can i call you tonight?

Хосок свое условие не иначе как с потолка достал. Причем, удивлен даже Чонгук, который уже успел от шока сжевать бедную трубочку. Культурного, конечно же. У Чонгука другого не бывает, это же Чонгук. Первый в списках успеваемости. Юнги убежден, что над ним откровенно стебутся. Он переспрашивает, что же Чон Хосок хочет взамен, на что получает: — Так вот, вот это, — и солнечную улыбку. Время близится к обеду и как-то слишком много у них в пыльном классе солнца вдруг стало. Юнги перед тем, как выставить шутника за дверь, вежливо желает тому удачи. Он ловит упрекающий взгляд Чонгука, читает в нем — ну вот, такой чудесный шанс упустил, а еще говорил, что ради клуба готов на все. Но нет, Юнги вообще-то такого не говорил, он только думал об этом, а значит, многозначительное чонгуково молчание не о том. Чонгук покидает класс почти что сразу после волейболиста, оставляя Юнги наедине со своими мыслями. Шелковый ветер сменяется душным застоем. Юнги чувствует — скоро будет гроза. Он по памяти перерисовывает эскиз рекламки, старательно выводит слова цветным маркером, и вместо алгебры тайком пробирается в библиотеку снять с листа копии и распечатать. Принтер орет на всю школу, громко печатая свежие экземпляры. Юнги библиотекарь успевает понадавать по шее за самодеятельность во время уроков — хорошо хоть, Юнги не додумался включить принтер самостоятельно. Одно неверное движение — и прощай, весь бюджет школы во славу доисторической скулящей машине. Юнги в итоге распечатывает всего-лишь пять листовок. Он мыслит оптимистично (не иначе, как на землю явился антихрист) — пять листовок это даже много. Это даже прозапас. Юнги нужно набрать троих, а кому попало он бумажки отдавать не будет. Вообще, можно было бы вручную все перерисовать. Но распечатанные флаеры козырнее. Школьники точно поведутся. Оптимистичный настрой сдувает тогда, когда Юнги перед последним уроком идет к администрации. — Мин Юнги, я же уже говорил вам — больше оттягивать срок не будем, вы не набрали группу и все тут. Мы итак вам пошли на уступки, когда согласились внести в реестр клуб с неполным составом в три участника, потому что вы заверили нас в том, что скоро и остальных наберете, — Юнги не очень понимает, кого это — нас, если он только и говорил, что с одним Чхве-сонбэннимом. — А что в итоге? — спрашивает у него учитель в мятой капустной рубашке. — вы не то, что недобрали участников, вы одного потеряли. Может, пора уже признать, что тематика вашего клуба никому не интересна? Юнги сжимает губы. Да, он прекрасно помнит рецидивиста по имени Ким Тэхен. — Сонбэнним, — начинает он, тут же путаясь в словах. А что он, собственно, сказать хочет? Дайте еще пару дней, что вам стоит? Юнги прекрасно знает, чего стоит — времени. Но все равно учителю на его клуб и все тут. — Завтра будет педсовет, на котором мы также объявим о закрытии клуба биологов. Два месяца прошло, Юнги-шши. Вам пора уже сдаться. Юнги сухо кивает и разворачивается, покидая учительскую без лишних прелюдий. Времени до завтра — вагон. Сдаваться Юнги не собирается. Он уже даже листовки распечатал. Но боевой настрой на победу в лице Юнги выглядит угрожающе настолько, что все вокруг проходят стороной его и его листовки. После уроков Юнги пасет всех школьников на выходе под навесом, тычет всем своими флаерами, старается даже. Начинается ливень — целое событие для подростка весной, оказывается. Все реагируют на стену дождя по разному. Кто-то из старшаков выскакивает на улицу просто так. Юнги даже узнает в одном из скачущих по лужам горных козлов Ким Намджуна, соседа, который иногда здоровается с Юнги, потому что они оба — с собаками. Он сначала думает отдать свою первую листовку ему, но быстро отметает эту идею. Во-первых, с Намджуна вода стекает, а значит, намокнет и бумага. Во-вторых — отдавать выстраданную частичку своей души, над которой корпел часами в мучениях человеку, у которого руки явно не из того места выросли, идея на любителя. Юнги отводит взгляд от парней и Намджуна и принимается дальше впихивать ученикам листовки, да так резко и грубо, что все смотрят на него, как на последнего идиота. Юнги и чувствует себя последним идиотом. Уже сто раз успел передумать — зачем он этим занимается? В итоге первую листовку у него просит вышедший из школы Чонгук. Вернее как, просит. Просто встает перед ним и руку протягивает. Смотрит выжидающе так. — А тебе зачем? — да просто так, хен. Не трясись ты так над своими листовками. У тебя их вон еще сколько — от одной не убудет — читает Юнги в глазах. Он вздыхает, отрывая от сердца несчастный флаер. — Если ты ей от дождя прикрываться будешь, я тебя по стенке размажу, — Чонгук рассматривает листовку и пропускает его слова мимо ушей. — Дома пялиться будешь. Иди, куда шел. И он уходит. Юнги прощается со второй листовкой тогда, когда мимо на улицу выскакивает