***
Жизнь - интересная штука. Никогда не знаешь, что будет дальше. Невозможно предугадать ничего из того, что она тебе преподнесет. Твоя жизнь никогда не принадлежит тебе полностью. Ты не знаешь, когда случится что-то хорошее, а когда - плохое. Какие тяготы выпадут на твою долю и иногда ты даже не уверен, что справишься. Выплывешь. Но выплываешь. Раны затягиваются. Шрамы остаются навсегда, но они больше не кровоточат, если не пытаться содрать кожу. Ты не знаешь, когда будет последний вдох. И что будет завтра. Но если ты учишься жить в моменте, то ты становишься по-настоящему счастливым. Джоанне Мейсон тридцать четыре года. Она стоит на берегу моря и осматривается вокруг: сегодня они празднуют шестилетие Лианы, дочери Пита и Китнисс. Около берега именниницу учит плавать двеннадцатилетний Финник-младший, а рядом маячит Гейл на подхвате. Финник в воде с рождения, он плавает, наверное, лучше всех их, но Гейлу так спокойнее. На берегу Энни и Эффи раскладывают еду, о чем-то шутя и переговариваясь. А Хеймитч и Пит пытаются найти место для того, чтобы разложить сетку для игры в волейбол. Гейл с Финником загорелись идеей поиграть в мяч. Джоанна замечает фигуру Китнисс, которая сидит в тенечке под деревом в одиночестве, и схватив бутылку воды, садится рядом. У Китнисс округлившийся животик и она не рискует идти в воду или помогать Хеймитчу с Питом. Просто сидит и смотрит на то, как ее дочка бултыхается в воде и пытается научиться держаться на плаву. - Ну что, подруга, поздравляю! - Джоанна делает глоток воды и улыбается, - С рождением дочки! И со скорым пополнением! Она делает вид, что поднимает бокал, а не бутылку воды, и смеется, а Китнисс неопределенно улыбается. Потом благодарит. Они молчат и смотрят на тех, кого любят и кто в суматохе кричит, смеется, даже ругается. Но все как-то тепло и по-доброму. - Он так похож на Финника... - после долгого молчания говорит уже-Мелларк. Джоанну передергивает и ей хочется сказать, что Лиана похожа на Прим, но не рискует. Та правда похожа. - Да, знаешь, когда его впервые увидела, ему даже трех лет не было. А глаза серьезные и такие... Как у Финника. Я тогда подумала, что если доживу до тех пор, как он повзрослеет, то, наверное, повешусь только от одного его взгляда. Китнисс в немом удивлении поворачивается к ней. И Джоанне в тот момент кажется, будто она все поняла. Забавно. Никто никогда не понимал. А может, и понимал, но она даже ни с кем никогда об этом не говорила. Видимо, будет в первый и последний раз. Не с Гейлом или Энни ей это обсуждать. - Всегда ненавидела Энни. И боялась увидеть его дом. Его ребенка. Его дистрикт. А сейчас, я думаю, если бы не моя любовь к нему, то ничего бы у меня не было. И никого. И Энни возможно давно бы упекли в психушку, а Финна отдали в детдом. Джоанна пьет еще воды, а Китнисс поднимает руку и приобнимает ее за талию. Китнисс понимает. Это не ее место, но ее выбор. Любовь не случается просто так, она всегда нам что-то дает, даже если сначала кажется, что нет. И Джоанне это дало подругу и почти сестру Энни. И Финна, который шутит, что у него с детства было две мамы. И Джоанна действительно относится к нему, как к сыну. - В первую нашу встречу, помню, выбесил меня жутко, я ему прямо в лицо и сказала, что его хочется ударить, - Джоанна тихо смеется и смотрит на горизонт, - Если существует жизнь после смерти и мы там встретимся, обязательно так и поступлю! Китнисс смеется и вспоминает аналогичное желание после первой встречи с Одейром. Но Джоанна как обычно. И почему-то Мелларк уверена, что если они встретятся в загробной жизни, все так и будет. Они отвлекаются на веселые крики Лианы и что-то