***
Ниган молча смотрел в угол своей камеры. Молчание было единственным спутником уже семь дней. Даже Рик не заходил, самодовольно потрепаться о том, как классно они восстанавливают мир. А жаль. Нигану хотелось бы послушать эти занимательные байки. Ему нравилось подначивать Рика, задавая разные провокационно-уточняющие вопросы. Его единственный способ справляться с пассивной агрессией. И тот вёлся. Но вот уже гребаную неделю еду приносили какие-то безликие александрийцы, боязливо подсовывая поднос со жратвой под дверь и не оборачиваясь, уходили. Поначалу это забавляло. Но теперь злило. Рик со своей шайкой делали его пустым местом. Ни легенда, ни мученик. Никто. Просто пережиток истории. Нигану не хотелось, чтобы о нем забывали. Слишком жива в нем была горечь поражения. Слишком мало прошло времени. Каких-то пара тройка месяцев, да и то, на отметке 42 он перестал считать дни. Думал о побеге. Любой человек в заточении рано или поздно об этом начинает думать. Но какие бы планы не придумывал Ниган, это было неосуществимо. Всё запиралось на кучу замков. И даже для получения еды дверь открывать было не нужно. Его камера-решетка 10 на 12, продавленная кровать в углу. Даже нужник был у всех на виду. И больше ничего. Ни тебе книжек, ни журнальчиков с порнушкой. Он не видел своего отражения, но знал, что выглядит паршиво. Шрам на шее затянулся, но остался жутким красным рубцом. Его прикрывала непозволительно длинная и уже поседевшая борода. Волосы небрежными сальными прядями были зачесаны назад. От него дурно пахло. Блядская александрийская одежда конечно была не тюремной робой, но совсем не тем, в чем он привык ходить. Эти шарообразные, широкие штаны и клетчатая рубашка делали его похожим на блеклого местного. Какого-нибудь Билли. Или Сэмми. Нигана передернуло. Самое ужасное, что силы возвращались. Он снова чувствовал зудящую мощь в руках. Каждую мышцу спины. Покалывание в икрах. И ему буквально силой воли приходилось глушить эти импульсы. Либо наворачивать круги по своей тесной клетке, пока не попустит. Его камера находилась в подвале одного из домов этой общины. Маленькое окошко под потолком едва ли пропускало сюда свет, и существовать приходилось в вечных потемках. Он думал о Грейс, хоть старался этого не делать, чтобы не свихнуться, но все равно. Это происходило само собой. Мысли вились как змеи вокруг этой дамочки. Нашли ли ее? Вернулась ли она в Александрию? Если бы да, он уверен, Грейс бы заглянула к нему на огонек. Но что, если она не выжила? Грейс была куда мягче, чем хотела казаться. Ниган жалел, что не остановил ее. Что поддался на эти женские уговоры оставить ее в покое. Возможно вся их жизнь сложилась совершенно иначе, и ему не пришлось бы сидеть за решеткой, занимаясь единственным занятием — ебать самому себе мозг.***
Рик же провел этот день, как в прочем и десяток предыдущих, в относительном спокойствии, и даже чувстве щемящей радости, повод для которой несомненно был. Еще бы, община процветала. Урожая за сезон собрали много. Овощи засолили на зиму. Сделали мясные консервы. Найденный в относительной близости, что стало приятным удивлением, нетронутый продовольственный склад дал Александрии возможность провести грядущую зиму в комфортных условиях. Плюс это открывало дорогу к обмену среди общин. Единственное, чего не хватало — так это оружия. С боеприпасами проблема была относительно решена, не без помощи Юджина, но хотелось большего. И они, александрийцы, это большее теперь могли себе позволить. Рик с довольным видом прошелся по улицам, отмечая, что общее настроение группы такое же приподнятое, как и у него. По пути он встретил Джудит, свою дочь. Девочка заметно подросла. Разговаривала без устали, хоть многие слова и не были до конца понятны. Карла же он не встретил. Отношения с сыном в последнее время