***
Первокурсники Слизерина сплочённой группой ходили на уроки, запоминая дорогу к кабинетам, и появлялись там самыми первыми, чтобы наша староста могла успеть и на свои, так что у нас не было проблем с дверьми и лестницами, как у многих других. Однажды, не выдержав вида растерянных гриффиндорцев, пытавшихся уговорить фальшивую дверь открыться, я поймал Перси и сказал ему о том, что первокурсники не справляются без его помощи, приведя в пример поведение Фарли. Смущённый Перси выглядел сильно раздосадованным, бормоча о том, что «как же он сам не догадался...» Он очень хотел быть хорошим старостой, так что со следующего же утра начал показывать Хогвартс своим первокурсникам и провожать их до кабинетов. Я был доволен. У слизеринцев не было проблем ни с Пивзом, ни с Филчем. Первому мы угрожали Кровавым бароном, и он сразу же убирался, а Филча в основном интересовали гриффиндорцы, так что он почти не обращал на нас внимания. Но Гарри, когда мы сели вместе на Истории магии, пожаловался на то, что один раз случайно зашёл в Запретный коридор, а Филч никак не хотел верить, что он сделал это не специально. К слову, тогда же Гарри сказал мне, что ожидал, что я буду вместе с ним в Гриффиндоре. Я, смешавшись, ответил, что так решила Распределяющая Шляпа, и перевёл тему. Мне не хотелось, чтобы вражда факультетов хоть как-то отразилась на нашем с Гарри общении, так что старался вообще не упоминать при нём Слизерин. История магии была сплошным разочарованием. Я до последнего надеялся, что профессор Бинс будет рассказывать хоть капельку интересно, но его уроки, похоже, нравились только Гермионе — все остальные занимались другими делами. Каждую среду ровно в полночь мы изучали ночное небо, записывали названия разных звёзд и запоминали, как движутся планеты. Трижды в неделю нас водили в расположенные за замком оранжереи, где профессор Спраут преподавала нам гербологию. Для многих последняя дисциплина была такой же пыткой, как и История магии, но лично я весьма бодро управлялся с растениями, если профессор решала, что полученные знания нужно закрепить практикой. Профессор Флитвик, по очереди зачитывая наши фамилии, умудрился запнуться на Гарри Поттере и свалиться со своей подставки из книг. Наверное, это было сделано для того, чтобы создать более весёлую атмосферу на уроке и расслабить учеников, но Гарри, которого за это время достало повышенное внимание к своей персоне, это небольшое представление пришлось не по вкусу. Также профессор сказал, что первое время мы будем изучать стандартные движения палочкой, чтобы наловчиться управляться с ней, а уже потом перейдём к заклинаниям. Я обрадовался: ловкость рук — это очень важно. Я и сам задумывался о том, чтобы найти упражнения для этого. На первый урок трансфигурации слизеринцы шли как на бой. Старшие курсы уже успели рассказать о том, что профессор Макгонагалл бывает к нам несправедлива в ответ на то, как ведёт себя на уроках профессор Снейп. Что ещё хуже — Трансфигурация проходила один на один с гриффиндорцами, с которыми враждовал наш факультет. Несмотря на то, что члены моей семьи были потомственными гриффиндорцами, бóльшая часть их первокурсников уже смотрела на меня враждебно. От этого я ощущал себя странно. Так как главный герой серии книг о Гарри Поттере — то есть Гарри — учился на Гриффиндоре, то огромное количество времени уделялось жизни этого факультета. Я знал о них многое и, читая книги, как будто бы был их частью. Но вот я — ученик Хогвартса, а Гриффиндор настроен по отношению ко мне враждебно. И, не считая Перси, только Гарри не обращает внимание на цвет моего галстука. С близнецами я, слава богу, ещё не пересекался. Я не мог представить себе их реакцию на моё распределение, так что решил, что лучший вариант поведения — игнорировать проблему и избегать их. В любом случае, мне придётся вернуться домой, и я очень надеялся, что Молли к тому моменту успокоится тоже. На Трансфигурации, кстати, мне не дали сесть рядом с Гарри и утащили на сторону слизеринцев — в итоге я сел рядом с Забини. Гарри, пришедший в кабинет позже, обиженно нахмурился. — На совместных уроках с гриффиндорцами слизеринцы должны держаться вместе, — шепнул мне Забини. — Об этом говорил наш