Тэхен. Юнги от одного вида предателя передергивает, и он с гениальным видом вручает листовку какой-то девушке, что в этот момент тоже проходит мимо. На Тэхена Юнги не смотрит. Буквально слышит, как того от вида биолога морозит. Откуда-то лезут гадкие мысли: давай, смотри, как у меня все отлично, как я справляюсь и без тебя. Ему в его клубе не нужны перебежчики, заявляющие, что биология — скука смертная. Девушке, конечно же, все равно на флаер. Время переваливает за четыре, школу покинули почти все. А Юнги все так же стоит под навесом, слушает, как шуршит ливень за спиной. Ждет, пока из дверей хоть кто-нибудь появится. Ему очень надо. Правда, надо. Не так уж и многого Юнги просит, если подумать. Просто, чтобы был клуб. Который так-то совсем никому мешать не будет, честно. У него уже даже программа занятий составлена. Вперед на целый сезон. Двери в школу скрипят, и из них начинает вытекать компания шумных парней. Они перекрикиваются, пинают друг друга рюкзаками, лезут в карманы за сигаретами и щелкают зажигалками. Юнги стоит гордо, и не меняется в лице даже тогда, когда один из старшеклассников останавливается напротив него. — Чем торгуешь, красотка? — Юнги под чужой гогот флегматично моргает. — Да отстань от него, пошли, — парни с воплями скрываются за дождем. Юнги от скуки лениво шевелит мозгами, пытаясь вспомнить, где видел их раньше. И получается где-то за минуты две — кажется, в каком-то спортивном клубе. Вроде бы, кстати говоря, даже волейбольном. Странно. Чон Хосока он среди этих дятлов не разглядел. Может, его задержали? Тогда, значит… — Привет, Мин Юнги, — а. Вот оно. Взмыленный после тренировки Хосок твердым шагом подходит к Юнги и заглядывает ему в руки. — А это твоя реклама, да? Что, все-таки решились? А где твой напарник? — он бегло мажет взглядом по сторонам. — Разве он не должен тебе помогать? — Я не просил, — отрезает Юнги, совершенно не желая разговаривать с Чон Хосоком. А сам смотрит на него и взгляд оторвать не может. — Ты, я вижу, не любишь принимать чужую помощь? — звучит как упрек, а не предположение. — Помогают обычно за просто так, — не остается в долгу Юнги. Хосок кивает несколько раз, усмехаясь. — Я же не со зла. — А откуда мне знать? — Ты прав, — он дергает головой вбок, щурится. А потом выдает: — Давай их сюда. Сколько их у тебя? Три? Так это просто отлично. Юнги свои драгоценные листовки от чужих рук подальше к себе жмет. — Чего это? — Спорим, у меня лучше получится их раздать. — Нет, спасибо. — А ты не ссы, хен. Ты ведь старше меня, кстати, верно? — у Юнги от чужой наглости глаза распахиваются откровенно чересчур. Хотя они и так у него огроменные, с длинными предлинными ресницами, замечает Хосок. По Юнги видно, что у него там внутри что-то такое кипит, что, если наружу вылезет — всем пиздец. Тотальный, черный и глубоко карающий. Он вскидывает брови, потом хмурится, часто-часто моргает, что Хосок успевает удивится — как можно так быстро? И под конец набирает в грудь побольше воздуха, чтобы припечатать на место парня, который фривольно вбросил ему «не ссы» да еще и «хен». — Да, — в итоге выскакивает совсем не похоже на что-то грандиозное, и Хосоку от этого даже малость забавно. — И никакой я тебе не хен, — чуть погодя добавляет, чтобы ну хоть чем-то и как-то. Хосок отмахивается от его фразы чужими флаерами. Которые во время охреневания Юнги культурно перекочевали к нему на руки. — Когда ты успел? — Пока хен пребывал в астрале, — отвечает Хосок, ловко расстегивая рюкзак. — А ну отдай. — Не могу. Они мне нужны для дела. — Ты их помнешь. — Упакую в лучшем виде. — Ты их уже помял, — Хосок удивленно смотрит через Юнги на листовки, замечая, что у одной край и вправду. — Упс. Прости, — он неловко смеется. И отхватывает в ответ такой колючий взгляд, что заставляет Хосока даже тему поменять. — Вот это ливень там. Долго уже льет, скажи. — Ты мне зубы не заговаривай, — не отстает Юнги, протягивая вперед руку. — Гони листовки обратно. — Мне они самому нужны, — прячет их в учебник по английскому Хосок. — Чтобы было, что демонстрировать потенциальным клиентам. Уж я-то знаю тех, кто точно купится на твою бесплатную сою. — Там уже базилик. Читать внимательнее надо, — Юнги почти что произносит придурок, но вовремя себя останавливает. Он выше этого, напоминает он себе, наблюдая, как Хосок кусает щеки, пряча улыбку. Юнги вроде бы и выглядит злым, но Хосоку чуть ли не в пупок дышит. Хотя, маленьких нельзя списывать со счетов — они от этого вдвойне опаснее становятся, думает Хосок. Юнги будто бы в подтверждение теории словно мысли его читает, а может быть, это потому что Хосок его так пристально рассматривает. — Ты мой рост не недооценивай. Ванделлия тоже рыбка маленькая, но поверь мне, ты лучше умрешь, чем с ней встретишься, — говорит Юнги с абсолютно серьезным видом. Хосок еле сдерживает себя, чтобы не заржать.