Алхимик

Солнечный свет залил спальню, настойчиво будя спящего в кровати мужчину, требуя, чтоб тот немедленно проснулся. Где ж видано, чтоб люди спали до самого обеда? Однако блондин с длинными волнистыми волосами, спутавшимися за ночь, был категорически против покидать нагретое место. Тем более что прошлой ночью выспаться ему так и не удалось. - Ты намерен весь день провести здесь в горизонтальном положении? – усмехнулся стоящий у зеркала молодой шатен, застёгивая пуговицы на белой шёлковой рубашке, попутно осматривая комнату на наличие других деталей своего гардероба, от которых накануне в спешке избавлялся. - Если ты разденешься и вернёшься обратно в кровать, то да, - протянул Франц, поворачиваясь на бок и, подперев для удобства голову рукой, бессовестно пожирал глазами упругую задницу своего любовника, обтянутую чёрной тканью брюк. - Не дождёшься. Если я и сегодня ради тебя оставлю бухгалтерию, дед мне голову оторвёт. Так что лучше вылезай и пошли к остальным, пока они не начали волноваться. - Думаешь, после того как ты объезжал меня до самого рассвета, я в состоянии нормально двигаться? – фыркнул блондин, поморщившись от прострелившей низ спины боли. Совершать хоть какие-то движения резко расхотелось. - Сам же просил не сдерживаться, - закончив с рубашкой, Маркус присел на край кровати, целуя любимого в губы, словно извиняясь за свою несдержанность. Маркиз Олдерн, немедленно ответил на ласку, постепенно стараясь увлечь МакЛарена и таки продолжить начатое ночью, но молодой маг, зная о всех запрещённых приёмчиках, которые Франц так любил применять, отстранился, на последок не больно щёлкнув маркиза по носу. – Меня и правда, ждут дела. Можешь ещё полежать, если хочешь. Я предупрежу, чтоб тебя не тревожили. Помахав на прощанье рукой, шатен вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и направился на поиски остальных родственников, в это время обычно проводящих в гостиной. И, как только ухо уловило голоса, стало понятно, что направление он выбрал правильное. - И когда он уже хотел уйти, я крепко его обнял, забрал вещи и больше никогда от себя не отпускал. - Не стыдно врать? Дети, не слушайте его. Он не только меня не остановил, но и бумаги на развод в руки пихнул. Замерев на пороге, Маркус имел удовольствие лицезреть идеальную семейную картину. У кресла, в котором со всем удобством расположился лорд Сандервайлд, прямо на пушистом ковре сидели дети, слушая истории любимого дяди. Чуть поодаль, на диванах устроились взрослые, посмеивающиеся над тем, как Майкл отчитывает мужа. - Папа, это правда? – черноволосый Адам переводил испуганный взгляд карих глаз с Аластера, на его супруга, словно ожидая, что мужчины немедленно объявят о разводе. - Дядя Майкл, а почему вы вернулись? – шестилетней Лизе напротив, было крайне любопытно узнать конец. - Потому что мой дражайший супруг не в состоянии даже овсянку нормально приготовить, - усмехнулся Майкл, незаметно погладив мужа за ухом, отчего тот мгновенно напрягся. – Вырастете – поймёте. - Всем доброго утра, - не скрывающий своего хорошего настроения Маркус, устав стоять в дверях, прошёл в комнату, сев на диван рядом с Мадлен, качающую на руках своего младшего сына, двухлетнего Альберта. - Утро ты благополучно проспал, скоро обед, - не смогла не прокомментировать Лора, а Клара со своей подругой Анной Ричмонд захихикали, стараясь подавить стыдливый румянец на щеках. О многолетнем романе Маркуса и Франца, начавшемся на последнем году обучения, знала практически вся семья. Потому никто особо не возражал когда любовники, вместе приезжая на праздники или в гости, занимали одну спальню на двоих. Больше всего вопрос об отношениях брата и лучшего друга беспокоил Майкла, волнующегося за доброе имя младшего, однако тактично молчал, ни о чём