось, от всего происходящего, от себя самого? Сан стоит на веранде, что находится на последнем этаже очередной высотки в центре Сеула, и наблюдает за солнцем, что постепенно садится за горизонт. Кажется, что он слишком спокоен. Но внутри у него буря эмоций, которые давят, чувство тревоги — окутывающая словно холодным, мокрым одеялом, — боль от терзаний и противоречий. Что-то упорно ноет, ударяется отголосками о рёбра, зудит и не отпускает. Ему хочется, чтобы это скорее взорвалось, оставило осадок, который вскоре исчезнет. И всё растворится, забудется. Погода хорошая, на улице тепло, лучи греют город изо всех сил. А Сану почему-то холодно — на коже мурашки, бьёт озноб. Дрожь скользит, будто лёд, по телу, в венах застывает кровь. Всё сворачивается от принятия, что сегодня последний вечер. Уступит ли он своей мечте ради другой? Насколько же сильно надо привязаться к человеку за такое малое время, чтобы думать об этом? Чувства, горящие в нём на данный момент, прекрасны так сильно, что не похожи на правду. С ними не хочется расставаться, наоборот — хочется нырнуть в них с головой, утонуть и не думать ни о чём больше. А другие мысли сталкиваются со скалами, разбиваясь о них, рассыпаясь на сотни мелких капель — на сотни мелких «но», которые с каждым ударом соединяются воедино, образуя сплошную боль. И всё это ударяет в очередной раз, заставляя рассеяться в каком-то пространстве, где принимают в тёплые объятия только страдания. Для него всё — пытка, которая неизвестно, сколько продлится метаниями от одного берега к другому. И на южном уже хорошо, а на северном может быть еще лучше. Сан думает, что если уйдёт, то вернуть хоть что-то будет невозможно. И он прав. Потому что если закрывать свои двери, то окончательно и бесповоротно. Вернуться — ошибиться в своём решении. Иногда люди делают неправильный выбор. Однако только время сможет показать: ошибка это или успех. Подобное касается и взаимоотношений, и самих людей в жизни. Кто-то уходит сам (чаще по собственному желанию), кто-то — по ошибке кого-то из «двух зол». И в отношениях также. Даже если чувства сильные, придётся бросить всё ради чего-то другого. Сан осознает, что они, и вправду, не сильно отличаются. Он не хочет отпускать то, к чему шёл так долго. Но внутри всё равно предательски трепещет и ноет сердце. Как бы укротить его, запереть в кандалы и унять? Из-за таких противоречий можно свихнуться. От Чон Уёна можно свихнуться и бросить всё, что когда-то было столь нужно. Стоит ли он таких рисков? Сан верит, что будет счастлив — независимо от выбора. Остаётся только унять сердце и трезво оценить ситуацию, взвесить все за и против и решить. Получится ли? Пока вечер не заканчивается, гости проводят отлично время и купаются в неоднозначном лицемерии. Уён наконец-то завершает своё дело, которое ему было необходимо для бизнеса, и спокойно выдыхает. Очередная победа. Сейчас ему кажется, что всё началось только вчера. Но он знает, сколько и какие изменения ворвались в его жизни. Они разукрасят её или добьют? Остаётся только гадать. Потому что никто не уверен в том, что подвернётся через минуту на непредсказуемом пути. Бурный ли, монотонный ли поток накроет очередную полосу на дороге? Оставит на ней свой след и спокойно пройдёт дальше. И так всегда. Иногда, а, может, и чаще, чем кажется на первый взгляд, жизнь несёт свои загадки и не так скучна. И каждый решает сам: разгадать их или пройти мимо. На данном этапе стоит подумать, в какой цвет может окраситься следующая полоса, и что она принесет. Закат багровеет, наливается более красными тёмными оттенками. Солнце едва видно за горизонтом. Уён замечает, что Сан стоит на веранде, закуривая очередную сигарету и смотря вдаль неба, вдаль города. Он не думает, что будет скучать по этому шумному месту, которое наполнено не той жизнью, что ему нужна. Догадывается ли Уён, что у того в мыслях? Что на сердце, и какая буря внутри поднимает всю подноготную с самых низов? Действительно ли это их последний вечер, последняя