Рукой Аури-Эля

      Гелебор вновь обвел взором первую половину своего недописанного послания и нахмурился. От вида строк до невозможности уставшие глаза почти слезились, будто под веки забился песок. Хороший отдых пришелся бы как нельзя кстати, но сон не шел, несмотря на полуночную темень за окном. Пускай бумага для официальных обращений, окаймленная изящными вензелями и украшенная гербом Ордена Аури-Эля, не терпела сумбура, Гелебор считал едва ли не жизненно важным, чтобы уже утром письмо лежало на столе викария.       Начало изложения почти не отличалось от десятков обычных рапортов — очередной обход, признаки засевшей в одной из окрестных пещер хищной твари и решение избавить от нее обеспокоенных мирян. Помассировав виски, Гелебор придвинул ближе освещающий стол серебряный подсвечник, пытаясь не обращать внимания на головную боль, вызванную ворохом мыслей и отягченную дрожащим пламенем свечей. Виртур выслушивал подобные отчеты без особого интереса, и все же лишать его покоя хотелось меньше всего из-за недавно настигшего его недуга. Частые прошения приближенных, должно быть, настолько утомляли Виртура, что тот предпочел на время полное уединение. Гелебор понимал брата, но сделанное при обследовании логовища хищника открытие не могло обождать.       Витиеватые руны выстраивали цепочку событий, от которых то усиливалась тревога, то загоралась надежда. В пещере не нашлось ни самого зверя, ни его следов, зато в глубине обнаружился явно рукотворный земляной тоннель — достаточно высокий, чтобы выпрямиться в полный рост, но тесный даже для двух вооруженных меров. Ход тянулся глубоко под землей и вел к небольшому карману, где на голых скалистых стенах не росло ничего, кроме светящихся грибов.       «Там мы наткнулись на останки долинных оленей и их аккуратно расстеленные на камнях шкуры. Сильнее них поразили найденные тут же металлические шестерни, видавшая виды двемерская посуда, а также грубой работы увесистый лук, изготовленный из материала, похожего на хитин. Подле лежал десяток прочных стрел, не похожих ни на одни из известных мне», — спешно перечитал Гелебор, после чего взял перо и подчеркнул строки с описанием странного оружия. Именно эта деталь опровергала его первоначальную мысль о гномах, проложивших себе дорогу в Благую землю.       Подождав, когда ровная линия высохнет, Гелебор резким движением перевернул испещренный мягким почерком лист. Он не раз переписывал вереницы предложений, пытаясь как можно более бесстрастно обрисовать появление жуткого существа, подкравшегося к группе паладинов столь бесшумно, словно оно было создано самой тьмой и умело растворяться в ней. Гелебор вспоминал высокую и почти нагую фигуру, оскал гнилых зубов на сморщенном, изрытом оспинами костистом лице, остроконечные уши и исходящую от нее волну чистой ненависти. Безобразное существо заставило тогда отшатнуться. Поблескивающий чем-то маслянистым в свете факелов и магических огней неровный меч в длинной тощей руке пугал не так сильно, как уродство создания. Полное отсутствие глаз, сплюснутый щелевидный нос и отвисшая нижняя челюсть, выдававшая врожденное слабоумие и делающая неподвижный лик еще уже и длиннее, вызывали помесь отвращения, жалости и нарастающего ужаса.       Гелебор долго колебался, прежде чем решиться посвятить Виртура во все подробности столкновения, — боялся, как бы брату не стало хуже. Отданный существу приказ оставаться на месте лишь спровоцировал его на нападение. Несмотря на слепоту, чудовище явно понимало, что перед ним несколько целей, но в его поведении при этом не было и тени растерянности или испуга. Гелебор поначалу недооценил его, уверенный в превосходстве нескольких прекрасных воинов над одним калекой. Он намеренно принял на себя череду ударов и был глубоко поражен их силой и точностью. Злобное бесстрашие противника говорило о его стремлении не просто прогнать чужаков, а выпустить им кишки. Ему почти удалось прикончить одного из товарищей Гелебора — тому не повезло получить ранение отравленным клинком.       «Он был вынослив, быстр, ловок и настроен биться до последней капли крови, даже если придется делать это голыми руками. Победа могла бы достаться намного более дорогой ценой, окажись их сразу несколько», — признался брату Гелебор в своем послании, пытаясь мысленно подсчитать, сколько поколений сменилось с той поры, когда фалмеры решились на проклятый союз с двемерами.       Хотя в умерщвленной твари на первый взгляд не было ничего эльфийского, Гелебор все же не мог не заметить некоторого родства. Пока соотрядники осторожно, дабы избежать переполоха в долине, спорили между собой, было ли ужасающее существо бесом или просто больным гоблином, Гелебор делился с братом иными догадками. Он странным образом предчувствовал, что в подземелье членам отряда пришлось схватиться ни с кем иным, как с потомком фалмеров, когда-то потерявших в двемерских городах самих себя. Возможно, им встретился беглый невольник или мятежник — измученный, убогий, превращенный в одичавшее животное и наверняка не единственный.       Оценив оставшееся на странице место, Гелебор стиснул перо и спустя мгновение поспешил перейти к заключению.       «Хотя многое изменилось с тех пор, как двемеры отняли у нашего народа свободу и зрение, потомки несчастных изгнанников по-прежнему остаются фалмерами, — написал он, стараясь дышать ровнее. Казалось, брат не одобрит его затею, из-за чего нервозность теперь отзывалась в ладонях легким покалыванием. — Разумеется, можно замуровать пещеру или предавать смерти каждое существо, выбравшееся из нее. Но мне кажется наиболее разумным попытаться наладить с нашими преданными родичами контакт. Эти создания нуждаются в помощи, Виртур. Если мы сумеем найти с ними общий язык, то их память о славном прошлом нашей расы никогда не померкнет, а вера в Аури-Эля вновь наполнит их ожесточившиеся сердца светом.       Милый мой брат, я надеюсь, что ты поступишь с Преданными так же мудро и милосердно, как поступаешь со всей Благой землей. Будущее фалмеров может вскоре оказаться в твоих руках. Я буду молиться за твое здоровье и за наш обреченный народ. Жду ответа с превеликим нетерпением.       Искренне твой,       Гелебор».