can i call you tonight?

Летний воздух обдувал со всех сторон и леденяще спокойным казалось море в тот вечер. Юнги чувствовал, как крепко сжимают его руку чужие пальцы. Под покровом ночи они спустились вниз по улице, завернули за угол. И растворились в предрассветном тумане. Чужие простыни были смяты еще с утра. В комнату пролезли через окно — все равно первый этаж. Пахло апельсинами и шелковым, свежим, раскаленно-горячим чувством, которое за мгновение истребило в его душе одиночество. Впервые за семнадцать лет. — Я просто хотел узнать… — шепчет он, разглядывая потолок своей комнаты. Юнги запоминает каждое его слово. Внутри трепещет. Протяжным изломом все, не нужное даже самому Юнги, отзывается на чужие слова. Но Юнги понимает, что внезапно принимает себя такого, потому что каждый чужой вдох на него влияет, каждая улыбка и состояние. Потому что он только что открыл для себя еще одну неизведанную планету. Которая открыла Юнги в ответ. Но потом он внезапно добавляет. Без задней мысли. А Юнги — взбитые простыни холодят лопатки, а там, под ребрами целует нежная детская горечь — разбивается.

***

Юнги долгое время верил в то, что, если он построит лодку, он сможет уплыть на ней и открыть новые земли. И нет, еще не все было открыто русскими исследователями или завоевано колонизаторами. Просто Юнги с детства знал, что где-то там, где океан пересекается с небом, есть другой мир. Мир морских черепах и горячего ужина. У них в городе рыбалкой занимается каждый первый. Красиво, на катерах и с километровыми сетями. В шесть лет отец взял Юнги с собой в один из заплывов. Юнги долго стоял на кокпите снаружи, спрятав руки внутрь спасательного жилета от ветра, и ему было странно внезапно увидеть родной город со стороны. Оказывается, он его совсем не знал. Юнги тем же вечером принял решение это исправить. И, ещё даже петухи не пропели — следующим утром упаковывал бутерброды в фольгу, налил в отцовскую флягу апельсиновый сок, пытался застегнуть на собаке поводок. Замок заел. Пес пошел с ним просто так. Никто никому ничего не обещал, и Юнги это нравилось в общении с собакой больше всего. Потому что без обещаний значит без обязательств, но их отсутствие не помешало им все равно отправились исследовать новые земли вместе, вдвоем. Они забрались на скалу, через лес и огромные булыжники. Юнги чуть с насыпи не съехал. Но сдержался. Дошли до незнакомого пляжа. Теплого, нежного песка в семь часов утра. Два часа шли. Много. Юнги пришлось несколько раз перестроить маршрут. Новый мир — бесконечная планета. Теплый ласковый ветер в волосах, журчащая внутри радость, которую Юнги не с кем разделить. Хорошо, что есть собака. Большая, черная, полвека как-будто прожившая. Достал бутерброды. Пес носился рядом за палкой. Осы залетали рядом с открытым соком, пока Юнги глядел на далекий рассвет. Так они и позавтракали втроем. Юнги, пес и море. Безо всяких обязательств. Поэтому когда он сказал — а взамен, Юнги весь напрягся. Потому что он не любил обязательства. Не любил делать что-то, потому что его вынуждают. Считал, что это — ложь и в первую очередь — самому себе. К тому же — сказал ни кто-нибудь там. Ни учитель истории, и даже ни сосед Намджун. А он. Откуда-то выскочивший перед ним, как черт и так странно на него же похожий. Чон Хосок. Сначала Юнги подумал, что он смеется. Еще даже условие не услышал, уже был уверен в том, что ничего хорошего из этого не выйдет. Юнги не знал, откуда Чон Хосок прознал про то, что из-за нехватки участников администрация хочет закрыть клуб биологов. Не знал, откуда Хосоку известно то, что место сбора у них в географическом классе на последнем этаже около женского туалета. Но Хосоку стоило только появиться в дверях, чтобы поставить Юнги в оборонительную позицию, а Чон Чонгука — выглаженного отличника, который, как выяснилось, вступил в клуб единственный по своей воле — пролить из трубочки клубничное молоко. Они настежь открыли окна, чтобы проветрить запылившийся класс, и когда дверь распахнулась