будни аффтараф во время изоляции

      Быть Кромешником — витать кошмаром над кроватью. Быть Кромешником — мириться с ненавистью. Джек не удивляется, что кому-то такой расклад совсем не нравится. Сам бы взбунтовался, если был бы на его месте. Джек понимает, но — что очень важно — не хочет понимать. Сочувствовать злодею не по-геройски, а он всё ещё очень хочет быть героем.       То, что Кромешник возвращается через мимолётный десяток лет, который наполнен перезвонами смеха и лучезарными улыбками, — не сюрприз. Он тащится призраком по улицам какого-то опустевшего безымянного городка, а Джек идёт отследить сигнал. Один. Зачем тревожить других Хранителей, когда на носу какой-то очередной праздник? Правильно: незачем. — А ты подрос, — выдыхает Кромешник, а воздух тут же окрашивается тёмно-синим туманом. — Всё такой же глупый?       Джек смеётся, стучит посохом, совсем новым, по неровному асфальту ровно три раза, и тут с неба сыплются снежинки. Узорчатые, крупные. Красивые. В небе светит мартовское солнце. — Такой же. Разве ж плохо? — у него всё такой же мальчишеский голос. И Джек не изменился. Не подрос ни на миллиметр. После смерти, знаете ли, не меняются. Смерть — константа. Джек вполне этим доволен.       Кромешник ухмыляется, опираясь на какую-то корягу. Он слаб. До смешного бессилен. Прихлопнуть, как надоедливого комара, — и дело с концом. Но Джек отчего-то продолжает стоять, вертя в руках посох, и думает о том, что ни капельки они не похожи.       Они ни капли не похожи своим желанием жить. Они не похожи своими отчаянными криками, которыми пытались достучаться до других. Они не похожи тем, что каждый их них жил лишь мимолётными мыслями детей. Они не похожи.       До отвратительного разные существа. Даже сама Луна одарила их контрастом. Белый и Чёрный. Такие разные и при этом одинаковые цвета. Без красок. Без тонов. Один лишь путь проложенный в них с момента рождения. Но почему если чёрный, то обязательно плохой? Звучит глупо и наивно, но Кромешник отчаянно желает верить, что его сила, его дар для чего-то да нужен детям. Нужен…он же нужен…зачем тогда он появился в этом мире? — Зачем я существую? — Отчаянно шепчет он, не пытаясь даже идти против Джека.       Бесполезно. Это бесполезно. Стоит только вспомнить силу этого хранителя, когда тот ещё и не был хранителем, когда он отчаянно цеплялся за обрывки веры детей в себя, для того чтобы существовать. А сейчас? Сейчас дети верят в Ледяного Джека, того, что придёт и развеселит их, как бы грустно не было. Они верят, а значит Джек силён, намного сильнее, чем раньше. — Я не знаю…я не знаю, Кромешник…но для чего-то же ты есть… — Он смотрит своими ледяными глазами прямо в душу, отчего кажется будто ты находишься на северном полюсе.       Дух кошмара ёжится и смотрит гневно. Не так, как обычно. Нет, его взгляд не наполнен надменностью и гордыней. Сейчас там лишь гнев. Гнев по отношении ко всему. К себе, к Луне, к этому Джеку. Ко всему.       Хочется подойти и разорвать ярко светящегося в свете луны хранителя. Хочется чтобы тот растаял под солнцем. Превратился в ничто. Сломать его посох на мелкие щепки. Как же хочется раздавить и сломить. Хочется, чтобы он испытывал то же отчаяние, тот же гнев, обиду и одиночество, хочется чтобы он вновь ощутил всю «сладость» бытия «пустого места».       