встреча? Он не хочет, чтобы Сан отступал от своей мечты: знает её значение для человека, как никто другой. И прекрасно понимает — теперь! — как они схожи в данной ситуации, пусть и одновременно разные до сей поры. Будь что-то иначе, возможно, Уён держал бы его до самого конца. Но сейчас всё зависит не от него: решение только за Саном. Придётся всего лишь узнать, какое именно. Готовиться ли к самому худшему исходу? Даже несмотря на это, он будет счастлив за него. Потому что любит? Нет. Потому что знает этому цену. Но внутри почему-то что-то ноет и не отпускает. При одной только мысли, что Уён отпустит его, предательски скрежещет сердце. Он лишь сжимает челюсти крепче, смотря на силуэт, что словно отдаляется прямо сейчас. Последние лучи солнца падают на волосы Сана, на плечи и талию, и освещают левую сторону лица. Но Уён её не видит, замер и стоит на месте, смотря на сумеречную часть, словно он находится на ней — на своём месте. И та сторона просто не для него: боится спугнуть даже эту. И сейчас стоит насладиться моментом, ведь он может быть последним. И хочется не думать о чём-то плохом. Уён старается поймать более позитивный настрой, но что-то постоянно сбивается из-за ощущений внутри. Чувство тревоги не покидает его, только сильнее нарастает, когда видит только часть лица. Ему страшно подойти, хоть и стоять вот так поодаль ему совсем некомфортно. Но он всё равно остаётся на месте и выглядит глупым, а глаза его — опустошенными. Слишком боится спугнуть хотя бы этот момент — момент, когда он может смотреть на Сана, пусть и издалека. Уён закрывает глаза, стараясь запомнить его счастливым. Запомнить их такими радостными сейчас, такими язвительными с самого начала и до конца. Оставить в памяти только хорошие воспоминания о них. Но иногда такие трепетные моменты нарушаются совсем не так, как ожидаешь. — Неужели не можешь налюбоваться? — над ухом раздаётся знакомый голос, который хотелось бы забыть. — До сих пор так волнует? — Уён никогда не скрывает свою неприязнь. — Конечно, волнует! — Ким Минсик натягивает самую мерзкую улыбку. — Как же я могу не волноваться за свою куколку? — Я вроде бы уже говорил следить за словами, не люблю повторяться, — он полностью разворачивается к нему и смотрит прямо в наглые глаза. — Думаю, когда вы уже перестанете ломать комедию, чтобы я мог забрать своё себе. У нас слишком много незаконченных дел, — мерзко протягивает тот. — Например? — Уён усмехается, уже не обращая ни на что внимания. — Продолжить то, что мы начали, — Ким Минсик словно дразнит его, получая удовольствие от того, как тот бесится. — Что опять происходит? — Сан, только недавно заметив происходящее, подходит к ним. — Куколка, тебе же нравились мои прикосновения? — эта фраза однозначно лишняя. — Что? — Уён непонимающе смотрит на них обоих, видит, как Сана передергивает от таких слов, и в голове складывается не очень приятная картина. — Разве я не прав? А продолжения так и не было, — Ким Минсик театрально вздыхает. Никто не понимает, чего тот добивается. У них на душе итак не пойми что творится, так ещё и этот страдает неясным дерьмом. У Уёна рука сжимается в кулак, чтобы как-то сдержать злость, что нарастает сильнее: особенно, когда он видит состояние Сана. То ли это, о чём он тогда говорил ему, что он ненавидит чужие прикосновения. И что ему противна даже мысль об этом. Столь неприятная картина образуется в голове, и от неё становится только хуже. — Хочешь сказать, что приставал к нему? — Уён почти не контролирует себя. — Просто пойдём отсюда, — Сан, как и в прошлый раз, просто хочет увести его: не хочется, чтобы он что-то узнал, несмотря на то, что всё уже итак понятно. Просто желание слышать подобное совершенно отсутствует. — Приставать, — тянет Минсик, — какое грубое слово… — он делает паузу и смотрит внимательно каждому из них в глаза по очереди, — разве у нас не было всё взаимно? — Прекращай нести ахинею, — Сан сам готов взорваться. Если он раньше не мог так прямо отвечать ему, то сейчас