Снег понемногу таял и хлюпал в и без того мокрых ботинках. Билл совсем потерялся в числах, но подозревал, что февраль, как и зима в целом, подошёл к концу, но предвкушение наступающей на пятки весны так и нагнало Денбро. Может, дело тому было в противной простуде, заставляющей нос хлюпать после сна на боку, а горло — першить после беспокойной ночи. Правда, какая-то часть Билла подозревала, что горло першило вовсе не из-за болезни.
Каждую ночь он просыпался от до боли ощутимой тряски Майка, пока не осознавал, что кричит до горького хрипа. Он плохо помнил свои сны, но чувство потерянного времени, постоянной опасности, причём не для своей жизни, а чужой, преследовало его даже наяву. Его не покидало ощущение, что он обязан бежать куда-то до оббитых ног, ни за что не оборачиваться и глядеть куда-то вперёд, в кучу аморфных тел, сгрудившихся перед кем-то, чьё лицо залито кровью, а бледная рука с обломанными ногтями безжизненно свисает со сбитых простыней в бежевый цветочек. И как бы Билл не прищуривался, черты этого лица постоянно расплывались перед его взором, и один только остекленевший светло-карий глаз обращался прямо к нему. Каждое пробуждение Билла сопровождалось трясущимися руками, так и порывавшимися опустить холодное веко, испачкаться чужой кровью, донести её до собственных губ, умыться ею, втереть её в сузившиеся от мороза поры, вдыхать запах смерти до помутнения рассудка…
Хотя Билл подозревал, что его рассудок затуманился уже очень давно.
Кошмары отступили только в Берлингтоне, когда оставшиеся Неудачники осели в одном из помещений бывшего штаба компании Labcorp. Они ничего там не нашли — комната, в которой, по идее, должны были храниться архивы и данные по последним разработкам и масштабным проектам, оказалась дотла сожжена — настолько, что оконные стёкла полопались, штукатурка поползла пузырями и осыпалась на покрытый пеплом и снегом пол, обнажая пошедшие трещинами кирпичи, а крыша обвалилась на единственный чудом уцелевший металлический стол, расплавившийся, но всё так же напоминающий свои изначальные формы.
Билл смутно помнил, что тогда произошло. Кажется, Эдди злостно пнул останки стола и издал душераздирающий крик, повалился на четвереньки, вгрызаясь непослушными пальцами в кучу пепла и штукатурки, пытаясь разгрести весь мусор, словно внизу что-то да будет находиться, хотя бы единственный документ, доказывающий, что весь их путь не был пройден зря, что все жертвы не были напрасны.
Но под пеплом обнаружился только бетонный пол.
Ричи тогда через силу опустился на колени и утянул хлюпающего носом Эдди в неуклюжие объятия, зарылся носом в отросшие волосы и коснулся губами покрытого гусиной кожей загривка, и только в этот момент Билл облокотился на кирпичную стену и прикрыл глаза. До спины будто бы доползал жар былого огнища и распространялся по всему телу. Почему-то Билл не чувствовал абсолютно ничего кроме полного опустошения.
Майк выдал дельную мысль, когда предложил обыскать уцелевшие комнаты. Они откопали упаковку снотворного, и Билл впервые за последние месяцы уснул спокойно — скорее, провалился в спасительную темноту.
Планов на будущее не было. Хотелось просто пережить весну.
В какой-то вечер Билл с Майком разгребали снег во внутреннем дворе, где разводили костёр и готовили какую-никакую еду. Однотипные зацикленные действия опустошали сознание и подготавливали почву для проникновенных диалогов.
— Как думаешь, если Грета выжила, она… найдёт нас? — спросил безэмоционально Майк, но небольшая запинка ясно дала Биллу понять, что внутри у того бушевало что-то колоссальное.
Билл протянул дрожащие красные руки к занимавшемуся огню, надеясь хоть немного согреться, и хотя начало весны в Северной Каролине всегда было достаточно тёплым, весь сегодняшний день шёл противный мелкий дождь, а чуть треснувший, но работающий ртутный градусник показывал стабильные +5 градусов ближе к восьми вечера.
— Я н-надеюсь на это, — наконец, ответил Билл, чувствуя назойливое покалывание в ладонях. — Я не у-успел перед ней извин-ниться за… всё.
Майк промолчал и подул на огонь, склонившись к самой земле, касаясь ухом жёлтой сырой травы, и пламя разгорелось сильнее.
— У вас с Гретой… — помедлил Билл и прочистил горло. — Ч-что-то было?