Но он не может, что-то его останавливает. Кромешник смотрит в его ледяные глаза и видит, что они похожи. Такие одинокие в этом мире, брошенные, никому не нужные. Джеку почему-то очень жалко того, он сочувствует ему и понимает, что он не заслужил всего этого. И почему-то именно сейчас ему хочется поддержать Кромешника. Джек собирает волю в кулак и наконец говорит: — Ты существуешь, чтобы показать детям кошмары. Да, хорошие сны смотреть приятнее, но плохой сон тоже иногда необходим. Он помогает ценить спокойствие и доброту, помогает переосмыслить взгляды на многие вещи. Ведь если жить только в радости, то дети перестанут бояться, даже злая собака может показать им другом, и ни к чему хорошему это не приведет. Ты нужен миру, Кромешник. Но тебе вовсе не обязательно быть плохим. Неважно, что тебе говорят другие, важно лишь то, что ты сам об этом думаешь. Ты нужен всем, Кромешник, ты нужен мне.       В ответ на всю тираду Джека, Кромешник разве что позволяет себе ухмылку перед тем, как посмотреть на луну. — Ничего. Хех. Это ничего не стоящие слова, «мальчик».       Даже будучи в самом жалком состоянии, Кромешник не лишился возможности смеяться и испытывать мрачные версии обычных чувств. Его хлипкое тело тряслось и содрогалось, но продолжало стоять на месте. — Если я так нужен, то войны тёмных веков не случилось. Хранители с Песочником не смогли бы серьёзно повредить мне. Но они забрали всё. Высосали досуха. И кинули в бездну на столетия. Я постигал тайны песка и снов. Я старался дать себе сил, чтобы просто выжить.       На этот момент мрачный, но уже спокойный, Кромешник приближался к Джеку. Он не спешил. Не давил. Он просто шёл прямо на него. Пока не оказался на расстоянии вытянутого посоха. — Всё то, что было, я вернул. Всё то, что я хотел, — утеряно. И так будет пока существуют Хранители, Сила свыше и я. Ты влез в это безумие, Джек. Хотя должен был понимать. Ты был лишён всего, кроме независимой власти над хладом. Ты был одинок.       Кромешник сделал ровно один шаг вперёд. Его глаза вглядывались во все черты лица собеседника. Непроизвольно он облизнул губы. — Зависть. Вот, что меня держит здесь, кроме голода и желания вернуть былое. И оставь свои шутки. Я не нужен никому. Был бы нужен — со мной пытались бы переговорить. Однако бородатый бандит, его ушастый подпевала и крылатая незабудка не слишком выглядят дружелюбно. Песочник? Я не верю в его статус Хранителя. Слишком много манипуляций другими. Ему и подавно не нужен страшила.       Повинуясь воле какого-то случая, Кромешник протянул руку своему врагу. Тому, кто будучи не вовлечённым, всё же стал причиной падения в 2 крупном конфликте Хранителей и кошмаров. — Если я так нужен, то докажи это. Как я нужен тебе? Зачем я сдался такому созданию, как ты? Действия скажут больше слов, а их уже и без того набралось слишком много. — Слова иногда лучше действий, — хихикнул Джек.       А снежинки всё падали, красиво кружились, смеясь над этим праздником лжи и лицемерия. Кто кого переиграет: тёмный дух из прошлого или озорной мальчишка. Очевидно, на кого нужно ставить. — Не хочешь пока у меня погостить? — вышло как-то неопределённо, сухо. — Может, удастся чего-то да сделать. — И это твои действия? — ухмылка тенью пробежала по тени. Почти забавно. — Ага. — Посох опять застучал по асфальту. Уже только один раз. Снежинки растаяли в воздухе, так и не достигнув земли и не увидев конец этого представления. — Мои действия и мои слова — одно и то же. Ну так что? — Давай. Всё равно подохну, если буду шляться под солнцем. — Ты и так когда-нибудь подохнешь. Не обещаю, что не поспособствую.       Смех заискрился, запереливался в воздухе. Только снежинок не хватало, и Ледяной Джек точно бы полностью вошёл в своё привычное амплуа. — Ты всё-таки не изменился, — хмыкнул Кромешник.       Через пару мгновений на асфальте странного заброшенного города уже никого не было. Только ветер мёл пыль на улице, а пару снежинок танцевали в воздухе, перешёптываясь.