Рукой Аури-Эля

      Она пришла в Благую землю среди немногих, кому удалось не сгинуть в жерновах войны. Всегда молчаливая, эта беженка не любила рассказывать о себе и своем прошлом. Хотя из ее уст нечасто звучало имя Аури-Эля, бесхитростная помощь, будь то забота о голодном, болящем или немощном, оставалась так же проста и естественна для нее, как улыбка. Однако сама женщина не улыбалась почти никогда.       Гелебор с сочувствием взирал на печать суровости на ее лице. Горе ломало сильнейших, и тем не менее в льдистых глазах незнакомки отражалось лишь стоическое хладнокровие. Паладин тщился рассмотреть, что за бремя сокрыто за ним, а она, не мигая, подолгу всматривалась в ответ и без труда видела его насквозь.       Ее решение вознести хвалы повелителю снежных эльфов во Внутреннем святилище было встречено всеобщим изумлением. Казалось бы, куда ей — из огня да в полымя. Но уверенное спокойствие, с которым первая за долгие годы паломница принимала заветный сосуд, поразило многих. На прощание паладин в знак почтения произнес привычное благословение, коим в Благой земле провожали пустившихся навстречу просветлению пилигримов, и своих слов почему-то не услышал. Паломница только спрятала жемчужно-белую корону волос под грубой тканью капюшона и одарила его колючим прищуром. Знала, на что идет, и в ектеньях за себя не нуждалась.       И все же Гелебор молился. Как будто из чувства долга перед всяким испытуемым, а в действительности — от всего сердца. Чтобы посвященная не оступилась, уцелела и сохранила ясный рассудок. Чтобы в конце долгого пути храм, торжествуя, распахнул перед ней врата.       Паломница прокладывала себе дорогу ко Внутреннему святилищу с непререкаемой волей. Она неукоснительно следовала предписаниям прелатов, заучивала мантры и все более наполняла свой кувшин ритуальной водой. Никто и представить не мог, какая магическая сила скрывается в обыкновенной беженке. Таинственная, почти стихийная мощь была способна обратить в снежную пыль любую тварь, рискнувшую обнажить перед путницей клыки или когти, а острие ее зачарованного морозной магией клинка не давало хищникам ни шанса на спасение. Через несколько томительных недель имя принятой викарием посвященной облетело всю долину. И Гелебор повторял вместе со всеми, точно впервые пробуя знакомые слоги на вкус: «Аумриэль».       Он продолжил бы искренно радоваться за успех достойной сестры, держась на уважительном расстоянии, если бы после своего триумфа она не разыскала его сама. При встрече, как обычно, ни тени улыбки он не увидел — лишь строго поджатые губы и резкость в усталых движениях. Гелебор не смел узнать, как прошла аудиенция, принесла ли она благословенный покой, или же явила тревожные видения и достигли ли Всевластного все сокровенные просьбы посвященной. Поэтому Аумриэль без стеснения сыпала вопросами сама и с лихорадочным блеском в глазах допытывала паладина о личности его брата.       Гелебор подозревал, к чему подобные хлопоты, и все равно не мог не говорить начистоту, отчего становилось еще сквернее. От природы проницательная, Аумриэль наверняка видела, что творилось с Гелебором в тот миг, и опять читала его, словно раскрытую книгу. Впрочем, и ее выбор был более чем очевиден: ставленник бога, пусть и почти недосягаемый, — против заурядного воина.       Допрос Аумриэль закончила сухим прямодушным замечанием: «Вы с братом очень разные». И удалилась, оставив собеседника наедине с его смятением. В дальнейшем она расспрашивала о викарии не раз, но отчего-то неизменно справлялась о делах одного Гелебора: беспокоилась о его недавней ране на плече, интересовалась, сложно ли возглавлять рыцарский отряд и не тоскливо ли ему в долине. Мимолетные взгляды и будто бы случайные прикосновения крали у Гелебора дыхание, а в часы разлуки толкали искать с Аумриэль новой встречи.       «С викарием что-то неладно. Я хочу выяснить, что именно», — шептала посвященная Гелебору на ухо, переплетая его пальцы со своими. Он едва понимал смысл ее слов и продолжал утопать в нежности осторожных объятий и в теплоте, кружащей голову так, словно Аумриэль стала средоточием света в мире. Хотелось стоять среди вековых елей до скончания времен, обхватив лицо возлюбленной огрубелыми от владения оружием руками, и млеть от трепета ее ресниц на обветренной щеке. Быть вдвоем, стоять подле друг друга на общих мессах, делить маленькие радости и скромный обед или теряться после вечерни в лесу со светлячками. Вместе отдавать себя вере и наперекор тысячам горестей быть счастливыми — иного сердце не просило.       Однако спустя месяцы мирного пребывания в Забытой долине Аумриэль вдруг исчезла. Написав на прощание короткое послание с просьбой забыть и не искать, она испарилась подобно белой дымке поутру. Точно бежала второпях от чего-то или спешила принять очередной вызов судьбы, принесенный рассветом холодного дня. Гелебор силился найти истинную причину поступка Аумриэль в себе. Он вновь и вновь старался понять ее мотивы, но только запутывался сильнее, ранясь об осколки разбитых надежд.       Одно было известно наверняка: пока с Аумриэль именной клинок, магия и его молитвы, зло минует ее. Если суждено, дороги их однажды пересекутся снова. Гелебор пообещал себе, что обязательно дождется посвященную и, подобрав нужные слова, скажет ей самое главное.