становились все напряженнее. И причиной тому была Грейс. Карл винил Рика в том, что тот ничего не делает для ее поисков. Пару раз мальчишка сбегал, крутился в окрестностях, надеясь найти следы. Возвращался всегда безрезультатно. Рик старался не реагировать на такое поведение подростка. Все же, Карл с Грейс сблизились. Он воспринимал ее буквально как вторую маму, хоть и не говорил об этом напрямую. После ее исчезновения подросток стал сам не свой. Рик отчасти разделял его чувства. «Отчасти» появилось в его сознании после того злосчастного разговора с Ниганом. Уже после его — Рика — победы над ним. Бывший лидер спасителей, смеясь и кашляя, сказал, что Грейс ушла сама. Что она просто в доску заебалась от всех этих войн. Этих перипетий. А еще от того, что ее чувства к Нигану сильнее, чем она думала. И она не может направить оружие против него. Рику не хотелось верить в это. Но в глубине души он понимал, эти слова — не просто попытка вывести его на эмоции. Ниган говорил правду. Может, потому и не ладились в последнее время их с Грейс отношения. Потому что он все время чувствовал незримое присутствие Нигана. Но то, что он Грейс не искал — правдой не являлось. Он искал ее, еще как. Начиная от Святилища и доходя до окраин Королевства, проверяя каждую пристройку. Оставляя надписи на билбордах. Записки в домах. В какой-то момент это показалось ему безумием. Как тогда, с Лори. В тюрьме. Когда он потерял ее, но чувствовал, что она все еще там. Слышал ее голос. Больше он так не хотел и не мог. И Рик отказался от идей поиска. Но и не запрещал никому заниматься этим. Особенно Дэрилу, тот уж точно не простит ему потерю еще и сестры до конца дней. Может поэтому он не сильно стремится вернуться в Александрию, даже несмотря на то, что в святилище для него ад. Воспоминания о том времени в этом месте, когда он был пленником, еще слишком свежи. Рик встретился взглядом с Мишон, которая неловко улыбнулась ему своей белоснежной улыбкой. Он ответил тем же. Мишон, верная и сильная, стала Рику негласным помощником. Ее стойкий характер для Александрии был только на руку. И эта женщина блестяще показала себя в войне со Спасителями, а теперь в работе с теми, кто остался в Святилище, но перешел на сторону александрийцев. Рику казалось, что Мишон, так часто оказывающаяся рядом, испытывает к нему нечто большее, чем благодарность и уважение. Но в сердечных делах он был профан, чтобы понять, какие именно сигналы посылает эта женщина, и держался с ней лишь на дружеской ноте. Всё же, его чувства к Грейс и всему тому, что между ними было, никуда не делось. Притупилось, отчасти (не без помощи двух стаканов скотча по вечерам, эти то что угодно помогут притупить). Но по утрам все возвращалось на свои круги. Неразбериха между разумом и чувствами, попытка принять ее предательство и побег, и мысль о том, как жить дальше. На могиле их так и не появившегося ребенка Рик был лишь однажды. Тогда, когда выбрался из плена и вернулся сюда, еле живой. Дэрил все рассказал. И о потере ребенка, и о могиле. Это надломило его и без того разбитое сердце, но еще и заставило сквозь боль, поломанные ребра и множественные ушибы идти и брать оружие. Сражаться. Итог говорил, что все это было не зря.***
Места, в которых Грейс находилась сейчас и без того наводили ужаса, но страшнее всего стало, когда Дик остановился перед большим, длинным и охуенно темным тоннелем. Он включил фонарик и достал арбалет. Едва слышимым шепотом проговорил: — Ты поведешь байк. Мотор я заглушил, иначе мы накликаем беду. Я буду идти впереди и убирать возможные затруднения. — Да, босс. — Кивнула Грейс, озираясь по сторонам. По коже прошлась волна дрожи. Воняло жутко, кое-где находились остатки машин, разграбленных мародерами и изуродованных природными условиями. Вокруг все было в мусорных кучах и