escorte d'amour

Время близится к ночи. Уён мечется из угла в угол. Снова в его голове и внутри груди происходит осознание, которое он не может принять.: до самого конца сомневается, отбрасывает эти ненужные мысли, что постоянно крутятся клубком, завязанным ещё сильнее. Остаётся последний вечер. Сердце щемит, ведь скоро всё закончится. Тогда почему на душе какой-то неприятный осадок, почему на душе что-то скребёт? Через некоторое время всё встанет на свои места (он же так этого ждал!). Они едут после очередной встречи домой. И почему за рулем Уён, который решил сегодня не пить? На подсознательном уровне, но ему так нравится катать Сана на своей машине. И почему ему нравится реакция других на подобные действия? Чувство тревоги снова начинает расти: такое привычное, что давно поселилось внутри. В нём словно метаются ножи — из одной стороны в другую, — больно бьют, рубят и оставляют глубокие раны. Он не может отрицать, что ему не наплевать. Ему неспокойно от мысли, что скоро произойдут новые изменения. Какие изменения могут быть, если он так хотел вернуть старое время? У Уёна в голове ничего не укладывается. Это не то, к чему он привык: сейчас невозможно трезво оценить ситуацию и проанализировать её. Потому что звоночек не в голове, и происходящее просто так не решить. И то, что он чувствует, гложет его. Может, если всё продлится немного дольше, то получится понять причину? Ведь всему своё время. Только и оно ускользает лёгкой поступью, ускоряя свои часы, что словно превращаются в минуты, секунды… даже этот день скоро закончится — слишком быстро. Он не успевает понять, что меняется в нём. Но прекрасно осознает причину всему. Уён видит, какой Сан задумчивый в последнее время, видит, что того что-то беспокоит. А спросить не решается. Он знает, что не стоит лезть в его душу. Потому что в данный момент они друг другу никто — ни больше, ни меньше. И от этого становится почему-то неприятно и, возможно, больно. Он ловит себя на мысли, что не хочет, чтобы происходящее кануло в лету, закончилось и пропало, словно ничего и не было. Ему нравится быть рядом с ним. Для него сейчас, хоть и странно звучит, Сан является чем-то большим, нежели просто партнер для бизнеса, однако ещё пару недель назад он мог бы спокойно назвать его пешкой. Но не в данный момент. Уён вздыхает, не замечая, как нервно стучит по рулю. Он не хочет домой. Не хочет домой сам, не хочет отпускать домой его. Что-то в нём просыпается, готовое рвануть — лишь бы это не было падающей звездой, разбивающейся на тысячу частиц. Он даже согласен быть просто падающей звездой, только не разбиваться: готов падать в галактике, чтобы найти своё место. Место рядом с ним? — Ты можешь прекратить стучать по рулю? — Сан устало вздыхает и поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. — Переживаю, что у тебя что-то случилось, — Уён долго не думает над ответом: чувства быстрее разума. — Всё в порядке, просто не в настроении. Так ещё и ты нервируешь лишний раз. — Ну, извините! — он усмехается, а Сан снова ловит себя на мысли, что эта усмешка сведет его в могилу когда-нибудь. И, кажется, очень скоро. — Я совсем забыл, что должен следовать твоим указаниям. Хотя почему-то их не так много, как я ожидал. Точнее, их почти нет. Кроме как забрать тебя, будто бы я такси. — Ты ещё долго это вспоминать будешь?! — Всю оставшуюся жизнь. Даже если обанкрочусь, пойду работать в такси. — Долго не выдержишь, с твоим-то характером, — фыркает Сан и отворачивается. — В любом случае, мне интересно знать, что тебя беспокоит, — Уён паркует машину рядом с домом и выходит, чтобы открыть ему дверь. И замирает — неосознанно. — Ох, с каких пор ты такой джентльмен? — Готовлюсь к работе таксистом, — отшучивается он. Сан смеётся. Его правда забавляет, как Уён бесится. Точнее, ему безумно нравится это. И, возможно, он будет скучать по такому поведению. Становится грустно: у него давно не было таких эмоций, какие приносит ему данный человек. Словно подарок, которым проникаешься постепенно, даже если сначала он не понравился. И сердце быстро бьётся, когда