New Americana

      В последнее время Хванун чувствует себя отвратительно. Несмотря на то, что он довольно много лет является высокооплачиваемым актером и считается профессионалом своего дела, справляться становится всё сложнее и сложнее. Наверное, он слишком эмоционален, но только благодаря его опыту удается справляться с нервами из-за особо сильного холода от мужа в последнее время.       Конечно, у обоих работа забирает львиную долю времени, довольно часто у них нет времени друг на друга, но даже с их дурными графиками они умудрялись не отдаляться. А сейчас Сан не то что отдалился — между ними возникла пропасть. И Хванун скучает и слишком много нервничает. Тексты становится труднее учить, а концентрироваться и отдаваться на съемочной площадке процессу и вовсе требует огромных моральных ресурсов. И больше всего Ё раздражает то, что действия, которые раньше он совершал не напрягаясь и с удовольствием, сейчас требуют титанических усилий. А ведь он так любит свое дело.       Последние сутки и вовсе выбивают из равновесия — мало того, что Чхве снова не ночевал дома, так еще и весь день не отвечает на сообщения. — Ты в порядке? У тебя слишком большие мешки под глазами, — хмурится Сион, стараясь максимально замаскировать усталость омеги и не зная, какие слова подобрать. К молчаливому Хвануну его жизнь не готовила.       Более того, весь стафф, работающий с Ё на постоянной основе, беспокоит его поведение в последнее время. Все заметили, что омега замкнулся, стал слишком молчалив и угрюм, что никак не вяжется с его обычным состоянием. Как правило, гримировать Хвануна для Сиона это головная боль, ведь тот неусидчив, много разговаривает и смеется. И, в общем-то, за это Сион его и обожает. — Да. Извини, не выспался. — Пятнадцатиминутная готовность, — Ёнджо заглядывает в гримерку и пристально смотрит на Сиона.       Видя немой вопрос о состоянии Хвануна, стилист только молча пожимает плечами, и Ким сразу удаляется.       Наверное, альфа Ким Ёнджо, личный агент Ё, больше всех беспокоится за своего артиста. Они работают вместе уже больше десяти лет и, занимаясь пиаром, ведением переговоров, проверкой и заключением договоров, да и вовсе решением любых проблем, возникающих на всех этапах съемок, самым главным и сложным остается знать характер и способности Хвануна.       Ё, хоть и омега, но омега с характером, эмоциями и амбициями, которые, благодаря филигранной работе Ёнджо, никому не причиняют неудобств. У Хвануна отличная репутация, потому что Ким проводит переговоры уравновешенно и без эмоций, минимизируя неудобства как для своего артиста, так и давая рекомендации режиссерам и продюсерам по ведению работы с Ё. Так что полное отсутствие конфликтов и столкновений интересов — заслуга Кима. И он, как никто другой знает, что Хванун сейчас не в порядке.       Уведомление, пришедшее на телефон, заставляет Ё вздрогнуть. Он открывает сообщение и остается таким же безэмоциональным, как и до этого. San; 17.02 — Я улетел по работе в Италию на 4 дня, вернусь в воскресенье вечером.       Ну вот. Снова. А поставить в известность раньше нельзя было? Или хотя бы написать не так сухо? Это злит и обижает. Хванун ничего не отвечает. Он блокирует телефон и небрежно бросает его на гримерный стол, снова закрывая глаза. Несколько каких-то баночек сваливаются, и это напрягает Сиона. Ё никогда так себя не вёл. — Что случилось? — он заканчивает глаза и припудривает личико омеги. — Ничего интересного. — Ты не хочешь это обсуждать? — Сион обходит стул сзади и кладёт руки на плечи Хвануну, глядя на того в зеркало. — Как видишь, — он открывает глаза и глубоко вдыхает. Нервный ком в горле напрягает и кажется, что еще немного, и Ё сорвется. — Ладно уж, солнышко, но что бы там ни было, помни, что ты лев, по натуре победитель и ничто не стоит твоих нервов, — улыбается Сион и оставляет омегу в одиночестве.       Хванун благодарен за это. Ему так необходимо сейчас взять себя в руки, но почему-то вместо того, чтобы настроиться, он думает, что его личная жизнь прямо сейчас летит к чертям собачьим. Что не так? Он ведь красив и молод для своих лет. Ни одной морщинки. Не устраивает Сану скандалы и не требует к себе лишнего внимания. Ощущение ненужности слишком давит. Нужно будет серьезно поговорить с мужем, когда тот вернется. — Пора идти, три минуты, — в гримерку снова заглядывает Ёнджо и смотрит на омегу.       