кричат ей в ответ. Гейл вытаскивает из воды девчонку, которая стучит зубами от холода и хочет в воду, но он кутает ее в полотенце и не обращает на это никакого внимания. Финн выходит следом и они все медленно собираются у большого пледа с едой. Они все с шрамами на сердце, но сейчас у них все хорошо и они это заслужили больше, чем кто-либо. Когда праздник заканчивается и все разбредаются по домам, Джоанна одевается потеплее, уходит на дикий пляж и долго сидит в одиночестве на лавочке, которую однажды смастерил Гейл. Она мысленно возвращается в прошлое и улыбается. Тринадцать лет прошло с революции. Так мало и так много одновременно. Они с Гейлом больше не ссорятся по пустякам. Но разное было. Даже расходились. Обычно больше для виду, чем на самом деле. Гейл просто ночевал в бывшем доме Энни, пока это было еще возможно, и просто ходил мимо и молчал. Однажды правда совсем уехал во второй дистрикт. На две недели. Джоанна чуть с ума не сошла. Но поняли, что друг без друга уже не могут. С тех пор они никогда не расставались и практически больше не ругались. Джоанна теперь доверяла и любила. Забавно, раньше она думала, что после Финника никого никогда не сможет полюбить. А если и будут какие-то чувства, то это ненадолго. Но Гейл ... доказал, что все возможно. Вообще довериться ему было самой сложной проблемой, как оказалось. Но она любила и ее любили в ответ, и это было самым лучшим чувством на свете. Энни с подачи Джоанны открыла школу для детского творчества. Со временем ей надоело только рисовать и она начала вязать, делать картины из бисера, лепить, валять игрушки. Руки у нее были золотые. За эти года у нее бывали приступы, но все обходилось. Было несколько серьезных, после которых она еще полгода проводила в госпитале. Но рукоделие и Финн вытаскивали ее из этого ада и она возвращалась домой. После очередного приступа и весьма апатичной Энни Джоанне и пришла в голову эта идея - Энни любила детей и творчество, так пусть учит детей тому, что сама умеет. Одейр загорелась и так они открыли школу в бывшем домике Энни, который пустовал. Это вытащило девушку из затянувшейся депрессии и Финн был счастлив. Мейсон взяла на себя все организационные вопросы. Закупки, рекламу и прочие нюансы. У нее получилось и ей понравилось. Энни тогда жутко боялась, что никто не придет. Но дети пришли и были в восторге. Позже Джоанна стала нанимать также преподавателей к ним в школу, потому что Энни уже не справлялась, а учеников было много. А затем, найдя себя в этом, стала заниматься организацией мероприятий, в основном государственных в четвертом дистрикте, конечно. Джоанна организовывала все с технической стороны - развлекать публику она не умела, но могла сделать так, чтобы все было на высшем уровне. Опыт участия в вечеринках Капитолия пригодился. Она была жесткая, требовательная и стрессоустойчивая, что для такой профессии самое оно. Вообще Джоанна не знала, сколько потянет Энни. Когда будет эта точка невозврата, когда уже нельзя будет ее вернуть в реальность. Но она надеялась, что это будет еще очень не скоро. И пока у Джоанны и Финна получалось обыграть все так, чтобы она хотя бы сохраняла рассудок. Конечно, приступы не проходили бесследно. Энни сейчас, и Энни пять, десять лет назад - разные люди. Но пока все получалось и Джоанна этому радовалась. Да и Финн вроде справлялся с ее рассеянностью. Финн взрослел. Становился все больше похожим на Финника, но Джоанна уже не хотела умереть от этого факта. Он будто собрал все лучшие качества своего отца и этому Мейсон очень радовалась. Правда из-за Энни ей казалось, что он был слишком мягким. И в тайне от матери она учила его