декан. Мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть. Гарри, не хотевший сидеть один, в итоге подсел за первую парту к Гермионе. Думаю, она обрадовалась. Как и в каноне, Гермиона не смогла подружиться с девочками, живущими с ней в одной комнате, так что должна была чувствовать себя довольно одиноко. Всего на первом курсе Гриффиндора, как и на Слизерине, было двенадцать человек. Хорошо известные по книгам Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботтом, Лаванда Браун и Парвати Патил. В одной комнате с Гарри также жили друзья Дин Томас и Симус Финниган. Ещё были Фэй Данбар и Келла Моррис, о которых многие почему-то забывали. Хотя фамилию Келлы по книгам я не помнил. Возможно, её не называли вообще. Фэй Данбар была чистокровной с длинными тёмными волосами и светлой кожей. Келла — афроамериканкой-полукровкой с короткими жёсткими волосами, собранными в пучок. На задних партах сидели Риона О’Нил и коренастый парень по имени Джеффри Хупер. О последнем я не помнил ничего, кроме того, что он пробовался на место вратаря одновременно с канонным Роном. У Рионы были очень длинные, до пояса, русые волосы и выразительные карие глаза. Она была магглорождённой и, вроде бы, в будущем должна вступить в Отряд Дамблдора, если его, конечно, создадут. И наконец, последнего гриффиндорца звали Бем Куарти. Бема, как и Пайка, кстати, в книгах я не помнил вообще — только в фильме «Гарри Поттер и Узник Азкабана». Фильмы я пересматривал одновременно с книгами, так что был в этом уверен. Это заставляло задумываться о том, были ли во вселенной, в которую я попал, ещё какие-то расхождения. Или дело в том, что Джоан Роулинг просто забыла о них написать, как и о детях, которые известны только по распределению? Хотя, возможно, о них она всё же писала, просто не в книгах, а в другом месте. Мне действительно нравился «Гарри Поттер», и я старался следить за новостями, фактами о вселенной от писательницы и фанатскими теориями, однако это не значит, что я не мог что-то упустить. У меня всегда была хорошая память, но ни один человек не может помнить всего — так и я мог не обратить внимания на информацию о сильно второстепенных персонажах, увлечённый чем-то более интересным. — Трансфигурация — один из самых сложных и опасных разделов магии, изучаемых в Хогвартсе, — начала профессор Макгонагалл, когда все собрались. — Любое нарушение дисциплины на моих уроках — и нарушитель выйдет из класса и больше сюда не вернётся. Я вас предупредила. Профессор Макгонагалл показала превращение стола в свинью и свиньи обратно в стол. Затем она продиктовала несколько очень непонятных и запутанных правил, которые предстояло выучить наизусть. В моей прошлой школе в десятом классе к нам пришла такая же строгая учительница химии, которая тоже любила выражаться жутко заумно, считая, что мы обязаны понять всё с первого же слова. Но если честно, то, что сказала профессор Макгонагалл, было ещё сложнее, а мы были всего лишь первокурсниками, так что у меня глаза на лоб полезли. В конце концов профессор дала нам спички и сказала превратить их в иголки. Я завис, внимательно разглядывая спичку. В чём суть транфигурации? По идее, всё вокруг состоит из атомов, мельчайших частиц, которые не изменяются в химических реакциях. И такое волшебство воздействовало именно на них. Но я в любом случае слабо представлял то, как всё это должно взаимодействовать. Так что просто вообразил, как дерево превращается в железо, взмахивая палочкой. В груди стало тепло — почти так же, как тогда, когда я взял палочку в руки первый раз. Спичка немного засеребрилась. Я хмыкнул. — Ого, — сказал Забини, — а ты неплох. Сидящие перед нами Малфой и Паркинсон обернулись. Панси скривилась. — Профессор Макгонагалл, — позвал её Малфой, усмехаясь. — У Уизли спичка почти стала железной. Хмуро взглянув на мою работу, профессор Макгонагалл кивнула. — Неплохо, мистер Уизли, но постарайтесь сделать спичку более похожей на иголку. Когда к концу урока спичка Грейнджер заострилась и засеребрилась, профессор Макгонагалл ей улыбнулась. Свой результат я улучшить не смог и поэтому не шептался о несправедливости, как другие слизеринцы. Я знал, что справился плохо, ведь на самом деле был старше, чем все остальные, хоть