Хванун молча кивает и поднимается с места. Он идет за Кимом и с ужасом понимает, что он вообще не в порядке и не может собраться. Как только они выходят на площадку, эта паника усиливается, и к глазам начинают подступать слезы. Нет, только не сейчас. Вообще не время, когда на него устремлено столько глаз, заинтересованных и не очень.       Ё испуганно смотрит на Ёнджо и машет на свое лицо руками. Он даже сказать не может о том, что не готов, потому что ком в горле создает ощущение, что если что-то произнесет, то непременно разрыдается. Хванун показывает Киму обе руки с широко расставленными пальцами и, резко развернувшись, покидает площадку. Эхом доносится, как Ёнджо просит начать на десять минут позже. Спасибо всем богам за такого агента.       Хванун залетает в гримерку и вжимается спиной в дверь, судорожно и глубоко вдыхая. Ни в коем случае нельзя плакать. Никак нельзя испортить макияж. Омега поднимает глаза к потолку и вздрагивает, когда слышит стук в дверь. — Это я, — тихо произносит Ким, и Ё отходит от двери, прислоняясь к стене. Наверное, Ёнджо единственный, кого Хванун сейчас не пошлет к чертовой матери. Их уровень доверия и взаимопонимания слишком велик.       Омега сползает спиной по стене вниз и закрывает лицо руками, содрогаясь в беззвучных рыданиях. Не передать, как Киму больно смотреть на такого разбитого Ё, который со всех сил старается быть сильным. И самое худшее, не иметь возможности чем-то помочь. Всё, что Ёнджо сейчас может — это подать салфетки, воду, и сесть рядом.       Хванун буквально задыхается и осторожно собирает выступающие слезы салфеткой, глядя вверх. Хочется выплакаться, но сейчас необходимо успокоиться и идти улыбаться на камеру. Как же хочется просто сбежать. — У тебя есть еще шесть минут. Дай помогу, — Ким берет одну салфетку и подбородок Ё двумя пальцами, аккуратно поворачивая его лицо к себе. Он осторожно промакивает слезы с нижних ресничек и едва не сгорает от негодования, когда Хванун прямо в его руках снова дрожит и изо всех сил старается не плакать. Ёнджо искренне не понимает, как можно обижать этого омегу. Ему кажется, что никто и ничто не стоит слез Хвануна, и вообще, мир его не заслуживает. Но как жаль, что он ничего не может изменить или как-то помочь. Только вытирать слезы и следить за временем.       Ко всеобщему облегчению, Ё удается успокоиться и он даже успевает во все тайминги, отлично исполняя свою сегодняшнюю работу. Он улыбается, прощаясь со стаффом и благодаря всех за работу, а после с безжизненным видом покидает площадку.       По дороге домой Ёнджо подробно рассказывает завтрашнее расписание и сообщает, что следующие три дня свободны. И Хванун так благодарен ему за то, что не лезет с расспросами. В принципе, омега считает собственного агента своим единственным лучшим другом. Он с уверенностью может сказать, что Ким знает о нем абсолютно все. В свою очередь, альфа прекрасно понимает, что Ё обязательно поделится своими проблемами и все выложит, как только будет готов, а пока до этого момента бессмысленно что-то спрашивать. А еще Хванун пропускает мимо ушей завтрашнее расписание и ничего не запоминает. Ёнджо и это знает, и на самом деле он это всё рассказывает просто чтобы не молчать. А уж за своим артистом он завтра проследит.       К счастью, нарыдавшись вдоволь ночью в подушку, на следующий день омега не испытывает нервного напряжения или тоски. Он вообще ничего не испытывает, так что рабочий день пролетает незаметно, но, вроде бы, плодотворно.       Ё рад последующим выходным. Последние две недели были довольно-таки загруженные, и он ни разу не бездельничал дома. Почти все три дня Хванун спит, ест, бездумно листает новостную ленту или смотрит в потолок, либо не испытывая никаких эмоций, либо пытаясь найти в себе недостаток, который мог бы оттолкнуть Сана. И так по кругу.       Третий день знаменуется слабостью, обострением обоняния и повышенной температурой. Прекрасно. Течка начинается очень вовремя. Наверное, это будет самый ужасный раз, потому что Сан даже не уточнял, в котором часу вернется. Они в принципе не общались в эти дни. Но Хванун так скучает, несмотря на то, что огорчен поведением и холодом мужа.