В свете костра скулы Майка чуть заалели, и Билл опустил взгляд, понимая, что такая реакция звучала громче любых слов.
— В лесу под Кентукки. Она захотела подменить меня на дежурстве, и… Всё произошло.
— Ж-жалеешь?
Между ними наковальней рухнуло молчание. Билл не знал, что оно означало.
— Нет, — произнёс совсем тихо Майк.
Той ночью Билл не смог заснуть. Он грузно выбрался из спального мешка, подобранного ещё на подходе в Северную Каролину, и тихонько выбрался из общей комнаты, планируя подышать где-нибудь свежим воздухом и прочистить сознание. Руки вновь подрагивали и ощущались какими-то липкими и смердящими чем-то безжизненным. Билл спустился по лестнице на первый этаж штаба, завернул за угол, подбираясь к запасному выходу, и вдруг застыл на месте.
Перед его взором предстали Ричи с Эдди, первый сидел на коленях перед вторым, а Каспбрак запустил руку ему в тёмные кудри. Сорвавшийся с губ Эдди высокий стон заставил Билла отшатнуться и скрыться за углом. Щёки словно горели.
Он явно стал свидетелем того, что не было предназначено для его глаз, и Билл прижал руку к губам, опасаясь, что из них вырвется какой-нибудь звук. Он чуть ли не на цыпочках принялся отходить обратно к лестнице, намереваясь скрыться, не выдавая своё присутствие, как до его слуха донёсся возбуждённый шёпот:
— Я люблю тебя, Ричи…
— Ты делаешь меня лучше.
Билл взбежал по ступенькам и свернул в первый попавшийся коридор, продолжая прижимать ладонь к губам. В его ушах набатом стучала кровь, а сердце застряло где-то между рёбрами и неуклюже пыталось выбраться из тисков. Билл уже и вовсе не понимал, отчего его так лихорадит, уж явно не от самого факта, что он наткнулся на Ричи с Эдди.
«Заткнись»
Билл замер. Одно только слово, произнесённое чужим и таким знакомым голосом прошило его насквозь, и осознание причины подобной реакции на замеченную сцену стало слишком очевидным.
«Ты не мог этого предвидеть»
Билл опустился на пол и обессиленно положил голову на подтянутые к груди колени, не сдерживая усмешки. Конечно же, сердце заныло не от стыда за вмешательство в чужое пространство, а от понимания, что подобные слова он и сам мог произносить множество раз. Поговори он со Стэном сразу после того злополучного вечера в Цитадели, когда тот читал «Чёрную стремнину», просматривал черновики его автобиографии и вытянул на самый интимный разговор, что у Билла только был в жизни — всё, возможно, сложилось бы совсем иначе.
Возможно, они бы не угодили в ловушку Генри. Быть может, Билл бы не позволил Стэну отправляться за Эдди в одиночку. Скорее всего, он бы не допустил его смерти.
И все былые кошмары вдруг обрели ясную чёткость, и бесконечная металлическая пожарная лестница вдруг нашла конец в виде злополучного облезлого окна, за которым скрывался развороченный номер мотеля с вырванными петлями на двери, и неконтролируемое желание втереть в бледно-розовые дёсны чёрную кровь заимело смысл.
Билл потянул волосы, скрывая истерический всхлип.
Он уснул там же — в пустом коридоре, а со стены ему издевательски улыбалась поддерживающая аборты врач на плакате.
Наутро его отыскал Майк, растолкал, но ничего спрашивать не стал. Майк вообще почти перестал разговаривать с того самого момента, как оставшиеся Неудачники выбрались из Фолмута. Как и все они. Тот разговор у костра был единственным за последние дни.
Они вчетвером завтракали остатками рисовой каши на воде, когда Эдди вдруг прочистил горло, не отрывая взгляда от потрескавшегося асфальта.
— Нам теперь нет смысла здесь оставаться, — произнёс он хрипло. За кругами под его глазами не было видно нижних век. — Всё равно ничего не нашли.
Его слова не сыскали особенного эмоционального отклика. Билл даже не нашёл в себе силы пожать плечами. Лишь только Ричи сильнее сжал его руку.
— Мы можем вообще уехать из Штатов, — продолжил Эдди на полтона тише. — Нас всё равно ничего не держит. Хоть в Мексику.
— No hablo muy bien español, — с ужасным акцентом проговорил Ричи и обвёл большим пальцем косточку на запястье Эдди.