драться и думала в будущем точно научить его владеть каким-нибудь оружием. В принципе, его физической подготовкой занималась Джоанна и была довольна. Кто знает, с чем или с кем его будет сталкивать жизнь. Постоять за себя - необходимость. Но она вообще обожала Финна, а он души не чаял в ней, хотя она со временем стала "плохим полицейским", пытаясь уравновесить спокойствие, добродушие и вседозволенность от Энни. Он жил с ними, когда Энни была в больнице. И он к своим двеннадцати прекрасно понимал, как много Джоанна и даже Гейл сделали для них с его мамой. И очень за это уважал их семью. Финн знал об отце все и очень им гордился. А Джоанна думала, что он точно прославит свою фамилию и не будет просто "сыном того самого Финника". Для своих двеннадцати хорошо разбирался в технике и вечно что-то мастерил. У Гейла глаз дергался, когда он заходил к юному Одейру в комнату. Такой переполох разных устройств и разработок. Листов, чертежей, недоделанных моделей. После перфекционизма Битти, а также любви самого Гейла к порядку, он терялся во всем этом. Джоанна лишь смеялась. Странно, что Хоторн ее еще не убил в свое время. Раньше у нее было также. Джоанна вдруг слышит шаги и оборачивается. - Так и знал, что ты здесь, - Гейл садится рядом с ней, накрывает ее еще одной курткой и садится рядом, она кладет голову ему на плечо, а он невесомо целует ее в макушку. - Еще бы ты не знал, - улыбается она, - вышла подышать. - О чем думаешь? - он смотрит на нее, а она начинает играть с его рукой и сплетать их пальцы. - О жизни. Скажи мне кто еще пятнадцать лет назад, что буду жить в четвертом дистрикте, заниматься проведением мероприятий и ловить от этого кайф. Что выйду замуж за Гейла Хоторна из двенадцатого дистрикта и буду помогать воспитывать ребенка Финника, а Энни Креста станет навсегда частью моей семьи, я бы обязательно покрутила у виска. А сейчас это все - моя реальность. Он улыбается и притягивает к себе для поцелуя. Она отвечает, а потом отстраняется целиком и говорит очень серьезно и грустно: - Но мне нужно тебе кое-что сказать. Гейл пугается такого резкого смены настроения и внимательно на нее смотрит. Джоанна встает и начинает ходить туда-сюда. - Это очень серьезно. Она ходит, заламывает руки и вздыхает, а потом останавливается. - Мне очень страшно, Гейл. У Хоторна начинается паника и он думает обо всем на свете. Джоанне страшно? Припоминает, что Джоанна была недавно у врача. А вдруг у нее какой-то тяжелый диагноз? А может это связано с Энни? Или Финном. Миллионы мыслей крутятся в его голове и страх постепенно дурманит сознание. - Что случилось? - Я... Я просто не знаю, как сказать, Гейл. Мне по-настоящему страшно и я не знаю, как ты к этому отнесешься. Пообещай сохранить все мужество, когда узнаешь, ладно? Он встает с лавочки и прижимает ее к себе. - Что бы не случилось, я с тобой. Мы со всем справимся, обещаю. Я тебя никогда ни за что не оставлю. Она долго молчит и прижимается к нему всем телом. Но потом Джоанна встает на носочки так, чтобы успеть отойти и говорит ему медленно и тихо на ухо: - У нас будет ребенок. Она успевает отскочить и начинает дико смеяться с его реакции. До Гейла не сразу доходит смысл ее слов и он стоит как истукан. Он чертыхается, садится на корточки и начинает часто дышать. Джоанна пугается такой его реакции и присаживается тоже, чтобы взять его за руку и посмотреть в глаза: - Джоанна. За эти минуты я успел подумать, что ты смертельно больна. Или что кто-то смертельно болен. Я уже перебрал все возможные варианты, которые могут быть. А ты... - Ты не рад? Она резко отходит назад и долго на него смотрит. Неужели не рад? Он же хотел. Да