почему-то ощущает безопасность. И этому есть причина, которая стоит сейчас рядом. Поэтому он продолжает: — У нас никогда не было взаимности. Кажется, Уёну больше ничего не нужно слышать. Потому он крепче сжимает руку в кулак и ударяет им по наглому лицу со всей силы, больше не сдерживаясь — просто не может, просто не хочет. От картины, рисующейся в голове, он готов забить до смерти. Ибо осознает теперь слова Сана, понимает его взгляд, который тогда видел, и злится на Ким Минсика. Он его раздражает с самой первой встречи. Ему не нужно больше догадываться, почему Сан дрожал и переживал в ту первую их встречу. Становится невыносимо от одной мысли. Что уж говорить о представлении всего. Только в данный момент переживает больше Уён, потому что боится сильнее смотреть ему в глаза — увидеть в них очередную боль, разочарование и отрешённость. У них чаще всего именно такой взгляд, когда Сан что-то вспоминает, отражающий его состояние, только вот заметил это, к сожалению, не сразу. Сейчас хочется согреть его, обнять и не отпускать. Теперь он жутко боится, что тот будет справляться со всем в одиночку. И почему на эту парочку вечно собирается толпа зевак? В данном случае, оно и к лучшему. Ибо Сан не смог оттащить Уёна, и если бы не люди вокруг, всё стало бы куда хуже. Внутри сильнее жжёт ожогами рана — огромная, словно на всю душу. Сердце сжимается от неприятных воспоминаний. В глазах давно стоят слёзы, которые надо бы смахнуть, да нет уже сил. Хочется провалиться сквозь землю как можно быстрее. Возможно, сейчас Сан и рад, что это последний вечер. Невыносимо оставаться здесь больше — сильнее, чем раньше. Они выходят на улицу, когда всё заканчивается и их разнимают. Уён готов рвать волосы на себе, он раздраженно трёт голову, постоянно теребит укладку. Не знает, что сказать и как посмотреть на Сана. Но всё-таки смотрит на него. И внутри всё падает в тот самый миг, когда их взгляды встречаются: ему не стоило знать об этом. Никогда. Ни раньше, ни сейчас, ни позже. Сан мог продолжать держать всё в себе, ведь хотел, потому что знал, что скоро это не будет волновать. Подобное невозможно забыть, но под силу отпустить и вдохнуть свежим воздухом — и Уён был этим новым глотком. Только в данный момент дышать становится невозможно даже им, потому что и он знает об этой неприятной ситуации. И Сан видит, как тот бесится. Слова не могут найтись: никто не знает, какие будут правильными, и будут ли они уместны вообще. — Садись в машину, поедем домой, — говорит Уён и уходит в нужную сторону. Ему больше нечего сказать — в какой-то степени даже страшно и неловко. Они садятся в машину (он снова не пил сегодня, потому что хочется подвезти Сана до дома). Ему нравится его взгляд, особенно после той ночи. Уён становится увереннее благодаря ему и не может это отрицать. Увереннее в себе как в человеке, а не в предпринимателе. Возможно, он и не поменяется, изменятся только их чувства, забудутся, сотрутся в пыль и развеются где-то на горизонте. Сейчас от этого становится только хуже. Руки у него до сих пор трясутся, а внутри явно далеко до штиля: всё летает, взрывается и не может осесть. Ураган готов разорвать его изнутри. Уён заводит мотор и двигается в сторону дома. В мыслях кавардак. Почему этот вечер должен закончиться так? Почему они просто не могут провести последние часы хорошо, вдвоём? Кажется, надежда рушится намного быстрее, неспособная выдержать натиск урагана. Желание послать всё к чертям, повернуть время вспять, встретиться при других обстоятельствах и никогда — никогда, чёрт подери! — не отпускать Сана. Уён еле ведёт машину, стараясь не отвлекаться и смотреть на дорогу. Но в голове так много мыслей, вопросов, да на душе — сплошная горечь от разочарования. Что-то неизбежно в жизни, и от этого беги, не беги — некуда деться. Внутри Сана, кажется, уже только пустота, словно всё хорошее только что вырвали и бросили прямо перед ним в мусорное ведро. Неужели все его чувства мусор? Он просто больше никак не может