наконец-то проникаешься, когда смотришь на его движения, на картинку, которую он создает вокруг. И становится больно. Потому что он не сможет взять этот подарок с собой. Потому ему там не место, быть с ним — не его место. Сан еле сдерживается, прячет свои глаза, что неожиданно наполняются слезами. Почему всё происходит именно сейчас? Может ли он остаться? Внутри мечется буря противоречий, вихрь эмоций и тысячи осколков от несказанных слов, которые никогда не будут услышаны. Он запрёт их глубоко в себе, не доверяя никому. И поставит стену, выстроит её прямо сейчас. Потому что — не его место. — Не думаю, что тебе это подойдёт, — говорит Сан, проходя вперёд и замечая краем глаза, как Уён идёт за ним. — Главное — оставаться собой, как бы иронично это сейчас не звучит из моих уст. — Очень верно подмечено, — ответ следует не без упрека. Они поднимаются на крышу. Сан садится на своё любимое место. Закуривает. И молчит. Есть ли ему, что сказать? Есть. Только всё бессмысленно. Его здесь ничего не держит: решение давно принято. И он считает, что неправильно будет отступать. Сейчас остаётся только закрыться и сделать так, чтобы это прошло менее болезненно. Считанные дни пролетят очень быстро. А вот боль будет рвать изнутри. Он утешает себя — они не созданы друг для друга, они друг другу никто, между ними ничего нет. — Скоро всё закончится, — говорит Уён, садясь рядом с ним. Почему-то он чувствует себя так комфортно рядом с Саном. Что-то, что не передать словами, что-то, что можно только ощутить. — И слава богу, работка не самая лучшая, — сарказм из того так и плещет. — Я тебе вообще-то плачу за неё прекрасные деньги. — Я могу найти и другую работу, — Сан фыркает. — Хочешь, чтобы я заплатил ещё больше? — Уён уже не понимает, шутка это или страх. — Ты всё ещё думаешь, что меня можно взять деньгами? — Хочешь, чтобы я тебя просто взял? Сан сглатывает. Он хочет. В данный момент действительно появляется желание, чтобы Уён поцеловал его, взял и после всего прижал к себе. Но он не хочет потому, что дальше будет ещё больнее. Сан думает, что тот просто язвит на его тон в ответ. — Шуточки Ваши, мистер Чон, — он выдыхает. Пусть это будет неправдой. Его. Ничего. Здесь. Не держит. — Кто сказал, что я шучу? — Уён сейчас смотрит на него слишком серьёзно, отчего у Сана выпучиваются глаза и открывается рот, чтобы что-то сказать, но в итоге — просто молчание. Оба замолкают. Каждый думает о своём. Но в голове прокручивается очень схожая картина у обоих. У Уёна — Сан. У Сана — Уён. Никто не решается заговорить. Вереницы мыслей путаются еще сильнее. В голове полный бардак. А сердцу почему-то волнительно, но спокойно. Словно только оно знает всю правду, знает, как будет лучше, и верит в лучшее. Но надежда бывает слишком ослепительна, сомнительна, одинока и предвзята. И сейчас она болезненно ослепляет, тревожит внутренний мир, заставляет чувствовать иначе. И словно просит почувствовать друг друга — прикоснуться, понять, ощутить и принять. Но опаска в их глазах жмёт на стоп-кран. Сан резко поднимается с места и обрывает тишину, которая так давит на виски. — Я пойду, — он проходит мимо него в сторону двери. Уён остаётся на месте, не знающий, что ему делать, и как поступить: как хочется или как будет правильно. А как ему хочется? И настолько уж это неправильно? Он запускает в волосы пальцы, проводит по ним, взъерошивает, раздражённо мотает головой и встаёт. Видит, как Сан достаёт ключи от двери, подносит их к замку, прокручивает и открывает. Нет, он не должен просто закрыть её. Уён резко срывается с места, едва успев ухватиться рукой за дверь, чтобы она не закрылась — чтобы он не закрылся от него. Перед ним глаза, полные удивления: ошарашенные и слегка напуганные. Смотреть он в них не решается. Да, он тоже боится. — Что ты делаешь? — Сан кое-как выдавливает из себя слова, непонимающе смотря на него и опасаясь дальнейших действий. Не потому, что не хочет, а потому, что хочет и слишком сильно. И то, как он облизывает свои губы — самая главная подсказка. И причина. Уён с силой открывает