сухих ветках. На стенах красовались недограффити красной краской со всякой религиозной мутью. Дик заметил ее интерес. — Упокоители. Оставляют следы своего присутствия, пугают выживших. Ну и искренне верят в то, что пишут. «Ешь плоть, хорошо её приправив. Пусть кости горят». «Мы мертвы. Это и есть путь». — Жуть. Дик едва слышал усмехнулся. — Согласен. Грейс держала байк ровно, стараясь двигаться медленно. В таком закрытом месте, как это, хотелось еще сильнее никого не встретить. Стены и потолок, с которого капала вода, давили на рассудок, и Грейс опустила глаза, перед которыми мир понемногу плыл. — Эй, Диксон, все в порядке? — Байкер заметил изменения в лице Грейс и остановился. — Да, не парься. Просто дискомфортно себя чувствую в закрытом пространстве. И запах ударил по голове. — Эта вонь, ну да. Фрики омерзительно воняют и после них приходится вкушать такие ароматы. Мы уже почти вышли, смотри. И правда, впереди показался свет. Прямо как из пресловутой фразы. Грейс выдохнула только тогда, когда они полностью вышли из этого злачного места. Дикон огляделся, сойдя с дороги. Видимо, ему удалось обнаружить следы недавно прошедшей толпы фриканов. — Да, пошли на восток. Есть шанс с ними больше не пересечься. — Озвучил Сент-Джон и завел байк. — Садись. Тут осталось километров пять от силы.***
Бухарь встретил их не сильно радушно, а историю о стычке с ордой вообще пропустил мимо ушей. Грейс даже показалось, что он по-дружески ревнует Дика к ней. Закончив с ужином, Грейс хотела спросить, что она может сделать, чтобы отблагодарить мужчин за спасение и ночлег, прежде, чем соберется возвращаться восвояси. Но подойдя к сидящим к ней спиной байкерам, стала невольной свидетельницей их разговора, после которого планы придется изменить. — Брат, всё, конечно, круто, но отвез бы ты ее к Такер, срубил бы кредитов, да и дамочка жила бы себе в безопасности. Ну чего ты так смотришь? Ладно, на худой конец в лагерь Коупленда. Раз она так запала тебе в душу. Я не хочу, чтобы ты считал меня говнюком, но у нас были планы. А теперь ты гоняешь по всему Адищу с Грейс, и сейчас рассказываешь мне, что хочешь предложить ей помочь тебе выполнить несколько поручений Марка? — Она охрененно выручила меня при столкновении с ордой, и в общем-то, рисковала своей шкурой, чтобы мы спаслись. Поэтому, я не вижу ничего такого в том, что мы поделились с ней своими запасами. — А не в том ли дело, что она напоминает тебе Сару, а? Дик молча уставился на него, и Грейс, даже видя очертания его лица лишь в свете костра, различила появившуюся боль во взгляде. Бухарь понял, что перегнул. — Прости, брат. Я… в общем, я просто думаю, что она отвлекает нас. Поэтому, погостила, набралась сил и дальше в путь. Бухарь поднялся и встретился глазами с Грейс. Почему-то неловко стало именно ей. Он молча прошагал мимо нее. Дик так и не заметил ее присутствие, погруженный в свои мысли. Поэтому, Грейс просто ушла. За этот вечер больше никто не сказал друг другу ни слова. Дик, вернувшись в сторожку как-то устало улыбнулся Грейс, и без сил опустился в койку. Бухарь из своей так и не поднимался. Диксон повернулась на другой бок, рассматривая в полутьме отметины у себя на руке. За эти дни, проведенные с байкерами, она больше не резала кожу, оставляя новые. И по правде признаться, ей было грустно расставаться с этими двумя. Особенно с Диком. Первоначальное сравнение этих парней с ее братьями было скорее ошибочное. Кроме любви к мотоциклам общего у них было крайне мало. Уходить не попрощавшись прямо сейчас Грейс не решилась. Все таки, эти двое сделали для нее не мало, чтобы под покровом ночи сбегать от них, как воровка. Просто утром она поблагодарит их, спросит, чем еще может помочь и попрощается. Да, путь обратно пешком звучит очень суицидально, но как есть.***