не спрашивая, как и остальные члены семьи. Франц спустился только через час, основательно приведя себя в порядок, дав девушкам возможность лишний раз поломать голову над тем, как всё происходило за закрытыми дверями, после чего, вся компания отправилась в сад на пикник, пока это ещё позволяла погода. Дети бегали по аллее, взрослые веселились и шутили. Все, за исключением маркиза Олдерна, занятого обдумыванием не самых приятных мыслей, сидя на скамейке под облетевшим клёном. - Ты всё чаще хмуришься в последнее время. - И ты отлично знаешь, кто в этом виноват, - вздохнул блондин. Голубые глаза с нежной грустью смотрели на присевшего рядом Маркуса, сильно удивившегося при этих словах. – В следующем месяце мне исполнится тридцать один. - Это же замечательно. Наша разница в возрасте сократиться до девяти лет. - Не смешно. Маркус, моложе я не становлюсь, как не раз тебе говорил, но ты упорно отказываешься выходить за меня замуж. Пойми, мне претит мысль, что мы всегда появляемся в свете только в качестве любовников. Если бы мы заключили брак, для меня не было бы большей радости, чем идти с тобой рука об руку и с гордостью называть тебя своим мужем. - Франц, не начинай, - вздохнул Маркус. – Я говорил, у дедушки слабое здоровье. Если у него ещё один наследник уйдёт в младшие супруги в другую семью, его сердце не выдержит. Думаешь, я буду счастлив, если дедушка по моей милости отправиться к праотцам? - Маркус, да твой дед переживёт ещё всех нас вместе взятых! – вспылил блондин, слыша от своего любимого одну и ту же отговорку на протяжении последних пяти лет, то есть с самого окончания Маркусом школы. - Нет, значит нет, Франц. Пока дедушке не станет лучше ни о каком замужестве речи быть не может. - Грегори! Мужчины разом обернулись, глядя как счастливая Клара со всех ног бросается к только что приехавшему жениху и как не менее счастливый герцог Ротчестер нежно целует невесту в щёку. Про себя Франц мрачно отметил, что был бы не менее счастлив молодого статного мужчины, если б и его ожидала скорая свадьба с любимым. Однако другие мысли, приходящие в голову, были и того мрачней. Больше всего маркиз Олдерн боялся, что на одном из балов в Лондоне какая-нибудь нимфетка, или какой-нибудь франт, успели вскружить Маркусу голову и именно это является главной причиной отказа. Невесёлые думы засели и в другой голове. Анна Ричмонд с грустью смотрела на счастливую пару, боясь, что не выдержит и расплачется. Сердце девушки вновь и вновь разбивалось на части, но, даже зная о сильнейшей душевной боли, она не могла заставить себя отвернуться и забыть о своей неразделённой любви. Как же, на её взгляд, было не справедливо, что лучшая подруга выходит замуж за любимого троюродного брата. - Ой, печенье заканчивается! Я пойду, принесу ещё, - стараясь выглядеть как можно более беззаботно, Анна взяла вазочку с угощением, неопустошённую даже наполовину, и быстрым шагом отправилась в поместье. Ей всего лишь нужен был предлог, неважно какой, лишь бы уйти и не видеть этих счастливых лиц и влюблённых взглядов, устремлённых друг на друга. О, как же ей хотелось сделать что-нибудь, чтоб разрушить эту утопическую атмосферу вокруг. Закатить истерику, спровоцировать скандал, да что угодно! Стоило только вспомнить, как Грегори нежно обнимает Клару, как крепко прижимает её к своей широкой груди, глаза девушки мгновенно застилала алая пелена. Сколько раз она подавляла в себе жажду убийства, давила безобразную ревность – всё напрасно. Леди Ричмонд прекрасно осознавала, что эта любовь односторонняя и никогда не получит желанного отклика в любимом сердце. Но понимала она и то, что нельзя полюбить или разлюбить по желанию и душа вновь и вновь ревела раненным зверем, стремясь уничтожить, заставить самых дорогих ей людей