дверь, заходит внутрь и закрывает её за собой. Их взгляды наконец-то встречаются. Внутри всё словно идёт крахом: рушатся все стены, трескаются все оболочки, обнажая тот самый мир, который есть на самом деле. В котором они живут, в котором хотят жить. Сан сглатывает и старается не откашляться от такого поворота событий, а в горле чертовски сильно сушит. И почему он сейчас думает, что было бы неплохо, если бы Уён смочил его? Он мотает головой, стараясь прийти в себя и прогнать дурные мысли прочь. Но ничего не выходит. В голове слишком много картин, что всплывают очень детально и красочно. И Сан не может отрицать, что хочет этого. Всё мешается в одно большое «хочу». И раздумывать о том, что будет, просто нет сил. И желания, кажется, тоже. Они продолжают стоять, смотря друг другу в глаза, каждый пытаясь прочитать чужие мысли. Сан облизывает снова губу и опускает взгляд, хлопая ресницами. Становится невыносимо. Напряжение в воздухе растёт. Уён внимательно наблюдает за каждым его движением — за губами, взглядом. Его сильно манит всё, что тот делает. Даже самый банальный жест — и в нём пытается отыскать хоть какой-то намёк. Возможно, больше для себя. Он больше не может сдерживаться. Уён подходит к Сану, обхватывает его лицо руками и целует. Кажется, теперь приходит осознание, что такое бабочки в животе: когда всё порхает, смешивается с адреналином эйфории, дарит ощущение радости, счастья и наслаждения на грани с лёгкой опаской, потому что всё столь хрупко. И это может разбиться в один момент. Но хочется сберечь, не отпускать и подарить тепло. Сан поднимает руки к шее Уёна и обнимает его. Притягивает ближе к себе и растворяется в поцелуе. Наслаждается незабываемым ощущением: такого у него еще не было. Словно в первый раз, он старается прочувствовать каждый миллиметр его губ, прочувствовать аромат этих чёртовых духов, что так подходят ему, прочувствовать всё, что происходит внутри в данный момент. И, кажется, что все поцелуи одинаковы, в них нет никакой изюминки — в сравнении с этими. В нём хочется забыться и растаять. Потому что лучше не будет. Такого больше не будет, потому что подобное ощущается лишь раз — единственный и неповторимый. И отпускать не хочется. Особенно, когда Уён прижимает его ближе к себе за талию, углубляет поцелуй — мурашками по коже. Все его движения. Волосы поднимаются дыбом. Тело бросает в дрожь. Уён большим пальцем руки гладит его по щеке, проводит по волосам, иногда пропуская их через пальцы. Отстраняться совсем не хочется, хоть и воздуха уже не хватает. Он готов утонуть в Чхве Сане. И сейчас ему даже не нужна причина. Внутри всё переполняется эмоциями, которые так долго держал взаперти. И даже если обожжётся — это будет самый прекрасный ожог в жизни. Тот, который будет всегда хранить в памяти — и вспоминать лишь с улыбкой. Сан опускает руки ниже, проходится пальцами по ширинке брюк Уена, задевая, немного надавливая ногтями, чтобы тот все прочувствовал. И его реакция не заставляет долго ждать. Член становится твердым, и ему хочется взять его прямо сейчас. Он расстегивает ремень, затем ширинку, и поглаживает его через боксеры: то слегка, то прижимаясь ладонью сильнее. Уён переходит плавно на его шею — целует, иногда покусывая кожу, что покрылась мурашками от удовольствия. И это не может ему не льстить. Только возбуждает ещё сильнее. Сан чувствует, как губы Уёна проходятся по шее, ключице, иногда покусывая и даже облизывая. Он дрожит от его прикосновений, выгибается ему навстречу, растворяется в крепких руках и тонет в этом сладком омуте. Хочется забыть обо всём и насладиться моментом. Думать о чём-то нет никакой возможности, в голове только Чон Уён. Здесь и сейчас. Первый и последний раз. От этого осознания сильнее срывает крышу. И контролировать себя совсем нет желания. Сан немного пятится назад, чтобы пройти хотя бы на кухню, потому что она ближе всего. И уже всё равно, что там бардак. Он хочет получить только одно. И это «одно» стоит сейчас прямо перед ним, пытаясь идти в нужном направлении вместе, до сих пор не отстраняясь от него ни на секунду. Они