знал бы он каких усилий ей стоило решиться на это. И что у нее не получалось сначала. Перестать пить противозачаточные. А потом врач говорил, что что-то с психикой, какие-то блоки, поэтому организм не дает. Со временем прошло. И спустя несколько лет проблем - долгожданные две полоски. Правда это только начало и самое страшное впереди, и Джоанна понимала, но она шла на это, потому что сама захотела ребенка и потому что он хотел. Хотел же?... Вообще Гейл никогда не настаивал на детях. Знал, что Джоанне будет сложно с этим. И всегда молчал. Однажды только спустя лет пять совместной жизни заговорил, но ему дали отворот-поворот и он смирился. Это ее тело и только она может решать такие вопросы. Мейсон стала отходить назад, наблюдая за Гейлом. И теперь ей было страшно, ужасно и мерзко одновременно. Неужели... Но Гейл вовремя сообразив, что, Джоанну вот-вот перекроет и тогда будет истерика, а в ее положении волноваться ей точно нельзя, он быстро встает и заключает ее в объятия. - Ты дура... Как тогда, когда выламывал дверь, сказал он. И Джоанна мысленно выдохнула. - Я счастлив. Я даже не могу в это поверить, потому что я уже думал, что у нас с тобой не будет детей. Я смирился с этим, и тут... Джоанна, я тебя люблю. Спасибо. Она прижимается к нему и улыбается. - Скажи мне кто-нибудь еще когда я смотрел семьдесят первые голодные игры, что это моя будущая жена, которая будет носить моего ребенка, я бы тоже покрутил пальцем у виска. Джоанна смеется громко и бьет Гейла в плечо. Жизнь непредсказуемая штука.***
Беременность была сложная, но все обошлось. Она родила девочку и жутко расстроилась этому факту, потому что хотела мальчика. С мальчиками проще, ей понятнее, что нужно делать. А девочки... Ох, Джоанна вообще не знала, как с ней обращаться, когда она вырастет. Но Гейл был счастлив. Они долго спорили насчет имени и Джоанна как-то даже пошутила: - А может, Китнисс? - Ага, а лучше Прим. Джоанна стебется, а Гейл говорит ей обиженно: - Ты, верно, моей смерти хочешь. Китнисс пустит стрелу мне в глаз за это. - Прямо как белке? - Как белке. В конце долгих споров они останавливаются на Теодоре. Впереди их ждет куча бессонных ночей, потраченных нервов, но Гейл стойко это выносит, в отличие от Джоанны, которой все дается неимоверно сложно. Она вечно шутит, что драться и выживать ей гораздо проще, чем воспитывать ребенка. Но она счастлива с Гейлом. Счастлива, что у них есть дочь. Им помогает Энни и Джоанне опять удается удержать ее в реальности - забота о малышке вдохновляет Одейр. И хотя полностью доверить ребенка ей нельзя, та слишком рассеянная, но немного помочь может и поэтому чувствует себя живой. Финн в восторге от рождения "сестренки", как он называет маленькую Тео и стремится стать лучшим старшим братом на свете. И, как отмечает Гейл, у него неплохо выходит. Джоанна и Гейл учатся быть родителями и впереди их ждет еще много испытаний на прочность на этом поприще. Но Джоанна знает, что когда столько всего позади, они справятся. Мир больше не такой угрожающий. Джоанна обещает себе, что научит девочку всему, чему она знает. И хотя она боится, что дочери может выпасть множество испытаний на ее долю, она надеется, что Тео будет счастлива. Чтобы все ужасы, которые пережили они с ее отцом, никогда не коснулись ее и остались лишь историями, рассказанными родителями и их друзьями, когда та подрастет. Ее жизнь никогда не была простой и легкой даже после победы и после того, как, казалось бы, все стало хорошо. Но Джоанна больше никогда не чувствует, что мир осыпается. Со времен ее первых Голодных игр, с которого начался ее счетчик персонального Ада, минуло восемнадцать лет.