испытывать такие же муки, какие она испытывала сама. Только наивная школьница могла полагать, что ей достаточно всегда быть рядом с любимым человеком, улыбаться и поддерживать его во всём. Теперь же, осознав насколько больно видеть, как любовь всей твоей жизни забирает не менее дорогой тебе человек, Анна ненавидела себя за то, что выбрала этот путь лживых улыбок и притворной радости от скорой свадьбы, на которой ей придётся исполнять роль подружки невесты, первой даря поздравления молодым. Едва войдя в пустую кухню, девушка почти бросила вазочку на стол, упершись в него руками. Склонив голову, она изо всех сил сдерживала подступающие слёзы, которых так боялась. До сих пор ей прекрасно удавалось прятать свои истинные эмоции за маской «лучшей подруги», однако эти весёлые настроения, что буквально витали в воздухе, не смотря на осень, переполнили чашу эмоций, заставляя их выливаться за край. И как бы не старалась, Анна никак не могла заставить себя вернуться обратно и вести себя с остальными как ни в чём ни бывало. - Ты нашла печенье? Испугавшись внезапно вошедшего человека, девушка резко развернулась, едва не столкнувшись с Лорой МакЛарен, невольно подбираясь под холодным пронизывающим взглядом. Двадцатипятилетняя женщина невозмутимо рассматривала молодую леди Ричмонд, словно учительница отвечающую у доски ученицу, полностью оправдывая данное ей обществом прозвище «Ледяной леди». Вспомнив, что ей задали вопрос, Анна попыталась ответить, придумать наспех оправдание, что забыла, где лежит угощение, но от застрявшего в горле кома негативных чувств так и не смогла произнести ни единого слова. - Если забыла, то печенье в буфете, на второй полке. Бери и пойдём. Будет нехорошо, если своим отсутствием мы доставим остальным лишнее беспокойство. Разве не тебе должно быть больше всех известно, как невесты любят волноваться из-за всяких мелочей, готовясь к свадьбе? Упоминание о ненавистной свадьбе устами другого человека стало последней каплей. Все чувства, дольше не удерживаемые трещавшим по швам контролем, бурным потоком хлынули вперёд, сметая на пути остатки гордости. Первые секунды девушка ещё пыталась скрыть от чужих глаз бегущие по её щекам слёзы, но, поняв, что усилия тщетны, отпустила так долго сдерживаемые эмоции на волю, разрыдавшись в голос. И было абсолютно всё равно, насколько жалко она выглядит перед женщиной, с которой была знакома от силы несколько часов, с которой за всё это время едва перемолвилась парой слов, о которой совсем ничего не знала, кроме нескольких не самых лестных слухов, и которая вполне могла в будущем использовать эту вспышку слабости против самой же Анны. Сейчас для девушки ни один из аргументов не имел значения. Она пыталась вместе со слезами вытолкать ту боль, что словно гнойный нарыв засела на душе, стремясь освободиться от неё раз и навсегда. Несколько минут ничего не происходило. Анна захлёбывалась в рыданиях, которые и не собирались заканчиваться. Лора стояла в паре шагов от неё, смотря на эту сцену без каких-либо эмоций, ни издеваясь и ни сочувствуя. Только когда стало понятно, что слёзы девушки превращаются в истерику, женщина, вздохнув, достала свой кружевной платок, словно няня вытирая заплаканное раскрасневшееся лицо подруги своей сестры. - И что это такое? – спокойно спросила она, вытирая девушке нос. – Устроила на чужой кухне потоп, ревёшь как маленькая. Разве так должна вести себя леди из знатной семьи? Совершенно некрасиво. - Я.. Я в-всегда была рядом… столько раз приз… признавалась ей, а она в-вос… воспринимала их только к-как шутку, - сбивчиво лепетала Анна, чувствуя потребность хоть с кем-то поделиться наболевшим. – М-мне казалось, будь мы вс-сегда вместе, эт-того будет достат-точно… Н-но… когда д-думаю, что она с другим, ч-что она выйдет