иногда и начинал об этом забывать. На уроки профессора Квиррелла я заходил с опаской и сидел в напряжении. Все остальные не подозревали в нём ничего особенного: заикающийся мужчина, совершенно не подходящий для своей должности. В глазах других учеников он вызывал лишь недоумение. Мне же приходилось держать себя в руках и не коситься на его тюрбан. Гарри, сидящий через ряд, морщился от стойкого запаха чеснока, преследующего профессора по пятам. Я специально уточнил это после первого же урока, убедившись в том, что его шрам не болит. Наверное, это означало то, что пока особо опасаться нечего, но я всё равно не мог взять себя в руки. За школьными буднями время пролетело незаметно, и пришло то, чего я так долго ждал: первые уроки по Зельям. Мне было безумно интересно посмотреть на нашего декана в действии. К тому же я убедился в том, что Гарри прочитал первые главы учебника, так что их первая встреча лицом к лицу должна была пройти спокойней. Снейп, как и Флитвик, начал занятия с того, что открыл журнал и стал знакомиться с учениками. И, как и Флитвик, он остановился, дойдя до фамилии Поттер. — О, да, — негромко произнёс он. — Гарри Поттер. Наша новая знаменитость. Гарри нахмурился. Зато, в отличие от канона, никто не хихикал. Назвав наши с Забини фамилии, декан посмотрел на нас долгим взглядом, но, кажется, остался доволен. Он что, думает, что если соберусь сотворить что-нибудь глупое, то Забини меня остановит? Я покосился на светящегося от радости Блейза. Как по мне, так это именно он вполне может натворить что-то глупое — сварить зелье по рецепту своей мамы вместо школьного, например. Если мне не показалось, то остальные слизеринцы дружно выдохнули, когда мы встали в пару. Закончив со знакомством, Снейп начал свою знаменитую речь: — Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку. Он говорил шёпотом, но слышно было абсолютно каждое слово. Как и во время приветственной речи, я оцепенел: настолько сильно голос профессора воздействовал на нас. — Глупое махание волшебной палочкой не имеет к ней никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки, — продолжил Снейп. — Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… Я могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но всё это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки. Над классом повисла абсолютная тишина. На пире в честь начала учебного года я сказал, что больше всего заинтересован в Чарах. Теперь я изменил своё мнение. — Поттер! — неожиданно произнёс Снейп. — Что получится, если я смешаю измельчённый корень асфоделя с настойкой полыни? Он задумался и неуверенно выдал: — Если я не ошибаюсь, то усыпляющее зелье, профессор. Снейп смерил его хмурым взглядом. — Если я попрошу вас принести мне безоаровый камень, где вы будете его искать? — Его добывают в желудке козы, — осторожно ответил Гарри. Я почувствовал такую гордость, будто на эти вопросы ответил я сам. — Хорошо, Поттер, а в чём разница между волчьей отравой и клобуком монаха? На этом вопросе Гарри завис. Прошла примерно минута, и наконец Гермиона, не выдержав, встала со своего места, сильно вытянув руку. Паркинсон прошептала на ухо Гринграсс что-то язвительное, и я вздохнул. Хорошо, что Гермиона не слышала этого. Я сам уже немного устал игнорировать подколки Паркинсон и боялся, что однажды просто не выдержу. — Сядьте! — рявкнул Снейп на Гермиону. — А вы, Поттер, запомните: волчья отрава и клобук монаха — это одно и то же растение, также известное как аконит. Поняли? — Да, профессор. И мы приступили к практике. Переписав инструкцию с доски, я пытался тщательно ей следовать. Зельеварение чем-то напоминало кулинарию — в этот момент я понадеялся, что Снейп не читает ничьи мысли, — хотя там нарезка компонентов не влияла на конечный результат. Снейп критиковал всех, нас осторожно и скупо, гриффиндорцев — сильнее. Всё же у попадания на Слизерин были и свои плюсы, хотя в моих глазах спокойные уроки Зельеварения не перекрывали минусы. — Держите нож ровнее, Уизли, — сказал он мне, — и уберите лишнюю сушёную крапиву. — Я кивнул, выполняя указания. Малфой, сидящий впереди, обернулся и победно вскинул голову, явно гордясь тем, что его, в отличие от меня, Снейп только похвалил. Я ответил ему прямым скептическим взглядом и вскинул бровь, а потом опять сосредоточился на зелье. Впрочем, в один момент я отвлёкся ещё раз. Как раз тогда, когда Невилл взял иглы дикобраза, собираясь добавить их в котёл. — Лонгботтом! — крикнул я. Невилл вздрогнул и убрал руки от котла. Снейп мигом оценил обстановку. — Один балл Уизли за своевременную помощь сокурснику. Лонгботтом, немедленно уберите иглы дикобраза: если вы добавите их до того, как снимете зелье с огня, оно причинит вам сильные ожоги. Невилл сильно побледнел и буквально отшвырнул от себя бедные иглы. В целом Зельеварение прошло неплохо.***