объяснить, почему так происходит. Может, эта жизнь в целом не для него? Можно ли переродиться прямо сейчас? Почему всё происходит в последний момент? Сначала Вону решает ударить по нему новостями о своих чувствах, потом Сан осознает свои — что еще хуже для него, — и теперь всё всплывает наружу. Вся его подноготная, которую он так бережно до сегодняшнего вечера хранил в плотной оболочке, и та сорвана, разорвана и выкинута. В последний вечер, который итак дался ему слишком тяжело — болью прошёлся по нему всему, затрагивая каждый участок, каждую самую маленькую частицу. Только бы не взорваться и пережить. Хочется вырвать оставшиеся чувства изнутри и выкинуть все до остатка, потому что хороших не осталось. Когда они подъезжают к дому, Сан ощущает дежавю — в последний раз. Приходит осознание, что этого больше не случится. И сейчас он сможет сказать всё, что думает. Сделает так, как считает нужным. Но внутри что-то ещё остаётся нерешённое, неизвестное. Неужели надежда не угасает до самого конца? Ком противоречий разрывает его, отдаётся гулкой болью, которую слишком тяжело заглушить (как он устал всё заглушать в себе!). Уён выходит из машины и идёт в сторону другой двери, чтобы открыть её. В последний раз. В его голове сумбурные мысли, о чувствах лучше умолчать. Но внутри что-то ещё тлеет — столь маленький огонёк, и неизвестно, когда угаснет, оставив пепел. Уёну хочется подняться на крышу вместе, проводить его до самой двери. И посмотреть, как она закроется перед ним, словно это будет самым главным ответом на все вопросы. — Время прощаться? — спрашивает он, когда они стоят напротив друг друга. — Да. Думаю, да, — произносит Сан почти шёпотом, а в горле снова пересыхает. — Я даже не знаю, что сказать, — проговаривает Уён и смотрит в грустные глаза напротив. — Тогда скажу я, — он немного замолкает, даже курить не хочется: ему думается, что ночь впереди будет слишком долгой и выкурится итак достаточно. — Сейчас я использую наше второе условие по назначению. Уён слегка опускает взгляд, готовый уже ко всему головой, но не чувствами. — Уходи, — Сану даются эти слова очень тяжело, даже если внешне старается быть спокойным, — и больше никогда не появляйся в моей жизни. Он говорит то, что долго готовил, ведь знал, что привяжется к нему, знал, что будет тяжело. И сейчас ощущает всё полностью, о чём мог только догадываться — насколько будет сложно. Сан внутри дрожит, ломается и колеблется: он чувствовал, что так оно и случится. Слишком больно говорить всё, что он думает и что стоит сказать. Именно поэтому второе условие такое — чтобы он ушёл и не возвращался. Потому что Сан боится, что не сможет уйти сам. Уён лишь молчит и смотрит в его глаза. В голове пустота. Ему не хочется отпускать их, но он пытается понять и принять это, хоть и не догадывался, насколько сильно будет больно. И сейчас, проникаясь всем происходящим, его бросает то в жар, то в холод. Почему настолько? Сердце гудит, ноет ещё больше, чем раньше. Надежда растворяется в облаке пыли. — Пожалуйста, — Сан смотрит на него, готовый вот-вот заплакать, упасть в его объятия, но держится, — мы все равно не подходим друг другу. Так ли это на самом деле? Действительно ли они настолько несовместимы? Тогда почему сейчас, словно нож меж рёбер, ожогом раны выжжены в груди у обоих? Уён видит глаза Сана. Чувствует, как тяжело даются слова, и видит его насквозь. Но также понимает, что он не приклонен. Если тот сейчас плачет внутри, значит, маленький огонёк давно потух. И дымом затуманена душа: задыхается, пытается выбраться, спастись, но тщетно. Неужели всё это только боль, не больше? Почему они так мучаются в данный момент, готовые до сих пор утонуть в объятиях друг друга и забыть всё сказанное ранее? Кажется, им просто — кажется. Правильно? Но, может, стоит попытаться? Уён подходит ближе, поднимает руки к лицу Сана и обхватывает широкими ладонями, смотря во влажные от слёз глаза. Чувствует, как того начинает трясти. Сможет ли он уйти, не вернувшись? Теперь