за моего брата, я… Я ненавижу себя з-за эти чувс-ства… К-как мне улыбаться и с-смотреть ей в глаза, когда хочется - ик – придушить обоих… Н-ненавижуу… Всхлипы начали чередоваться с иканием и хоть слёзы больше не текли из опухших покрасневших глаз, девушку продолжала бить дрожь истерики, не собиравшаяся заканчиваться. Налив в стакан воды, добавив туда несколько капель настойки валерианы, женщина протянула его Анне, благодарно принявшей и жадно припавшей губами к спасительной жидкости, смачивая пересохшее горло. Результат не заставил себя ждать. Леди Ричмонд полностью успокоилась, с некой апатией и безразличием отмечая про себя, что выглядит отнюдь не так, как подобает благовоспитанным девам, часто бываемым на знатных приёмах в лучших домах Лондона. Взяв девушку под руку, Лора проводила Анну до гостевой комнаты, настояв, чтоб та поспала несколько часов и как следует успокоилась. Спорить с МакЛарен было бесполезно. Не отличаясь слишком высоким ростом, Лора, тем не менее, всегда подавляла находящихся рядом людей какой-то своей особой, внутренней силой, не позволяющей другим пререкаться с ней. Впрочем, Анна и не спорила, только согласно кивнула, чувствуя странную пустоту и безразличие ко всему происходящему. - Открою тебе маленький секрет, - напоследок сказала Лора, собираясь уходить и возвращаться к остальным. – Леди не должны плакать при других. Дашь слабину на глазах у общества, и оно с радостью тебя сожрёт, уничтожив и забыв. Но и доводить себя до такого состояния не дело. Леди плачут ночью в своих спальнях, уткнувшись в подушку, чтоб их никто не услышал. А если станет совсем невмоготу, вот, приходи по этому адресу, там тебе постараются помочь. Протянув леди Ричмонд сложенную вдвое бумажку, женщина ушла, оставив девушку одну. Сев на кровать Анна какое-то время сидела, уставившись в стену напротив пока любопытство в ней не взыграло и она не развернула записку, пробегая глазами по написанному. Листочек едва не выпал из рук ошарашенной девушки. Улица, указанная в записке, не являлась одной из центральных в Лондоне, напротив, находилась в достаточном удалении от роскошных особняков лондонской знати. Более того, называемая в народе «Черри-стрит», улица изобиловала гостиницами, барами и публичными домами разной степени комфортности. Естественно, ни одна добропорядочная девушка никогда бы ни пошла в такое жуткое место, ни одна, ни в сопровождении. Вот и Анна не собиралась портить себе репутацию. Не смотря на то, что Лора помогла ей, девушка негодовала, как сестра Клары могла предложить ей отправиться в одно из тех сомнительных заведений, где царят безнравственность и разврат. С другой стороны, о Лоре МакЛарен было мало что известно. Не смотря на возраст в двадцать пять лет женщина не торопилась выходить замуж, не искала себе ни женихов, ни невест и со всеми вела себя холодно и отстранённо, редко появляясь обществе, разве только по особым случаям и на благотворительных вечерах. О её жизни практически ничего не было известно, так что общество давно считало Лору МакЛарен од ной из тех «синих чулков», что до самой смерти берегут свою девственность и пытаются доказать свою правоту наивным дебютанткам, только окончившим школу. Однако Анна знала, что на таких торжествах не редко присутствуют и те, кто заведует публичными домами, ища среди гостей подобных мероприятий себе новых клиентов и работников. Молодая леди Ричмонд сама столкнулась с одной из таких. Невероятно красивая женщина в модном платье с почти вульгарным декольте, улучив момент, отвела девушку, в тот вечер впервые посетившую бал в столице, ненавязчиво предложив сходить в «одно интересное и весёлое место». Хорошо, что Грегори вовремя увёл развесившую уши сестру домой, где в меру подробно объяснил, куда именно чуть не угодила