***

      Последние годы Сан спокойно относился к течкам Хвануна и охотно давал своему омеге все, что тому требовалось, но этому разу он не был рад. Нет, дело не в Хвануне, напротив, Сану все очень нравится во внешности, да и в самом омеге. Однако, если раньше они были в ровных теплых отношениях и регулярный секс был нормой, то последние недели Сану было противно. От себя.       Хванун лежит на их кровати, свернувшись в клубочек, и всхлипывает, обняв живот руками. Его волосы растрепаны и раскиданы по подушке, а сам он в одной рубашке Сана на голое тело. Он кажется таким маленьким и беззащитным, нуждающимся в своем альфе, что Чхве становится еще хуже. Ему кажется, что он больше не имеет права даже прикасаться к этому омеге. Когда-то давно, в начале их брака, они даже признавались друг другу в любви. А сейчас Сан запутался и не понимает, кому из двух омег в своей жизни он изменяет.       Он скидывает пиджак и нависает сверху, мягко касаясь чужого плеча. Хванун затихает, но тяжелое дыхание и дрожащие ресницы, склеившиеся от слез, делают его таким уязвимым. — Почему ты не позвонил? — Сан медленно касается его виска губами и глубоко вдыхает. Запах мужа притягательный. — В последнее время тебе не до меня, — снова всхлипывает Ё и закусывает губу, заламывая брови. Внутри всё горит. — Господи, — Чхве отводит взгляд и приподнимается, снимая кольца и часы. Он никогда еще не чувствовал себя настолько отвратительно и виновато. Этот котенок под ним не заслуживает такого ужасного мужа. — Я соскучился. Я так по тебе соскучился, черт возьми, — срывается на слезы Хванун и Сану кажется, что он где-то умер, оказавшись в аду. Слезы омеги сейчас, как худшая пытка, и Чхве извиняется, сцеловывая их с мокрых щек. — Мне не хватает тебя. Я соскучился, Сан.       Он судорожно произносит «прости» множество раз, вкладывая в эти извинения всё, пока Хванун сам не целует его губы. Их поцелуй соленый из-за слез, и Сан сразу углубляет, не желая даже думать об этом. Руки Чхве неуверенно ложатся на чужую талию, и Ё вздрагивает. У Хвануна успела подняться температура, и руки Сана казались холодными. Сколько часов он ждал альфу?       Только Чхве кажется, что он отвлекается от собственного скрипящего сердца и совести, как в голове проскакивает мысль о том, что Уен целуется по-другому. Какого черта он даже сейчас не может забыть про Уена? Сан прикладывает большие усилия, чтобы заставить себя дать мужу все, что тому сейчас требуется.       И Ё был прав, когда думал, что это будет худшая течка. Несмотря на то, что Чхве, наконец, глубоко целует его, всё равно кажется, будто он не здесь и не с ним. От этого еще хуже. Хотя, может это всё кажется и омега просто загнался? Хванун решает отбросить сейчас все мысли и просто отдаться мужу, всё-таки его руки и поцелуи также нежны.       Чхве старается быть ласковым и мягким настолько, насколько это возможно, пока растягивает Ё. Когда Сан входит, он двигается так, чтобы сделать Хвануну хорошо и абсолютно не обращает внимания на собственные ощущения. За столько лет он прекрасно выучил, как, с какой скоростью и под каким углом можно заставить Ё кричать и царапать спину. В свою очередь омега этому ужасно рад, потому что, наконец, в голове не остается мыслей, а запах его альфы словно окутывает, заставляя забыть об ощущении ненужности и одиночества.       Чхве берет Хвануна и постоянно сталкивается с неуместными воспоминаниями об Уене. Как тот выглядит в такой же позе, как пахнет, как чувствуется, как касается. Разве что они никогда не вязались, но, даже давая узел Хвануну, он думает о том, как это было бы с Уеном.       Сан считает себя худшим. Нужно что-то менять. Так не должно быть.