— Apenas tenemos que hablar en español con nadie*, — ответил ему почти шёпотом Эдди, и Ричи покраснел. Он шепнул что-то похожее на «Te amo», и румянцем залились уже оба.
Билла пронзил холод.
— М-можно и в Мексику, — заставил себя заговорить Билл, однако его слова отдавались неким бульканьем. Эдди мелко кивнул и опустил голову ещё ниже.
Они покинули Берлингтон уже на следующий день. С горем пополам завели одиноко стоящую на заправке легковушку и двинулись на север. Шипящее радио почти сразу же выключили, и единственными звуками отдавались лишь шум двигателя и дуновение тёплого воздуха из кондиционера. Они наотрез отвергли идею сокращать дорогу через крупные города и петляли через небольшие посёлки, останавливаясь только на заправках и сменяя друг друга каждые семь часов.
***
два года спустя
Билл выбрался из моря и облизнул губы. С него ручейками стекала вода, пока тот добирался до развалившихся на песке Эдди, Ричи и Майка. Каспбрак уже успел покрыться красными пятнами, но продолжал лежать на спине, прикрыв глаза. Похоже, он и вовсе задремал.
Эти два года дались парням нелегко. Им стоило огромных усилий найти кардинально отличающееся от Штатов место, где можно надолго осесть, где не составит особого труда выращивать хоть какие-то местные овощи и собирать растущие тут и там фрукты. С пирса ближайшего порта легко клевала рыба — неудивительно, ведь катера исчезли в первый же день эпидемии, и воду никто не тревожил. Эдди, как единственный мало-мальски говорящий по-испански человек в компании, откопал в недрах книжной лавки руководство по выживанию в дикой природе и научил всех ставить простейший фильтр для добычи дождевой воды.
— И почему мы раньше этого не узнали? — повторял Ричи, устанавливая конструкцию под пальмой. — Всю осень носились, как в жопу ужаленные, искали бутылки.
Майк каждый раз хмыкал и припоминал растопку снега зимой.
С Билла почти никогда не слезал оливковый загар от частой рыбалки, а рыбачил он, как правило, на пару с Майком. Наверное, примерно через несколько месяцев после прибытия в Мексику Билл и начал понемногу избавляться от кошмаров. Майк ему очень помог.
В один жаркий июньский день они сидели на краю пирса, свесив ноги, и наблюдали за самодельными поплавками из кусков пенопласта. В ведре между ними периодически дёргались пойманные рыбёшки. Над головами кричали чайки, позарившиеся на чужой улов.
— Как ты? — вдруг спросил тихо Майк, едва шевеля губами. Билл не сразу осознал, что его о чём-то спросили.
— Что? — переспросил он, поворачивая голову к другу.
Майк чуть поджал губы.
— Почти четыре месяца прошло, — пояснил он. — Ты как, справляешься?
Билл метнул руку к бедру — нож в потрёпанном кожаном чехле всё ещё висел на своём месте, как и всегда. Билл действительно не расставался с ножом Стэна даже по ночам.
— Понемногу, — неопределённо ответил он и замолчал, явно не планируя что-то добавлять.
Майк тихо вздохнул.
— Нам всем стоит идти дальше, — продолжил он. — Всё потихоньку налаживается. Нам больше не нужно скакать по лесам и жить в грязи ради каких-то призрачных целей. Всё хорошо.
Билл медленно кивнул.
— Я знаю, — ответил он и вновь замолчал. Он и правда понимал, насколько важно перестать заглядывать в прошлое и заново переживать одни и те же болезненные моменты, вот только Биллу было довольно сложно отречься от всего этого. — Я просто не могу забыть их всех.
— И не надо, — возразил ему Майк и дёрнул на себя удочку. На пирс плюхнулась довольно крупная треска, и Майк тут же вытащил крючок из её губы и отправил в ведро. — Мы не должны забывать. Но и тонуть в скорби тоже не стоит. Ни Бен, ни Джорджи, ни Беверли, ни Стэн этого бы не хотели.
Билл постучал ногтем по основанию удочки.
— Ты прав.
Они вновь замолчали. Запах моря прочищал мысли, а небольшой бриз не давал телу расплыться в неге от жары. Какая-то мелкая рыбёшка укусила Билла за пятку, и тот дёрнул ногой и рассмеялся. Майк не сдержал улыбки, а затем взглянул в практически полное ведро и предложил возвращаться.
Билл тогда ещё не понимал, какое огромное влияние на него окажет этот небольшой разговор.
Билла уже как два года не мучали кошмары. Всё понемногу налаживалось.