девушка. Являясь обладательницей гривы тёмных медно-рыжих волос и светло-голубых глаз при кукольном личике и точёной фигурке, леди Ричмонд и после не редко оказывалась желанным кусочком для владельцев непристойных заведений, знающих, что за красивую и необычную мордашку можно содрать с клиентов не маленькую сумму. Вот почему ходить на улицы, схожие по репутации с Черри-стрит, девушка не собиралась ни сейчас, ни когда-либо в будущем. - А где Анна? – Клара, увидев, как Лора одна возвращается из дома, неся вазочку с печеньем, удивлённо завертела головой, решив, что каким-то образом пропустила момент, когда подруга вернулась. Однако девушки в поле зрения не было, отчего Клара заволновалась, ведь раньше подруга никогда вот так не исчезала, никого не предупредив. - Ей вдруг стало нехорошо, и она решила немного отдохнуть в комнате, а потом вернуться к нам. - Я пойду к ней. Вдруг, у неё что-то серьёзное? – девушка немедленно вскочила, собираясь бежать к подруге и лично выяснять причину внезапного недуга, но старшая сестра не дала ей исполнить задуманного, перехватив за руку. - Всё в порядке, я уже дала ей нужную настойку. Ей требуется только крепкий сон, так что она просила её не тревожить. - Ну, если так, - немного удивлённая таким поворотом Клара вернулась к своему жениху и прерванной беседе. Лора же думала о том, что её сестра добрая, порой даже слишком добрая, но порой этой добротой она причиняет огромную боль близким ей людям, не подозревая об оном. Франц тоскливо смотрел то на облетевшие деревья, то на весело играющих в салки детей. Маркус ушёл, как и говорил, помогать деду с документами, извинившись перед всеми. Майкл о чём-то разговаривал с родителями и, судя по лицу друга, должен был освободиться ещё не скоро. Так что никто не мешал блондину предаваться невесёлым думам, касаемых всё той же проблемы, которая не желала разрешаться на протяжении последних нескольких лет. - О чём задумались, маркиз? – с плохо скрываемым за маской равнодушия весёлым настроением спросил подошедший лорд Сандервайлд, сев рядом с блондином на скамейку. С тех пор, как стало понятно, что Франц интересуется вторым сыном МакЛаренов как потенциальным женихом, отношения между ним и Аластером заметно потеплели и даже в какой-то степени могли назваться дружескими. – Опять Маркус? - Не понимаю, чего он упрямится, - тяжело вздохнул Олдерн, глазами, полными отчаяния, смотря на черноволосого. – Я уже не знаю, что мне ещё надо сделать, чтоб убедить его… - А ты не убеждай, - хмыкнул Аластер, следя за мужем и улыбаясь, припоминая то, как он гнал парня под венец, порой используя незаконные методы, оставшиеся в памяти приятными воспоминаниями. – У МакЛаренов есть одна общая черта – упрямство. Если что-то вбили себе в голову, будут стоять на своём до конца. Так что, если хочешь добиться желаемого, не спрашивай, а ставь перед фактом. Думаешь, Майкл горел желанием провести со мной всю оставшуюся жизнь? - Но как же… - В то время он легко поддавался заклинаниям контроля, - хмыкнул Сандервайлд, немного жалея, что сейчас этот фокус вряд ли прокатит. За прошедшие семь лет супруг исправил этот свой недочет, и теперь все подобные заклинания наталкивались на глухую стену. – Может, и тебе попробовать? Подумай. С этими словами Аластер закончил их разговор, направившись к мужу и сыну, оставив Франца как следует обдумать предложенную идею. В каком-то смысле маркиз Олдерн даже удивился, как такой простой вариант не пришёл ему в голову раньше. Единственное что мешало – чувство вины, ведь получится, что Маркус примет столь важное решение не добровольно. А с другой стороны, маркизу настолько надоела эта неопределённость и собственные терзания и подозрения, что он действительно готов был пойти на что угодно, лишь бы добиться желаемого.