приходит осознание, почему было дано это условие. — Должен ли я? — спрашивает Уён, понимая, что если бы не этот фактор, то он никогда, ни при каких-либо обстоятельствах не ушёл от него. Сан еле сдерживается. Кажется, что он сейчас рухнет, только вот куда именно — неизвестно. Как найти хоть какие-то силы, чтобы отказать ему, глядя в глаза так близко? Мысли давят, словно курком, виски — именно этого он боялся, именно поэтому Сан тогда решил, что сделает так. Потому что сам просто-напросто не сможет. Сказать — да, но не уйти. И сейчас он сталкивается со своим страхом столь близко, что готов взорваться от нахлынувшей волной боли. И чувствуется, как у Уёна дрожат руки, держащие его лицо. И в зрачках потихоньку угасает искра, которая только начинала виднеться. — Я прошу тебя, — наконец-то говорит Сан, тянется рукой к его, ладонью касается и замирает. Уён сглатывает. Ощущение, словно он задыхается и — задохнется без него, если они расстанутся. Внутри всё переворачивается в последний раз. Цветы не расцветают, а увядают в одно мгновение, падают вниз, растворяясь, и испаряются. Вместо них — пустота, разрушающая его мир, который только недавно построился и обосновался. Мир, в котором затухают огни, что ярко горели и освещали обосновавшуюся там темноту — теперь она снова заполнит его душу. Уён понимает, насколько это важно для Сана. Поэтому просто закусывает губу до крови, в надежде как-то успокоиться. Сдерживаться уже слишком трудно. По щекам Сана текут слёзы. Меняет одну мечту на другую — он всегда хотел любить и быть любимым. Любовь ли это, раз так спокойно её может отпустить сейчас? И на самом ли деле… Уён чувствует то же самое? Голова взрывается от мыслей, сердце — от страданий, что ожогами выжжены в виде ран, и, кажется, они не заживут. — Завтра у тебя самолёт? — спрашивает Уён, на что Сан только лишь кивает, стараясь не захлебнуться слезами. Тело ломит, безумно хочется исчезнуть с крыши, из города — со всего мира. В данный момент его мечта не совсем радует. Но он не узнает, пока не попробует. И Сан безумно благодарен за это Уёну. Что он отпускает, несмотря на то, что совсем не горит желанием — несмотря на их общую боль. Разделят ли они её? Смогут ли забыть и отпустить друг друга, забыв обо всём? Ведь Сан не вернётся: он закрывает двери раз и навсегда. И только позже у него будет возможность понять, правильно ли это всё или же ошибка, которая будет преследовать до самого конца. Уён в последний раз тянется к нему, накрывает его губы своими, всё ещё придерживая его лицо, другой рукой же прижимая к себе: так крепко, тепло и так невыносимо, до хруста костей и всхлипов Сана сквозь поцелуй. Дрожащими руками он обнимает Уёна за шею — в последний раз ощущает его аромат, стараясь запомнить. В голове нет больше никаких мыслей. Только пустота заполняет тело. Все чувства — в губах, на них, через них. Они ощущают этот поцелуй, отдавая каждую частичку себя друг другу и даря оставшееся тепло, что не успели отдать ранее. Сан и Уён стоят на крыше. Уён до сих пор обнимает его и целует. Сан не хочет прекращать этот странный — солёный, с привкусом металла — поцелуй. Он помнит, как Уён уходит, оставляя его одного на крыше. Слёзы текут по щекам, не желая останавливаться. Кажется, что когда машина тронется с места, то Сан закричит от разрывающей боли, ударяя кулаком по груди, чтобы как-то её прогнать. Звук мотора растворяется в пространстве. Внутри — руины. И он даже не представляет, как у Уёна трясутся руки, когда он садится за руль и как можно быстрее уезжает, боясь, что сможет вернуться. Шанса больше нет. Цветы окончательно рассыпаются, оседают пеплом и даже им — растворяются. Всё исчезает. Кроме боли, что надолго поселится в их внутреннем мире. Небо этой ночью такое ясное, что, кажется, можно усмотреть звезду. Будет ли кто-то загадывать желание на падающий метеорит? Их больше не волнует прошлое. Сан падает прямо на крыше на колени: обессиленный, опустошённый морально и словно убитый — он видел Уёна в последний раз.