и появился Хосок, с улицы подул теплый майский ветер, скользнул Юнги под рубашку, потрепал волосы. Запахло морем. Юнги подумал, что Хосок, как капитан команды по пляжному волейболу, наверное, часто пахнет морем. Хосок явно ожидал увидеть в классе больше людей. — Привет, Мин Юнги, да? — он перевел взгляд с Чонгука на Юнги. — Я слышал, ты в беде, — неловко усмехнулся, сверкая зубами. Юнги почувствовал, как выразительно смотрит на него донсэн Чонгук. — А тебе что? — Хосок прошелся пятерней по волосам. — К вам можно? — вместо ответа спросил он. Чонгук еле сдержался: «Если осторожно», потому что за полтора месяца, оказывается, успел нахвататься у своего сонбэ всякой разной цветастой выразительности. Сначала, оказывается, Хосока надо было усадить поудобнее. Чон каким-то чудом заставил их принять его у себя в классе с завидным гостеприимством. Юнги коммуникабельностью не отличался, он пусть и лидер клуба, а светские представления не любит, поэтому предлагать Хосоку пройти и сесть на любую свободную парту выпало Чонгуку. Хосок ничуть не стесняясь, осматривает откровенно крошечное, заваленное лишними глобусами помещение их клуба. Замечает стоящие у стены полки с растениями. — Я думал, здесь уроки больше не проводят, — говорит Хосок, кивая в сторону зеленки. Мол, кто тогда следит за ними? Поливает и все такое. — Так и есть, — Юнги не спешит отвечать, что вообще-то тупой вопрос. — Классное место, — да, ему тоже нравится. Он давно его для себя открыл. Еще в конце прошлого года, когда учитель Кан ушел в отставку, а географию начали преподавать на втором. Уборщица, которая застала Юнги за ничегонеделанием в классе, пожурила его, но почему-то оставила с Богом. Видимо, подумала, что его травят или еще что, раз мальчик прячется ото всех в классе во время обеда. Солнце из окон светило ярко, нежно перебирало пряди волос Юнги и ласкало пальцы. Так он здесь и остался. Юнги сухо кивает, наблюдая, ветер из окна вьется в чужих волосах. Хосок улыбается: — И чем вы тут занимаетесь? Разрабатываете план по спасению? До неожиданного визита они с Чонгуком именно этим и занимались. Вон, у отличника даже на парте тетрадка красуется с планом по возвращению былой славы клуба, так сказать; хотя славы как таковой и не было никогда. Острый, красивый почерк, пара выстраданных идей в процессе мозговой активности (хотя этот Чонгук, если честно, отбитый до невозможности, и пришел в биологический клуб явно потому что сам, как растение). Не густо. А, и еще набросанный макет объявления — решили ловить рекламой. На живца. Хосок бесцеремонно вглядывается в чужую тетрадь. — Ну-ка ну-ка. «При вступлении в клуб бесплатные ростки сои в подарок», надо же! Да вам бы в Сеул продавать тачки, — Юнги хмурится. Во-первых, вот сейчас он не понял или Чон Хосок стебется? Во-вторых, ростки сои — отличный бонус — неприхотливы в ухаживании и пригодятся в хозяйстве. Будет, чем заесть кимчи в особенно черный день. Чонгук пялится на своего сонбэ очень выразительно. Юнги не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы прочитать в чужих глазах плоское, как земля я-же-говорил. Он думает — скажите спасибо. Что я не предложил второй вариант. Жестоко убивать тех, кто в клуб не вступит. И в подтверждении слов устроить показательную казнь Ким Тэхена конечно же. Для профилактики общественных масс. Хосок коротко смеется со своей шутки. — Ты что-то хотел? — прерывает его откровенно не настроенный быть терпеливым Юнги. Хосок сразу перестает. — Я? А, да, — он неловко встряхивает рукой волосы, в которых затерялись золотые лучики солнца. — Я типа знаю решение вашей проблемы. И могу помочь вам. — Спасибо, мы итак прекрасно справляемся, — Юнги складывает руки на груди, поясницей опирается на учительский стол. Хосок задумчиво вскидывает брови. — Э-э, если хочешь знать мое мнение, не думаю, что вашу рекламу ждет успех, — Чонгук с раздражающим звуком задумчиво тянет остатки молока из трубочки. Юнги хмурится. Нет, ему ни капли не стыдно за свои попытки. И