На первый урок полётов я шёл, терзаемый сомнениями. Чтобы могла возникнуть похожая на канон ситуация, Невиллу нужно было упасть и сломать запястье. С другой стороны — такой участи для него я не хотел. Невилл мне нравился, и он не заслуживал падения с большой высоты. Этого вообще никто не заслуживает. Но если никто не упадёт, то не будет и происшествия с напоминалкой, и как тогда Гарри попадёт в команду по квиддичу? На этот урок мы, кстати, дошли раздельно. Несколько человек, включая меня, задержались в библиотеке. Гриффиндорцы и слизеринцы выстроились в два ряда. — Ну и чего вы ждёте?! — рявкнула подошедшая мадам Хуч. — Каждый встаёт напротив метлы — давайте, пошевеливайтесь. Я неуверенно посмотрел на свою метлу. Летать на ней казалось мне очень неудобным занятием. В мире волшебства было огромное количество способов перемещений, так что мётлы на мой взгляд не были нужны ни для чего, кроме квиддича. Мне нравился квиддич, но, в отличие от канонного Рона, играть в него я не хотел — банально опасался. На мётлах не было никакой страховки, чтобы у меня не перехватывало дыхание от страха. Мы должны были подниматься высоко в воздух, и единственная опора, которая у нас была, это довольно узкий кусок дерева между ног. И, эм… я долго думал об этом, но всё равно не понимал: разве не бывало так, что метла… натирала? И всё равно нам придётся проводить на ней целый урок? Меня передёрнуло. — Вытяните правую руку над метлой! — скомандовала мадам Хуч, — и скажите: «Вверх!» — Вверх! — строго сказал я. Метла, сильно дёрнувшись, влетела в мою руку. Я нахмурился и осмотрел её. Она точно была очень старой и не внушала доверия. Проходя мимо Малфоя, мадам Хуч резко сообщила ему, что он неправильно держит метлу. Меня это, кстати, всегда удивляло: Малфой, если верить его словам, летал не первый год, разве мог лорд Малфой позволить своему сыну летать неправильно? А если вспомнить, как мадам Хуч отреагировала на падение Невилла, вывод напрашивался сам собой: она абсолютно некомпетентна как преподаватель. — А теперь, когда я дуну в свой свисток, вы с силой оттолкнётесь от земли, — велела мадам Хуч. — Крепко держите метлу, старайтесь, чтобы она была в ровном положении, поднимитесь на метр-полтора, а затем опускайтесь — для этого надо слегка наклониться вперёд. Итак, по моему свистку — три, два, один! Мы оттолкнулись от земли, и тут моя метла повела себя странно: она задрожала и, совершенно не слушаясь, понеслась вверх. Блять! — Мальчик! Куда ты?! — заорала снизу мадам Хуч. Меня её крики абсолютно не заботили: единственное, о чём я мог думать — это то, что я совершенно не справляюсь с управлением. Ещё немного, и меня постигнет участь Невилла. Я не хотел падать, только не вниз. Горло сдавил спазм. Где-то на заднем плане послышался смех. Я посмотрел вниз, мои руки дрожали. Если не спрыгну сейчас, то поднимусь ещё выше. Зажмурившись, я отпустил метлу. В ушах раздался свист ветра. Рука, на которую я приземлился, горела огнём. Я никогда не ломал себе кости и не мог в полной мере описать это чувство, но, боже мой, до чего же это было больно. Я хрипло вздохнул и посмотрел на подбежавшую ко мне мадам Хуч. Осмотрев меня, она вынесла вердикт: — Сломано запястье. Я отведу тебя к мадам Помфри. Не совсем понимая, что происходит вокруг, я зацепился взглядом за бледное лицо Гарри, хмурое — Малфоя и удивлённое — Паркинсон. Дальше я не мог сосредоточиться ни на чём, кроме того, что мне было очень, очень больно. Уже в больничном крыле, немного придя в себя, я задумался: было ли совпадением то, что сломанная метла вместо Невилла попала именно ко мне?