Все происходит сумбурно и одновременно некстати. Дику снится сон. И во сне он, конечно, видит Сару. Их день знакомства. Тот самый, подаривший ему небольшой шрам под бровью от удара бандитов-грабителей и её. Будущую жену, забавную ученую и вечного друга. Сара садится к нему на байк и неловко обнимает за торс. От этих прикосновений Дик чувствует теплое возбуждение в паху, и пусть этот сон снится ему чуть ли не каждую ночь, от стояка это не спасает. Она кладет голову ему на спину. Ветер играет ее светлыми прядями, и они щекотят Дикону щеки. Они едут по бескрайним дорогам где-то в районе Каскадов, хотя в реальности познакомились совсем в другом месте. Сара начинает шептать ему неразборчивые слова, но Дик улыбается. Потому что и так понимает их смысл. Они тормозят где-то за перевалом, и Дикон больше не хочет ждать, он запускает руки в ее волосы и притягивает к себе для поцелуя. Сара игриво улыбается, проводя рукой по его гладкой щеке. В момент поцелуя что-то идет не так. Словно ребенок начинает рушить кукольный домик, в котором они сейчас находятся. Это не землетрясение, но хуже. — Дик, — нервно произносит Сара, готовая ускользнуть из его объятий. — Всё хорошо, — успокаивает тот, но сам в этом совсем не уверен. Он притягивает ее обратно к себе и прижимает к груди. Ее волосы пахнут лавандой. — Всё будет хорошо, — снова шепчет он, и прежде чем снова поцеловать, видит, что это не Сара. В его объятиях Грейс. Она встревожена и пытается ему что-то сказать. — Дик! Просыпайся, пожалуйста. — Грейс, я сейчас не могу. Уйди, пожалуйста. — Дикон Сент-Джон, немедленно проснись! Дик открыл глаза, обнаружив себя ровно там, где заснул прошлой ночью. На импровизированной постели рядом с оружейным шкафом. Перепуганное лицо Грейс возвышалось над ним, а руки, только что державшиеся за его рубашку, наконец нашли покой на коленях. — Что нахрен случилось? — Грозно спросил он, и немного спокойнее добавил, — Мне бывает сложно проснуться. — Да я уж заметила. Боже, и как вы вообще пережили конец света? В общем, Бухарь с утра куда-то ушел. Взял ствол и байк. Это было не более получаса назад. Ну, от силы час. — Ну и? Может ему приспичило поохотиться. Мы вчера немного поспорили, и он, вероятно… — Да знаю я. Но только сейчас отчетливо была слышна перестрелка где-то рядом. И если фрики не научились держать оружие, чему я, признаться, уже не удивлюсь, то думаю у Бухаря неприятности. Дикон поднялся на ноги, потер лоб и подошел к шкафу с оружием. Как это похоже на Бухаря. Вляпаться в заварушку, не успев и порога дома переступить. — Значит так, оставайся здесь, а я съезжу, посмотрю, что там вообще происходит. — Ну уж нет. Я с тобой и это не обсуждается, — Грейс протянула ему руку, изящно согнутую в локте. Дик закатил глаза и вложил в ее открытую ладонь пистолет. — Надеюсь я об этом не пожалею, — сухо сказал он, доставая дробовик.***
Они подъехали достаточно близко, чтобы без бинокля разглядеть десятка два бритоголовых мужчин и женщин, чьи тела были изуродованы вырезанными прямо на коже надписями. «Покойся с миром» и «Смерть — новая жизнь». Религиозный бред. Встречалась даже нецензурная брань. Их одежда, вернее ее подобие, были перепачканы кровью. И Грейс задумалась, была ли эта кровь ходячих? Если фрики, эти видоизмененные обращенные пожирали ходоков, то вопрос мимикрии был закрыт. Как же поступали эти выродки, встречая на пути своих религиозных «кумиров»? Упокоители разбрелись по территории, присвистывая и вызывая номада на разговор. Не сложно было догадаться, что они ищут Бухаря. Дик жестами показал, что он обойдет территорию бывшей автомастерской вокруг и постарается найти Бухаря, чтобы свалить. Грейс он оставил винтовку, чтобы та могла прикрыть их в случае чего. — Стреляй только в крайнем случае, иначе привлечешь к нашей вечеринке непрошеных гостей, — шепотом сказал