откровенно плевать, как с его сейчас явно потухает Чон Хосок (щурится так хитро, будто бы из питомника для лисиц сбежал). И чего Юнги за этот клуб так борется, послать бы все это? Да только нет. Они еще немного препираются — откуда знаешь, с чем пришел и так далее. Прикалываешься? Да нет же, просто помочь хочу чисто по-человечески. — Ну? — сдается Юнги, руки на груди складывая сильнее. Давай, вещай, Мать Тереза. Что ты там предлагаешь. Хосок заговорчески улыбается. — Я помогу тебе набрать людей, даже — я сделаю это вместо тебя! Ведь сколько участников нужно для того, чтобы клуб официально работал — пять? Ну вот и отлично. Будет тебе пять биологов, Мин Юнги! — восклицает он, и при этом с таким гордым видом, будто бы он не трех школьников к Юнги на ковер предложил притащить, а открыл новый вид морских бабочек. Перелетных. Юнги опускает взгляд на тетрадку с эскизом рекламы во всю страницу. — Резон? — Хосок непонимающе дергает головой. — А? — переспрашивает он так, что заставляет Юнги задуматься — знает ли он о значении такого слова. — А, ты спрашиваешь, зачем мне вам помогать, так? — Хосок обводит взглядом их с Чонгуком. Он нервно смеется. — Да, я что-то совсем не подумал о том, что, наверное, удивил вас? Вы наверное думаете, что я тут делаю? — и за милую душу выдает: — Мне всегда нравилась биология. Юнги глаза закатывает. Что что, а откровенную чушь он на дух не переносит. А в том, что это она Юнги не сомневается. Все, что он знает о Чон Хосоке, можно уместить в трех словах: неадекватный волейбольный фанатик. Поэтому — какая к херам биология? — Да, мне всегда было интересно, как работает фотосинтез и все такое прочее… — Ближе к делу, — Юнги видит лишь два развития событий: либо он прикажет своему оруженосцу выставить Чон Хосока за дверь, либо он этого Хосока обругает, короче, так, что Чон в процессе сто раз ослепнуть успеет. Сил и умения общаться с такими оглушительно яркими и энергичными людьми у Юнги никогда не было. Да и желания — тоже. Чон Хосок, конечно же, очень популярен в школе. Он не первый красавец на районе, но, видимо, в отличие от Юнги умеет и любит общаться с людьми. Так что — Юнги понимает — если его клуб прорекламирует местная знать, участники нет нет, да наберутся. Но все это ему, конечно, не нравится. И наблюдать, как Хосок распускает по классу географии свои флюиды жизнерадости тоже не в кайф. Чонгук особенно громко засасывает оставшееся молоко, привлекая к себе внимание босса. Взгляд из-под челки настаивает: «Посмотри, какая отличная возможность для нас». Не проеби ее с треском и панихидой. А именно так и называется то, что Юнги по своей дурости пытается сейчас сделать. Между тем, Чон Хосок, видимо, не идиот. Понимает, что к чему и действительно переходит к делу. — Я наберу тебе людей в твой клуб биологов… — Клуб морских биологов, — с нажимом поправляет Юнги, не сдерживаясь. — Морских биологов, — соглашается Хосок. — Но взамен я попрошу у тебя кое-что. Юнги опускает бровь. — Чон Хосок хочет, чтобы я для него что-то сделал? Домашку? — ехидничает он, получая в ответ смешок — мол, волейболист оценил шутку. — Нет, — Хосок фыркает и мотает головой, явно стараясь держаться спокойно, хотя Юнги по глазам видит — сейчас он попросит у него что-то, явно выходящее из понятий обыкновенной домашки. Да только зачем. Они же не друзья, не общались даже ни разу. В разных кругах вращаются. Странно все это. Голову внезапно посещает откровенно глупая догадка. Может, идеальный во всех смыслах Хосок оступился и теперь ему нужен человек, который возьмет вину на себя и прикроет чужую задницу? Мин Юнги как раз для такого годится — необщительный, серый, грубый. Мысли бегут дальше, развивают эту тему, и вот Юнги уже совсем не хочет с ним разговаривать. Хотя он, вроде бы, сам только что все это себе придумал, а Хосок ничего такого в реальности не говорил. Зато он произносит то, что вводит Юнги в откровенный ступор. — Взамен я хочу, чтобы ты, Мин Юнги, каждый вечер болтал со мной по телефону.