проходят на кухню. Уён не прерывает поцелуй, поднимает Сана на руки и сажает его на стол, сбрасывая стоящую на нём посуду на пол. Она падает слишком громко, разбивается, но им не до этого — даже не слышат. Сейчас они слишком заняты друг другом. Уён снимает с него лишнюю одежду, которая летит в сторону битой посуды. Главное, не разбиться им раньше времени. На щеках Сана появляется лёгкий румянец — впервые он краснеет от подобного. Скажи ему кто такое недели три назад — не поверил, да ещё бы и посмеялся. А сейчас остаётся только тонуть в человеке, запоминая каждую деталь и момент происходящего. Сан выпрямляется, продолжая целовать его губы и снимая брюки. — Дальше справишься сам, — говорит он Уёну, вновь обнимая его за шею и запуская пальцы в волосы. Сан готов двигаться ему навстречу и хочет, чтобы всё случилось как можно скорее. Он не может больше ждать. Терпение на пределе. Тело продолжает дрожать в предвкушении. Бабочки стягиваются в узел внизу живота, готовые взорваться и вновь стать прежними. Уён укладывает Сана на стол, раздвигает его ноги, пристраиваясь между ними поудобнее. Облизывает пальцы и вставляет их по очереди, наблюдая за тем, как его тело реагирует на это. Стоны заполняют кухню, отдаляясь эхом и разбиваясь в пространстве. Сан выгибается ему навстречу, ощущая всё каждой своей частичкой, подгибая пальцы на ногах от удовольствия. Руками хочется «гулять» по прессу и груди Уёна. Но тот лишь дразнит его, двигаясь пальцами внутри: то медленно, то быстро, затем снова медленно. — Не дразни, — Сан почти умоляет томным голосом, глаза закрываются от того, насколько ему хорошо. Уён обхватывает его член рукой и двигается от основания к головке, поглаживая и надавливая на неё пальцем. Затем быстро проходя снизу вверх: то сжимая, то ослабляя. И слышать стоны, что разносятся по всей квартире, ему безумно нравится: он никогда бы не подумал, что это может свести с ума. И хочется подразнить подольше, но сам уже на пределе, смотря на то, как на Сане отражается каждое прикосновение. Уён смазывает свой член и вставляет сначала головку, затем постепенно входит до самого основания. Движения окончательно срывают крышу. Они растворяются, полностью отдаваясь друг другу. Эйфория расцветает внутри яркими цветами. Сан притягивает Уёна на себя, обнимая за шею. Кажется, что ему больше ничего не нужно. Хочется наслаждаться этим вечно: двигаться навстречу, ощущать его внутри себя, проникаться каждым толчком, каждым поцелуем. Уён целует Сана — начиная с губ, проходя по ключице, задерживаясь на груди, — трепетно, но одновременно страстно и горячо, обжигая кожу дыханием. Желание, чтобы сегодняшняя ночь не заканчивалась. Они задыхаются друг другом, но не останавливаются. Слишком хорошо. И теперь оба осознают всё, что происходит и бьёт током внутри них. Дрожь по телу усиливается, ударяя новой волной. У Сана всё трепещет, когда Уён целует его шею. Это заводит ещё сильнее. Он сейчас готов душу продать, лишь бы это продолжалось — лишь бы этот огонь не погас. И он горит между ними, между их телами. Квартиру заполняют громкие стоны, томные шептания проносятся около уха, заставляя сильнее хотеть отдавать и получать. Уён чувствует, как член Сана трётся об его пресс, как ноги, обхватывающие бедра, дрожат. Он ускоряется, чтобы доставить ему больше удовольствия. Толчки становятся всё сильнее. То он медленно выходит из него, резко проникая до упора, то наоборот, нежно и постепенно входит, давая ощутить всю длину. Сан трясётся от приближающегося фейерверка, что разрастается, готовый вскоре взорваться. Дыхание окончательно сбивается, воздуха в лёгких почти нет. Последнее, что он помнит, как Уён делает последний толчок и ложится на него, обнимая за голову, снова запускает в волосы пальцы, целует в макушку, затем — его щеку, по которой бежит слеза. Тело дрожит в эйфории раскрывшегося фейерверка, что дарит нежность и свет внутри. Его внутренний мир озаряется теплотой. Сан восстанавливает дыхание и обнимает Уёна за шею, укутываясь в нее носом, запоминает его аромат. И будет помнить его всегда.