он. Диксон кивнула, пристроившись за кустами. Обзор здесь был не так хорош, как хотелось. И ей было видно лишь часть территории. Что находилось за огромным грузовиком, перегородившим путь, она не видела. Байкер медленно перебирался от кустов к разбитым тачкам, и у Грейс стучало в висках от разыгравшихся в крови гормонов. Мужчине удалось добраться до злосчастного грузовика и прошмыгнуть мимо двух упокоителей. Те делили между собой дурь, занюхиваясь буквально на ходу. Белый порошок пылью растворялся в воздухе. Прицелившись в снайперский прицел, Грейс увидела Бухаря, тот прятался на крыше заправки, совсем рядом с бродившими Упокоителями. Видимо, у него закончились патроны, и пришлось импровизировать. Диксон перевела взгляд в то место, где еще пару мгновений назад был Дик. Теперь же брюнет пробрался к самому краю подвластной Упокоителям территории, и свернул шею одному из них. У Грейс заныло в плечах от увиденного. То, с какой легкостью он сделал это, заставляло образоваться в горле ком. Диксон унесло течением мыслей о том, насколько все в этом новом мире схоже. И давало неутешительный ответ, что реальность теперь такова и будет таковой. Стычки. Дележка власти. Борьба за остатки благ. Жизнь в крови. Она повернулась в сторону Дикона, и поняла, что у того неприятности. Наверное, он нашумел по дороге, потому что к нему приближались двое ублюдков. Но он их, увы, не замечал. Грейс перевела винтовку на них. И на выдохе сделала выстрел. Затем еще один. Реакция остальных Упокоителей была быстрее, чем скорость падения этих двоих. Смысла в укрытии больше не было и Грейс, накинув на себя винтовку, вытащила пистолет и побежала в противоположную сторону, надеясь скрыться в лесу. Ей удалось вышибить мозги еще одному и ранить парочку упокоителей, прежде, чем ее схватили и прикладом ударили по голове. Она не отключилась, но боль была настолько всеобъемлющая, что Грейс поддалась и закрыла глаза, пока ее тащили вниз под дикий хохот и крики остальных. Замутненным взглядом она увидела, что сектанты стащили с крыши Бухаря, изрядно избив его. И пока ее держал зловонно пахнувший лысый ублюдок, еще трое скрутили руки Бухаря так, что он не мог пошевелиться. — Покайся. Прими путь. — Безостановочно повторяли они, задыхаясь от смеха. Один из них достал из сумки газовую горелку и Диксон боялась представить, для чего она им. — Ничего, номад. Мы поможем тебе. И твоей подруге. Обрести покой. Говоривший кивнул тому, кто держал Грейс и бандит достал из кармана нож. — Ты пойдешь с нами. Мы покажем путь. — Шептал он на ухо Диксон, брызжа слюной, а затем стащил с нее куртку. Уроду было будто все равно на ее попытки выпутаться из его хватки. Он держал ее за шею одной рукой, а другой принялся вырезать что-то на руке. Грейс завопила от боли, но упокоителя это только раззадорило, и он с еще большим остервенением принялся кромсать ей плечо. Остальные, довольные увиденным, переключились на Бухаря, чья участь была еще более незавидной. Запах горелой плоти добрался до ноздрей Диксон. И она увидела, как трое выжигают кожу Бухаря. Как на гребанном уроке труда. Она напрягалась изо всех сил и вцепилась зубами в шею мучившего ее ублюдка, буквально выгрызая его плоть. Когда тот чуть отпустил хватку, Грейс вытащила нож из сапога и вонзила ему в глаз. Урод упал навзничь. Не давая себе отдышаться, Диксон подняла украденный у нее пистолет и выстрелила в упокоителя с горелкой. Затем в двух других. Когда с ними было покончено, девушка подбежала к едва живому Бухарю, оценивая масштаб пиздеца. Без Дика ей его не поднять. Не дотащить до байка. Грейс старалась не замечать, что сама истекает кровью, если от шока отключится еще и она, их сожрут фрики, которые сбегутся на звук выстрела и запах плоти. Руки заметно тряслись, как от тремора, и вообще, в голове был дурняк, но Диксон не опускала пистолет. Если Дику не повезло и остальные сектанты вернутся, она не даст им подойти. — Эй! Грейс на нервах чуть не выстрелила. Благо, Дик во время замахал руками. — Блядь! — Выругался он. Было видно, что ему тоже досталось. Ссадина под губой и разбитые кулаки. Он аккуратно взял ее за руку. — Нет-нет. Я в норме. Иди к Биллу. — Бухарь! — Крикнул байкер, стараясь растормошить друга. Грейс опустилась наземь, не в силах бороться с головокружением. Боль была, и весьма ощутимая, но это фигня по сравнению с пережитым шоком. К этому невозможно привыкнуть. Невозможно отрастить себе настолько стальные яйца, чтобы, как Рэмбо, убивать всех направо и налево, и при этом спокойно существовать. Сейчас она убила пятерых. И пусть это ебнутые сектанты, но она, мать его, убила людей. Грейс вырвало. — Эй, мать! Ты там жива? — Дик привел в чувства Бухаря и теперь обращался к ней. — Да, я просто не переношу вида крови, — пошутила она. — Дай отдышаться. Байкер помог Грейс подняться на ноги, но ее колени подвели, и Дику пришлось силой удержать ее в вертикальном положении. — Значит так, сейчас мы медленно пойдем к байку. Втроем, а затем, что-то придумаем, поняла? — Это глупо, ты же понимаешь, троих он не выдержит. — Всё нормально, Дик, я доберусь до охотничьей сторожки сам. Байк там. Отвези Грейс на О’лири, — хриплым голосом отозвался Бухарь. — Эта цыпочка спасла меня, не хочу быть в долгу. Было видно, что Дикону было сложно принять решение, и звучно выдохнув, он вернулся к Бухарю. — Возьми это, — он протянул ему обрез. — Я заберу тебя, как только отвезу Диксон на базу, понял? — Да, брат. Окинув взглядом друга, Дик закинул здоровую руку Грейс себе на плечо, и игнорируя ее протесты, пошел к байку. — Ты же знаешь, что это неправильно. — Не прекращала Грейс. — Мы едва знакомы, чтобы ты делал такой выбор в мою пользу. Они шли горной тропой туда, где был спрятан байк. Расстояние было мизерным, но таким ощутимым, когда у тебя хлещет кровь и возможно, сломан нос. — Знаешь, чем мы отличаемся от них? От фриков и упокоителей. Мы способны на самопожертвование. Уж не знаю, добавит ли нам это очков для выживания, но уж как есть. И сейчас, я хочу, чтобы ты замолчала и дала мне тебе помочь. Грейс повиновалась.***
— Так, здесь где-то есть бинты и спирт. — Дик перерыл полки, пока не нашел необходимое. — Я справлюсь. Привези его. — Твердо сказала Грейс, забирая из его рук средства первой помощи. Он скептически посмотрел на нее, и Диксон для правдоподобности еще раз кивнула. — Они сюда не полезут. И мы скоро вернемся. — Дик, должно быть, хотел еще что-то сказать, но поспешил выйти. Грейс, оставшись наедине с собой, тупо уставилась на бинты и спирт. К горлу подступили слезы, но странно, плакать ей не хотелось. Ни от боли, ни от пережитого. Она перекинула волосы назад и подошла к зеркалу. Кожа, замерзшая и отдававшая синим отливом, от нахождения в одном топе декабрьским днем, покрылась мурашками от соприкосновения с водой. Нужно было смыть кровь и грязь. Затем обработать. — Ты не станешь ходячей, даже если тем ножом убивали мертвяков. Помнишь, сколько раз ты покрывала себя их кровью и кишками, чтобы выжить? Сколько этой дряни попало тебе в рот и в ссадины? Будет более иронично, просто умереть от заражения крови. Человеческие болезни тоже никто не отметал. — Говорила она своему отражению в зеркале, наблюдая, как черная вода стекает в металлическую чашку. Теперь криво вырезанное «RIP» стало легко читаемым. Оно останется еще одним шрамом-напоминаем о ее сумасбродном одиночном походе. В конечном счете, это всего лишь кожа. Бренная плоть. Или плоть вечная? Что теперь более вечно в этом мире, душа или тело? Эти псевдофилософские размышления рассмешили ее, пока она не залила свежую рану спиртом. Смех сменили наконец пробившие бронь слезы.